Хранитель Империй

Большой трёхэтажный дом на улице Лойолы – сердце разума, истории и искусств – это единственное оставшееся из когда-то роскошных богатств семьи Мирабо. В этом доме, особенно на верхних этажах, ощущалась некоторая заброшенность и обветшалость, что, впрочем, не умаляло его шарма, а лишь добавляло привкус романтики. В большинстве комнат обои выцвели и кое-где отклеивались, полы скрипели, с мебели стёрся лак, на дереве были глубокие царапины… Здесь был лишь один старый слуга, который неплохо управлялся с уборкой и обедом, но полноценно заботится о доме, который со временем приходил в плачевное состояние, старик уже не мог. В доме было много пустых комнат, и Теодор выбрал себе комнату на третьем этаже – с красивым видом на город. Он давал уроки в двух дворянских семьях. У него появилось достаточно времени, чтобы тщательно готовиться, и при этом продолжать учиться самому. Все свои книги он привёз с собой. А ещё Максим разрешал пользоваться небольшой семейной библиотекой – четыре огромных шкафа, наполненных книгами, из которых Теодору многие были очень полезны. Теодор переписал и дополнил заметками перевод «Новой Атлантиды». Максим и граф Мирабо прочитали его и восхищённо поздравили Теодора с хорошей работой. Рукопись была отдана в печать через связи графа. Спустя пару месяцев к урокам начали добавляться другие задания – Теодора просили переводить документы, письма, присутствовать на приёме иностранных гостей. Он с головой ушёл в работу и радовался возможности быть полезным. Сам же Максим почти забросил работу с языками. Его последнее увлечение – политика – накрыло его и втянуло в себя. В гостиной его дома собирались группы молодых людей, которые с жаром обсуждали революционные идеи и сочиняли текст пропаганды. Теодор иногда присутствовал на этих встречах, но чувствовал себя лишним. Ему было некомфортно от понимания, что все эти юноши и девушки переполнены ненавистью к существующей власти, и это ядовитое чувство заслоняет им глаза, словно покрывало. Он почти не слышал от них рациональных предложений о том, как улучшить положение. Вместо этого в гостиной раздавались громкие эмоциональные тирады, в которых главенствовала мысль «Нужно уничтожить Синод и Короля! Это единственный способ устранить несправедливость», и поводы для ненависти были главной темой собраний. У Максима и его отца были разумные предложения о реорганизации власти, но их план подразумевал «чистку» как первый шаг в глобальной перестройке. А чистка всё равно означала «сбросить власть». Теодор перестал посещать эти встречи. Заходя в дом, он сразу поднимался к себе, игнорируя шумные разговоры в гостиной. Максим взял с Теодора слово, что тот не расскажет никому о происходящем в его доме. Также он попросил не приводить гостей в вечернее время – когда в доме проводились собрания. Несмотря на разницу во взглядах, между двумя друзьями царило абсолютное доверие, чему каждый из них был рад. Война в Италии продолжалась. Горе от утраты близких и страх за тех, кто ещё был на фронте, подливали масла в огонь нарастающей революции. Каждую неделю очередная семья получала известие о смерти брата, мужа или сына, а Теодор, каждый день читая газеты, боялся увидеть заголовок «Наследник Императора героически отдал жизнь за свой народ на поле боя», так же, как боялся услышать о смерти Стефана. К счастью, ни одна, ни вторая печальная новость пока не обрушилась на Тео. Теплела надежда, что война скоро закончится, и жертв больше не будет. «Хорошо, что на юге Италии хотя бы тепло» – подумал Теодор. В Марескалле же ноябрь поливал улицы холодным дождём. *** Однажды Теодор пришёл после урока домой и увидел, что в гостиной Максима трудятся несколько человек в рабочей одежде, а Максим и Уильям ходят между ними и отдают распоряжения. Они разбивали стену между гостиной и столовой. Через пару недель вместо стены стояли каменные колонны. Две комнаты объединились в одну огромную. Обеденный