Хранитель Империй

Теодор ходил в своей комнате из угла в угол. Надо было срочно что-то делать, но что? Как он должен теперь поступить? Предать Максима? Если он доложит о завязывающемся бунте, подставит Максима и его друзей – за ними придёт королевская гвардия. Будет суд… Тео представил себя на суде, свидетельствующим против Максима и Уильяма, и его передёрнуло от ужаса. Он не хотел подобной участи. Но что же делать? До Максима ведь не достучаться. Впрочем, надо быть честным с самим собой – ему на императорский дворец плевать. Пусть перережут там всех, кого хотят, клинками своей революции. Но Тео точно знал одного хорошего человека при дворе. Цезарь. Он не должен умереть. Цезарь, с его огнём внутри, стоит десяти королевских дворов. Он – само воплощение жизни, он должен жить. Пусть забирает Бальзака и убирается со двора. Нужно найти способ связаться с Цезарем или Бальзаком и вытащить их! Теодор остановил себя. Что за глупости! Цезарь – бросить дворец и сбежать? Он не такой. Он наверняка захочет драться, вступить с Максимом в бой. “Нерешительный ты трус…” – прошипел внутренний голос. “Мечешься, как пёс между двумя кусками мяса. Неужели нельзя выбрать сторону?” Получается, что кто-то должен погибнуть – или Цезарь, или Максим? Неужели действительно всё должно быть именно так? Или-или? И решить это должен он, Теодор? Юноша обхватил голову ладонями и сел на кровать, уставившись в пол. Он не хотел смерти – ни для Максима, ни для Цезаря. А что, если удастся связаться с принцем, но при этом уговорить его не сдавать Максима, не мстить ему? Если Цезарь, уже имея некоторое влияние при дворе, особенно после его победного возвращения, может отдать несколько приказаний среди гвардейцев, и они просто выставят дополнительный отряд вооружённых солдат? Не на территории резиденции, а вокруг забора, извне, так что ребята Максима и подступиться не смогут? Просто поставить дополнительное кольцо охраны – надёжной, но тихой и незаметной? Если стрельба начнётся вне территории резиденции, то внутрь никто не пройдёт, всех могут перестрелять до того, как они попадут на территорию. Революционеры наверняка это увидят, поймут, что просчитались, и отступят. А отступят ли? Неизвестно. Пока что это только догадка. Сделать так, чтобы дворец молча охраняли снаружи, но никто, кроме самого Цезаря, не знал, что Максим спланировал захват. Никаких обвинений в его сторону не будет, Тео не станет предателем, и все будут в безопасности. Или, возможно, Цезарь под каким-либо предлогом мог бы уговорить Императора не выезжать в загородную резиденцию, оставаться праздновать в центральном дворце. А потом можно будет вместе с Цезарем придумать, как охладить пыл Максима и Уильяма, либо перевести его на Синод, то есть, объединиться против Синода. Но это – потом, сейчас главное – не допустить смерти королевской семьи. Итак, нужно найти способ поговорить с принцем. Идти к дворцу? Как глупо – никого ведь не пускают во дворец просто так. Но иного выхода нет, нужно идти и пробовать хоть что-то. “Минуточку! – одёрнул себя Тео, – Макс ведь сказал, что Марескалльский батальон возвращается в столицу завтра… То есть, сейчас они ещё в пути, где-то близко к Марескаллу… Можно взять лошадь и выехать им навстречу!” Теодор резко встал и взял куртку, готовясь броситься вон из города сию же минуту. В дверь его комнаты постучали, Теодор сказал “войдите” и увидел на пороге Максима. За его спиной стоял Патрик, грозно склонив голову и вперив взгляд в Теодора. – Куда ты собираешься идти? – спросил Максим. – У меня урок. – Мне жаль, но ты должен сейчас воздержаться от уроков. Будет лучше, если следующие три дня ты проведёшь дома. Об этом я и хотел тебе сказать. – Не доверяешь мне? Максим вздохнул. Разговор был ему явно неприятен, но он следовал долгу. – Твоя реакция удивила меня и вызвала смутную тревогу. Я ставлю на кон свою жизнь и хочу убрать риски. Ты ни в чём не будешь нуждаться здесь. Это всего лишь три дня. Потерпи, пожалуйста, и своим терпением докажи, что ты на моей стороне. Если ты не можешь выбрать сторону, мне приходится делать это за тебя и прибегать к жёстким мерам. Насчёт твоих уроков – я напишу письма твоим клиентам и объясню, что ты всё ещё не можешь приступать к занятиям ввиду семейных обстоятельств. Чувство досады скрутило внутренности Теодора. «Какой же я безмозглый идиот. Невероятный глупец…» – Как угодно. Делай что хочешь, – он бросил куртку на кресло, упал на кровать и уставился в потолок. Максим снова вздохнул и вышел, закрыв за собой дверь. *** Теодор оказался заперт в доме. Такое было с ним впервые. На выходе из дома по-прежнему дежурили два вооружённых охранника. Из небольшого окна ванной комнаты было видно, что выход во внутренний двор тоже охраняется, и пленнику чётко дали понять, чтобы даже