Monster obsession

Сидя на больничной кровати, я смотрела в окно, вспоминая события, благодаря которым оказалась в этом месте, наполненным умеренным запахом лекарств, и едва чувствующимся запахом моющего средства. Вип-палата была светлой, чистой, и слишком просторной для одного человека, в нее можно было поместить еще минимум две больничные кровати со всем прилагающимся к ним оборудованием, если убрать длинный диван у стены, и поменять шкаф, обеденный стол со стульями и холодильник на более маленькие версии. Медсестра покинула помещение буквально две минуты назад, и вот справа снова послышался шум: сработала система открытия двери, та стала отодвигаться в сторону. Поглощенная мыслями о случившемся, я не повернулась на источник звука, а когда шаги неизвестного прекратились около кровати, через некоторое время я смогла распознать знакомый аромат дорогого и очень запоминающегося парфюма. Мне незачем удостаивать его своим вниманием, ни к чему смотреть в сторону незваного гостя. — Значит, в эту палату меня определили не из-за фамилии Мори, а благодаря вам, господин Учиха. — Мой голос был хриплым, безжизненным, услышав его, мне показалось, что он не мой, что эти слова вылетели не из моего рта. — Красивый вид из окна, правда, с этого места я мало что вижу, а передвинуть кровать нет возможности из-за проводов и тех аппаратов. Так сказала медсестра. Она только что вышла, пообещав, что скоро вернется ко мне вместе с лечащим врачом, когда тот закончит плановый обход пациентов и составит мой план лечения. Учиха Итачи прокашлялся, с его стороны что-то зашуршало, и это шуршание стало плавно подбираться ближе ко мне, а прекратилось на моих ногах, накрытых одеялом — мужчина опустил на них увесистый букет. Я не посмотрела в его сторону, только зацепила розовый цвет краем глаза. Брать его в руки совсем не хотелось, да и вдохнуть цветочный аромат, как это обычно делается при принятии в подарок погибающих цветов, завернутых в красивую обертку, я не могла — на носу был специальный временный компресс, и одна ноздря до сих пор была заткнута небольшим ватным тампоном. Мне было плевать, что этот человек видит меня в таком ужасном виде, наоборот, я была рада: Итачи наконец наблюдал плод своего эгоизма, видел результат своего выбора, знал, что с самого начала всей затеи с замужеством не принес в мою жизнь ничего хорошего — только боль. — Я приехал к тебе сразу после звонка твоих родителей. Они уже едут в больницу. Прости, что меня не было рядом, когда… Я усмехнулась, уголки губ приподнялись, а пальцы сжали больничное одеяло: — Когда на меня напали? Или когда привезли в больницу? Или когда наносили это, — я указала пальцем на свой нос, так же неотрывно смотря в сторону окна, — на мой нос? — Когда тебя привезли в больницу. Я тяжело выдохнула: — Господин Учиха, я не нуждаюсь в вашем присутствии. Если ваше присутствие только лишь в моей жизни приводит к тому, что я вынуждена за нее бороться — лучше вернуть все, как оно было раньше. — Я медленно повернула голову в сторону мужчины, взглянула в его глаза с нескрываемым вызовом, с обидой, горящей внутри самым ярким пламенем. — Уйдите из нее так же быстро, как вошли. Я не хочу еще раз пережить то, что пережила сегодня. Итачи отвел взгляд. Впервые за все время он действительно не знал что мне сказать, даже не мог смотреть в мои глаза, а может быть не мог видеть мое лицо, теперь уже не такое прекрасное, каким оно было еще этим утром. Хотя он не видел меня ни сегодня утром, ни предыдущие дни: Итачи оставил меня в пентхаусе в вечер воскресенья после нашего незавершенного разговора, а появился невидимым призраком среди ночи только во вторник. Все те дни я ни разу не видела Учиха — только слышала как он появляется поздним вечером или ночью. И всегда уходит ранним утром. Все наше взаимодействие исчислялось парой писем, написанных Итачи и оставленных на столике в гостиной первого этажа, и несколькими смс-сообщениями, в которых я задала пару важных вопросов по поводу составленного им договора. Смотреть на Итачи сейчас было довольно странно и необычно, учитывая обстановку и обстоятельства. — Значит, ты оказалась здесь из-за меня? — Итачи вернул