Хранитель Империй

Джек шёл через сумеречную рощу, двигаясь так быстро, как только мог. Он знал Сильвийский лес и знал, что проехал верхом довольно большое расстояние, а значит у него есть шанс пересечь лес и спрятаться в посёлке до наступления рассвета. Но только при условии, что он не уснёт и будет идти всю ночь. «Я же выспался, – подбадривал он себя. – Я так хорошо отдохнул. Я отдыхал пять с половиной лет, пора бы и ноги поразмять». В начале своего пешего пути он наткнулся на небольшое сооружение из дерева – что-то вроде маленькой избы, притулившейся между деревьев у тропы. Там было совершенно пусто, и останавливаться не имело смысла – избушку ведь обыщут в первую очередь, если заметят. Джек не стал задерживаться. Идти было непросто. Джек оборачивался на малейший шорох, замирал, сходил с тропы, крался через колючие запутанные заросли. Его заострённый слух позволял слышать лай собак и ржание коней на расстоянии. Он понимал, что по его следу могли пустить собак, и в таком случае его шансы сводятся к минимуму, ибо его одежда была пропитана запахами – даже нетренированная собака найдёт. «Придётся выйти к речке и зайти в воду». Мысль намочиться в холодной воде и потом всю ночь идти мокрым ничуть не нравилась Джеку, но быть пойманным собаками – это было гораздо хуже. Он с ужасом вспоминал свою попытку побега из замка Люми-Перро: собаки догнали его, окружили, одна впилась зубами в ногу. Это было страшно и больно, нога потом долго заживала. Наконец-то выйдя к узкой речке, петлявшей через лес к морю, беглец услышал протяжный, далёкий, еле различимый шум, но не мог сразу понять его природу. Звук был очень знакомый, но что это? Джек замер на берегу речки, прислушиваясь. Звук раздался ещё раз. В этот раз беглец догадался – это снова трубит охотничий рог. Почему? Ответ может быть очень простым – кто-то из догонявших нашёл его мёртвую лошадь и подаёт сигнал другим. Дела плохи. Оставив лошадь, Джек шёл пешком, и собаки легко могут учуять его запах среди травы. Нельзя медлить. Он решил поберечь от воды хотя бы ботинки, снял их и, держа повыше, вошёл в речку, поморщившись – это была горная река с очень холодной, леденящей кости водой. Но от запахов нужно избавляться. Он снял куртку и бросил в воду, предварительно опустошив карманы – пускай ненужную ветошь уносит течением. Куртка воняла сильнее всего. Конечно, все запахи смыть не получиться, особенно если решил не мочить ботинки. Содержимое карманов – мешочек с кофе, патроны, пистолет и револьвер – он запихнул в ботинки, а кинжал сжал в зубах. Когда Джек был на середине речки, ему пришла в голову идея: вместо того, чтобы сразу перейти речку и выйти на противоположной стороне (догонявшие поступят так же, и собаки снова подхватят запах на берегу), можно пройти вдоль или против течения речки и выйти где-то в двухстах метрах ниже или, наоборот, выше по течению. А ещё лучше – выйти, посидеть на берегу, потом снова войти в речку и выйти в другом месте. Эта мысль казалась очень хорошей, только бы времени хватило, ведь в воде он двигался очень медленно, поскальзываясь ногами на подводных камнях. Но попробовать стоит. Джек так и сделал. Он успел – никто пока не шёл за ним по пятам. Вообще, удивительно, но после того как прозвучал охотничий рог, Джек вообще не слышал никаких звуков погони. Может, они старались двигаться тише именно затем, чтобы беглец не услышал их и потерял бдительность? Выбравшись из речки, он отряхнул водоросли, выжал воду из штанов и рубашки, закрепил свои припасы на поясе и натянул ботинки. Ночь была глубокой и тихой, темнота покрывала всё вокруг. Джек шёл дальше, он знал, что через некоторое