ID работы: 10975758

Bad Romance

Гет
NC-17
Завершён
250
автор
Размер:
510 страниц, 33 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
250 Нравится 151 Отзывы 108 В сборник Скачать

Треснувшее стекло

Настройки текста
Примечания:
      Я любила дом Майклсонов в Новом Орлеане, любила семейное поместье, но к своему дому в Сент-Луисе у меня было особое отношение. Было какое-то чувство гордости при виде старомодного, статного дома, который я практически воздвигла сама.       Он был большим, изящным, старинным, но не потрепанным, и все эти качества привели к тому, что местные вампиры, часто бывающие здесь на собраниях или по другим поводам, стали называть его Гран Мезон. Не смотря на громкое звучание, это означало незатейливое название – «большой дом».       Дом этот был замечательным. Четыре этажа и высокая крыша, скрывающая в себе мансарду. Одна из стен дома заросла фиолетовыми клематисами, как стены Йеля заросли плющом. Во дворе росло множество цветов различных сортов, большая часть которых распускалась только с наступлением ночи: мирабилисы, вечерницы, матиоллы, энеторы, алисуммы.       Внутри дом был не менее интересным, чем снаружи. Вампиры по сути своей барахольщики. Повышенный спектр эмоций заставляет нас слишком сильно привязываться к старым предметам, но беспощадный прогресс вторгается в любой дом, не позволяя себя игнорировать. Поэтому в Гран Мезоне старое и новое старалось гармонировать.       Стекла узких вертикальных окошек по обе стороны от главной двери были разноцветными витражами, изображающие райских птиц с разноцветными оперениями, восседающих на ветвях тропических деревьев. Огромный телевизор последней модели соседствовал на одной полке с изображением пухленького херувима, вырезанного из слоновой кости, коллекции фигурок кошек из черного янтаря и огромной ракушки-наутилус, привезенной мной из Флориды.       На полке над камином в ряд были выставлены не менее любопытные находки для любителей антиквариата. Там была фарфоровая чаша, вставленная в обруч, от которого исходили четыре бронзовые ножки закрученные на конце; в чаше уже не первый год хранились засахаренные фиалки. Дальше расположилась коллекция мундштуков из разных материалов, уложенных на бархатную подкладку в демонстративно приоткрытой коробочке. На стальной подставке параллельно друг другу были возложены три фехтовальные сабли с резными гардами, изготовленными по личному заказу мастером, чьи инициалы были изящно выведены на клинке. В маленьком сундучке – который сам по себе был произведением искусства, покрытый расписным узором из тонкого слоя золота – хранились старинные монеты: венецианский золотой флорин, греческие драхмы, дублоны, золотые дукаты, серебряные талеры и некоторые, чьи названия мне неизвестны. На краешке полки уместилась маленькая рамочка с моей черно-белой фотографией родом из двадцатых.       Диван был современным, из черной кожи, а вот перед ним стоял кофейный столик из красного дерева, удерживаемый статуэткой слона из того же материала. На самом столике стояла двухъярусная ваза для фруктов с бронзовым стержнем.       Самыми интересными местами, несомненно, были внушительная библиотека, в которой древние фолианты, застегнутые на фермуары, и книги Джона Грина с мягкими обложками бессистемно чередовались, и огромная мансарда-кабинет.       Впрочем, сейчас меня интересовали не они.       Попав в комнату Нила, можно было бы решить, что вы перенеслись лет на двадцать назад во времени: типичная комната подростка девяностых. Сейчас он слегка убавил количество гранжа, но он все еще чувствовался. Первое, что бросается в глаза: огромная желтая мордаха с высунутым языком и крестиками вместо глаз – плакат с логотипом Нирваны висит прямо над кроватью. А уж остальные плакаты отходят от этого, почетно висящего в самой середине. Обложки альбомов той же группы, фотография участников Нирваны с Unplugged in New York (на котором мы с Нилом сидели прямо перед сценой), коллаж, составленный из фотографий Курта Кобейна, сдувающего дым с пистолета, курящего и при этом держащего пистолет, и последняя – когда он целился дулом в смотрящего.       Следующим рядом шли плакаты с логотипами Green Day, Bon Jovi, Pink Floyd, Led Zeppelin, Muse, Queen, Linkin Park, Rollin Stones, AC/DC – все те группы, что были популярны в восьмидесятые и девяностые. Чуть в сторонке красовались более свежие постеры Panic! At the Disco, Fall Out Boy, Imagine Dragons, The Pretty Reckless. На одном из плакатов были изображены герои «Назад в будущее».       На не заправленной кровати был раскрытый ноутбук с повешенными на него наушниками.       По другую сторону от окна на гвоздь была повешена пробковая доска с небольшими фотографиями Нила, его друзей, на одной даже была я, и вырезки из газет (в основном новости о смерти Кобейна) и некоторые его записи. Рабочий стол и стул на колесиках были завалены скомканными и помятыми листами, на которых можно было различить жестко выведенные простым карандашом ноты – в некоторых угадывалась современная музыка, в некоторых более классическая, краешек стола занимал небольшой бумбокс. Над столом были два ряда полок, с утрамбованными в них кассетами и виниловыми дисками. Чуть выше гордо висел флажок Йеля и рамка с фотографией на которой я обнимаю Нила после его с Себастьяном выпуска. Они, разумеется, закончили Йельскую школу музыки.       Из-за дверцы полуоткрытого шкафа можно было разглядеть комплекты фланелевых рубашек, дранных джинсов и прочего прилагающего к гранжевому стилю.       Вторая часть комнаты была оккупирована ударной установкой и стендом для гитары, который в данный момент пустовал.       Сама гитара покоилась на коленях златовласого юноши, усевшегося на полу в турецком стиле. Нил сидел возле него, верхом на собственноручно разукрашенном скейте, покачиваясь то вперед, то назад. Между ними улегся Марк Антоний, громадный рыжий мейн-кун. Парни что-то живо обсуждали, яростно жестикулируя. Звуконепроницаемые стены позволили мне застать их врасплох. Я постучала о косяк двери и на меня поднялись две пары глаз: одна серая, вторая – голубая.       – О чем спорим, мальчики?– ухмыльнулась я.       – Шэрон!– Нил попытался подняться, но сперва упал со скейта на спину. Потом все же успешно встал и бросился ко мне.– Я не знал, что ты приезжаешь домой.       – Сюрприз,– я обняла его худощавое тело и потрепала по русой макушке – едва дотянулась.– Я сама не знала, что скоро приеду.       Второй парень тоже встал на ноги и, повесив электрогитару на плечо, провернул ее, так что она оказалась у него на спине. А потом подошел ко мне и, пафосно поклонившись, поцеловал мою ладонь.       – Как я рад снова созерцать вас в нашем скромном обществе, леди Сальваторе.       Себастьян Аркетт был высоким юношей и, пожалуй, самым очаровательным вором в городе. Он навсегда застыл в золотом возрасте двадцати двух лет и бесстыже этим пользовался. Изящные черты лица, стройное тело, голубые глаза и длинные золотистые волосы, в данный момент зачесанные назад, кончики которых едва касались его плеч. Похожую прическу вы могли видеть у Курта Кобейна, чьим фанатом он являлся, спасибо Нилу, конечно. Но его вряд ли можно было обвинить в подражательстве – свою нынешнюю прическу Себастьян периодически носил и до этого. Все вышеперечисленное, плюс легкий французский акцент, грациозные движения и пирсинг в носу – и портрет лучшего друга Нила мог считаться завершенным.       Себастьян с Нилом познакомились на почве любви к музыке, на одной опере, и с тех пор, как стали друзьями, исследовали ее вместе. В эпоху рок-н-ролла они вступили вместе и там же остались на веки вечные.       – Ах ты маленький льстец,– промурлыкала я, благосклонно позволяя ему поцеловать свою ладонь. Себастьян был точной противоположностью моего вкуса на мужчин, но даже я не могла не отметить его поразительного очарования.       – Я могу быть льстецом, мэм, но вам лесть явно ни к чему.       Я мягко отняла у него ладонь и помахала ему отгоняющим жестом. Флиртовал Себастьян с 99,9% процентами окружающих, но делал он это скорее по привычке, чем с какой бы то ни было целью. К тому же, я абсолютно точно заметила, что его загребущие руки медленно пробираются к браслету на моем запястье. Даже самый милый вор остается вором.       – Ох, прекрати это, Себастьян. Мы оба знаем, что мы лишь тратим время.       Себастьян, отвесив очередной поклон, отошел в сторону. Я склонилась на колени и поманила к себе Марка Антония, которого Нил – он постоянно давал моим котам глупые прозвища, которые постепенно приедались – по домашнему называл Тони. Брутальный рыжий котяра элегантно прошествовал ко мне, потерся ухом о мою ладонь и потянулся лапами навстречу, позволяя взять на руки. Может быть о них и заботится Нил, а я присутствую в их жизни крайне редко, но коты никогда не забывают, что я их привела в этот дом.       – В моем багажнике чемоданы с вещами. Принесите их в мою комнату. И, Нил, будь осторожен с переноской, там Нокс.       – Ты нашла нового кота?       – Сложно сказать, кто кого нашел,– я почесала ногтем между ушей с кисточками и в ответ комнату наполнило утробное урчание.– А теперь идите.       Я развернулась к двери с домашней копией рыси на руках и пошла искать остальных хвостатых обитателей дома.