взгляд обратно, все же посмотрел в мои глаза. — Думаете, я лгу или преувеличиваю? — Нет, Юмико, я не хочу назвать тебя лгуньей, но я не понимаю: в чем состоит моя вина. Пожалуйста, расскажи… — Итачи резко замолчал и, приподняв руку чуть вверх, всмотрелся на загоревшийся дисплей часов. Мигом выудив телефон из кармана пиджака и приложив тот к уху, он сделал шаг в сторону, опуская взгляд в пол, и скомандовал звонившему: — Говори, Яхико. Смотря на Итачи, я буквально подпрыгивала на месте от нахлынувшего огромной волной гнева, он поглотил меня, когда я поняла, насколько телефонный разговор был важнее меня — человека, пострадавшего из-за Учиха. Слушая собеседника, мужчина то и дело кивал, отмеряя неспешными шагами вторую часть палаты. Иногда во время хождения он обращал взгляд ко мне и, кивая невидимому нам человеку, возвращал его в сторону пола или стены. А иногда во время ходьбы тот вдруг резко замирал на несколько секунд и снова возвращался в привычный ритм движения. Я не знала, о чем был разговор, потому что Итачи почти ничего не говорил, большую часть времени он внимательно слушал голос на том конце. И все же данная немая сцена была красноречивее слов. Я поняла, что речь идет обо мне. Дверь в палату издала щелчок, она начала отодвигаться в сторону, когда разговор Итачи близился к своему завершению. Друг за другом в помещение влетели трое, не сумевшие дождаться полного открытия двери: отец, мама, и брат. Кажется, мое давление резко подскочило вверх: кровь устремилась к голове и будто врезалась во что-то по типу барьера, я почувствовала тупую неприятную боль, пульсирующую в ушах. Хаку подбежал ко мне и, чуть налетев на кровать так, что та пошатнулась, осторожно, но при этом крепко обнял меня обеими руками. Тем временем отец и мама, на удивление, поприветствовали Итачи довольно нервно, после чего их внимание немедля переключилось в мою сторону. — Проклятая девчонка, ты хотела ее убить?! — Что? — опешила я, и почему-то перевела удивленный взгляд от родителей к Итачи, стоящего рядом с ними. Судя по его замешательству он, ровно как и я, совсем не ожидал увидеть именно такое начало нашей с родителями встречи. Мама ухватилась за руку отца и пискнула: — Атсуши, пожалуйста, успокойся! Мы же в больнице, дорогой, мы в больнице. — Та Айла, которую ты ударила по голове, сейчас находится на операционном столе! Что ты с нами сделала?! Отвечай, Юмико! Ты хочешь запятнать наше имя?! Это месть?! «Он думает, что я учинила ту драку и избила Айлу? Что я пытаюсь отвернуть от себя семью Учиха, чтобы те расторгнули помолвку?» Итачи мягко придерживал отца за плечо, чтобы тот не потерял равновесие, выплевывая свой гнев наружу, и, возможно, чтобы тот не подошел ближе ко мне. Теперь Хаку стоял напротив меня как бы прикрывая от сторонней опасности. Конечно, отец был крайне зол, но Хаку, я и мама прекрасно понимали, что он не причинит мне физического вреда. Уже давно мне не доводилось видеть его в таком состоянии, наверное, последний подобный случай был около двух лет назад, когда тот повздорил с родным братом из-за серьезного проступка последнего. — Твоя дочь в больнице, вот я, посмотри на меня и мое лицо! Почему ты беспокоишься за ту, что на меня напала, отец?! — глаза увлажнились, но из-за пострадавшего носа мне было больно расплакаться, казалось, болит каждый сантиметр лица и головы. То ли из-за бурлившего внутри адреналина и поднявшейся температуры, то ли из-за частых подергиваний тела, теперь я снова чувствовала как неприятно сильно саднят царапины, оставленные Айлой на моем теле, в особенности на шее и руках. — Сейчас она борется за свою жизнь! И если она умрет, — отец сделал очень глубокий вдох, положил ладонь на сердце, — ты отправишься в тюрьму. Моя дочь отправится в тюрьму! После услышанного мои руки задрожали, а от лица отлила кровь. Желудок сжало спазмом так, что пришлось силой закрыть рот одной ладонью, чтобы меня не стошнило на кровать и рядом стоящего брата, пусть мой желудок и был пуст из-за нескольких дней сурового голодания. — Господин Атсуши, пожалуйста, присядьте на диван, вам нужно успокоиться, — предложил Итачи и повел отца к коричневому кожаному