Сохрани себя над кровью

      Самолеты в окне взлетали и садились на специально отведенной полосе. Я приехал в аэропорт за час до установленного времени, напечатанного на моем билете, поэтому это зрелище мне уже порядком надоело, но иного не прилагалось. Даже безоблачное небо было каким-то мрачным то ли из-за моего восприятия, то ли из-за грязного стекла. На этот раз я лечу один. Ибе скоро должен был приехать увидеться со мной напоследок, ведь с сестренкой и родителями я попрощался еще вчера, заехав к ним по пути домой. Не знаю, вернусь ли я обратно в Японию теперь, когда я осознаю, что я тут потерял.       Я попрощался с Америкой, с Нью-Йорком, но не попрощался с одним очень важным для меня человеком, рассчитывая на дальнейшую встречу, и это, похоже, было огромной ошибкой, ведь он покинул не только меня. Я вздохнул, оторвался от холодного стекла и сел обратно на одно из кресел зала ожидания. В голове роились самые разные мысли, словно мозг решил припомнить мне все мои неудачи за последние лет шесть.       Не зря я переживал, что не смог лично убедиться в том, что с тобой все хорошо. Если бы я остался тогда, я бы смог тебе помочь, и ты бы сейчас был бы все еще жив и наверняка бы приехал со мной в Японию, познакомился бы с моей семьей и, наконец, зажил бы спокойно, но я… испугался. Я испугался, что ты не хочешь меня больше видеть, и что я буду тебе обузой, ведь тогда я был на инвалидной коляске и толком не мог даже за себя постоять. Но теперь я знаю, что это далеко было не так. Я был нужен тебе.       Ты так и не пришел попрощаться, когда я собирался покинуть Америку, так и не прилетел в Японию, хоть я и передал тебе билет. Я долго ломал голову, почему ты так поступил, но решил сбросить все на твои упрямство и гордость, ведь ты наверняка не оценил такие мероприятия.       Я узнал о твоей смерти лишь через три года, а смог в нее поверить еще через два. Когда Шин прислал мне письмо, в которое вложил твои очки, наши совместные фотографии, которые ты хранил у себя, и мои рукописи, я был очень удивлен. Еще сильнее я испугался, прочитав содержимое. У меня сразу же возникло много вопросов, но главный из них был: «Почему он написал спустя столько лет?». В письме Су-Лин много извинялся за своего брата, совершившего столь зверский поступок, но я никогда не держал на него зла. Тогда я не смог в это поверить, ведь Боунз и Конг наверняка бы сказали мне еще раньше, ведь по словам Шина, ты погиб точно того числа, когда я улетел, а эти двое были там, в аэропорту, счастливые и безмятежные, при том, что перед этим они виделись со своим молодым боссом. Осознание ко мне приходило медленно, даже медленнее, чем хотелось. И вот сейчас я могу не сомневаться в твоей смерти.       Ты не раз спасал мою жизнь, хоть и возмущался, когда я попадал в неприятности, и говорил, что за свою задницу я отвечаю сам. Ты гораздо умнее, больше и сильнее меня, но при этом я всегда чувствовал, что должен защищать тебя. Защищать от твоей судьбы, которая постепенно разрушала тебя изнутри, но ты был настолько стойким, что я никогда бы не поверил в то, что она смогла тебя одолеть. Ты пережил много ужасов за столь короткий срок, но продолжал бороться несмотря ни на что. Ты сохранил множество чужих жизней, но не смог уберечь свою: ее ценой ты победил мафию. Ты ведь и сам в это не верил, знал, что идешь на верную смерть, но, думаю, смотря в глаза падающему в горящую бездну Дино Гольцине, ты собой гордился.       Все, кто тебя знал, сравнивали тебя с неукротимым диким котом, и на то есть все причины: ты был для всех таким недосягаемым, что многие могли счесть тебя за экзотический фрукт, который растет лишь в одном месте на планете – на вершине горы, расположенной на каком-нибудь далеком необитаемом острове. Но еще ты всегда переживал, что я тебя боюсь. Ты считал, что твои руки запятнаны кровью, а сам ты бездушный убийца, но я никогда не боялся тебя, более того, я знал, что тебе гораздо больнее меня, и я ничего не мог поделать с этими чувствами.       Как ты мог потерять бдительность и отдаться смерти? Нет, я ни в коем случае тебя не виню в этом. Наверное, ты просто не ожидал такой подставы от хорошо знакомого брата Шина, хоть ты его и много раз подозревал. Ты умер с моим письмом в руках (письмом, строки которого я помню наизусть) и, говорят, с улыбкой на лице. Ты был счастлив, проживая последние секунды там, в библиотеке? Это письмо так же хранится у меня. На нем все еще остались следы твоей запекшейся крови, до сих пор не могу без ужаса на них смотреть, но вместе с тем, я чувствую от них какое-то необыкновенно родное тепло. Твое тепло, запечатленное в кровавых отпечатках пальцев.       