***

      Кафедральная базилика Святого Луи (да, Луи имел большую популярность) была одной из самых красивых церквей, которые мне доводилось видеть. Не то чтобы мне приходилось видеть так уж много.       Снаружи базилика напоминала готический замок.       Все стены над арками, купола и своды были украшены мозаиками, изображающими ангелов и лики святых. Над алтарем был распят Спаситель, чья белая фигура ярко освещена электрическими лампами всем на обозрение. По обе стороны от Иисуса стояли статуи девы Марии.       Но интересовал меня не Он. Всего лишь мужчина, что стоял у алтаря со свечой в руках, в отдалении от редких туристов.       – Падре Клименте?       Священник подпрыгнул от неожиданности и быстрыми движениями руки осенил себя крестным знамением.       – Это ты, Шэрон. Я не слышал, как ты подкралась,– чуть успокоившись сказал святой отец.       – О, извините меня, падре,– я убрала руки за спину и улыбнулась ему, как озорной ребенок.– Я не хотела вас испугать.       Падре Клименте посмотрел на меня так, словно не вполне поверил моей искренности, но промолчал.       Внешностью падре никак не выделялся. Вы когда-нибудь замечали, что священники вообще никогда не бывают особо запоминающимися? Наверно, им по профессии положено иметь посредственную внешность. Чтобы, упаси Боже, не вздумали соблазнять прихожанок. Ну, или прихожан.       – Давно не видел тебя на мессе, Шэрон,– спокойным тоном он слегка напоминал Стефана.       – Я долго отсутствовала в городе,– объяснила я, перебирая красные бусы на четках, обмотанных вокруг моей ладони.– Улаживала некоторые… семейные дела,– я очаровательно улыбнулась ему.       Брови мужчины слегка дрогнули в неодобрении.       Падре Клименте хорошо осведомлен о том, кем я являлась и что собой представляю. Это было одной из причин, почему я прихожу именно к нему. А еще потому, что Он одарил нашего падре воистину ангельским терпением и бездонным милосердием, потому что, видит Бог, иначе он бы не смог общаться с моей персоной более пары минут. Как происходит с менее терпеливым людом.       – Месса закончилась, моя дорогая,– он развел руками, обводя дланью пустое помещение.– Боюсь, что тебе придется прийти в другой раз.       – Я пришла не на мессу, падре. Я пришла к вам исповедаться.       Глубокий вздох священнослужителя заставил пламя ближней свечи затрепетать и улетел к расписным сводам. Как уже можно было убедиться не раз, список моих прегрешений был внушительным. Падре знает лишь о малых крохах, но все равно мысленно принял тот факт, что не сможет отмолить мои грехи вместе со мной у алтаря. Но он был умен, терпелив, как святой Гомобон, и не осуждал пути, которые выбирали окружающие. Если бы дело было за мной, я бы уже воздвигла бы его в лик святых.       Священник вопросительно посмотрел на конфессионал. Конечно, исповедальня была красивой, вырезанной из дорогого дуба (где же хваленная христианская скромность?), с резными изображениями льва, павлина, жабы, змеи и прочих животных, считавшимися воплощениями смертных грехов. Но мне она никогда не нравилась. И, нет, это никак не связано с тем, что в детстве второй по популярности мерой наказания моего отца было запирать меня в страшном черном чулане по нескольку часов к ряду, в то время как я боялась темноты. Конечно, нет. Просто портьера исповедальни пахнет многолетней пылью и я предпочитаю наблюдать за фигурами ангелов на потолке, чем за изображениями малоприятного зверья.       Смирившись с попранием правил, падре Клименте прошел к третьей скамье у прохода, я села по другую сторону прохода и закинула ноги на спинку перед собой. Падре подавил страдальческий вздох. Извините, что я такая несносная, падре. Сама порой от себя устаю.       – Простите меня, святой отец, ибо я согрешила.       Много-много раз.       – В чем состоит твой грех, дочь моя?– благожелательно и покровительно. Клименте вошел в роль.       – Грехи, падре,– поправила я, сложив руки в замок и перебирая красные камешки граната, нанизанные на нить четок.– Я делала много того, на что Он бы обратил хмурый взор.       – Скажи мне, что это были за грехи, Шэрон. Иначе я не смогу помочь тебе их искупить,– он обратил на меня взгляд мудрых серых глаз.       Я никогда не обманывала себя. Не искала искупления и божьего прощения. Я слегка приврала, сказав, что во мне не осталось веры в Бога. Нет, я верю в Него и Его небесный промысел, верю в святость и в Рай. Я просто давно смирилась с тем, что я слишком слаба, чтобы противиться Аду внутри себя. Я ужасна и моим нечестивым поступкам нет оправданий и объяснений. Все, что я делаю, я делаю себе во благо или просто в угоду Тьмы, что прячется (очень не умело, кстати) внутри меня. Возможно, у меня и есть какие-то психологические заболевания, кто знает. Но я не верю в свое спасение.       Возможно, мне нужно было пойти к психологу, но я придерживаюсь старых взглядов. Мне не нужно, чтобы кто-то лез мне в душу. Хватает и того, что кто-то лезет мне в голову, причем вполне буквально.       Сейчас мне просто нужно, чтобы меня выслушал посторонний человек, которому можно будет внушить не посвящать никого постороннего в мои тайны под страхом пытки, и кто не будет меня осуждать, что бы я ни натворила. Или на чье осуждение мне будет глубоко плевать.       Не смотря на все те годы, что я жила в Сент-Луисе, я так и не нашла друзей, с которыми могла бы разделить бремя тайны. Нет, были те, кому я доверила бы свою жизнь. Но не то, что лежит на душе. Нет-нет, мои секреты мне дороже жизни. Они – часть меня.       – Я не смогу помочь тебе, если ты не поделишься со мной.       – Столько грехов мне и не упомнить, падре,– откинулась на спинку скамьи и инстинктивно потянулась во внутренний карман, но отдернула руку. Падре Клименте может быть толерантным к моим выходкам, но он точно не потерпит такой наглости, как курение аккурат под изображением архангела Михаила, который смотрел на меня с потолка и без того осуждающим взглядом. Тот, кто считает ангелов милыми, явно не смотрел на их библейские изображения.       – Но расскажи хотя бы о некоторых. Ты испытываешь вину за них?       – Нет…– я помедлила.– Только за один из них.       – Это лучше, чем ничего. Что же это?       – Я соврала человеку, который был мне дорог.       Да, все так. Я убивала, пытала, мстила с особой жестокостью, травмировала людей на всю жизнь, а недавно предала своих братьев за необходимую информацию, но единственное, что меня волнует – я соврала Элайдже. Более одного раза.       – Тебе стыдно за это?– падре сложил руки на коленях, сжав свои четки (не такие дорогие и куда более подходящие верующему человеку, чем мои). Казалось, мерный стук маленьких бусинок, по привычке пересчитываемых священником, был единственным звуком за много километров.       – Да,– согласилась я. Поняв, что он ждет более конкретного объяснения, я продолжила:– Я его уважаю. Или уважала. Уже не уверена.– Падре все еще молчал.– Я зла на него, но он… он хороший человек. Не идеальный, но он лучше любого, кого я встречала и старается придерживаться своих понятий. И я соврала ему.       – Если ты об этом сожалеешь, то почему бы не сказать правду?       – Нельзя,– я отрицательно покачала головой.– Как бы мне не было жаль, я не могу сказать ему правду. Он помешает мне сделать то, что я собираюсь сделать.       Падре смотрит чересчур внимательно. Понимаю, доверия мне нет. Наверняка задумала еще какой-нибудь кошмар. Я даже не обижаюсь, что первым делом все думают о худшем. Я сама сделала так, что все думают обо мне худшее. Так проще.       – Я хочу… кому-то отомстить. Что-то исправить. И кое-что найти.       Горло дерет желание вдохнуть сигаретный дым. Все это слишком для меня. Жизнь была намного легче до возвращения в Мистик-Фоллс.       – Что же ты ищешь, дочь моя?– вопрошает падре Клименте, мудро проигнорировав первую часть.       Я глухо рассмеялась. Стены базилики отражали звуки, возвращая их владельцам в уши.       – Если бы я знала, падре.       Если бы я знала.

