Хранитель Империй

В центральном сквере, напротив Большого Оперного Театра Бенефийи, собралось полсотни горожан. Эта небольшая толпа полукругом обступила сооружение в форме куба, высотой в человеческий рост, поставленное на лужайке рядом с фонтаном. Максим и Теодор в этот день направлялись в театр на спектакль «Ричард III», но времени до спектакля оставалось ещё много, поэтому они, не спеша, прогуливались вдоль проспекта. Сборище и шум в сквере привлекли их внимание. Наделены высоким ростом, они могли все увидеть, не проталкиваясь через толпу. Кубическое сооружение оказалось клеткой с толстыми прутьями, а внутри клетки сидел волк. Это был особенный волк – «красный», который водится только в средней Азии. Зверь был очень красивым, с рыжевато-красной шерстью, с белым на груди и на ушах, а на большом пушистом хвосте цвет переходил из красного в чёрный. Из разговоров в толпе молодые люди узнали, что экзотическую диковинку Виктор Борман заказал в подарок своей жене Маргарите, заплатив за его поимку и доставку большие деньги. Говорили, что это был его странный способ наладить отношения с женой. Волка отправят жить в загородный дом Бормана через месяц, когда там построят просторный вольер, а пока зверь был посажен здесь, в центре города, ведь Борману, конечно же, хотелось похвастаться красавцем-зверем перед всем городом. К волку был приставлен «охранник» – скучающий мальчишка, который сидел, покачиваясь, на табуретке, и щёлкал семечки. Волк выглядел уставшим, он грустно лежал на траве, положив морду на передние лапы, и только большие уши слегка подёргивались, реагируя на шум и возгласы. Теодор смотрел на зверя, и отвратительное чувство возмущения поднималось в нём, раздражая и расстраивая – ему было искренне жаль волка. Максим, отворачиваясь, заметил: – Дворяне тратят деньги на ерунду. Борман даже с охотничьей собакой обращаться не умеет, ну зачем им волк?! Теодор не ответил. Он не хотел озвучивать свои мысли Максиму – тот не поймёт. Вот граф Мирабо, наверное, понял бы. В Теодоре с детства воспитывали любовь к животным, и небезуспешно – парень не мог выносить вида гордого зверя, посаженного в тесную клетку ради человеческих капризов. Спектакль «Ричард III», исполненный труппой британского переездного театра по пьесе Шекспира, был великолепен. Теодор, который не питал к придворным семейным драмам большой любви, наслаждался в первую очередь игрой харизматичных актёров, костюмами, светом и звуком, в том числе приятным для слуха британским акцентом. А вот Максим искренне сопереживал сюжету. Когда друзья во время антракта прошли в кафе и заказали шампанское, Максим сразу заговорил о пьесе, пока Теодор слушал и одновременно разглядывал посетителей. Просторное помещение, уставленное креслами, столиками и мягкими пуфами, было ярко освещено, повсюду сиял мрамор, радовали глаз красный бархат, дерево и позолота. Начищенные до блеска металлические подставки были нагружены напитками и угощениями. Официанты в чёрно-белых накрахмаленных костюмах сновали между столиками, обслуживая нарядных дам и их кавалеров. – Шекспир намеренно изображает короля злым, подлым, уродливым, – негромко говорил Максим, потягивая шампанское. – Но даже в такой ипостаси он – центр всего, он – тот, кто нажимает на рычаги, он самый хитрый и умный, даже с дьяволом сможет договориться. Король – активный, понимаешь? Он не сидит сложа руки, он борется, он идёт вперёд. А современные бенефийские короли – каждый из них – просто марионетка, тонущая в роскоши дворцов, окружённая нарядной свитой. За ниточки дёргает Священный Синод и феодалы. Король делает то, что выгодно им. Никто ни за что не борется, все занимают свои места и мирятся с тем положением, которое имеют. Теодор понимал, что сейчас Максим высказывает ту часть мыслей графа Мирабо, с которой он согласен больше всего. – Макс, ты собираешься присоединится к пропаганде, которую ведёт твой отец в Марескалле? – Да, пожалуй, я это сделаю. Ты со мной? Теодор мысленно побранил себя за неосторожность. В зале появилась Маргарита, и молодые люди, как и многие из