время на его пути будет ещё одна глубокая речка – можно ещё раз повторить трюк с запутыванием следа. Идти было неприятно и холодно – вся его одежда теперь была мокрой, ночная прохлада в лесу пробирала до костей. Если бы не этот холод, Джек не устал бы так быстро. Конечно, действие энергетического напитка уже закончилась, и когда за тобой никто не бежит по пятам, стреляя в спину и будоража кровь, то заставлять себя идти становиться всё сложнее. Позволив себе небольшую остановку, он развязал мешочек с кофе и понемногу высыпал перемолотые в порошок зёрна себе в рот, тщательно пережёвывая. Такой скудный ужин всё же подкрепил его немного. Тело требовало отдыха, но Джек очень боялся засыпать в лесу – он опасался, что уснёт слишком глубоко и не услышит приближающейся погони. Иногда он останавливался и прислонялся к стволу дерева, чтобы отдохнуть, при этом запрещал себе садиться на землю. Даже прижавшись к дереву, он чувствовал, как глаза его закрываются, и заставлял себя держать их открытыми. Стоял ровно столько, чтобы отдышаться, и шёл дальше. Скоро Джек услышал лай собак, встрепенулся – сон прошёл, и он заставил себя бежать. Он добрался до второй речки и порадовался – от неё, если ему не изменяла память, к северному краю леса оставалось относительно немного – несколько часов, может часа три. Это меньше, чем то, что он уже преодолел. Джек снова заставил себя войти в воду, прошёл вниз по течению, выбрался на берег и решил пройти немного вглубь леса, а потом вернуться, чтобы запутать следы. Он отошёл совсем недалеко от речки, как увидел посреди деревьев большую тёмную тень правильной формы. Ещё одна кабинка для ночлега? Подходя ближе, он понял, что это не кабинка, а полноценный деревянный дом, огороженный забором. Правда, хрупкий забор из прутьев был развален, но само его наличие говорило о том, что здесь кто-то жил… Удивлённый, Джек обошёл дом вокруг, увидел тёмные окна и дверь. Подошёл, толкнул дверь – та открылась. Навострив уши, Джек осторожно вошёл в тёмный дом. – Эй, здесь кто-нибудь есть? – позвал он негромко. Ему ответила только гробовая тишина. Темнота ослепляла, и Джек не мог ничего рассмотреть. В нос ударил запах гнили. Под ногой скрипнул деревянный пол. Он стоял у порога, пока глаза не начали различать хоть что-то в мизерном свете далёких звёзд и луны, проникавшем сквозь листву. Мужчина смог разглядеть только то, что было рядом с дверью – деревянный пол, стол, сломанный стул. Кажется, в глубине дома стояла печь и ещё что-то, какая-то мебель. Наверное, это был временный дом лесника, когда тот выполнял свои обязанности в лесу. Джек сделал шаг и почувствовал, что шатается… Тишина и спокойствие этого места действовали усыпляюще… Нет, нельзя спать, нельзя, его найдут спящим, нельзя! Джек развернулся к выходу, чтобы выйти, и… потерял равновесие – ноги еле держали его. Он просто не мог идти. Опустившись возле двери на пол, он отполз к стене, прислонился спиной, закрыл глаза и мгновенно уснул. Он не знал, сколько времени он спал – час, два или пятнадцать минут. Когда он проснулся, холодная луна ярко светила в окно. Джек оглянулся, вспоминая, где он находится, и теперь его глаза с помощью лунного света смогли увидеть всё, что было внутри дома. Беглец замер, испуганный: он увидел небольшую кровать в глубине дома, и на этой кровати кто-то лежал. Лежал тихо и неподвижно. Джек встал, пошатываясь, и сделал несколько шагов. На кровати лежал большой косматый пёс. Он был мёртв. За псом, а точнее под ним, лежал человек. Длинные волосы с сединой блестели в лунном свете. Простая женская одежда. Женщина. Джек, похолодев, подошёл совсем близко и понял, что она