дивану, вслед за ними посеменила и мать, страхуя отца сбоку, — жизнь той девушки вне опасности. Присаживаясь, отец упал на диван, тяжело дыша. Он взглянул на Итачи с надеждой. Уверена, сейчас вся наша семья смотрела на него с этой самой надеждой. — Ты уверен, Итачи? — прохрипел отец, его голос першил. — До вашего появления я выслушал информацию от своего помощника, он рассказал мне обо всем, что случилось, а так же четко обозначил: жизнь той девушки вне опасности, в этом нет никаких сомнений. Сейчас она на операции, но не из-за угрозы жизни. Мама, сидевшая на диване рядом с отцом, после услышанного кинулась мужу на шею, кажется, она тихо смеялась и плакала одновременно. — Она будет подавать в суд на Юмико? На нашу семью… — забеспокоился отец. Я тоже думала об этом, и если такое произойдет — это будет вишенка на торте в дополнение к уже имеющимся. Теперь, если сравнивать перспективу тюрьмы с вынужденным сожительством с Итачи, — можно даже вписать в сравнение реальное вынужденное замужество, — то Итачи, честно сказать, был для меня самым приятным и желанным вариантом. Но только лишь в данной ситуации. — Извините, этой информацией сейчас не обладает никто, кроме той девушки. — Вот проклятье… — папа опустил голову вниз и накрыл лицо ладонями. Видимо, он представил в своей голове худший исход всей этой истории. — Но что случилось? — жалобно подала голос мама, подняв голову вверх к Итачи, — Почему ее оперируют? — Отрыв сетчатки от зубчатой линии, кажется, я правильно запомнил диагноз. И поверхностная рана головы, это не опасно, реабилитация проходит в течение одной-двух недель. — Как эта хрупкая девчонка — ладонь отца взмыла вверх, указывая в мою сторону, — могла нанести той столько увечий?! — Он покачал головой и вновь опустил ее вниз, зажмурив глаза. — Ее руки никогда не знали физической нагрузки, Юмико не занималась борьбой… Что будет с нашей фамилией, если это дойдет до суда?.. — Он вдруг испуганно прикрикнул: — Дойдет до прессы! Итачи сразу же отозвался на стенания отца: — Господин Атсуши, я позабочусь об этом. Не беспокойтесь, уже предприняты необходимые меры. — Я защищала свою жизнь, всего лишь защищалась, когда она напала на меня, все это есть на видеозаписях с камер наблюдения! Я сама подам на нее в суд, правда на моей стороне! Все, что было мной предпринято — оправданная обстоятельствами самооборона. На этот раз слово взяла мама, подняв взгляд на меня, пока отец благодарил Итачи за проделываемую тем работу: — Юмико, такая самозащита превышает дозволенные границы. Напала она и в итоге она же оказалась на операционном столе. — Сейчас всем было бы лучше, если бы на нем оказалась я, не так ли? Выгоднее, чтобы я была тяжело пострадавшей, а не она, так же проще: ни суда в мою сторону, ни обвинений со стороны других людей, — горло сжало, к нему подступил огромный ком обиды. — Нет же, зачем ты переворачиваешь все так?.. — Ты выразилась именно так, мама… Скоро придет медсестра, а папа очень устал… Вам лучше уйти, — я посмотрела на Итачи, в ответ взглянувшего на меня. Мне показалось, или его голова не просто дернулась, а он кивнул мне? Учиха незамедлительно обратился к моим родителям: — Юмико права, будет лучше, если вы отдохнете. Господин Атсуши, вы сильно переволновались. Мама, мельком обведя взглядом всех присутствующих в палате, обратилась к мужу: — Дорогой, Итачи прав, ты сильно переволновался уже после звонка из университета, а сейчас… Сейчас тебе намного хуже, нам будет лучше вернуться домой, чтобы ты смог отдохнуть от насыщенного дня и всех плохих новостей. Я сейчас же позвоню Нобу и попрошу приготовить для тебя легкий ужин, и когда мы приедем, ты сразу же переведешь свое внимание на вкусную еду, восполнишь свои силы. Слушая родительницу, я поражалась ее покладистости перед Итачи. Или я зря добавила это к ее волнению об отце? Наверное, посоветуй ей то же самое кто-то другой — она бы приняла его позицию, прекрасно понимая, что сейчас отцу действительно необходим покой. — Я слягу рядом с Юмико, если та девчонка подаст в суд, — выплюнул отец, поднимаясь с дивана при помощи жены. — Почему она напала на тебя, Юмико? — спросила родительница, придерживая отца