не пытался выйти. Вечером к нему постучался слуга и сообщил, что стол к ужину накрыт – милорд может спуститься в столовую. Максим с ним не ужинал – совещания продолжались, и слуга подал ему ужин в кабинет. В передвижении по дому Теодора не ограничивали, но слуга следил за ним пристальным взглядом. Наступила ночь, и дом затих. Пойманный в ловушку, Теодор лихорадочно старался придумать, что ему делать. Выходя на балкон своей комнаты, он мог видеть, что караульные сменились, но не покидают пост ни на минуту. Та же картина у чёрного входа. Значит, Максим будет держать стражу днём и ночью. А что, если бы удалось незаметно выбраться на крышу и оттуда перейти на дом слева или справа? Между домом Макса и соседними домами не было проёмов – как и большинство домов на центральных улицах, они стояли вплотную. В потолке коридора на третьем этаже был большой люк, который вёл на чердак. Когда Теодор был уверен, что все в доме, включая слугу, уже уснули, он подошёл к люку и поднял небольшую зажжённую свечку. При свете колеблющегося огонька можно было рассмотреть тяжёлый замок, запиравший люк. Можно попытаться его взломать, но как это сделать бесшумно? Стараясь действовать как можно тише, Теодор принёс стул и взобрался на него. Даже на такой высоте он едва дотягивался руками до люка – потолки в этом старинном доме были очень высокие. Впрочем, с близкого расстояния Теодор смог рассмотреть, что замок был новый, большой и крепкий, сломать его невозможно. Можно попробовать отломать металлические планки люка, к которым крепились петли, смыкавшиеся замком. Для этого нужен лом. Наверняка где-то в кладовой он должен быть. Так же как и стремянка. Теодор спустился к кладовой, но она оказалась запертой, а ключ наверняка у слуги… Можно потом попробовать придумать повод, чтобы попасть в кладовую днём… А сейчас нужно использовать ночное время, чтобы обыскать дом. Теодор так и сделал. Большинство комнат были заперты, некоторые пустовали, и в них не было ничего полезного. На кухне тоже не было пригодных инструментов или ключей. Отчаяние холодной отвратительной волной накатывало на Тео. “Три дня… Через три дня, в понедельник, Цезарь может умереть, если я не найду способ выбраться отсюда… или… заставить Максима передумать…” Хуже всего Теодор умел договариваться с людьми, и он ненавидел себя за эту слабость. Оставив свою идею взломать замок, он вернулся в свою комнату и стал ходить из угла в угол, размышляя, перебирая в голове варианты аргументов, которые могли бы изменить намерения Максима. Разные слова приходили ему на ум, но все они были жалкими и вряд ли могли бы сработать. Неестественное поведение и явные попытки повлиять на Максима только докажут ему, что Теодор – предатель, и его нужно убить. Говорить Максиму правду Тео не решался по тем же причинам. Ощущение беспомощности и связанных рук терзало Теодора, сводило его с ума. Целую ночь он провёл в бесплодных метаниях и уснул на рассвете. Когда Теодор смог встать с кровати, уже было одиннадцать. Внутри его головы звенел колокольчик: “Ты ещё можешь попытаться что-то придумать. Давай же, нечего сидеть, сложа руки”. Когда слуга позвал к обеду, Теодор спустился и увидел, что компанию ему в этот раз составили Максим, Уильям и ещё два человека. Они спокойно, но сдержанно поприветствовали Тео. Ощутив некий прилив отвращения, он сел напротив них, так, чтобы их разделял длинный стол. Разговор вёлся праздный, о вине, о костюмах и девушках. Было упомянуто также и возвращение Марескалльских солдат в столицу: сегодня в первой половине дня кавалерия, возглавляемая принцем Наполеоном, под звуки оркестра и праздничные салюты (которые Тео проспал), вошла в город и проехалась триумфальным шествием по центральным улицам. Ни слова не было сказано за столом о предстоящем нападении. Иногда в разговоре обращались и к Теодору, сохраняя некое подобие холодной вежливости. После ночи, полной терзаний, его чувства были словно выжжены, волнение прошло, и появилось какое-то тупое глухое упрямство. – Итак, вы всё ещё настроены уничтожать, ради символической победы над монархией? – спокойно спросил Теодор, доедая свой обед. Он хотел казаться как можно более невозмутимым, и, как ни странно, ему это удавалось. – Кровь должна быть пролита, Теодор, – сразу отозвался Уильям, всегда готовый к разговору. Остальные молча смотрели на Тео. – Народ натерпелся и требует мести. Люди, которые знали Ореста лично, особенно жаждут расправы. Тебе это известно. «Но королевская семья здесь ни при чём» – думал Теодор молча. – Теодор, – обратился к нему Макс, наклоняясь вперёд и складывая руки перед собой. – Мы построим такой мир, где бессмысленных убийств не будет. «Плевать» – подумал Теодор, вертя в руках вилку. Он почувствовал, что даже смотреть на Максима сейчас не может, не