тоже мертва – серая кожа стянута, губы бледные, лицо изуродовано маской смерти. Отвратительный запах заставил непрошеного гостя закрыть себе нос рукавом. Он прикоснулся к бледному предплечью – холодное. Судя по виду, женщина умерла давно. Тело было настолько иссушено, что напоминало мумию. Пятна гнили покрывали лицо в нескольких местах – тело разлагалось. Преодолевая отвращение и приступы тошноты, Джек всматривался в лицо дамы, отчаянно желая знать, кем она была. Какая-то странная догадка крутилась в его голове, и не позволяла развернуться и уйти. «Местная лесная ведьма?» – подумал Джек с лёгким оттенком юмора. Нет, по разлагающемуся лицу он ничего не поймёт в темноте. Джек принялся обыскивать дом, надеясь найти еду или сухую одежду. Дом выглядел так, будто его обыскивали – всё перевёрнуто, какая-то жалкая глиняная посуда валялась на полу разбитая. Криво приделанные деревянные полки были пустые, печь тоже. Похоже, отсюда вынесли всё, что можно было вынести. Остался только верный пёс, который служил своей хозяйке и умер рядом с ней. Неужели она жила здесь одна? Единственная кровать в доме была узкой, явно предназначенной только для одного человека… Джек нашёл разбросанные по полу листы бумаги – они белели в темноте возле печки. Он поднял их, но не смог ничего разглядеть – кажется, на листах был написан текст, но сейчас его не прочесть. На периферии разума звенел колокольчик: нужно уходить, идти дальше к северу, пока не встало солнце. Мужчина взял листы бумаги и пошёл к выходу, подставляя бумагу под лучи луны. С удивлением он понял, что держит в руках листы с песнями – он видел ноты, записанные на линейках. Названий не было. Слов тоже. Только бесконечные ряды нот и других музыкальных знаков, записанных вручную, не печатных. Джек плохо умел читать по нотам, не все знаки понимал, знал только, что каждый круглый значок – это звук, его положение относительно других значков означает высоту звука. Он пробежал глазами ноты, пытаясь понять хотя бы композицию, структуру песни, и догадался, что здесь есть партия для голоса, наверняка женского, а также партия для аккомпанемента – наверное, клавесина или скрипки. Откуда у лесной ведьмы, наверняка неграмотной, ноты для мелодий, которые играются в дворянских домах во время званого ужина?.. Догадка росла в нём и приближалась к осознанию. У Джека перехватило дыхание. Он отбросил листы бумаги, вернулся к кровати, оттащил тело собаки, чтобы больше света упало на женщину, и ещё раз всмотрелся в разлагающийся труп. Тонкий нос с горбинкой… Изящные руки с длинными пальцами… И, вот, родинка под ключицей… Да, это была Элиф Эрдоган. Джек не удержался и тоскливо застонал, кусая губы и зажимая себе рот рукой. Давящая тишина вокруг отозвалась молчанием. Гонение ведьм и колдунов. Истребление, преследование, ненависть… Изгнание… Сколько ещё будет длиться эпоха человеческого невежества? Элиф была очень умной женщиной, но её здоровье, физическое и психическое, было далеко не лучшим… Пытаясь выжить в лесу, пусть явно не без посторонней помощи, она могла умереть всего лишь от простуды или могла сойти с ума и покончить с собой. Злость, вражда, желание мстить наполнили сознание Джека и придали ему сил. В лесу было тихо, и беглец понимал, что за ним не идут по пятам – возможно, трюк с первой речкой сработал, и собаки потеряли след. Джек захотел задержаться здесь ещё немного и позволить своей новой безумной идее воплотиться в жизнь. Дьявол, колдун?.. Ведьма?