стол отставлен к стене, пространство заполнено деревянными стульями, обращёнными к столу. Максим превратил первый этаж своего дома в зал собраний. *** Тем временем по городу распространялись слухи о загадочном «Ордене Гермеса» – полумифической организации, которая покровительствовала нелегальным торговцам, контрабандистам, вне-цеховым ремесленникам и прочим, кто был костью в горле Синода. Вначале полагали, что Орден – это что-то вроде главарей предместья Св. Антония или Двора Чудес, но потом начали говорить, что организация действует не только в столице, но и по всей стране, а где их центр – никому не известно. Кто входит в Орден, где они находятся, как связываются между собой – об этом ходило много слухов, но ничего нельзя было подтвердить. У Ордена было много масок. Впрочем, их деятельность вскоре стала понятной: Орден поддерживал тех, кого вытесняла с рынка монополия аристократов, высших чиновников и членов Синода. Тайная организация помогала со сбытом продукции, развитием дела, с экспортом, с поставкой качественного сырья, с обучением ремесленников и совершенствованием их мастерства. У членов Ордена были вымышленные имена и поддельные документы, наёмные подставные лица. Эти люди были скользкими и неуловимыми: как только Синод выходил на кого-то из них, этот человек исчезал, а его квартира, арендованная месяц назад, оказывалась пустой. Также в городе начали поговаривать о том, что акции сталелитейного завода в посёлке под названием Долина Людвига Красивого были полностью выкуплены Орденом. Эти акции принадлежали одному знатному графу из северных провинций – Люми-Перро. Орден полностью прибрал завод к своим рукам и поменял процесс производства. Ходили слухи, что на этом заводе Орден применяет тайные учения алхимиков, проводит магические эксперименты над металлами. В кабаках после трёх кружек пива можно было услышать даже о том, что на заводе тайно изготовляется магическое оружие невиданной силы, и зреет Гомункул в большой реторте (этот последний слух особенно позабавил Максима, поклонника Гёте). Ещё рассказывали о том, что Орден Гермеса связан с регулярными встречами оккультных сект в Бенефийе. В разных местах собирались люди неясных религиозных взглядов и устраивали ритуалы, похожие на сеансы чёрной магии. Это была самая важная ниточка, за которую Синод мог ухватиться, чтобы развернуть активную травлю. Впрочем, доказательств по-прежнему не было. Многие симпатизировали Ордену и хотели установить с ними связь, но было страшно. Страшно, что в твою дверь постучит священник с двумя рыцарями Христа за спиной, и тебя отправят на допрос в казематы Дворца Правосудия. Связываться с Орденом было рискованно, но некоторые всё же соблазнялись на это. Теодор следил за слухами вполглаза и в пол-уха. Пусть ему и нравилось то, что делает Орден, его самого это всё мало касалось. Если бы Борман в самом деле решил прижать гостиницу «У Жанны», тогда Теодору интересно было бы узнать, может ли Орден помочь ему. Но такой потребности пока не было – к Марго он больше не ходил, через костры не прыгал, и вообще вёл себя хорошо и никоим образом не переходил Борману дорогу. К тому же, было совершенно непонятно, как с людьми Ордена можно вступить в контакт – согласно слухам, они часто сами приходили к тем, в ком видели потенциальный успех. Теодор не был ни ремесленником, ни торговцем, он начал карьеру языковеда, и пока его это устраивало. А вот Максим и его молодые активисты были же, напротив, всерьёз заинтересованы Орденом и видели в этой организации потенциальных союзников, ведь у них были общие враги – Синод, королевский двор, епископы и дворяне. Но, к своему стыду, революционеры не могли найти лазейки к Ордену. Уильям ездил в Долину Людвига Красивого, но к заводу его и близко не подпустили, а об Ордене Гермеса никто и слышать не желал – всё отрицали. Теодор, поразмыслив над таким феноменом, решил для себя, что Орден вряд ли может разделять желание Максима