***

      Верх неприличия – идти из церкви прямиком в бар. Что ж, посещение церкви не делает меня святой, отнюдь.       «Ляпис Лазули» был одним из тех баров, куда не захаживают посторонние. А если захаживают, то редко выходят наружу, коль их заметит какой-то вампир. Не считая пары человек, находящихся под властью внушения, здесь все были своими.       Разумеется, большинство посетителей были вампирами. Изначально бар планировался как выгодная точка во время Сухого закона, но он давным-давно был отменен и постепенно всю клиентуру заняли только жители темной стороны города. Разумеется, успех среди кровососов обусловливался всеми необходимыми для них условиями: кровь в меню, заклятые стекла в оконных рамах, не только не пропускающие дневной свет, но еще и магически уплотненные – на случай непредвиденных обстоятельств. Помимо этого, в баре был подземный подъезд, чтобы вампиры без дневных колец могли проникнуть в него (разумеется, если они приехали в тонированных машинах), а для тех, кто не мог приехать днем, в «Ляпис Лазули» был установлен круглосуточный рабочий день.       Здесь также имелись и живые посетители. Ведьмы, оборотни, и даже некоторые люди, знакомые с нашими тайнами. В особенности здесь часто бывали представители последних поколений фракций вервольфов и ведьм. Их умы были более открыты к возможности соседства с детьми ночи, чем у их более консервативных предшественников.       Само собой, наличие столь разношерстного общества вызывает некоторые конфликты. Мы все живем бок о бок уже не первое десятилетие, но все еще пытаемся притереться друг к другу, сгладить острые углы. Три ковена ведьм, две стаи оборотней, и множество вампиров – конфликты неизбежны. Бруно, местный бармен и мой друг, всячески старается предотвратить большую их часть.       Я приподняла свою черную шляпу-федору над головой в качестве приветствия, заметив это по другую сторону барной стойки, Бруно коснулся краев своей джазовой соломенной шляпы, его извечного атрибута. В дневное время суток практически всегда за бармена был Бруно, потому что у него было кольцо с лазуритом, а в ночное работали менее удачливые вампиры, не обладавшие таким украшением.       Пока я шла к своему любимому месту со всех сторон на меня сыпались приветствия, взмахи рук и подмигивания. Кто-то салютовал мне бокалом, кто-то просто кивал. Я старалась одарить ответным приветствием каждого. В конце концов, здесь я центр мироздания. По крайней мере, пора все не свыкнутся с мыслью, что я вновь дома.       Себастьян пошел со мной в бар, а Нил ушел проведать свою возлюбленную Сатрину. По словам Нила, они расстались, но судя по частоте его визитов к ней, дела не так плохи. Их отношения всегда осложняло то, что Сатрина (честно сказать, я уверена, что в паспорте она названа иначе, но ох уж эти современные ведьмы) была потомком лучшего друга Нила, пресловутого Себастьяна. Родство, скажем так, не самое прямое, далекий-далекий предок Сатрины приходился сестрой Себастьяну, а сейчас они обращаются друг к другу как кузены, не более, а сам Себастьян никак не препятствовал их отношениям, но Нилу все равно от этого неуютно. Я всегда была порядочной тетушкой и не вмешивалась в личную жизнь племянника от слова совсем. Все же, не смотря на некоторую детскую непосредственность, он был взрослым человеком.       С Себастьяном мне всегда было просто. Он всегда вел себя непринужденно, обладал крайне мутными представлениями о морали и был готов сотрудничать, особенно когда это сулит ему развлечение. Он у меня в долгу на жизненный срок, так как при жизни он был ведьмаком, баловавшимся с темной магией, которая в ковене Л'порт не поощрялась до той степени, что была наказуема смертной казнью. Я же сделала так, чтобы Нил обратил друга и предоставила свою протекцию от ковена, потому что как вампир он попадал под мою ответственность, а не под ответственность ковена. Ведьмы Л'порт, не жаловавшие меня и до этого, возненавидели меня пуще прежнего после. Помимо этого, у Себастьяна имелись секреты, которые я согласилась хранить. К счастью, Себастьян часто доказывал, что с легкостью окупал усилия, которые я тогда приложила.       – Помнишь Сантьяго?– шептал он мне на ухо, слегка приобняв меня и склонившись ближе, так что его длинные волосы щекотали мне щеку.       Я легонько кивнула и поглядела на Сантьяго в дальнем углу помещения. Мое любимое место было стратегически оправданно – отсюда видно практически всех посетителей бара, как на втором этаже, так и на первом.       Сантьяго сидел посередине стола, а по обе руки от него расположилась его шайка. Они держались отстранено от остальных и мне это давно не нравится. Разумеется, у меня самой есть ограниченная группа лиц, с которыми я общаюсь, но у Сантьяго с неких пор появился фан-клуб последователей.       – Он со своей компанией постоянно о чем-то шепчутся и мне не нравится, как они на нас всех смотрят,– Себастьян держал на губах жизнерадостную улыбку и мне приходилось улыбаться в ответ. Со стороны казалось, что он флиртовал со мной или просто шептал мне какие-нибудь глупости.– Пару дней назад они подрались с парнями из стаи Родерика, а неделю назад исчезла ведьма, которая по слухам начала тусоваться с ними, и ковен требует ответов. Джинджер устаканила этот вопрос, но не думаю, что они так быстро про это забыли. А недавно они переполошились по другому поводу.       – В чем дело?– спросила я, поднося к губам стакан с мартини.       – Это ведет нас к другой новости,– голубые глаза игриво блеснули.– Угадай с трех раз.       Я была не в настроении играть в шарады, но все равно предположила:       – Судя по твоей веселости… Влад случайно наткнулся на осколок дерева и мы указаны у него в завещании?       – Если бы.       – Кью таки подорвал загородный дом мэра?       – Звучит забавно, но нет.       – Неужели Джинджер улыбнулась?– с ужасом вопрошаю я. Грудь Себастьяна пошла ходуном от беззвучного смеха.       – Тоже нет. Сдаешься?– Я медленно неохотно киваю. Выдержав паузу для драматичности, он торжественно объявил:– Роксана и Элой объявили помолвку пару дней назад.       – Не может быть!       Вообще-то, эту новость нельзя назвать неожиданной, Рокс с Элойем уже давно встречались и даже учатся в одном и том же колледже, и со стороны это никак не кажется важным. Но Рокси Лавридж и Элой Бишоп были наследниками волчьей стаи курганов и ковена-вуду Барона Субботы соответственно. Так уж вышло, что и те, и другие были единственными дружественными к вампирам общинами. Стая курганов происходит от цыган, которые всегда были в нейтральных отношениях с вампирами, а с пришествием матери Рокси к власти, они стали нашими союзниками, так как отец-человек Рокси был когда-то обращен в вампира.       С ковеном Субботы нас связывали более насыщенные отношения, потому что ведьмы вуду, а особенно этот ковен, считали, что вампиров создал их самый почитаемый лао, Барон Суббота, божество смерти. А лично ко мне они испытывают симпатию, как бы это ни было удивительно, из-за Кола. Так уж вышло, что ковен вуду был изгнан из Нового Орлеана, но до этого им покровительствовал некий Первородный вампир. Я помню, как Кол приводил меня на ночные ритуалы и жертвоприношения, которые проводили их жрицы во время Марди Гра. Как они плясали, и как вокруг огромного костра ходили мужчина и женщина, одетые как Барон и Мама Бриджет, как они перерезали горло змеям и выливали их кровь в пламя. Я тогда тоже танцевала с Колом – впервые в жизни не по каким-то правилам.       Так или иначе, когда ковен поселился в Сент-Луисе, я, памятуя о прежних временах, предложила им свою защиту, а они, прознав про то, что меня когда-то любил Кол Майклсон, решили отплатить и ему, и мне. И с тех пор я всегда могу рассчитывать на поддержку ковена Субботы. Особенно мне нравится Алиша Бишоп, его нынешняя глава, и ее сын Элой.       А теперь два моих любимых клана собираются объединиться.       Браки между разными видами происходят редко. Особенно редко женятся вампиры, конечно. Честно сказать, я ни разу не слышала о свадьбе с вампирами в качестве брачующихся. Нам это, разумеется, ни к чему. Свадьбы, дни рождения, похороны – все это для живых. Не для нас.       – Объединения двух групп других фракций – это вызвало некоторые… волнения среди других кланов,– продолжал блондин.– И среди наших людей тоже. Им это не нравится.       