присутствующих, одновременно посмотрели в её сторону. В блестящем платье с открытыми плечами, с меховой накидкой, она выглядела непревзойдённо. Выразительные губы приковывали к себе взгляд благодаря ярко-красной помаде. Марго шла под руку с супругом – полноватым крепким мужчиной с усами. Кто-то из посетителей поднялся, чтобы пожать Борману руку, а Марго в это время ускользнула и, пробираясь между столиками, направилась к Теодору и Максиму, которые сидели в углу. Борман никак не отреагировал на такое поведение жены – он спокойно уселся за столик, куда его пригласили знакомые. – Ах, дорогие мои, мои красивые! – Марго подчёркнуто радушно улыбалась, протягивая друзьям свои руки в тёмных перчатках. Молодые люди встали, чтобы помочь леди присесть рядом с ними. Густые тёмные волосы, уложенные в высокую композицию на голове Марго, добавляли ей величественности. Официант сразу же предложил принести ещё один бокал. – Здравствуй, прекрасная Марго, – Максим не отрывал от неё взгляд, – правда ли то, что говорят в городе? Красный волк – это подарок для тебя? – Ах, – Марго отвернулась, – прошу вас, не будем говорить об этом. Я сама не знаю, смешно это или грустно, и не хочу сейчас решать. Давайте поговорим о чём-нибудь другом. Теодор, – пылающие глаза обратились к нему, – ты пропустил уже две встречи в моём салоне. Тебя в гостинице совсем не жалеют, нагружают работой. На следующей встрече, в четверг, будет присутствовать Обри Бердслей, прибывший из Англии на этой неделе. Приходи обязательно, я буду рада тебя познакомить. – Я польщён, спасибо, – Теодор поклонился. – А как поживает твой театр, Марго? – спросил Макс. Женщина вздохнула, и её оживлённое лицо погрустнело. – Сейчас не очень успешный период. Группа стала больше, пришли новые люди, и это меня очень радует, ведь мы можем работать над более сложными пьесами. Но нам нужно помещение побольше, нужны деньги, чтобы платить декораторам и портным, а денег не хватает. Мои мечты о том, чтобы ставить такие яркие спектакли, как сегодняшний «Ричард», начинают гореть синим пламенем отчаяния, – Марго закатила глаза к потолку. «Она хочет продолжать своё дело, которое у неё хорошо получается, хочет заниматься театром, и ей нужна помощь. А муж дарит ей волка. Почему люди так глупо себя ведут? Почему они не слышат друг друга?» – подумал Теодор, но вслух не сказал ничего. Максим же был менее деликатен: – Марго, неужели муж не хочет дать тебе денег на твой театр? Марго, похоже, ничуть не смутилась от вопроса и была рада ответить на него. – Наши постановки и выбор пьес не одобрены Синодом. А Борман в тесных связях с Синодом, его бизнес и голос в Совете зависят от Синода. На «Ричарда III» сегодня он тоже не хотел меня отпускать, потому что Синод негативно относится к Шекспиру. Но я добила его своими возмущениями, и он согласился с моим посещением театра сегодня; настоял только на том, чтобы сопровождать меня. Он говорит, что я позорю его, когда ставлю пьесы типа «Лето с Моникой». И, конечно, не может быть и речи, чтобы арендовать для меня здание, – она снова закатила глаза. – Я уже продала некоторые из своих драгоценностей, чтобы купить костюмы для постановок. Максим подпирал рукой подборок, задумчиво глядя на неё. Теодор знал, что он думает о том, чтобы помочь Марго. Сейчас молодые люди не имели для этого средств. Дорогие билеты в театр Мирабо доставал благодаря связям, а в остальном Максим мог позволить себе всё меньше и меньше роскоши. – Нужно подождать, пока я стану аккредитованным преподавателем. Тогда, возможно, я смогу хоть немного помочь инвестициями. Марго ответила ему благодарным взглядом. Теодор молчал, чувствуя себя неловко, и смотрел на пузырьки шампанского в бокале Марго. Антракт закончился, публика вернулась в зал смотреть вторую часть пьесы, во время которой Теодор то и дело отвлекался на свои мысли. Раньше он часто думал о том, о чём говорил Максим: став хорошим преподавателем, можно было бы помочь Марго с театром. Но сейчас это желание, казалось, ослабело. Марго перестала быть стимулом. Его чувства, пусть они и не были никогда сильно