заключить союз: пусть враги у них и общие, но цели и методы – разные. Практичным и осторожным людям Ордена Максим и его молодёжь казались, наверное, романтичными бунтовщиками, которые рискуют быть однажды сожжены все до одного – по-геройски и глупо. *** Прошёл месяц, за ним другой, третий… Война в Италии не заканчивалась, Папа Римский потребовал от Императора Бенефийи новый полк солдат. Ещё больше жизней будет унесено ненасытными амбициями Святого Престола. Зимой, в морозный и солнечный день, Теодору исполнился 21 год. К нему в гости приехали мама и Мария, и, хотя они улыбались, снимая тёплые вязаные шарфы и отряхивая снег с сапожек, глаза их были очень грустными, потому что они несли плохую весть: Стефан умер на войне. Его тело привезли домой, и похороны назначены на завтра. Эта новость не была неожиданной, но тем не менее она выплеснулась на Тео, как поток ледяной воды. Бодрого расположения духа Тамары хватило минут на пять, потом она просто села и расплакалась. Теодор заварил большой чайник горячего чая, сел, сложил руки на столе и молча уставился на свои пальцы. Мария держала Тамару за руку и смотрела на Теодора покрасневшими глазами, не в силах ничего сказать. Большой сладкий пирог, разрезанный на куски, стоял на столе грустный и нетронутый. На этом плохие новости не закончились. Успокоившись, Тамара рассказала о том, как к ней в дом приходили рыцари Христа и задавали ей вопросы. Они не угрожали, разговаривали вежливо, но вопросы их были очень неприятными и настойчивыми: о том, чем Тамара занимается, кто её посетители, имеет ли она отношение к Ордену. Называли ей имена и спрашивали, знает ли она этих людей. Она отвечала, что вдова, что живёт одна, ей помогают родственники и знакомые, она готовит лечебные отвары и настойки, выращивает лечебные растения и плетёт украшения из нитей и бусин. Она, конечно же, не упоминала о гаданиях, снятиях порчи, приворотах и «чтении судеб», что, по сути, составляло большую часть её дохода и чем дорожило всё предместье Святого Антония. Тамаре не были знакомы названные имена, и отношения к Ордену она не имела. Во всяком случае, так она сказала… Теодор слушал её рассказ, нахмурившись. Времена инквизиции давно закончились, и, пусть дом Тамары и выглядел внутри как дом лесной ведьмы, никто не имел права наказать её за колдовство. Но Теодор понимал, что все, кто так или иначе был незаурядным человеком в Св. Антонии и мог быть заподозрен в связях с оккультистами и нелегальными мастерами, тот попадал под внимание Синода. Синод искал любые пути, чтобы выйти на Орден, но не хотел переступать черту – страшно ведь, пожалуй, настоящий бунт спровоцировать… Удовлетворившись ответами, рыцари Христа оставили его мать в покое, но само их появление было тревожно. Теодор подумал, что, наверное, никому сейчас не спокойно в этом городе. Что делать – пока непонятно. – Мама, а ты действительно не знакома ни с кем из Ордена? – Теодор не мог сдержать любопытства. Тамара грустно покачала головой. – Нет, сынок. Я знаю нескольких людей, которым Орден помог, но с ними общались через посредников… Прямой связи у меня нет. Она наклонилась вперёд, не отрывая взгляда от лица Теодора. – Тому сейчас очень тяжело. Ему почти нечем кормить посетителей. Мука, овощи – стоят втридорога, и их завозят в город всё меньше и меньше, да ещё и нужно засветло вставать и ждать на площади, чтобы купить муку. И я подумала… Знаешь… То, что делает Максим… Это благородное дело. Это может помочь. Теодор удивлённо поднял брови – Тамара впервые высказывала одобрение действий Максима или его отца. Он покачал головой. – Я не знаю. Не уверен. Пока что я слышу здесь только громкие слова. – Громкие слова тоже могут быть полезны, когда важно, чтобы их услышали как можно больше ушей, – настаивала Тамара. Теодор снова покачал головой и вздохнул – он не мог рассказать матери, какая ненависть бурлит по вечерам в стенах гостиной, где сейчас они так мирно пили чай. Он