под руку. Наконец-то она задала нужный вопрос, наконец-то до всех дошло: я не виновата, что теперь мы обе находимся в больнице, не я все начала. — Итачи, Хаку, — обратилась мама, по очереди взглянув на каждого, — проводите господина Атсуши до машины, нам с Юмико нужно поговорить о инциденте. — Не думаю, что это хорошая мысль, тебе лучше не оставлять отца без своего внимания. Вы уезжайте, а я хочу побыть с братом. — Говоря это, в упор я смотрела на мать, от которой не утаился мой красноречивый взгляд. Думаю, она поняла, что остаться со мной в палате наедине и заводить какие-либо разговоры — идея не из лучших. Могло быть только два исхода из трех возможных: либо я буду упорно молчать, либо мы поссоримся, вернувшись к событиям с помолвкой. Разговор не закончится на спокойной ноте. — Он все вам передаст, весь наш разговор. Хаку добавил, схватив рядом стоящий с кроватью стул: — Я приеду позже, на пятнадцать минут позже вас. — Нет, — не унималась та, так же стоя на месте рядом с отцом, — я хочу знать о причине конфликта. Юмико, кто из вас враг друг другу? Что вы не поделили? Почему мы все сейчас находимся в этом месте? Родители смотрели на меня, ожидая ответ. Хаку так и держал в руках стул, смотря в мою сторону — он тоже ждал ответ или гадал как я поступлю, оставлю ли вопрос на потом или отвечу на него сейчас? А Итачи, стоя там же, где и мои родители, смотрел в сторону стены, его лицо было довольно напряженным. Знал ли он причину? Мог ли его помощник узнать даже такие подробности за столь короткое время? — Я не знакома с этой девушкой, знаю лишь, что она странная, не совсем в себе. Думаю, она преследовала свои странные идеи. — Объясни подробнее, я ничего не понимаю. Атсуши, ты что-то понял? Отец покачал головой и вновь вернул взгляд в мою сторону. А я тем временем боролась с сомнением, смотря в его глаза: рассказать все как есть при Итачи и, возможно, в таком случае отцу станет еще хуже из-за этой информации и он станет опасаться, что это нападение будет не единственным в моей жизни, что найдется еще несколько ненормальных девушек, готовых причинить вред мне и обеим семьям; либо прикинуться ничего не знающей идиоткой и оставить правду на более поздний срок. Не было сомнений в том, что совсем скоро они все равно узнают подробности мотива Айлы, поэтому нет никакого смысла врать, в любом случае в этом не было никакого смысла — история получила огласку, безусловно, рано или поздно все вскроется. Уверена, родители уже предпринимают нужные меры со своей стороны, люди отца выкопают все подробности. А передо мной так и стоит трудный выбор: прикинуться идиоткой или рассказать все как есть, выворачивая все в свою пользу. Но если прямо сейчас я обвиню Итачи в случившемся и скажу, что мне небезопасно быть рядом с ним? Разыграю сцену страха, истеричное беспокойство за свою жизнь? Отмахнутся ли родители от моих слов, сказав, что случилось единственное недоразумение и что такого больше никогда не случится? Так же они могут сгладить углы: приставить ко мне охрану, выбранную ими. Вряд ли они беспокоятся обо мне больше, чем о фамилии Мори и будущем родстве с семьей Учиха, так что я проиграю этот бой за внимание и беспокойство родителей. Даже сейчас отец больше беспокоится о судебных разбирательствах, чем о моей жизни. Внезапно Итачи поклонился: — Я должен принести извинения всей вашей семье, в особенности Юмико, — Учиха взглянул в мою сторону, — за то, что не позаботился о ее безопасности. И за то, что та девушка решилась на нападение. Все случилось по моей вине. «Он уже знает, он все знает!» Я оторопела от неожиданного признания Итачи, а моя семья, кажется, лишилась дара речи. Первым отошел отец. Нахмурив брови, он грозно спросил: — О чем ты говоришь, Итачи? По твоей вине? — Но какое к тебе отношение имеет эта студентка? — голос матери был словно мертвый. — По моей вине, господин Атсуши. Должен сказать, я узнал об этом за несколько минут до вашего визита, мне никогда не была знакома пострадавшая девушка. По информации моего помощника, она состоит в неофициальном студенческом клубе, посвященный некоторым людям моей семьи. Кажется, эта девушка имела неоднозначные