Я вытащила сигарету и закурила. Конечно, я понимаю, почему это может взволновать банду Сантьяго. Они из тех, кто не доверяет никому, а особенно тем, кто обладает достаточной силой, чтобы одолеть их. К тому же, вдруг это создаст прецедент? И тогда и другие ведьмы и оборотни начнут заключать брачные союзы, с каждым разом все сильнее укрепляя связь между двумя фракциями. Ведьмы сильны сами по себе, а оборотни несут в себе нашу погибель. Что выйдет от союза обоих? Новый вид, еще более опасный для вампиров?       Я не разделяла подобных мыслей, но могла понять, почему это встретило ропот неодобрения. Особенно среди вампиров. Да, некоторые вампиры – люди современных взглядов, но большинство из нас так и не переступило порога своей эпохи. Вампиры в большинстве своем консервативны и не больно стремятся на встречу новому и непроверенному. Большинство до сих пор не одобряет браков между разными расами, не то что междувидовые связи.       Я лично видела в этом новые возможности. Я старалась смотреть на мир открыто и принимать перемены по мере их поступления. Мой племянник дружит с бывшим ведьмаком и встречается с ведьмой, Бруно состоит в отношениях с волчицей из стаи курганов, да и у меня иногда самой были непродолжительные романы с ведьмами или оборотнями (хотя второе и было реже).       – Я полностью поддерживала то, что Роксана и Элой могут быть вместе, если пожелают,– произнесла я вслух,– но нельзя отрицать, что это создаст кучу проблем.       – Что ж, может быть оно и к лучшему,– бормочет Себастьян себе под нос, но я слышу его. Он поднимает невинный взгляд небесно-голубых глаз.– Я имею ввиду, некоторые, и под некоторыми я имею в виду в первую очередь Сантьяго, поговаривают, что ты слишком часто отсутствуешь…       Ого.       – Он прямо так и сказал?– ощетинилась я. Аркетт меланхолично угукает, ложечкой копаясь в кофейной гуще на дне своей чашки.       – И еще что ты почти не интересуешься делами клана несколько… десятилетий,– будто не замечая моей напряженности продолжает он.– Что клан… гм.       – Клан что?– сухо спросила я, отодвигаясь от него. Он старается не смотреть мне в глаза и что-то бормочет. Получилось так тихо, что даже на таком расстоянии я ничего не услышала.– Себастьян?       – Они говорят, что клану, возможно… нужен новый лидер?– закончил он с вопросительной интонацией, хотя не задавал вопрос.       Я почувствовала, как начинает трещать стекло стакана в моей руке и поставила его на стол от греха подальше.       Вот так значит. Стоит уехать на пару месяцев и в рядах моих подопечных начинают ходить неверные мысли.       – Мне не нравится это, Себастьян. Это – подоплека к бунту,– говорю я, задумчиво водя подушечкой пальца по краю стакана.       – Тебе когда-нибудь говорили, что ты параноик?– почти слышу, как он закатил глаза. Я улыбаюсь.       – В лицо – нет. А что, уже пошли слухи?       Он разумно промолчал. Я подозвала к себе официантку и попросила ее принести листок, бумагу и конверт.       – Что ты собираешься делать?– спрашивает Себастьян, заинтересовано склонившись к листу бумаги.       – Сначала – напишу письмо с поздравлением будущим молодоженам.       – То есть, ты не собираешься ничего делать?       – Собираюсь, Себастьян. Я преподнесу им круглую сумму, которая с лихвой оплатит расходы за торжество, в качестве свадебного подарка,– говорю я, записывая слова поздравления. Потом я вытащила чек из внутреннего кармана и, оформив его, вложила его и письмо в конверт.– Печать и свечу, пожалуйста,– я пошевелила пальцами, заставив Себастьяна снять с большого пальца кольцо-печатку, пока официантка принесла мне красную сургучовую свечу, которые они держат в баре для подобных случаев. Возможно, Себастьян справедливо назвал меня параноиком.       Вскоре обсохла печать с стилистической литерой S – такая же, только меньше, есть на моем кольце дневного света.       – Ты, мой дорогой глашатай, отнесешь его в целости и сохранности Элою и Роксане.       Себастьян аккуратно убрал письмо во внутренний карман косухи (слава богу, вампиры не только не мерзнут, но еще и не испытывают жары, иначе бы он спекся, укутанный во все черное посреди поздней весны) и одел обратно кольцо, которое носит специально для меня. Это мало чем меняет его стиль – у него и без того на каждый палец нанизано по тяжелому перстню. И кольцо-печатка было единственным не украденным среди них.       – А потом ты…– мне не дал договорить вежливый кашель.       – Леди Сальваторе?– спросил молодой человек. Я не смотрела в его сторону, но по звуку его сердцебиения знала, что он подошел к нашему столику.       Медленно я повернулась, чтобы поглядеть на злосчастного Сантьяго, всем своим видом показывая, что он прервал мою речь и я не в восторге от этого. Он не такой, как Себастьян. С ним я должна быть леди этого клана, а не Шэрон.       – Прошу извинить мое вторжение,– он положил ладонь на грудь и слегка поклонился.– Я случайно уловил часть вашего разговора. Вы говорили о предстоящей свадьбе Бишопа и Лавридж. Я верно вас понял?– он поочередно посмотрел сначала на меня, потом на Себастьяна.– Прошу простить мне мою дерзость…       – А если я не прощу?– спросила я, держа фильтр сигареты между указательным и средним пальцами, элегантно отведя запястье.       Мои слова привели мужчину в ступор. Он открыл рот, но тут же закрыл. Себастьян отпустил смешок, одновременно длинными пальцами раскрутив зажигалку на столе, заставив ее вращаться по оси. Я разочарованно вздохнула.       – Что ж,– я махнула ему,– продолжай.       Сантьяго промолчал еще несколько секунд, не уверенный, чем вызвано мое дурное настроение. Но вскоре решил, что будет лучше продолжить.       – Еще раз простите меня, миледи,– он подождал, чтобы убедиться, что я не стану его перебивать,– но я хотел осведомиться о ваших мыслях по поводу помолвки Элоя Бишопа и Роксаны Лавридж.       Я усмехнулась. Какой вежливый. Я прекрасно знаю, что вся эта вежливость испаряется, как сигаретный дым, стоит ему отойти на порядочное расстояние.       – У меня есть много мыслей по этому поводу, cariño. Подожди,– я указала на него тлеющим кончиком сигареты.– У меня есть идея. Я вижу мы с тобой имеем разные мнения на эту тему. Обсудим это. Но не здесь. Даю тебе времени до завтрашней ночи – найди всех наших, кто недоволен возможностью подобного исхода, и приведи их завтра в Гран Мезон в два часа ночи.       Лицо Сантьяго омрачила неуверенность. Это явно не то, на что он рассчитывал. Но, с другой стороны, он мог вообще не получить возможности на аудиенцию.       – Как скажете, мэм,– он покорно склонил голову и направился обратно к столу, за которым его друзья ловили каждое наше слово.       – И, Сантьяго,– позвала его я. Он обернулся, не достигнув лестницы на первый этаж.– Я буду ждать всех вас.– Он промолчал, но было видно, что он уяснил это.– Теперь можешь идти. Bonne chance,– я деликатно помахала ему на прощание и сделала затяжку.       Себастьян склонился к моему уху.       – Что ты задумала?– прошептал он так тихо, что даже я едва расслышала. Я испустила смех напополам с дымом. Пусть окружающие думают, что он пошутил. Им не нужно знать, что у меня на уме на самом деле.       – О чем ты, mon cher?– спросила я, еще не вполне выйдя из образа.– Мы всего лишь поговорим о сложившейся ситуации. Ничего более. А ты, друг мой,– я прошлась ногтем указательного пальца под его подбородком,– отнесешь мое послание и дойдешь до дома Бэрроуз. Узнаешь, в городе ли сейчас мои любимые ведьмочки, Айви Бэрроуз и Мелани Блэкторн, и если так, попросишь их прийти ко мне в Гран Мезон к полудню       – Зачем?       – Извини, я пропустила момент, когда я стала обязана рассказывать тебе о своих мотивах и побуждениях, маленький воришка,– я окунула окурок сигареты в его стакане джина с тоником. Окурок с шипением потух.– Неужели тебе нужно припомнить, что ты не гниешь в могиле под семью футами неосвещенной, просоленной земли только от того, что мой племянник очарован тобой и от того, что ты – бывший проклятчик?       Лицо Себастьяна застыло мраморной маской. Не он был причиной моей злости, но ему не повезло оказаться возле меня не в то время и не в том месте.       – Нет, мисс Сальваторе. Я все прекрасно помню.       – То-то же,– произнесла я, вставая.– Тогда выполни, что велено.– Я собиралась уйти, но вспомнила кое-что и вновь посмотрела на него.– И я хочу, чтобы ты сказал Кью собрать наших завтра ночью в два часа в Гран Мезоне. И сам приди.       – Что?– его глаза расширились, а светлые ресницы затрепетали в недоумении.– Зачем?       – Кажется, многие в этом городе забыли, кто я такая,– я оглядела мирно занимающихся своими делами посетителей бара, а потом вновь посмотрела на Аркетта.– Пришло время им напомнить.