не мог заставить себя поверить в хороший исход надвигавшихся революционных волнений. Вот если бы он смог стать переводчиком в посольстве… Или учителем в элитной школе… Имея больше средств, и он, и его близкие могли бы рассчитывать на некоторую безопасность от посягательств Синода и их приспешников в государственных структурах. Пока что Теодор не видел другого пути для себя. Лучше всё-таки в посольстве – так можно уезжать из страны, не застревать в одном месте… Теодор давно бредил путешествиями, эти мечты не давали ему покоя и заставляли искать путь для воплощения в жизнь. Как всегда, ему совсем не хотелось ни во что ввязываться, он предпочитал оставаться в стороне от того, что происходило в городе, и твёрдо решил сосредоточиться на работе. Но судьба распорядилась по-другому. *** В конце февраля, неожиданно, после долгих пасмурных недель начались солнечные дни и, казалось, земля проснулась и задышала, воздух стал живым и чувственным. Возможно, солнце немного растопило и ледяную стену тайны – Орден впервые решил заговорить с людьми. Заговорить простым и открытым способом: выступлением на главной площади столицы. Они удачно выбрали для этого день – столичный гарнизон имперской гвардии, пользуясь хорошей погодой, отбыл на полевые тренировки к загородному полигону. В Марескалле осталась лишь полиция – от силы дюжина людей. Позже, обдумывая этот день, Теодор понял, что Орден осведомлен о планах и движениях гвардии и полиции. По городу ходили глашатаи и трубили в трубы. Они кричали: «Орден Гермеса Трисмегиста желает говорить с жителями Марескалла! Выходите на площадь Иакова и слушайте!» Теодор и Максим, которые в это утро были дома, охотно набросили пальто и последовали приглашению. На лице Максима читалось возбуждение и предвкушение. Друзья вышли и смешались с человеческим потоком, вливавшимся в заполненную площадь, как река в море. Прямо напротив них, на широких ступенях собора святого Иакова, стояла небольшая группа людей, человек пятнадцать, и все взоры были устремлены на них. Стоит заметить, что выбранное место – ступени собора святого Иакова – было излюбленной платформой для публичных выступлений. Тот, кто желал говорить для большой толпы горожан, поднимался по ступеням наверх и оказывался на некотором возвышении, а ниши в здании, пространство внутри колоннады, а также крылья фасада, расходящиеся полукругом, усиливали звучание голоса, поэтому вся площадь могла слышать говорившего. Человеческие фигуры, представшие сегодня пред взором Марескалла, были одеты в длинные мантии, полностью скрывающие их тела. Лица были спрятаны под театральными масками разных цветов, а головы – под капюшонами. Внизу, вдоль ступеней в ряд стояли полдюжины чёрных экипажей. Между экипажами тоже стояли люди в плащах и масках – все крепкие и собранные. На руках у них были перчатки. Очевидно, они были охраной Ордена, и, стоя в промежутках между экипажами, они формировали нечто вроде баррикады – никто из площади не мог подступиться к фасаду собора. Теодор и Максим оказались где-то в центре площади. Как всегда, им было всё хорошо видно поверх голов стоящих впереди людей. Из группы наверху выделялся один человек – он стоял немного впереди, покачиваясь на каблуках, его руки нервно сжимались. Он обозревал собравшихся перед ним марескалльцев, медленно переводя голову справа налево и обратно. Когда площадь заполнилась, этот человек спустился на пару ступеней вниз и сдвинул свою маску немного наверх, чтобы приоткрыть рот (при этом его лицо всё ещё нельзя было разглядеть). Когда он заговорил, его голос, громкий и уверенный, звучно разносился над головами слушателей. – Приветствую! Мир вам, жители Марескалла и всей Бенефийи! Он говорил, и его речь, грамотная, одновременно и разумная, и страстная, быстро заставила народ затихнуть и внимать не дыша. Теодор уловил еле заметный иностранный акцент в речи выступавшего, но его речь состояла из красивых и правильных предложений. Он