… Чёрная магия?.. Будет вам чёрная магия, набожные суеверные твари, погодите. Джек вышел из избушки и осмотрел двор. Разбросал ногами прутья и остатки забора, расчищая небольшую площадку посреди двора. Потом выдернул из разломанного забора толстую прямую палицу с заострёнными концами и одним концом всадил поглубже в землю посреди двора. При этом острый сук на палице, который Джек не заметил, больно впился ему прямо в рану на руке – Джек аж присел, шипя от боли. Рана, которая начала заживать, теперь снова открылась и кровоточила. Чёрт возьми. Кое-как перевязав ладонь куском рубашки, Джек вернулся в деревянный дом. Странное безумие застилало его сознание, и он уже не испытывал ни жути, ни отвращения к разлагающимся телам на кровати. Он поднял на руки сухие и лёгкие останки Элиф Эрдоган и вынес их из дома. *** Теодор ехал сквозь тёмный ночной лес, освещая себе дорогу небольшим горящим факелом. Факелы также были у всех, кто по его приказу отправился искать Жака-Луи Лазаря. Ещё до захода солнца они начали с того, что с помощью охотничьего рога созвали тех стражников Иф-Аганна, которые преследовали Жака-Луи сразу после его побега – этих людей нужно было созвать обратно и дать понять, что причинять вред сбежавшему смертнику нельзя, натравливать на него собак тоже. Нужно организовать поиски ради того, чтобы помочь бежавшему. Иоанн объяснил, что пленник погружал себя в кому с помощью очень сильного наркотика, поэтому его тело в состоянии отравления, у него очень мало сил, он ранен, и если он остался без лошади, то может очень быстро умереть в лесу. Поэтому нужно найти его как можно скорее. Шефа полиции сегодня не было в городе, потому Теодор сам собрал небольшую группу людей из полицейских и горожан-добровольцев, которых посоветовал Иоанн. По требованию Его Преосвященства егерь вручил им самую точную топографическую карту Сильвийского леса, которую смог найти, и Теодор тщательно изучил её в кабинете мэра города, куда хозяин пригласил его, чтобы обсудить ситуацию. Теодор поделил людей на три группы, и всем дал чёткие инструкции. Одна группа вместе с Теодором шла с собаками-ищейками по следу Лазаря, начиная от места, где он скрылся в лесу, у побережья. Вторая группа, тоже с собакой, должна была идти по дороге, которая вела через лес из Аганна, и попытаться пересечь тот путь, по которому беглец мог направляться либо на север, либо на северо-восток, в Италию. Третья группа должна объехать все посёлки вокруг леса и сообщить местной полиции и жителям о том, что Жак-Луи Лазарь может прийти в посёлок, и если беглеца встретят, то нужно оказать ему любую необходимую помощь и защиту, а также сообщить ему, что все обвинения с него сняты и прятаться ему не нужно. Теперь Теодор ехал сквозь лес, наблюдая за поведением собаки-ищейки, и снова размышлял о том, кем же был Жак-Луи, что он за человек. Вскоре его размышления прервались: люди из его группы нашли мёртвую лошадь, и, глядя на рану от пули во лбу животного, Теодор с грустью догадался о том, что произошло. Дальше идти по следу было проще – собака залаяла, побежала быстро и уверенно. Но когда они пересекли речку, собаке понадобилось много времени, чтобы снова найти запах на берегу, уже в другом месте. Беглец запутывал след, это было очень умно, и Теодор ощущал всё больше уважения к нему. Через несколько часов они вышли ко второй большой речке. Один из всадников подъехал к Теодору: – Ваше Преосвященство! Смотрите! Теодор поднял взгляд туда, куда указывал человек – к западу, вниз по течению реки, и увидел, что между ветками деревьев струится дым – там что-то горит, что-то большое. “Лишь бы не пожар в лесу!” Группа поспешила в сторону дыма. На противоположном берегу, чуть дальше вглубь леса, полыхало большое пламя, озаряя стволы деревьев тёплым мерцанием. – Это пожар! Они быстро пересекли