то что говорить. “Нужно думать, как сбежать из этого дома. Крыша… Через люк нельзя… А что, если через окно – на крышу? Моя комната как раз на последнем этаже. Почему эта мысль ещё не приходила мне в голову?” – Что ж, успехов, – без выражения сказал Теодор, встал из-за стола, попрощался и вышел. В своей комнате он вышел на балкон. Караульные внизу переговаривались между собой и не смотрели вверх, поэтому не могли заметить Тео. Он стал спиной к перилам и осмотрел стену между окном и крышей. До крыши было очень высоко, даже до верхнего края окна дотянуться было тяжело. Но… Это был фасад старинного дома, украшенный рельефным декором – женское лицо, обрамлённое завитками. Если суметь дотянуться (можно встать на стул), то теоретически можно, цепляясь за рельеф, вылезть по стене на крышу и оттуда искать пути побега. Теодор смотрел на алебастровое лицо и сомневался: декор был не настолько объёмным, чтобы за него можно было надёжно ухватиться руками… Наверху, на уровне крыши, также был небольшой декоративный фронтон, составлен из полукруглой стелы с гербом и двух прямоугольных столбцов по её краям. Если бы удалось набросить на один из этих столбцов что-то вроде верёвочной петли… И подтянуться-вылезть по верёвке. А вот декор на стене мог бы послужить опорой для ног. Короче, нужно найти верёвку. Перерыв все свои вещи, Теодор с разочарованием заметил, что у него нет ничего даже похожего на верёвку. Придётся ждать ночи и искать её в доме, или сделать из простыней и одежды. Дверь балкона осталась распахнута, и, продолжая ходить из угла в угол, Теодор услышал с улицы знакомый голос, который произнёс его имя. Он вышел на балкон и увидел внизу, возле входа, Марию в нежно-сиреневом платье. Она разговаривала с караульными, и Теодор напряг слух. – …потерпеть, юная леди… – доносились до Тео слова одного из вооружённых парней. Мария подняла голову и встретилась глазами с Теодором. Радостно улыбнулась. «Ничего плохого не случилось, она просто пришла в гости, увидеть меня» – подумал Теодор, улыбаясь ей в ответ. Он не решался ничего сказать, а тем более крикнуть ей, поэтому только присел, обхватил пальцами кованные прутья балконной ограды и уткнулся лбом в проём между прутьями, делая грустную извиняющуюся гримасу и как бы показывая, что он в этом доме «за решёткой». Лицо Марии приобрело сочувствующее-грустное выражение. Она тоже ничего не говорила. Караульные проследили за её взглядом вверх, увидели Теодора, один что-то сказал второму, и тот вошёл в дом – видимо, чтобы побранить непослушного пленника. Первый продолжал говорить что-то Марии, настаивая, чтобы она уходила. Тео встал, выпрямился, не отрывая от Марии взгляд, и послал ей воздушный поцелуй. Девушка рукой поймала воображаемый поцелуй в воздухе и прижала пальцы к своей щеке. Одарив его последней, слегка напряжённой, улыбкой, она повернулась и ушла, и Теодор, сгорая от желания поговорить с ней, провожал её взглядом, пока в его дверь не постучали. Караульный вежливо попросил Теодора воздержаться от выхода на балкон. Ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Ужинал он в этот день один – ни Максима, ни его товарищей не было дома. После ужина Тео был намерен заняться изготовлением хоть какого-то подобия верёвки, и ему внезапно улыбнулась удача – когда он проходил мимо кладовой, то заметил, что дверь не заперта. Очевидно, слуга что-то брал здесь и оставил дверь открытой. Убедившись, что поблизости никого нет, Теодор проскользнул в маленькое помещение. Здесь были запасы продуктов, банки с непонятными смесями, инструменты, огромные рулоны старых пыльных ковров, ржавое оружие, небольшая стремянка и большая деревянная лестница, старые вёдра, кастрюли, потёртые сёдла… Лома Теодор не нашёл, но верёвка была. Большой моток, покрытый таким плотным слоем пыли, что сразу было ясно: верёвкой не пользовались. Надеясь, что слуга, озабоченный своими бытовыми занятиями, в ближайшие несколько дней не заметит пропажи, Теодор взял моток, стряхнул пыль, спрятал добычу под пиджак и поспешил к себе в комнату. Он запер дверь комнаты изнутри – такой возможности Максим у него не отнял, оставаясь истинным джентльменом даже по отношению к потенциальным предателям. Теодор ждал ночи и думал о предстоящем побеге. Верёвка была слегка подпорчена – вероятно, мышами, но всё равно довольно крепкая и способна выдержать человека. Если удача всё же улыбнётся Теодору, он сможет во тьме незаметно вылезть на крышу, оттуда перебраться на крышу соседнего дома, а потом искать способ спуститься. Точно так же, используя верёвку? Или попытаться попасть внутрь чужого дома? Очень рискованный вариант, но всё же нужно иметь его в виду. Если удастся спуститься – куда идти? Ко дворцу? Не лучшая идея: хотя принц уже там, но передать весточку ему так не