говорил о законах процветания страны Бенефийи, о том, как каждый, выполняя свою работу, вносит свой вклад в благосостояние всей империи. – …От каждого дерева, молодого или старого, зависит, каким будет лес. Нам всем хочется мира и справедливости. Конечно, когда нас унижают все, кому мы это позволили – дворяне с большими брюхами, члены Синода, нечестные епископы – далеко не каждый способен противостоять их силе. Но не забывайте, что вы способны на большее, вы не рождены быть угнетёнными. Все мы – свободные и любимые дети Земли. Продолжайте работать, продолжайте делать своё дело для себя, для своих близких и друзей, и для тех добрых людей, кто достойно вас отблагодарит за ваш труд, честно принимая вас такими, какими вы есть. Для восстановления справедливости необязательно лезть в крайности и бросаться на мечи и пистолеты! Не нужно развязывать войну. Игнорируйте Синод. Это лучший способ борьбы. Просто не обращайте на них внимания. Он также много говорил о разных видах ремёсел, о предприятиях, которые развиваются в Бенефийи в гильдиях, в цехах и вне цехов. Он говорил о Боге. О том, что Бог – это любовь, и он живёт в каждом из нас, а не в церквях и распятиях. Его слушали очень внимательно, иногда поддерживая громкими возгласами одобрения. Позади себя Теодор услышал смятение и громкий шёпот. Он обернулся. На другой стороне площади под стенами Академии Наук появилась конная полиция, но никто не уступал им дорогу, и всадники просто стояли там, ничего не предпринимая. Их капитан молчал. Лошади переминались с ноги на ногу, топтались на месте. Человек в маске, который говорил со ступеней, никак не отреагировал на появление полиции. Он закончил очередную интересную мысль, а потом вдруг сказал: – Я понимаю, что все мы рискуем, когда не повинуемся Синоду. И я, конечно, рискую тоже. Но мне неприятно стоять перед вами, спрятав лицо, ведь я разговариваю с вами. Может, я поступаю невежливо? Он поднёс руку к голове и отбросил назад капюшон своей мантии. Один из его приспешников, стоящих позади, вскрикнул «Нет!» и бросился вперёд, но его остановил сосед, хватая за плечо и отдёргивая назад. Говоривший мужчина сорвал с себя маску. На миг вся площадь замерла, а потом около десятка марескалльцев из толпы засвистели-закричали, по-видимому, узнав этого человека, которого Теодор и Максим видели первый раз. У него было строгое лицо, правильные греческие черты, прямой узкий нос, тонкие красивые губы и очень внимательные горячие глаза. На вид ему было около пятидесяти лет, но в его осанке, движениях и чертах лица читались огонь и сталь, присущие молодым и сильным людям, а взгляд выражал смелость и уверенность в действиях. Худой человек в мантии – один из группы, расположившейся на ступенях – неуверенно поднёс руку к лицу, чтобы тоже снять маску. Теодору, заметившему его жест, показалось, что у этого человека дрожат руки, но на расстоянии было сложно сказать наверняка. Сорвавший с себя маску лидер словно почувствовал спиной намерение товарища повторить его действие и быстро повернулся к нему со словами: «Все остальные – держите лица закрытыми!» Худой мужчина вздрогнул. Он повиновался и опустил руку, но его капюшон успел сползти назад, и Теодор ахнул, узнав человека. Пусть лицо его осталось закрытым, но юноша помнил эту высокую сутулую фигуру, тёмные волосы, исполосованы сединой, эти длинные тонкие руки. На самом краю линии Ордена стоял отец Иоанн, его бывший семинарский учитель, путешественник, знаток человеческих душ, изгнанный из города за свободное трактование Святого Письма. Теодор не мог поверить своим глазам. Иоанн быстро набросил капюшон обратно на голову и опустил руки. Лидер продолжил свою речь. – Я хочу прояснить некоторые важные нюансы для вас. Мы – не политическое движение, и мы не поддерживаем какие-либо политические движения и группировки. О нас говорят, что мы создали свою экономику внутри экономики страны, и эти слова, признаю, вызывают