глубокими, всё же захватывали его раньше, а теперь их вдруг словно затянули полупрозрачной плёнкой, приглушили. Как солнечный свет становится менее ярким, когда небо затягивает облаками, или как голос становится менее звонким, если человек говорит из-за ширмы. В темноте партера Теодор нахмурился и потёр пальцами переносицу. Охлаждение страсти, значит? Жанна или Тамара назвали бы это пресыщением. Теодор подозревал, что дело в чём-то другом. Почему-то в сознании появилась картинка: красивое лицо Цезаря, мягкая, немного смуглая кожа, тёмные живые глаза… «Да ладно, серьёзно?! – возмутился сам на себя Тео. – Ты настолько избалован?» Он тряхнул головой, прогоняя беспорядочные мысли, и позволил спектаклю снова завладеть его вниманием. Постановка в самом деле была великолепна. Все зрители аплодировали стоя. С верхних лож кто-то крикнул низким звучным голосом: «Браво! Непревзойдённо!», и многие, включая Максима, повернулись и подняли головы. – Ага, герцогу Лефеврскому тоже понравилось, – безмятежным тоном отметил Макс. Тео машинально обернулся и тоже посмотрел в сторону ложи герцога. Там он увидел самого герцога, молодую девушку рядом с ним (вероятно, дочь) и молодого юношу... Теодор широко распахнул глаза: юноша был очень, ну просто невероятно сильно похож на… Нет, не может быть. Просто Теодор только что думал о Цезаре, поэтому его разум отметил сходство – рост, лицо, движения… Этот юноша в ложе был гладко причёсан, одет в блестящий жилет и атласную рубашку. А ещё… Его волосы были тёмно-каштановые, почти чёрные, а не рыжие. И лицо бледное, не смуглое. Конечно, это не может быть Цезарь. Теодор догадывался, кто это на самом деле, и спросил у Максима, чтобы удостовериться. Тот ещё раз обернулся и ответил: – Да, это ублюдок Императора. Его Высочество сам Наполеон Бонапарт. Теодор слышал о том, что у Императора есть единственный внебрачный сын. Он и есть будущий наследник престола. Но Теодор никогда не видел его. Теперь же он смотрел и не верил своим глазам, настолько сильно принц напоминал того юного солдата. Выходя из партера, они наткнулись на столпотворение – путь к широкой мраморной лестнице, которая вела вниз, был заблокирован. Охрана не пускала народ из партера, пока герцог, а за ним другие именитые лица из приватных лож, не спустятся первыми. Теодор услышал, как за его спиной Максим недовольно щёлкнул языком: да, это была ещё одна капля в море его социально-политического негодования. Поверх голов Теодору было видно гордую фигуру герцога, который неспешно спускался, опираясь на трость. Подначиваемый любопытством, Тео начал пробираться вперёд, сквозь толпу. Возглас Максима «Эй, Тео, что ты делаешь?» утонул в шуме голосов. Несмотря на возмущения окружающих, Теодор всё-таки добрался почти до самой лестницы и встал рядом с охранником. Теперь он мог хорошо разглядеть принца, что следовал вслед за герцогом, ведя под руку его дочь. Невероятно… Те же самые глаза, нос, губы, скулы… Руки… Сомнений быть не могло, это Цезарь, чья внешность была изменена с помощью пудры и, наверное, парика. Теодор заметил, что его походка скована, как будто юноше не очень комфортно держаться прямо – конечно, живот всё ещё болел от недавней раны – прошло всего две недели. Что же это значит? Молодой принц вынужден надевать маску простого солдата… Для чего? *** Понедельник следующей недели выдался мрачным – небо заволокли тучи. Во второй половине дня Теодор шёл через город к гостинице, через плечо у него был перекинут широкий кожаный ремень, двумя концами закреплённый на большом тяжёлом бутиле из тёмного стекла – первоклассное оливковое масло для кухни трактира. Каждые две недели, по понедельникам, он ходил к поставщику за новой бутылкой. Теодор проходил через Рыночную площадь, на которой как раз сворачивали свои палатки торговцы, когда кто-то схватил его за плечо и развернул так быстро, что парень не успел сориентироваться. Он едва удержал равновесие, как мощный удар большого кулака в живот заставил его согнуться пополам. Перед глазами мелькнули чьи-то большие сапоги. В глазах потемнело, дыхание перехватило, и