получится – стражники просто посмеются и прогонят Теодора. Есть вариант лучше: пойти к Бет – подружке Цезаря из королевского военного училища. Она наверняка имеет с ним хоть какую-то связь. Но получится ли посреди ночи увидеть её или хотя бы передать ей сообщение? Теодор тяжело вздохнул. Если на каждом этапе его плана всё сработает так, как хочет он – это будет многоразовое везение. Даже если ему удастся уйти и вернуться незамеченным – это будет чудо. К тому же, всё запланированное нужно успеть проделать до наступления утра. Но другого выхода он не видел. Лучше так, чем сидеть взаперти и даже не пытаться ничего предпринять. Если Макс узнает, что Тео сбегал, – что он сделает? Будет допрашивать? Ну и ладно. Можно сказать, что бегал на свидание с Марией – караульные подтвердят, что у него есть прекрасная дама сердца, разлука с которой причиняет ему грусть, когда вокруг благоухает весна. Глупо, очень глупо – не потерпеть три дня. Поверит ли Максим? Теодор сомневался. Но попробовать, конечно же, стоит. Уставившись в окно невидящим взглядом, Теодор прокручивал в голове возможные варианты диалога. Наступила глубокая ночь, и Теодор снова дождался, пока весь дом затихнет, прежде чем действовать. У него были часы, которые показывали два часа ночи. Он спрятал их в карман чёрной куртки, плотно застёгнутой на все пуговицы. Он был весь одет в тёмную одежду, чтобы его было сложнее заметить, а свои светлые волосы он заплёл в косу и тщательно спрятал под куртку, натянув капюшон на голову. Пора действовать. Он тихонько отворил дверь на балкон. Караульные внизу, как обычно, негромко разговаривали, расслабленно развалившись в плетёных креслах, которые Максим разрешил поставить у входа. Теодор заставил себя поверить в то, что они не станут смотреть вверх. Когда он просто стоял на балконе, не подходя к перилам, его почти не было видно снизу, но если он начнёт лезть по стене на крышу, то будет сложно не заметить – свет уличных фонарей освещал фасад дома. Придётся рискнуть, раз уж решился. Теодору со второго раза удалось закинуть петлю верёвки на правый столбец фронтона. Петля сидела крепко. Теодор лез по верёвке, сжимая её коленями, пока не смог ногами упираться в стену над проёмом, после чего двигаться стало проще и быстрее. Рельефное женское лицо из алебастра, поблёскивающего в лунном свете, смотрело на него со стены невидящим взглядом, и Теодор ощутил лёгкий укол вины, когда его ботинок упёрся в завитки волос каменной женщины, а его пах оказался прямо напротив глаз. Теодор не смотрел вниз, но слышал, что расслабленная речь караульных не изменилась, и, значит, беспокоится пока не о чем. Ещё немного – и вот он на крыше. Первый шаг есть! Крыша была плоской и тёмной, с декоративными каменными бортиками по периметру. Отсюда Теодору не было видно караульных. Парень быстро смотал верёвку и отцепил её от столбика. Теперь нужно найти возможность спуститься на улицу незамеченным. В самом деле, перейти с одного дома на другой здесь было несложно, нужно было лишь перелезть через кирпичную кладку, разделяющую две крыши. Вторая крыша оказалась точно такой же. Этот дом был угловым – его противоположная стена выходила на узкую улочку, которая пересекала улицу святого Лойолы. Именно то, что нужно. Если Тео спустится здесь, караульные не смогут увидеть его с улицы Лойолы. Вот только… когда он спустится по верёвке, она останется висеть и болтаться вдоль этого дома… Если кто заметит… Конечно, была ночь, но всё же по улицам ходили редкие уставшие ночные работники и пьяницы-бездельники. А если из окон дома, по которому он будет спускаться, кто-то заметит его? Незнакомая чёрная тень за окном – вот будет переполох! Но окна были темны – люди наверняка все спят, при задёрнутых шторах. Нужно попытаться. Да, риск на каждом шагу, смирись, Теодор, и сохраняй свою голову ясной. Теодор закрепил верёвку вокруг дымохода, дождался, пока единственный шатающийся на улочке пьяница скроется за углом, и принялся быстро спускаться. В этот раз он чувствовал себя увереннее: на то, чтобы долезть до второго этажа, откуда уже можно и спрыгнуть, ушло несколько секунд – его никто не заметил. Теодор отпустил верёвку и прыгнул – ноги резко и неприятно впечатались в плиты улицы. Юноша присел, опираясь одной рукой о плиту. Лодыжки звенели от боли, но пока терпимо – идти он сможет. Верёвка болталась вдоль стены – придётся её так оставить, ничего не поделаешь. Теодор, постоянно оглядываясь, быстро пошёл по улочке, натянув край капюшона низко на глаза. Было бы крайне досадно в это время наткнуться на кого-то, кто знает, что он, Теодор, должен быть сейчас взаперти. Парень был максимально осторожным; его нервы, зрение и слух были напряжены до предела. К счастью, никого из знакомых он не встретил. Общежитие военного училища