***

      – Еще раз,– Мелани выставляет перед собой указательный палец.– Что ты хочешь, чтобы я сделала?       – По-моему, я довольно доходчиво объяснила,– хмыкаю я, зарываясь пальцами в серую шерсть Муссо. Полным именем кота было Бенито Амилькаре Андрея Муссолини за его «восхитительный» характер, несомненно приобретенный за годы на улицах, но Нил решил, что я малость переборщила.       Где-то сзади я слышу мягкую поступь Клеопатры, на столе, нагло разлегшись на раскрытом гримуаре, разлегся коричневый комок шерсти, именуемый Ремарком (Реми по мнению Нила), а Айви, вставшая на одно колено, гладила под ушком трехцветного Лео да Винчи.       – В чем проблема?– спрашивает ведьма, подняв взгляд на подругу.– Ты ведь уже делала это раньше.       – Делала,– все еще недовольно ответил друид.– Именно поэтому мне все это и не нравится. Особенно с вампирами…       Айви покачала головой.       – Что конкретно тебе не нравится?– спрашиваю я.       – Все!– драматично вскидывает руки к небу шатенка. Я закатываю глаза. Муссо по своему обыкновению фырчит.       Десять минут на уговоры – слишком много для меня. Обычно они не длятся так долго. Мне приходится в очередной раз закрыть глаза и посчитать до десяти. Напоминаю себе, что это плохо, что детей бить нельзя, и что, к великому сожалению, за повреждения на этих самых детях придется отвечать перед целым ковеном и разгневанной ведьмой во главе него.       Я молчала, позволив Айви поговорить с Мел. После пары минут разговоров, три грозных взгляда подруги и одно упоминание о материальном вознаграждении, с фырчаньем, достойным зависти Муссо, Мелани Блэкторн соблаговолила исполнить ритуал.       Не может быть. Я скинула кота у себя с колен и тот, одарив меня очередным фырчком, поспешил убраться с мансарды. Я прогнала все пушистое сборище и закрыла дверь чердака.       Щелчком пальцев Айви заставила разгореться огоньки на заранее расставленных по помещению свечах. Большую черную свечу Мелани взяла в руки. Она села на ковер по середине мансарды и жестом руки призвала нас сделать то же самое. Она сняла очки и отложила их подальше.       – Надеюсь, ты позаботилась о необходимой вещи,– суровым взглядом осведомилась друид.       – Да,– живо ответила я.– У меня есть вещи с кровью их брата…       – Нет,– беспардонно прервала меня она.– Так не пойдет. Кровь родственников в этом не поможет. Оно ведет напрямую к человеку, это не заклятье физической связи, как в поисковых заклятьях. Здесь нужно связаться с разумом самого человека.       Черт побери! Неужели я зря провела махинацию с кражей пропитанной кровью одеждой Элайджи? И главное – что же мне делать теперь, раз она не подходит? Нужно что-то, связанное с Ребеккой. Ну, или Колом.       – Может быть, портрет? Кол носил его при себе четырнадцать лет.       – Он изображен на нем?       – Ну, нет…       – Может тогда он сам написал его?       – Нет, не он.       – Тогда не пойдет,– качает она головой, разочарованно опуская свечу. Расплавившийся воск почти что капает с края свечи.– Нужно что-то другое.       Я закусила губу. У меня были некоторые вещи, подаренные Колом и Ребеккой. Но ни одна из них не была у кого-то из них слишком долго. А если и была, то у меня любой их подарок был дольше, чем у них самих. Кроме…       Я медленно подняла руки к шее. Нащупала кулон-сердце. Кол создал его сам, спроектировал заклинание, которое легло в его основу, и что самое главное, он пожертвовал ради этого парой капель своей крови. Вот оно!       Я аккуратно прошлась пальцами по цепочке, пока не нашла застежку. Я сомневалась несколько секунд, прежде чем расстегнуть ее. В последний раз я снимала ожерелье когда Деймон грубо сорвал его с моей шеи.       С обреченным вздохом я все же сняла его и выставила перед собой. Оно повисло прямо перед пламенем свечи и оно заиграло в красных камнях причудливыми бликами. Но оно и так всегда светилось изнутри. Легким, едва заметным свечением, будто в нем теплилась жизнь.       – Твое ожерелье?– подала голос Айви.– Это… стой, это Кол тебе подарил?– она протянула руку к нему и я неохотно позволила ей его взять.       – Да,– я невольно ощупала ключицы. Без своего любимого украшения я чувствовала себя голой.– Давайте поторопимся.       – Ты же говорила, что давно пережила его?– ехидно заметила Мелани, за что получила удар под ребра от подруги.– Что? Она же чуть меньше полтора века носила его подарок!       – Так!– перебила я ее.– Я плачу тебе не за то, чтобы ты промывала мне кости.       Девушка фыркнула, сдув с лица челку.       – Ладно, ладно, проехали.       Она забрала ожерелье и обмотала его вокруг своего кулака, как я недавно делала с четками.       – Айви, мне нужен будет доступ к твоей силе, если не возражаешь. Теперь молчите, пока я не закончу заклинание.       Она взяла нож в ту же руку, что и ожерелье и стала чертить на черном воске трикветр, друидский знак. Айви встала за ней и положила руки ей на плечи. Обычно во время ритуалов, чтобы брать силы друг у друга ведьмы сцепляют руку, но в этом ритуале руки Мелани будут заняты.       С каждой линией она произносила какие-то слова, наверняка на древнем кельтском или типа того. Зная почерк Мелани, можно подумать, что символ на свече будет кривым, но он вышел абсолютно ровным. Магия вошла в действие. Она рассеяно убрала нож и продолжила ритуал. Огонь свечи отражался в ее глазах, преображая в янтарный цвет. Она неотрывно смотрела на маленький огонек, продолжая читать заклинание. Постепенно пламя стало менять цвет, становясь более холодным, как сияние светлячка. Мелани стала медленно поворачивать свечу, позволяя огню расплавить воск с разных углов. Потом она наклонила ее, позволяя расплавленному черному воску переливаться за край, прямо на ладонь. Черные капли равномерно капали на ее кожу, но Блэкторн даже не поморщилась – боль придет позже, когда она выйдет из транса.       Вскоре черная жидкость полностью заполнила ее ладонь и стала стекать по цепочке, в конце добравшись до свисающего снизу кулона-сердца, изуродовав его черными нитями воска.       Радужка глаз Мелани побледнела, вторя цвету огня свечи.       – Мелани?– позвала Айви, не отрывая рук от плеч подруги.– Ты нас слышишь?       – Да,– блеклым голосом ответила Мелани, продолжая, как под гипнозом, смотреть в центр огня. В свою очередь я заметила, что пламя не колышется, как бывает обычно, а горит прямо.       – Что ты видишь?– я постаралась скопировать ровный голос Айви. Нужно, чтобы слова были четко различимы.       – Ничего,– не своим голосом отвечал наш друид.– Полная темнота. Никакого света. Ничего.       – Ты что-нибудь чувствуешь? Можешь понять, где ты?– продолжала ведьма.       – Нет. Здесь… очень пусто. Ничего нет. И…– ее лицо ничего не выражало.– Легкие… они не… я не дышу.       – Тебе сложно дышать?– встряла я. Айви окинула меня предупреждающим взглядом. Плевать.– Как когда ты под водой?       – Нет. Не знаю,– Мелани растерялась.– Просто легкие не работают.       – Может быть ты слышишь какие-нибудь звуки?– не унималась я. Айви попыталась окликнуть меня по имени, но я продолжала.– Хоть что-нибудь, Мелани.       – Нет. Ничего нет. Ни звуков, ни запахов, абсолютно ничего. Только пустая тьма.       – Пора заканчивать,– решила Айви.       – Нет!– возразила я.– Мы ничего не узнали. Нужно хоть что-нибудь, что подскажет…       Но было уже поздно. Айви отпустила плечи Мелани. Секундная потеря контакта с источником магии – и мистический блеск в глазах друида погас, сменяясь обычными карими глазами. Она выронила свечу и та покатилась по полу, оставляя на своем пути нити черных разводов. Мел с шипением откинула мое ожерелье и схватилась за обожженную ладонь здоровой.       – Зачем ты это сделала?– вскрикнула я, поднимаясь на ноги. Девушки воззрились на меня, все еще сидя на полу.– Мы не закончили.       – Там было пусто, Шэрон. Если бы я не знала, что он жив, я решила бы, что я считываю восприятие мертвеца.       Айви поднялась на ноги и помогла подняться подруге, а потом подала ей очки.       – Мы сделали все, что могли,– заключает Айви, обнимая Мелани за плечи.– Мне жаль, что так получилось, но подобным образом мы тебе помочь не можем. Пойдем, Мел,– она повела ее к выходу. У двери они остановились и Мелани посмотрела на меня поверх плеча:       – Мне жаль, что я не смогла тебе помочь, Шэрон. Действительно жаль.       Я сжала кулаки, стараясь унять злость, впившись ногтями в мягкую плоть ладоней. Сильнее, сильнее и сильнее – пока ногти не оставили на коже кровоточащие полумесяцы. Теплая, маслянистая жидкость наполнила сжатые кулаки, стараясь просочиться сквозь пальцы на свободу.       Я рвано дернула головой в кивке.       Нельзя срываться, нельзя срываться, нельзя…       Медленно – на мой взгляд слишком медленно – две фигуры скрылись в дверном проеме. Я вслушивалась, стараясь сконцентрироваться на звуках. Скрип лестницы, приглушенные шаги по покрытому ковром коридору, хлопок закрывающейся двери.       Я резко развернулась, подхватила край стола и опрокинула его. С грохотом он достиг пола и с глухим стуком попадали вещи, до этого лежавшие на столе. Несколько толстых свечей покатилось по полу, лишь чудом не подпалив ковер или иссохшие листы старых книг. Но мне было плевать.       Мне нужно больше. Мне нужны крики, страх, сладкий запах агонии. Мне нужна кровь.       Нет, я не голодна. Здесь речь идет не о том голоде. Я жажду насилия. И я, черт побери, его получу.