Тео даже не мог застонать от боли. Кто-то, раза в два крупнее него, крепко схватил его за волосы на затылке и зашипел горячим дыханием прямо в ухо – негромко, но отчётливо: – Мсьё Виктор Борман знает о твоей связи с его женой. Будь хорошим мальчиком, держись от неё подальше, особенно на людях. Тебе ведь есть что терять, помимо собственных зубов? Правда, красавчик? Следующий удар пришёлся в челюсть. Теодор повалился набок, услышал громкий звук разбитого стекла и почувствовал острую боль в левой руке, вдобавок к невыносимой боли в правой стороне лица. Большие сапоги исчезли. Теодор видел под собой серые каменные плиты площади, мокрые и скользкие от пролитого оливкового масла, видел осколки тёмного стекла, множество движущихся ног вокруг, слышал чьи-то возгласы. «Парень, за что он тебя так?» Юноша постарался дышать ровнее, несмотря на боль, и мысленно понадеялся, что ничего не сломано. Кто-то положил руку ему на плечо и спросил: «Эй, ты как, идти сможешь?» Тео сел прямо и посмотрел на левую ладонь – на ней красовался большой глубокий порез. Рука сильно дрожала. «Ну, прекрасно». – Давай, попробуй встать. – Спасибо, – Тео оперся на руку какого-то мужчины и не без труда поднялся на ноги. Идти оказалось очень тяжело. *** В тот же день поздно вечером Теодор неподвижно лежал на кровати у себя в комнате. На столе стояла зажжённая масляная лампа, лежала раскрытая «Новая Атлантида» на английском, раскрытый словарь, тетрадь, перо и чернила – Теодор переводил книгу на бенефийский язык, сидя с прижатым к щеке кожаным мешочком, наполненным кусками льда. Надолго его не хватило – голова раскалывалась от боли, капли воды конденсировались на кожаном мешке, стекали вниз и грозились затопить «Атлантиду». Сейчас Теодор лежал на спине, продолжая прижимать лёд к щеке, и смотрел в потолок. К счастью, все зубы оказались на месте, лишь один угрожающе шатался, но не выпадал. А вот скула была рассечена, и вполне возможно, что в кости была трещина. Живот тоже болел, но меньше. Порезанную ладонь Тео промыл и перевязал чистым мягким полотном. «Держись от неё подальше, особенно на людях». Однако. Виктора Бормана в самом деле больше всего заботит общественное мнение. А что, если он на самом деле ничего не знает о том, как Тео и Марго развлекались вместе, просто его зацепило поведение Марго в театре? И что же, Максиму тоже достанется, в качестве профилактики? Ну, нет. Его не тронут, по той же причине, по которой Марго до сих пор его не соблазнила – он слишком видная и важная личность. С ним опаснее иметь дело. К тому же он не ходит по улицам города один. Нет, Максу вряд ли что-то грозит. «А вот тебе, Теодор, пришло время разобраться, кем же ты станешь: героем, который вызволит прекрасную деву из лап чудовища и подарит ей счастье истинной любви, или трусливым любовником, которого злой муж пинком под зад вытолкнул из дома в лужу» – едко заговорил внутренний голос. «Не выдумывай, – ответил внутренний оппонент. – Куда ты её поведёшь? Сюда, в гостиницу?» «А если она этого и хочет?» «Она всегда прямо говорит о том, чего она хочет. Если бы она хотела, то уже давно ушла от мужа. Не предлагай ерунду. Да, и уехать вместе тоже не вариант. Ты помнишь – ты спрашивал её о путешествиях. Она ответила, что не хочет бросать свой театр» «И что же, я просто оставлю всё как есть? Просто откажусь от встреч с Марго?» «Эй, тебе есть что терять, ты не забыл? Борман скажет одно слово, и гостиница «У Жанны» будет уничтожена. Как ты Жанне в глаза смотреть будешь? Как ты её спасать будешь? А ещё у тебя есть мать, помнишь, да?» «Принято. Но ведь… Это как с Иоанном. Полное бездействие… На него надавили – и он прогнулся. И ничего не сделал. И я ощутил презрение к нему…» «В конце-то концов, Теодор! Разве Марго – твоя принцесса? Она ли – та женщина, ради которой ты готов думать о подобном риске? Оставь это Максиму, ты же знаешь, что они нравятся друг другу, а у Максима возможностей побольше, чем у тебя. Пусть она будет его Еленой, а он – её Парисом» «Хмм» В дверь постучали, прерывая его глупый внутренний спор. – Теодор? – позвал голос