находилось на краю города, немного восточнее трактира «У Жанны». Чтобы дойти до главных ворот, Теодору потребовался почти целый час, учитывая то, что он старался выбирать самые тёмные и неприметные переулки. В небольшой будке у ворот сидел сонный охранник. Теодор подошёл и постучал по стеклу, и сердце его при этом билось неистово. – Сэр, добрый вечер… Прошу прощения… Э-э-э… Мне нужно срочно увидеть одного из студентов училища. Это очень-очень важно. Охранник посмотрел на него недоуменным взглядом, потом вытащил из кармана часы. – Парень, сейчас три часа ночи! Ты с ума сошёл? Утром придёшь. – Я понимаю, что время позднее, но это очень срочно. Это вопрос жизни и смерти, не может ждать до утра. Охранник уставился на него широко открытыми глазами, словно перед ним предстал цирковой клоун. – С вопросами жизни и смерти – это в полицию или в больницу, молодой человек. Теодор чувствовал, что дело абсолютно мёртвое. Ну не умел, не умел он быть убедительным, не знал, как себя вести. Вечный тихий книжный мальчик, он не умел договариваться с людьми в подобных ситуациях. Одно дело – в закрытой церкви запугивать нежного священника-недоумка, из-за которого пострадала твоя мать, и совсем другое – быть убедительным с людьми железной выдержки, которые случайно оказались у тебя на пути и ничем не вызвали твоего гнева. – Я не могу пойти в полицию. Это дело очень личное. Мне нужно поговорить с этим человеком лично. Очень прошу, это важно, разбудите её. – Её? – глаза охранника ещё больше расширились. – Да. Это девушка, её зовут Элизабет, – Теодор знал от Цезаря, что Бет – единственная девушка в училище. Её должны все знать, наверняка. – Ах, вот оно что, – охранник засмеялся. – Сейчас не время для свиданий, парень. Даже не подумаю её будить. Иди спать. Теодор сначала удивился – ему не сразу пришло в голову, что его приняли за ухажёра Бет. – Это не свидание. Прошу вас, если нельзя её увидеть, можете ли вы передать ей сообщение? Теодор достал из кармана куртки сложенный вдвое пергамент, на котором было написано: «Цезарю для безопасности нужно дополнительное кольцо защиты в ночь праздника, в понедельник. Кольцо – снаружи, между забором и лесом». – Передадите? Охранник открыл окошко будки, взял пергамент, зажёг лампу и посмотрел на сообщение. Поднял на Теодора взгляд, и глаза его сузились, он теперь пристально разглядывал парня, как будто стараясь запомнить его лицо, и от этого юноше стало не по себе. – Как тебя зовут? – Теодор. – А фамилия? “Ну зачем тебе моя фамилия?” – Драйзер. «Донесёт ли он на меня в полицию? Впрочем, через три дня это всё уже будет неважно…» – Хорошо, Теодор, я передам это сообщение Элизабет, обязательно, – наконец сказал охранник бесцветным тоном, и Теодор понимал, что ничего он не передаст. – Я вас понял. Спасибо. Спокойной ночи. Теодор зашагал прочь. Дойдя до плохо освещённого участка улицы, где кроны деревьев скрывали его от глаз, он начал ходить туда-сюда вдоль забора, лихорадочно размышляя. Что делать дальше? Можно попробовать перелезть забор. На территории росли густые деревья – можно пробраться к входу незамеченным. Но там несколько корпусов – какой из них ему нужен? Теодор продолжил идти вдоль ограды, стараясь найти проём между деревьями, чтобы лучше рассмотреть здания. Самое большое здание имело больше всего окон, а также балконы – видимо, там и обитают студенты. Другие выглядели скорее как дополнительные, служебные строения. Но… на веранде общежития стоял человек – фонарь возле входа освещал его сутулую фигуру. Кажется, он курил папиросу… Чёрт… Там же наверняка есть ещё кто-то вроде вахтера, кто следит за дисциплиной… И вот он, несёт своё ночное дежурство. Теодор стоял возле ограды, всматриваясь в этого человека и напрягая разум. Ну что ему делать? Дождаться, пока вахтёр зайдёт внутрь, добежать до корпуса, написать на песке возле входа «Цезарю грозит опасность» и убежать? И надеяться, что не поймают? И не накажут за незаконное проникновение на территорию королевского училища? «Я чертовски, невероятно изобретателен. Ну просто волшебный гений» – мысленно издевался он над собой. Из плена ядовитых мыслей Теодора вовремя вывели голоса – метрах в ста от него три фигуры показались из-за угла. Трое молодых парней шли навстречу Теодору, весело болтая и смеясь. Чтобы не стоять, как идиот, возле забора, Теодор тоже зашагал в их сторону, стараясь выглядеть как можно более непримечательным. Наверное, это были поздние гуляки. Когда расстояние сократилось, Тео заметил, что их плащи – это солдатские шинели. Так они из военного училища! Конечно, королевским гвардейцам многое позволяется, в том числе нарушать комендантский час. Элизабет тоже ведь ночью с Цезарем по кабакам шастала. Двое парней увлечённо о чём-то разговаривали, третий на секунду отстал от