***

      – Леди и джентльмены.       Все головы поднимаются при звуке моего голоса, все взгляды прикованы ко мне. Все внимание публики в моем полном распоряжении. Сент-Луис снова и снова проверяет, как хорошо я могу играть необходимую роль. Надеюсь, я достойно пройду сегодняшнею проверку.       – Все в сборе?– уточнила я, оглядывая собравшихся, подойдя к перилам второго этажа. За спиной я чувствовала мрачное присутствие Кью. Его обуревали жажда и нетерпение, я это чувствовала почти физически – потому что мой внутренний монстр с легкостью откликался на его эмоции в этот момент. – Тогда начнем. В первую очередь, спасибо всем присутствующим, что смогли прийти.       Толпа на первом этаже немного расступилась, пропуская вперед их негласного лидера. Сантьяго был напряжен до предела, это видно даже отсюда. Присутствие некоторых моих ребят, которых созвал Кью, было основной причиной его волнения. Его можно понять.       – Мы рады ответить на Ваше приглашения, Шэрон. Но зачем здесь… присутствуют они?– он слегка наклоняет голову в сторону, указывая на нескольких вампиров у стены.– Мы не говорили о том, что у Вас будет… компания.       Охрана. Вот что он хотел сказать.       – Прошу меня извинить,– легко пожимаю я плечами, оборачиваясь на Кью и Бруно за моей спиной.– Мои друзья, узнав, что я собираюсь идти на это обсуждение, решили, что мне не следует… как бы это сказать… Оставаться без какой-либо защиты. Надеюсь, вы не против, мои дорогие?       Я оглядываю толпу, но все молчат. Еще бы. Кто посмеет возразить?       – Но давайте перейдем к делу. Все знают, зачем мы здесь собрались? Все согласны, что Сантьяго может говорить от лица вас всех?       По группе прошлись шепотки и вскоре Сантьяго кивнул.       – Я буду говорить от лица собравшихся, мисс.       – Чудно,– я одарила его оскалом.– Тогда говори.       Помявшись с секунду, он все же собрался с мыслями. Нервозность его не отпускала. Что ж, не могу его в этом винить.       – Мы хотели спросить Вас, что мы предпримем по поводу союза ковена вуду и стаи с курганов.       – Что мы предпримем?– вскинула я бровь.– Я лично собираюсь преподнести им щедрый свадебный подарок и произнести речь на самом торжестве. Что же собираетесь делать вы?       – Мисс Сальваторе… я полагаю, вы не понимаете, что…       – Что, Сантьяго? Что этот союз укрепит силы единственных кланов, поддерживающих нас?       – Нет, я…– он запнулся.– Мы волнуемся, что этот союз может плохо сказаться на нашей общине. Мы не можем знать, что произойдет в будущем.       – Ах!– театрально схватилась я за сердце.– Наверно, мне показалось. Неужели ты, мой дорогой, и вы все вместе с ним, не доверяете мне и моим решениям как главы этого клана?       Толпа зашевелилась и вновь послышался гул двух дюжин человек.       – Нет, мы…– Сантьяго развернулся и несколькими жестами заставил замолчать своих последователей.– Мы хотим сказать, что, возможно, Вам стоит лучше обдумать сложившееся положение…       – Я обдумала это положение,– перебила я его стальным тоном,– и решила, что оно складывается благополучно для нас.       В помещении повисло напряженное молчание. Оно давило на стены и, казалось, скоро остов дома не выдержит и все вокруг рухнет.       – Но вы против этого, не так ли?– снова я заговорила обманчиво ласково.– Что вы предлагаете? Развязать войну?       Две дюжины взглядов дали четкий ответ. Эти люди хотят войны. В глубине души все вампиры любят это. Нам нужно двигаться, нужно действовать, ибо спокойная жизнь, устоявшаяся в городе, плохо действует на нас. Нам нужно что-то делать, чтобы тяжесть вечности не давила так сильно на плечи. Спокойный уклад жизни лишь заставляет нашу бесконечную жизнь казаться еще более невыносимо долгой. Нам нужна война.       – Вы же не думаете, что межклановая война не отразится на нас?       – Вы превратно нас поняли,– очень в этом сомневаюсь,– нам не нужна война. Но в последнее время… в городе неспокойно,– о да, и вы причина этому.– Когда-то вы говорили, что мы господствуем в городе. Но этого не видно. Остальные фракции делают, что им вздумается, а мы молчим и бездействуем, хотя мы – одна из самых многочисленных групп.       Я громко вздохнула.       – Я знаю, к чему ты ведешь, Сантьяго. Тебе не нравится мои методы, у тебя есть свои. Ты хочешь стать новым лидером?       Он потупив взор.       – Я ни в коем случае не хочу занять Ваше место, мэм. Я не хочу смерти нашим собратьям.       В этом мы отличаемся.       – Ты хочешь отколоться,– киваю я.– Создать свой собственный клан. Я верно понимаю?       – Если вы позволите,– железная решимость во взгляде. Этого я и боялась. Или же ожидала?       Я оглядела двадцать с лишним вампиров, взгляд каждого был обращен ко мне.       – Вы все согласны с этим? Вы все пойдете за своим главарем?– обратилась я к ним.– Потому что если вы не согласны или не уверены, сейчас самое время сказать об этом.       Толпа вновь забеспокоилась и закопошилась, как муравейник. Никто не поднял руки и не выступил вперед. Что ж. Будет жаль терять столько вампиров разом. Одну пятую составляющей. Но ничего страшного. Среди всех видов восполнять популяцию вампиров легче и быстрее всего.       – Да будет так,– я медленно киваю.– Я уважаю ваше решение. Поднимись ко мне, Сантьяго. Пожмем руки.       Вампир неуверенно направился к лестнице. Его ребята напряглись, когда он ступил на первую ступеньку, но не возражали. Он поравнялся со мной и застыл на расстоянии метра от меня, опасаясь подходить слишком близко.       Я протянула ему левую руку и он неуклюже ее пожал. Его ладонь оказалась влажной от волнения.       Я улыбнулась как можно более очаровательно.       – Ты никогда не задумывался, Сантьяго...– заговорила я, слегка склонила голову набок, не отпуская его ладони. Он попытался отнять ее, но я сжала сильнее, не позволяя этого.– …почему в городе есть три ковена ведьм, две стаи оборотней, но только один клан вампиров?       Его глаза расширились за секунду до того, как я за руку притянула его ближе к себе в подобии объятья. Я была старше и быстрее. У него не было шансов.       Я услышала булькающий звук над ухом, одновременно сжимая его сердце.       – А я ведь дала тебе шанс,– шепчу ему в угольную шевелюру.       А потом отступаю на шаг. Колени Сантьяго безвольно подгибаются и он заваливается на спину, но его сердце – оно все еще едва сжимается у меня в ладони.       Никто еще не понял, что произошло, но я уже бросила за перила застывшее сердце. Толпа расступилась, а Кью уже схватил мертвое тело вампира. Я схватилась за голову и резким рывком, в который вложила всю свою неестественную силу, отсоединила от прочего.       Словно футбольный мяч, оторванная часть тела покатилась по лестнице, пачкая ступени кровью. Стукаясь о перила, она наконец достигла пола и застыла прямо под ногами у первого ряда зрителей.       Я посмотрела на них с прищуром и провела языком по ладони, на которой осталась кровь после сердца.       Бунтари разделились на две группы: те, кто кинулся к дверям, и те, кто бросился к лестнице. И тех и других ожидала неудача. Все они, как один, закричали и завизжали, оседая на пол и хватаясь за головы.       – Не думали же вы, что я оставлю вас нетронутыми?– хмыкаю я, направляясь к лестнице. Окровавленная ладонь рисует красный узор на перилах, когда я придерживаю их одной рукой.– Никто не выйдет отсюда, пока не получит по заслугам, мои дорогие.       Я встречаюсь взглядом с Айви. Она стоит за порогом помещения и поднимает руки в сторону упавших вампиром.       – Спасибо, дорогая. Теперь можешь идти,– киваю я ей и вскоре она скрывается из поля зрения. Заклинание спадает почти сразу же и порядком ослабшие вампиры начинают подниматься на ноги.– Чудно. Господа,– я вытаскиваю два стилета из внутренних карманов и широко развожу обе руки. Внутри что-то щемит от воспоминаний того, как часто этот жест проделывал кто-то из Майклсонов, но я отбрасываю их в сторону. Сейчас не время.– Начнем?