Марии. – Что, прелесть моя? – Там внизу Цезарь и Элизабет. Цезарь спрашивал о тебе, хотел видеть. – Оу… – Я думаю, они будут внизу ещё час как минимум. – Хорошо, Мария, спасибо, я спущусь. А ты не ходи больше туда, иди к себе, отдыхай. – Да, да, я помню. Тео продолжал лежать, глядя в потолок. «Там, внизу, есть алкоголь» – заметил внутренний голос. Парень встал, доковылял до стола. «Давай, допиши страницу хотя бы. Мысли успокоить». Поработав ещё немного, он всё же спустился в трактир, зашёл на кухню и налил себе виски. Том разрешал брать ему любой алкоголь, зная, что Теодор очень сдержан в выпивке. Цезарь и Бет сидели за столом вместе с Томом и двумя приезжими. Больше посетителей не было – все ушли спать. Том и два постояльца уже порядочно набрались пива, их лица были искажены кривыми улыбками. – Если они поднимут налог на ввоз… ещё хотя бы на копейку – я разворачиваюсь и еду… в Испанию! – громко заявил смешной коротышка, тыча пальцем в стол. – Отличная поз… позиция! – поддержал его пьяный товарищ. – Нет, ты понимаешь… Ну, кто купит у меня мешок муки за сотку? А дешевле я не могу, я разорюсь! – Придётся покупать, если выбора не будет, – фыркнул Том. – Я, что же, у себя внутренний двор пшеницей засею, а? – А посреди трактира жёрнова поставишь, во-о-он там, – торговец указал нетвёрдой рукой куда-то в сторону середины зала. – И будем с Теодором хороводы здесь водить. Припевая. Ну а что делать?.. Цезарь и Бет переводили внимательные взгляды с одного на другого и иногда подначивали их комментариями и вопросами. Теодор присел за стол, и все подняли глаза на него. – О-о-о-у! – Цезарь откинулся на стуле, удивлённо таращась на Тео (распухшая щека и ссадина на скуле Теодора были хорошо заметны в свете нескольких ламп). – А с кем подрался ты, Теодор? Не стоит брать с меня плохой пример, знаешь ли. – Я дрался с тротуаром. – Ха! И кто победил? – весело спросила Бет. – Я победил. Тротуар был повержен – это надо было видеть! – Тео позаимствовал эту незатейливую шутку у одного путешественника. Разговор продолжался, Том пьяно хихикал и корчил рожи, пряча грусть и отчаяние за кривляньем. Теодор потягивал холодный виски и украдкой бросал взгляд на Цезаря. Его слегка смуглая кожа казалась вполне естественной, а вот волосы… Рыжие взъерошенные пряди, если присмотреться, были немного тусклыми, неживыми… Возможно, это и есть парик, а тогда в театре Теодор видел настоящие волосы. Вскоре Бет поставила на стол пустой бокал из-под пива и сказала: – Нам пора возвращаться в кампус. Консьерж задобрен, позволяет приходить поздно, но после полуночи – это уже слишком… – Да, да, верно, – засуетился Цезарь. Теодор тихо спросил, глядя в упор на Цезаря: – В какой кампус, интересно? – Что значит в… – начала Бет, но оборвала себя на полуслове, заметив сверлящий взгляд Теодора. Цезарь внимательно смотрел Теодору в глаза. – Почему ты спрашиваешь? Тео наклонился ближе к Цезарю. Том и его два пьяных гостя были заняты своей болтовнёй и не обращали на молодых людей внимания. – Я видел тебя в субботу в театре. Я узнал тебя, – сказал Теодор так, чтобы его слышали только Цезарь и Бет. – Вот как… – Цезарь попытался скрыть смущение, но было видно, что слова Тео застали его врасплох. Бет напряглась, её глаза сузились. – Я не думаю, что кто-то ещё знает, – добавил Тео. Цезарь внимательно посмотрел ему в глаза и кивнул. – Хорошо. Я доверяю тебе. Я же могу тебе доверять? – Однозначно, можешь, – неосознанно, Теодору очень захотелось, чтобы между ним и Цезарем не было секретов. – Мне просто… Ну… Ты расскажешь мне правду? Карие оживлённые глаза улыбались, и у Теодора на миг появилось ощущение, что его понимают и видят насквозь. Впрочем, он был не против. Цезарь тоже наклонился вперёд, и горячие пальцы сжали руку Тео. – Да, расскажу. Потом. Сейчас не время. Бет поторопила друга, и они быстро удалились. Когда Теодор медленно ковылял по деревянным ступенькам обратно в свою комнату, внутренний голос ненавязчиво заметил: «Признайся, с Марго всё кончено. Ты колебался только потому, что она хотела познакомить тебя с Обри Бердслей».