чувства, поэтому Юмико пострадала от ее руки. Я приношу свои искренние извинения. — Но получается, твой младший брат учится рядом с теми, кто состоит в том странном клубе… Они могу быть опасны и для него?.. — начала рассуждать мама, а впоследствии ее слова превратились в невнятный бубнеж: — Я знаю, что все эти «клубы» были популярны, может быть, десять лет назад, но сейчас… Ее рассуждения перебил отец, обращаясь к Итачи: — В этом нет твоей вины, Итачи, — он подошел ближе к мужчине, приподнял руку и положил ладонь на его плечо, — ты не мог знать о чувствах никому неизвестной студентки. Отец продолжал что-то говорить Итачи, но теперь я не могла следить за их взаимодействием и сосредоточиться на словах отца из-за брата, отвлекшего меня вопросами, заданными тихо-тихо, так, чтобы их услышала только я: — Ты знала об этом? Знала, что она может быть опасна? Мои брови опустились, я заметно погрустнела: — Как, если я думала совершенно о другом? В моей памяти и не могло возникнуть ее имени, в последнее время голова занята совсем другим, к тому же, кто она такая, чтобы знать о наших с Учиха «отношениях»? Я ничего не рассказывала, может быть, она услышала чьи-то разговоры в университете… — Думаешь, среди них есть те, как та девушка? Кто-то из них может напасть на тебя снова? — Я не знаю, Хаку, — я покачала головой, — не знаю… Не знаю, сколько еще ненормальных учится в Токийском, сколько этих ненормальных за его пределами. Насколько я помню, раньше такого не было, в смысле, чтобы неадекватные девушки нападали или причиняли какой-то вред будущим супругам других представителей семьи Учиха. Мне повезло больше остальных, как всегда… — Было, — Хаку нахмурил брови, утвердительно качая головой, его голос стал еще тише: — когда мы вернулись домой из той поездки, — брат сделал паузу, он всматривался в мое лицо, чтобы понять мою реакцию на это воспоминание, — и тогда… я стал читать много информации о этой семье. Впереди меня, сзади по отношению к Хаку, раздался громкий голос родительницы, смешанный с голосами Итачи и отца. — Хаку, возвращайся домой как можно скорее, не задерживайся, чтобы не утомить сестру разговорами. Я отправлю к тебе своего водителя. Хаку, повернувшийся в сторону родителей сразу же, как услышал голос матери, кивнул ей в знак согласия. Все трое уже стояли около выхода из палаты. — Я позабочусь о Юмико должным образом. Пожалуйста, не беспокойтесь, больше для этого не будет причин, я даю вам свое слово. Вся семья Учиха встанет на защиту моей будущей жены. Услышав последние слова, сказанные Итачи, мое тело дернулось, как если бы я почувствовала, что по нему ползет что-то скользкое и холодное. Желудок сжался. «Правильно, будем играть свои роли до самого конца. Главное — я знаю правду, знаю, что буду свободна.» Итачи вызвался на роль сопровождающего, он вышел за пределы палаты вместе с родителями, когда я помахала им в знак прощания. Мне совсем не хотелось взаимодействовать с ними таким образом, но в тот момент уже было плевать на обиды и мою позицию — главное, чтобы они покинули это место как можно скорее и отправились домой, думая, что между нами все в порядке. Ни к чему снова накалять обстановку. Пусть Итачи завершит все так, как он умеет это делать, пусть заглаживает свою вину, выплясывает перед моими родителями. Хаку, поставив стул на комфортное для себя место, медленно опустился на него, внимательно осматривая мои повреждения, заклеенные широкими пластырями. Я стала внимательнее рассматривать брата, поняв, что что-то в нем изменилось. — Ты завязал волосы по-другому? — я улыбнулась, — Раньше всегда был приспущенный хвостик, а теперь небрежный пучок. Я видела многих ребят в университете с такой же прической. Мне нравится, тебе очень идет. Брат улыбнулся, услышав похвалу, но улыбка на его лице не продержалась дольше пяти секунд. Нахмурив брови и сложив руки под грудью, Хаку напомнил мне: — Я не закончил прошлый рассказ, — увидев мой кивок, брат продолжил без лишних отступлений: — Сецуна Учиха, тогда ему было тридцать три года, история старая — с тех пор прошло около сорока лет. Расскажу то, что прочитал, не знаю, сколько правды в написанном, но все же… Та девушка