них – достал сигарету, чиркнул спичкой – огонёк осветил круглое миловидное лицо и светлые волосы. Вроде нормальные ребята. Возможно, это удача. Теодор был готов сейчас к любым насмешкам. Поравнявшись с солдатами, он заговорил: – Привет. Вы, наверное, из военного училища, – он показал рукой на здание у себя за спиной. – Вы знаете Элизабет, верно? Парни остановились. Двое, которые стояли впереди, темноволосые, весело рассматривали Теодора, такого серьёзного и напряжённого. Тот, что был позади, вынул изо рта сигарету и уставился на Теодора без улыбки. Его взгляд выражал, неожиданно, …злость. – У-у-у-у-у-у! Эли-и-и-и-изабет! – насмешливо протянул один из темноволосых. – Сергей, ха-ха, ты это слышал? Сергеем звали, видимо, светловолосого парня с сигаретой. Он зашагал вперёд и, обойдя друзей, стал напротив Теодора, агрессивно всматриваясь в него. У него было доброе и умное лицо, на котором злое выражение казалось очень неуместным. – А ты кто такой и чего тебе от неё надо? – Меня зовут Теодор, – спокойно ответил Тео. – Мне нужно передать ей кое-что очень важное. – У-у-у-у-у! – опять взвыли гвардейцы, – что-то очень важное! Один из них, не переставая улыбаться, из-за спины Сергея показал Теодору, тыча в Сергея пальцем: «это его любовь!» – Откуда ты знаешь её? – настаивал Сергей, не отводя взгляд. – Я не могу этого сказать. Я не имею к ней никакого отношения, но через неё нужно передать информацию. Это правда очень важно: Цезарю грозит опасность, ему нужен дополнительный круг защиты в день праздника, в понедельник, круг должен быть… – Что-о-о он несёт? – захохотал один из друзей Сергея. – Какой защитный круг? – Может, это какая-то игра? Сергей продолжал держать зрительный контакт. Ярость не сходила с его лица, и он не смеялся. Теодор продолжил: – Круг должен быть снаружи, между забором и лесом, – он ещё раз повторил сообщение, чётко произнося слова и надеясь, что парни запомнят хоть что-нибудь из сказанного. – Ребята, прошу вас, это очень важно, от этого может зависеть жизнь людей. – Если зависит жизнь – надо идти в полицию, а не к Элизабет, – отозвался второй темноволосый парень, более серьёзный на вид. – Да не могу я пойти в полицию, – устало ответил Теодор. – А вот полиция к тебе – наверняка может, – негромко, но злостно заявил Сергей. – Вы угрожаете мне полицией? – Я буду угрожать тебе всем, чем смогу, парень, – Сергей подошёл к нему ближе и ткнул пальцем в грудь, – я думаю, твоё сообщение – дурная выдумка, не стоящая ушей Элизабет. Ты в игры пытаешься играть, а? Забудь о ней, понял? Или я заставлю тебя забыть. И Цезарю своему скажи, пусть перестанет вокруг околачиваться. Парни посерьёзнели. Видно было, что они восприняли агрессию Сергея всерьёз. Теодор закатил глаза, испытывая раздражение. – Вот сам ему это и скажи. Узнай у Элизабет, как его найти, и скажи. Говорю же, я… Не успел он договорить, как Сергей выплюнул изо рта сигарету и бросился на него с кулаками. Теодор этого ждал, поэтому успел отбить один удар и уклониться от второго. Отбиваться было легко – пьяный студент слишком много размахивал руками и делал очень очевидные движения. Теодор вовсе не желал драться, поэтому медленно отступал, выставив руки в защитно-мирном жесте. Друзья Сергея схватили его за плечи с обеих сторон. – Серый, ну что ты заводишься, прекрати. Идём спать уже, – их головы повернулись к Тео, – а ты, парень, проваливал бы, в самом деле. Теодор снова поднял руки, сказал “Доброй ночи”, развернулся и зашагал прочь. Он шёл и думал. Передадут ли его слова? Хотя бы в качестве шутки за завтраком: «Эй, Бет, тут в три часа ночи какой-то странный парень шатался вокруг общаги, тебя спрашивал, про Цезаря и защитные круги что-то болтал». Такого сообщения было бы достаточно, чтобы Бет сама расспросила, а потом предупредила Цезаря. Повторённый дважды текст наверняка хоть немного да запомнился. Этот Сергей… Он точно не скажет. Если Элизабет – его девушка, и он ревнует её к каждому, то он даже не заикнётся о просьбе Теодора. Разве что… в качестве сцены ревности. Эх. Единственная барышня среди кучи парней, хороша собой и драться умеет… Наверняка в общежитии все в неё влюблены, и все её ревнуют. И всё же… Что ещё Тео мог сделать? Желая отойти подальше от студентов, он скрылся в переулке, подождал несколько минут и теперь возвращался, осторожно осматриваясь. Ребята уже прошли ворота, подошли к корпусу – Теодор верно угадал здание – и сейчас можно было увидеть, как Сергей угощает сигаретой вахтера, и они вдвоём курят на веранде, дружески болтая. Посмотрев на часы, Теодор увидел, что уже почти четыре утра. «Чёрт». Около пяти часов начнёт светлеть небо, и пробраться незамеченным обратно в дом Макса будет сложнее. Он снова чертыхнулся и пошёл прочь. Был ещё один вариант… Можно пойти к Марии, разбудить