И сейчас я решил вернуться в Америку, чтобы найти ту самую, наверняка одинокую и забытую всем миром, могилу, чтобы снова побыть с тобой, и на этот раз я планирую остаться навсегда. Найду себе какое-нибудь простое жилье, или, быть может, парни предоставят койку в своем убежище, ведь после твоего подвига наверняка там стало спокойнее и более безопасно. Да и если нас настигнет опасность, я смогу защитить не только себя, но и твоих ребят. Я обещал себе…       Час в запасе позволил обдумать все мое существование за последние годы. Да, именно существование, ведь счастливой жизнью это не назовешь. Я работал фотографом, как не странно, бросил спорт, хотя изначально планировалось, что та поездка в Америку вернет мне вдохновение и силы идти дальше. Хотя, нет, я пришел в спортивную стрельбу, ведь за такой короткий срок я настолько привык носить при себе оружие, что долго не мог от него отказаться, хоть в Японии это и карается законом. Все вокруг напоминало мне о времени, проведенном с тобой и твоей бандой, и я неимоверно хотел к этому вернуться.       Я сильно изменился не только внутренне, но и внешне: отрастил волосы, стал носить твои очки для зрения, правда пришлось поставить в них простые линзы, ведь зрение у меня всегда было лучше твоего. Это все – единственное, что позволяло сохранить мне хоть какую-то связь с тобой. Я и не заметил, как вся жизнь превратилась в мысли о тебе. Я просыпался, ожидая, что надо приготовить на завтрак твой любимый салат с креветками и идти будить тебя, в который раз удивляясь, как это такой суровый босс банды может быть настолько милым спросонья; обедал, думая о том, какие операции ты сейчас проводишь на своем стареньком, но довольно мощном по тем меркам компьютере; ужинал, думая, вернулся ли ты домой, или же все еще бродишь по слабоосвещенным улицам, выискивая последние следы членов мафии; засыпал, переживая о том, что ты вновь проснешься в ночи с криком и в холодном поту от очередного кошмара, и что я ничем не смогу тебе помочь. Нормально ли так скучать по человеку?       Интересно, что ты думал на мой счет, передразнивая или называя старшим братом, ведь ты никогда не считался с моим возрастом, впрочем, как ни с чьим-либо еще, если не считать то, что Макса и Джессику ты называл стариком и бабулей, что было довольно дерзко и смело с твоей стороны. Да, вот чего, а дерзости тебе было не занимать, я порой даже тебе завидовал. Что тобой управляло, когда ты пошел против мафии, против правительства и полиции? Тебя не пугало абсолютно ничего… или ты боялся, но никогда не показывал своего страха никому, даже мне, хоть ты и был со мной наиболее открытый.       — Эйджи! — я услышал свое имя, и это вырвало меня из размышлений.       — А, Шуничи, здравствуйте! — мы обменялись добрыми объятиями со старым другом семьи. Когда я вернулся в Японию, мужчина сказал, что я имею полное право звать его по имени и обращаться с ним наравне, ведь мою смелость в Америке он воспринял как самый настоящий подвиг, хоть я так и не считал.       — Как ты? Уверен, что хочешь лететь? — на лице Ибе проскользнуло довольно заметное волнение, и это было понятно, ведь он был настолько ко мне привязан, что многие думали, что мы отец и сын.       — На сто процентов. Вы не сможете меня отговорить, — уверенно кивнул я, мысленно придумывая аргументы, которыми можно было бы парировать на слова мужчины, но тот и не думал меня отговаривать от полета.       — Что ж, тогда единственное, что я могу – это пожелать тебе удачи, — слегка вздохнул Шуничи, и в его голосе прошлись нотки старости, — Звони, пиши, хоть иногда, я за тебя переживаю. Если что надо – тоже обращайся, всегда рад помочь тебе и твоим близким, — я с облегчением и благодарностью взглянул в его слегка прищуренные темные глаза, искаженные морщинами, — Передай привет от меня друзьям и, конечно же, Эшу.       — Обязательно, Ибе-сан. И спасибо за все, — я еще раз крепко пожал ему руку и до самого объявления посадки на мой рейс мы просидели и проговорили на отвлеченные темы.       Глядя в иллюминатор самолета, я так же не нашел ничего интересующего мой взор: должно быть, мне важно было лишь одно – долететь до Америки и до тебя, наконец почувствовать то тепло еще сильнее и окунуться в старые ощущения, которые так и навевали грусть и ностальгию.       Аслан Джейд Калленриз, моя душа всегда с тобой.