обозначена словом «бывшая». Она жестоко расправилась с женой Сецуне, на тот момент в семье уже был двухлетний ребенок. Я боялся, — Хаку тяжело выдохнул и прикрыл глаза, поджав губы, — когда прочитал о той истории, что если у Итачи-сана есть мстительная бывшая девушка, то с тобой может случиться то же самое. Я бы беспокоился об этом в любом случае, даже если бы с тобой был не Итачи-сан, а кто-то другой. Видя переживания брата, я перешла к действиям: сев поудобнее и улыбнувшись, я показала на свой нос и шею, натужно смеясь. — Вот, смотри, пара царапин и подбитый нос. Да, крови было много, но она шла из носа, а вся остальная — не моя. Предупреждаю на случай, если ты увидишь от кого-то фотографии, не сомневаюсь, что есть фото, и что они активно разошлись по всевозможным чатам всех учащихся университета. Не переживай за меня, Хаку, я же старше, — я вздернула голову, улыбнувшись еще шире, наплевав на появившуюся боль около носа, — и это я должна переживать о тебе, как твоя старшая сестра, а не ты обо мне. Хаку отвел грустный взгляд в пол и задал свои вопросы так, как если бы их задавал не подросток, а парень моего возраста: — Ты и правда будешь в безопасности рядом с ним? Итачи Учиха сможет тебя защитить? Тебе все еще некомфортно с ним? «Он все понимает. Конечно, он все понимает, Хаку давно не ребенок. Он понимает мое плачевное положение в сложившейся ситуации с вынужденным замужеством, представляет, каково мне жить с совершенно неизвестным человеком. А я и не заметила, как быстро повзрослел мой младший брат, как он изменился. Как он беспокоится обо мне. Может быть, его изменила поездка в рёкан? Прежний Хаку не стал бы разговаривать со мной настолько серьезно, да и раньше мне не доводилось ни слышать от него такое большое количество слов, ни видеть его настоящие эмоции. Хотя раньше и не было таких ситуаций, как сегодня или неделю назад.» Уподобившись младшему брату, теперь я сделала более серьезное выражение лица, и решила солгать, чтобы не заставлять его переживать обо мне долгие месяцы до момента моего освобождения: — Думаю, он сможет защитить меня. Мне уже комфортно с этим человеком, постепенно мы узнаем друг друга лучше, делимся историями из жизни, и даже ужинали вместе два дня подряд, — ложь вылетала из меня подобно артиллерийским снарядам, и что самое главное — все они попали в цель. Без подготовки, без сомнений и угрызений совести я врала родному брату, глядя ему в глаза, беспокоясь о его переживаниях. Он был последним, кто обязан переживать за мое благополучие с навязанным мне человеком, в первую очередь об этом должны были переживать мои родители. Но в их глазах не было и капли беспокойства, когда они продавали меня малоизвестному человеку. Ни капли жалости к родной дочери. Наконец Хаку расслабился, на его лице исчезло выражение печали. — Пригласишь меня в свою новую квартиру? — Конечно! — Улыбнувшись, я активно закивала больной головой, и уточнила: — Это не просто квартира, а двухэтажная квартира! — Я вознесла руки вверх и развела их в стороны, — Большие апартаменты! Раньше мы с ребятами… — я запнулась, сердце сжалось при воспоминаниях о замечательном прошлом, — иногда устраивали вечеринки в апартаментах, а теперь я сама живу там, куда раньше приходила только на праздники. Не многие в моем возрасте могут позволить себе такую дорогую жилплощадь, а мне достался простор и панорамные окна без траты денег, без выбора мебели и общения с дизайнером. Из небольшой квартиры в центре Токио в красивые двухэтажные апартаменты — что может быть лучше во всей этой истории? Хаку улыбнулся, видя мое наигранное воодушевление. В последующие секунды раздался уже знакомый мне звук открытия двери, когда Хаку озвучил мне свое предложение переложить цветы на диван, а после поискать для них подходящую широкую вазу. В палату вошли трое: две медсестры и лечащий врач. Мы с Хаку попрощались на благоприятной ноте, хоть что-то хорошее случилось в этот день: я видела брата улыбающимся, видела, что тот перестал сомневаться, что мог позволить себе не переживать обо мне. Итачи столкнулся в дверях с выходящим медперсоналом, он вошел в палату сразу же, как те вышли из помещения.