***

      Наша маленькая потасовка закончилась быстро. Даже слишком быстро, если спросите меня.       Но этого оказалось достаточно. Пока. Мой внутренний монстр утробно рычит, как сытый кот.       Я стираю с клинков кровь краем и без того загубленной черной футболки, остальные уже относят тела во двор. Себастьян снимает дневные украшения с тех, кто их имеет (хотя я уверена, что он берет не только их, но и все ценное). Через час-другой наступит рассвет и нещадное солнце спалит все, что мы после себя оставили, а ветер разнесет прах по окрестностям. Даже мертвые, вампиры горят на солнце. Жестоко, но удобно.       – Я ошибался на твой счет.       Я оборачиваюсь и вижу Квентина с руками в карманах. Видок у него не лучше моего, одежда окровавлена и местами разодрана от безуспешных попыток вампиров сопротивляться, а на лице – брызги крови. Но он явно стал более расслаблен после выброса адреналина от всего насилия, которому мы стали виновниками.       – В чем именно?       – С тобой все еще весело,– он улыбается от уха до уха и это явно попахивает психозом, но я непроизвольно отвечаю ему тем же.– Что случилось? Ты не выглядишь так, будто отключила человечность.       Я смотрю на голову Сантьяго у своих ног.       – Наверно я просто была немножко расстроена.       Кью зашелся в звонком смехе, запрокинув голову назад. Некоторые даже оглянулись на нас, но ему было плевать.       Я не испытывала к Кью никаких теплых чувств, как и он не испытывает ничего ко мне. Если он начнет представлять угрозу мне или моим планам, я убью его, не моргнув и глазам. Он тоже мог с легкостью меня убить. Но в этом и была вся прелесть наших отношений. Мы друг другу никто и не можем друг друга расстроить и разочаровать. Вот поэтому мне нравился Квентин Мюррей.       – Пойдем,– он манит меня рукой.– Заклятье уже спало и мы можем выйти наружу. Продолжим развлечение в «Ляпис Лазули»?       Я пошла с ним, но вдруг нам преградил путь высокий темный силуэт.       – Шэрон.       – Я подожду тебя у машины,– поспешил ретироваться он.       – Не смей садиться за руль!– крикнула я ему вдогонку, прежде чем посмотреть в лицо человеку передо мной.– Что тебе нужно, Влад?       Знаете, что хуже бывшего парня? Парень, который был бывшим уже несколько раз.       Влад был высоким широкоплечим брюнетом с резкими, красивыми чертами лица. В руках, затянутых в черные кожаные перчатки – не станет же он пачкать руки – была его трость, которую он вечно носил с собой. Влад никогда не хромал, а причина ношения трости заключалась во встроенном клинке, выходящем из древка, если потянуть за серебряный набалдашник. Этим клинком он только что снес несколько голов. Очень даже эпично, надо сказать.       – Мы давно не разговаривали, Шэрон,– заговорил он с легким акцентом. Да, если вы решили, что у меня пунктик на акценты, то вы абсолютно правы.       – Да, давно,– ответила я, надменно подняв подбородок, раздумывая над способами избежать этого разговора.       – Получила мой подарок на Рождество?       – Кастет с моей фамильной печатью? Да, получила. Очень романтично. Неужели ты пытаешься меня вернуть?       – А получается?– он улыбается мне самой соблазнительной улыбкой.       – А ты все еще выметаешь стекла с пола своего бентли семьдесят шестого?– Помните, я говорила, что однажды разбила все окна в машине своего бывшего? Так вот, это была его машина.       На этих словах он мгновенно помрачнел. Я нашла правильную точку давления.       – Я не в настроении для нового скандала, но спасибо за предложение, дорогой.       Я демонстративно обогнула его на большом расстоянии и вышла из дома. На подъезде к дому я обнаружила свой Плимут и Квентина, уместившегося на водительском сидении.       – Ты идешь уже или как?– проворчал малолетний псих.       – Насколько я помню, я сказала тебе не садиться за руль,– припомнила я, открывая дверцу пассажирского сидения.       – Насколько я помню, мне начхать,– прозвучал ответ и вскоре мотор авто вернулся к жизни.– «Ляпис Лазули»?       – «Ляпис Лазули».       Машина двинулась с места.

***

      Сегодня в баре необычайно тихо. Слухи распространяются быстро. Наверно, уже весь город прознал про бойню в Гран Мезоне. Ничего, пусть знают. И делают выводы.       К обеду в бар подошли Себастьян, Нил и новый участник их группы. Последний постоянно меняется. Как и название группы. Я даже не уверена, как они называются сейчас.       По пятницам в «Ляпис Лазули» играл рок и как правило в исполнении группы Нила. Нил помахал мне со сцены, пока они расставляли инструменты и настраивали оборудование. Мой племянник, невинное создание, даже не в курсе, что произошло.       Когда все было готово, Нил объявил название группы (на данный момент это было Teen Spirit) и какое-то претенциозное название песни. Я такого названия не помнила, так что, наверно, эту песню они написали сами. Музыка немножко оживила посетителей.       Мы с Кью спокойно сидели за моим излюбленным столиком, рассматривая толпу и переговариваясь в полголоса. Музыка заглушает звуки разговоров и становится сложно подслушать, о чем говорят за другими столиками.       Но вот спокойствие, окутавшее меня после пары рюмок айриш-крим, внезапно оказывается прервано. К нам понеслась чья-то фигура и застыла прямо передо мной. Нас разделял только стол.       Это была девушка. Она была одним из молодых вампиров, кого я не помню по имени. Ее лицо было красным, а глаза заплаканными.       – Как вы могли?– хрипло спрашивает она, сжимая кулачки.– Они ведь были вашими друзьями!       – Они нарушили правила,– я выпрямилась, поставила локти на спинку сидения и посмотрела на нее холодным взглядом, который не чуть не смягчала улыбка-оскал.– Они убили нескольких представителей других фракций и пытались развязать войну в городе. Ты поддерживала их?– неужели я кого-то упустила?       – Мне не нравилось то, что они делали, но они не заслуживали смерти!– ее голос достиг истерических ноток.– Они были одними из нас!       – Более нет,– я качнула головой и поднялась на ноги.       Через пару шагов я оказалась у перил второго этажа – почти так же, как недавно у себя дома – и махнула рукой музыкантам. Музыка тут же стихла, и последний аккорд гитары застыл в воздухе, пока не растворился в толпе.       – Я знаю, что многие из вас обеспокоены произошедшим недавно,– заговорила я, поставив локти на перила.– Возможно, некоторые из вас даже начали думать, что вам было лучше до меня. Лишь немногие застали время, когда я еще не приехала в Сент-Луис, но тем, кто слишком молод, чтобы помнить, я напомню сама. При вашем прошлом лорде вы были никем,– я осмотрела посетителей уничижительным взглядом.– Мародеры, бандиты и рэкетиры. На вас вели охоту все, кому ни лень, оборотни и ведьмы вели с вами войну. В любой момент кто-то мог быть убит в любой части города, и никто бы об этом не узнал. Из-за ваших отношений с ведьмами ни у кого не было колец дневного дня.       С тех пор, как я стала вашей леди, это изменилось. Убийство любого из нас наказуемо. Вы можете без опаски ходить по городу, можете не бояться, что в полнолуние к вам в дом завалится орава оборотней, старшим из вас была подарена возможность ходить под солнцем, а для тех, кто не может, были созданы условия,– я обвела рукой помещение.– Вам была дана возможность основать свое дело, чтобы избыточное количество внушения не привела к нам охотников на вампиров. Вы стали кем-то. И из-за этого вы, мои дорогие, зарвались.       Из-за всего того, что для вас было сделано, вы начали забывать, как все было. Я часто отсутствовала, редко вас наказывала. Вы думаете, что вам стоит бояться меня, только когда я выключаю человечность? Напрасно. Я с человечностью едва ли лучше. Сообщите об этом всем тем, кто не присутствовал сейчас. Помните, что произошло сегодня ночью и мотайте на ус, дамы и господа. Вы можете стать следующими,– я развела руки в сторону, повторяя жест, который проделывала ранее.       Все молчали, не осмеливаясь произвести хотя бы звук. Я с улыбкой наблюдала за ними. Всего-то и нужно пролить пару литров крови и оторвать несколько голов – и все сразу просыпаются, вспоминая, в каком мире они живут. Прекрасно. Просто прекрасно.       – Прекрасная речь, ma chérie,– во всеуслышание произносит Кью, подходя ко мне.– Но мне кажется, что нам сейчас лучше уйти в место погромче.       – Да, ты прав,– говорю я, в последний раз взглянув на вампиров и редких ведьм и вервольфов.– Атмосфера здесь какая-то… мертвая.       Мы с Кью смеемся и перемещаемся к выходу из бара.       Всего третий день в городе и меня уже ненавидит большая часть его населения. Неплохо.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.