её и попросить, чтобы днём пришла к Бет и передала сообщение. Днём её, тем более девушку, должны пустить. Успеет ли Теодор сделать это до наступления утра или нет? У него были деньги, чтобы взять экипаж, но в это время экипаж сложно найти… Отсюда к гостинице минут двадцать пешком, а потом ещё почти час оттуда к дому Макса… Очень мало времени… Размышляя, Теодор пошёл в сторону центра. “Если поймаю по дороге экипаж – поеду к гостинице, если нет – пойду обратно домой”. Он брёл по улице, одной из самых старых и красивых в городе, и вдруг его остановили звуки: удивительно чарующая песня долетала до него из незнакомого дома, мимо которого он проходил. Теодор замер, словно околдованный, готовый забыть обо всём. Женский голос, глубокий, сильный и грустный, пел на незнакомом языке. Казалось, что тонкий крючок зацепил юношу и продолжает удерживать… Теодор, как не старался, не смог разобрать ни единого слова. Что это? Арабский язык? Турецкий? Иврит? Мелодия и укачивающий ритм были так волшебны, что Теодора увлекло в какой-то магический транс, и он пожелал в один миг выпасть из своих забот, улететь, забыть о Цезаре, о Максиме, обо всём, о чём только можно забыть… Ему почему-то вспомнилась музыка, звучавшая в доме вдовы Эрдоган, но эта песня была гораздо могущественнее и одновременно темнее. В ней была живая сила, которая поднималась откуда-то из глубин и грозила сжечь… Теодор не сразу заметил, что голосу аккомпанирует клавесин – так сильно само пение зачаровало его. Слегка сонный, он присел на ограду возле дома и продолжал слушать. Песня скоро закончилась, но Теодор очень хотел послушать ещё. Он встал, повернулся к окнам – светилось лишь одно, на втором этаже. Он попытался разглядеть певицу, но снизу ничего нельзя было увидеть, кроме полупрозрачных занавесок, и он мог только слышать негромкие голоса – мужские и женский. Ожидая продолжения, Теодор медленно возвращался к своим мыслям. Сможет ли он попробовать ещё одну вылазку следующей ночью? Будет ли у него такой же шанс? Не факт, что сегодня он благополучно вернётся… А что если… А что если вообще не возвращаться? Исчезнуть? За следующие три дня он точно найдёт способ передать сообщение через Бет. Женский голос из окна на втором этаже снова запел. Эта песня была менее мрачная, в ней было больше радости, она обнадёживала и вдохновляла. “Ну и пусть Максим узнает, что я сбежал, – думал Теодор, закрыв глаза и прижавшись в темноте щекой к металлической решётке ограды. – Что с того? Я сумею предупредить Цезаря об опасности, Максим ничего ему не сделает. Максим будет зол – ну и пусть. Я же не отправлю его под суд. Просто помешаю захватить дворец”. Теодору так хотелось остаться здесь, на свободе, подняться на крыльцо дома, из которого лились песни, постучать, войти, познакомиться с жителями этого дома и спросить певицу, о чём её песня… вместо того, чтобы сидеть у Максима на привязи, как пёс. «Да, всего лишь три дня нужно потерпеть… А потом… А что потом? Он всё равно будет стараться удержать меня при себе. Если не удастся захватить дворец и свершить революцию – он будет держать меня под замком, потому что я слишком много знаю… А убить меня и того проще, ему нужно только созреть…» Гордость и любовь к свободе дразнили сознание Теодора. Вторая песня закончилась. Теодор открыл глаза, выныривая из своей магической дремоты. «Помешаю захватить дворец – это равносильно предательству. Я стану для него врагом. И мои близкие тоже. А если он не сможет меня найти, он придёт к моей матери, к Тому и Марии… Будет допрашивать…» Теодор содрогнулся. В его разуме прозвучали слова Уильяма: «Кровь должна быть пролита». Нет. Нельзя исчезать. Он посмотрел на окно второго этажа и страстно пожелал, чтобы чувство благодарности, которое он сейчас испытывал к сказочному голосу, долетело до его обладательницы и порадовало её. Теодор поспешил, ускорил шаг, оглядываясь по сторонам в поисках экипажа. И вдруг… Громкий звон колоколов. В ближайшем соборе кто-то отбивал праздничный звон, и этот звук разносился по всему городу. «Но ведь ещё рано, – озадаченно подумал Теодор. – Воскресная служба начинается только в девять, а ещё ведь и пяти нету». И тут он остановился, остолбенев. Он совсем забыл, какой сегодня день. Пасха! Сегодня, в это воскресенье, 26-го апреля. Теодор не считал себя христианином, так же как не были христианами ни Максим, ни кто-либо из его сторонников. Не была христианкой и мать Теодора. Поэтому с тех пор, как он покинул дом семьи Хаксли, он не следил за католическими праздниками и понятия не имел, на какой день выпадает Пасха. И, конечно же, за последними событиями и волнениями он и не мог думать о подобных радостях жизни горожан. И тем не менее, на Пасху многие люди встают посреди ночи, до рассвета, и отправляются в