у меня чувство гордости. И тем не менее, я хочу вам напомнить, что мы не имеем никакого отношения к административному делению страны, к управлению страной или отдельными сферами жизни в государстве. Мы живём так, как сами хотим жить, мы делаем то, что хотим делать, как будто нам никто и не мешает, и именно такое поведение мы вам предлагаем. Да, сейчас приходится прятаться, укрываться под масками и плащами, чтобы сохранить жизнь и свободу, но под нашим маскарадом мы остаёмся теми, кем мы хотим быть, несмотря ни на что. Оставайтесь людьми, это всё, о чём мы вас просим. Оставайтесь честными, верными себе и своим близким, а главное – верными своему сердцу. Когда он закончил говорить, ему аплодировали и кричали, почти вся площадь рукоплескала, не отрывая от него взгляд. Теодор и Максим тоже аплодировали. Лицо у Максима при этом была слегка хмурым – Теодор понимал, что его друг не разделяет большинство идей спикера, но и он проникся уважением к той силе, которую излучал лидер Ордена. Группа в мантиях сошла со ступеней, они сели в экипажи, занавешенные изнутри чёрной тканью, охрана в масках обступила экипажи, и тёмная процессия двинулась прочь из площади. Толпа расступилась. Конная полиция попыталась было двинуться следом, но не смогла – у восьми из одиннадцати лошадей ноги оказались спутанными. Видимо, кто-то, пользуясь столпотворением и суматохой, прополз под лошадей и повязал верёвки на их ноги. Толпа окружила всадников и откровенно насмехалась. Один из полицейских достал пистолет и выстрелил в воздух. Шум немного утих. – Убери оружие, – сказал какой-то смельчак, незаметный в толпе. – Всех ты не перестреляешь. Сжатый комок человеческих тел держал всадников в кольце, пока экипажи Ордена не скрылись из виду. *** Вечером в гостиной, за чашкой чая, Максим обсуждал утреннее событие со своим ближайшим соратником – Уильямом. Уильям – высокий худой парень с выразительными чертами лица, эмоциональный, обладающий огненным характером – всегда интересным образом дополнял строгого и спокойного Максима, почти так же как граф Мирабо. Во что бы Максим не был вовлечён, его энтузиазм быстро пропадал, если рядом не было кого-то похожего на Мирабо или Уильяма. Теодор заметил, что граф уже недели две не появлялся дома. А вот визиты Уилла были частые, он приходил поговорить с Максимом лично, не дожидаясь собраний. – Я знаю, кто этот человек, который говорил, – заявил Уильям, едва только появившись в гостиной. Глаза его блестели. – Это известный на юге Бенефийи предприниматель, хозяин виноградных садов, рудников и сталелитейного завода в посёлке Долина Людвига Красивого. Он иммигрант. Кажется, грек. Его зовут Орест Эскархиди. Говорят, он принёс благосостояние в Долину и в соседние ближайшие селения. Он дал местным жителям работу, а также, как я слышал, стал для них чем-то вроде наставника. Принимает у себя в доме всех желающих, интересуется делами, даёт советы, обучает. Построил церковь. Теодор, который тоже присутствовал при разговоре (присутствовал скорее физически, нежели ментально), сидел задумчивый и неподвижный. – Какое отношение к этому Оресту имеет отец Иоанн, интересно? И как он оказался в Ордене? – спросил Максим, переведя взгляд от Уильяма к Теодору. Максим тоже узнал бывшего учителя, когда с того слетел капюшон. Уильям ничего не знал об Иоанне и не мог ответить на вопрос, только развёл руками. – Этих людей объединяют вместе некие идеи и желания. Вы всё слышали на площади. Вот и думайте, как ваш семинарский учитель попал в Орден. Теодор пожал плечами. – Да, идеи Ордена созвучны с ценностями, которые проповедовал Иоанн. Просто хотелось бы, конечно, знать всю историю. – Всем теперь этого хочется. Эти люди удачно помахали у Бенефийи перед носом своей загадочностью. Весь день у Теодора из головы не выходили и речь Ореста, и появление Иоанна. Он даже не знал, что из двух потрясло его сильнее… Юноша чувствовал, что его симпатия к Ордену значительно