церковь. Скоро на улицах появится много народу. А ещё… Теодор с досадой хлопнул себя по лбу. …Слуга Максима – ревностный христианин, верный традициям своей семьи. Он тоже пойдёт в церковь. То есть, наверняка он уже проснулся. А проснувшись, может зайти к Теодору и проверить, на месте ли он. Похолодев, Теодор бросился бежать обратно к дому Максима. Будь она проклята, эта его невнимательность, непредусмотрительность. Он бежал, не боясь привлечь к себе внимание. Редкие прохожие оглядывались на него. Он надел капюшон на голову, и во время бега иногда поправлял его, когда тот сползал назад. Пока он бежал, в голову пришла обнадёживающая мысль: если сегодня Пасха, то марескалльские жители, включая слугу Максима, будут пить, есть и гулять весь день, и в следующую ночь они уснут беспробудным сном. И тогда совершить ещё одну вылазку будет проще. Только бы благополучно добраться сейчас домой незамеченным. Он был на месте через полчаса. Оказавшись на улочке, которая сходилась с улицей Лойолы, он зашагал спокойным и медленным шагом, стараясь успокоить неровное дыхание и вырывающееся из груди сердце. Подошёл к дому, с которого спускался. К счастью, верёвка была на месте. Обхватил рукой, натянул – держится крепко, можно лезть. Узенькая улочка была пустой, но некоторые окна в домах уже светились. Теодор, не теряя времени, упёрся ногами в стену и полез по верёвке вверх. Когда он был уже на уровне третьего – последнего – этажа, ближайшее окно вдруг засветилось: из-за неплотных занавесок заблестел свет лампы. У Теодора сердце было готово выскочить из груди. Он удвоил усилия, и через несколько секунд в два быстрых рывка перепрыгнул бортик крыши, вытащил верёвку к себе и присел, стараясь дышать как можно тише. В следующую секунду он услышал звук распахнувшегося окна – кто-то наверняка заметил его тень. Недовольный мужской голос задал какой-то вопрос. «Показалось, наверное» – совсем близко от Теодора прозвучал ответ женщины, выглянувшей на улицу. Окно закрылось, и парень вздохнул с облегчением. Быстрее, смотать и спрятать верёвку, бегом через бортик на крышу соседнего дома… Теодор осторожно выглянул из-за фронтона вниз, на караульных. Сидят. Зевают, но сидят, не спят, сторожат выход… Вверх не смотрят – и хорошо. Парень завязал петлю на конце верёвки и надел на каменный столбик. «Так, секундочку» – одёрнул он себя. «Если я спущусь по верёвке на балкон, то как я сниму петлю? Я не могу оставить верёвку так висеть… Её будет видно снизу». Он задумался всего лишь на миг. Разум работал на удивление чётко. Расстояние от фронтона до балкона гораздо меньше, чем три этажа. Теодор развязал петлю, сложил верёвку вдвое и закинул её на столбик на месте сгиба, так что два конца одинаковой длины свисали вниз. Сжимая в руках двойную верёвку, он осторожно спустился на балкон, потянул за один конец верёвки, и второй конец упал ему в руки, соскользнув со столбика. Теодор выглянул из-за перил – не заметил ли кто? Один из караульных сонно почесался; пара прохожих в нарядных одеждах шла по улице, негромко переговариваясь; с соседней улочки доносилось постукивание экипажа. Теодор улыбнулся и неслышно проскользнул через балконную дверь в свою комнату. Дом спал. Здесь не было слышно ни звука. Теодор снял куртку, бросил верёвку на пол, переоделся в пижаму и вернулся на балкон. Отсюда ему было видно, как розовеет восточный край неба. Ни облачка… Ночной воздух был прохладным, но эта свежесть, после бега и лазанья по стенам, была очень приятной. Теодор с удивлением отметил, какое у него сейчас хорошее настроение. «У меня получилось, – думал он. – Да, я не уверен, что моё сообщение передадут, но способ вылазки работает, я готов ко второй попытке завтра ночью. К Марии я попаду, а Мария днём точно сможет связаться с Бет. Всё будет хорошо. У меня получилось – мой план сработал, хотя мог сорваться в любой момент». Но не это радовало Теодора больше всего, не это заставляло его улыбаться… Ценность жизни наших любимых… Ценность жизни и счастья наших друзей… Ради этого ли мы рискуем, идём на опасные поступки? Станет ли Теодор несчастным, если умрёт Цезарь? Или Цезарь – не причина, а повод? Он сам себе не мог ответить на эти вопросы, не мог признаться честно, поэтому затолкал мысли поглубже в сознание. Небо из чёрного постепенно становилось розовато-голубым. На улице появилось больше людей, все двигались в одном направлении – к собору святого Иакова, чей купол блестел на фоне неба, отражая первые солнечные лучи. Колокола зазвонили снова. «С возвращением, Иисус, – весело подумал Тео. – Напои их всех, накорми их всех, пусть погуляют за твоё светлое здоровье, и в следующую ночь пусть улицы будут пусты, и никто не помешает мне сделать то, что я намерен сделать». С этой мыслью и с улыбкой на губах он отправился спать.