усилилась. Речь Ореста проясняла позицию Ордена, она заключала в себе мощный здравый смысл, сдержанность, веру в Бога, веру в себя и смелость быть самим собой. Неудивительно, что такой человек, как Иоанн, присоединился к ним. Теодор желал знать больше. Он поймал себя на мысли, что хочет быть там, где был сейчас Иоанн. Его разум захватывала навязчивая идея найти бывшего учителя и поговорить с ним. Но как это сделать? С помощью Уильяма Теодор узнал адрес Ореста в Долине и на следующий же день написал ему. В письме он выразил восхищение работой Ордена и внушительной речью на площади Иакова. Назвался учеником Иоанна и попросил связать его с ним. *** В доме Максима по вечерам собиралось всё больше народу. Иногда шум из гостиной долетал до комнаты Тео на третьем этаже и мешал работать. Он старался не обращать внимания, но иногда, не в силах сосредоточится над скучным переводом, откладывал перо, спускался в зал и садился на свободный стул. Теодор слушал речи Уильяма и Макса, доклады и споры… И находил их в некоторой мере развлекательными для себя. Однажды вечером, вернувшись после урока домой, Теодор прошёл из прихожей в гардеробную комнату, чтобы повесить пальто, и удивился: в гардеробе были заняты все вешалки, многие пальто были сложены на столе, на подоконнике… Похоже, здесь собралось около шестидесяти человек. Одно пальто, обитое роскошным дорогим мехом, особенно привлекало к себе внимание. Это пальто принадлежало Марго. Тео усмехнулся. «Даже так?..» *** С того дня, как он отправил письмо Оресту, прошло три недели. Ответа не было. Можно было поехать на юг, в Долину, но Тео пока не решался это сделать. Однажды за обедом парень поделился своими мыслями с Максимом и Уильямом. – Мы сами, как ты знаешь, ищем контакта с Орденом, – сказал Максим. – Но они избегают нас. Настолько старательно избегают, что это даже любопытно… Максим сидел за столом очень прямо, у него, как всегда, была уверенная гордая осанка, а его руки от ладоней до предплечий лежали по обе стороны тарелки. Уильям, ссутулившийся над своей тарелкой, посмотрел на товарища, прокашлялся и постарался сесть ровнее, отводя плечи назад. Заметив это, Теодор улыбнулся себе в чашку. – Говорят, что вечеринки в доме у вдовы Эрдоган имеют отношение к Ордену,– заметил Уильям. – Их затевает человек, который, по слухам, в близкой связи с Орденом. Его называют Кит – это прозвище, а настоящее имя мы не знаем. Вообще, эти вечеринки открыты для желающих, и наши люди пытались туда пройти, но к ним в доме Эрдоган относятся, конечно, далеко не доброжелательно, ведь Орден не одобряет наших революционных намерений. – Очень зря, – вставил Максим. – Конечно, зря. Но, увы… Только у одной девушки из наших получилось пройти. Её зовут Луна. Ты с ней не знаком, Тео? Прелестное создание. Но у неё не получилось пока добиться от Кита ничего – ни информации, ни связей. Она действует мягко и медленно, стараясь войти к нему в доверие, чтобы наладить контакт. Посещает вечеринки регулярно, у неё там уже полно; друзей. Её пускают без проблем. Но, кто знает, Теодор, пустят ли тебя?.. Теодор задумался. Он пытался вспомнить… – Кит… – это имя шевелило давние воспоминания. – А… не из святого Антония ли он? – Скорее всего. Там половина – из святого Антония. Как будто часть Двора Чудес перенесли в центр Марескалла. – Кажется, я знаю, кто такой Кит, – негромко проговорил Теодор, кивая. – В самом деле? – удивился Уильям. Максим вскинул брови. – Ах да… Теодор же вырос в предместье. Небось, узнаешь там друзей. – Да, может быть… Теодор смутно припоминал человека с прозвищем Кит, который иногда заходил к его родителям в гости. Он должен был помнить Тео… Наверное… Максим наклонился вперёд. – Если они тебя примут, как старого знакомого, то, возможно, ты сможешь нам помочь? Давай, Теодор, не оставайся в стороне. – Опять ты за своё. Но на вечеринку Тео согласился пойти. Все-таки любопытство вертелось у него внутри, словно молодой кот.