речку и поспешили на свет огня. Горел небольшой деревянный дом, от земли до крыши объятый пламенем. Теодор было занервничал, что пламя перекинется на ближайшие деревья и кустарники, пожар распространится, но, объехав горящий дом по кругу, он понял, что пространство вокруг дома очищено, остатки забора отброшены подальше, а ближайшие деревья стояли недостаточно близко, чтобы пламя маленького домика до них достало. Зрелище, которое открылось Теодору и его спутникам, когда они объехали дом, поразило так, что сам факт пожара потерял значение. Перед домом стояла старая женщина. Понадобилось мгновение, чтобы понять, что она мертва, и ещё полминуты, чтобы преодолеть ужас и сообразить, каким образом её мёртвое тело держится в вертикальном положении. Тёмная одежда, в которую она была завёрнута, скрывала деревянную палку, воткнутую в землю, к этой палке тело было приставлено спиной и привязано рваным лоскутом платья. Женщина стояла в центре большой перевёрнутой пентаграммы, начерченной на земле. Скрюченные пальцы трупа были испачканы свежей кровью, между ними был зажат кусок бумаги. Теодор вблизи рассмотрел женщину и понял, что умерла она не сегодня, а, пожалуй, несколько дней или даже недель назад. Но от чего?.. И кто она? – Это вдова Эрдоган, – громко, перекрикивая треск огня, сказал бородатый всадник, и Теодор похолодел от его слов. – Откуда вы знаете? Тело и лицо так искажены… – Она жила в Аганне некоторое время, после того как её изгнали из столицы. Но её продолжали преследовать, как ведьму. Она исчезла. Ходили слухи, что она прячется в лесу, но я не верил… Всё пространство вокруг них было окутано дымом – тёмным, густым, с очень резким запахом. Похоже, загорелся бочонок со смолой. У многих выступили слёзы на глазах. Собака-ищейка чихнула и попятилась. – Заберите собак подальше от дыма, они рискуют утратить нюх, – приказал Теодор. Дым и свет от огня резали глаза, жар пламени обжигал лицо, но Теодор стоял, разглядывая тело Эрдоган, пытаясь понять, было ли всё это представлением для них – для поисковой группы. Наверняка именно для них. Он вытащил окровавленный листок бумаги из руки трупа, развернул и увидел ноты, без текста и названия. С удивлением он пробежался взглядом по нотам. Ему стало любопытно – что за мелодия? Он перевернул листок, и его ждало ещё большее удивление: на обороте была кровавая надпись на английском языке: «Я очищен водой, очищен пламенем. Заберите меня, звёзды». Кто-то за его спиной спросил: «Милорд, что нам делать дальше? Обыскать ближайшие участки?» – Да, – Теодор не отрывал взгляд от надписи, – поищите, – он не мог перестать улыбаться. – Милорд? – несмело спросил молодой парень, перекрикивая треск пламени. – Вы улыбаетесь… Теодор поднял на него слезящиеся от дыма глаза. – Знаете… С каждым часом я испытываю всё большее восхищение. Я словно попал в интересную игру. Молодой человек внимательно посмотрел Теодору в глаза, и Теодор увидел по взгляду, что он его понимает, пусть и не до конца. Скучной эту ночь не назовёшь. Парень кивнул и пошёл к остальным. «Я очищен водой, очищен пламенем. Заберите меня, звёзды» – семь лет назад эти слова произнёс молодой парень по имени Джек, лёжа на воде Елениной реки под Марескаллом. Совпадение?.. Имеет ли Джек отношение к Жаку-Луи? Джек был торговцем… Всё может быть. “Заберите меня, звёзды”. Теодор вспомнил свой последний прекрасный сон. Звёзды сами пришли к нему… Пока Теодор работал в Комиссии при Синоде, имел дело с Советом Священной Инквизиции, через его руки прошли запретные книги, которые Совет изъял – книги оккультистов и колдунов. Было неизвестно, связаны ли они с Орденом в самом деле, но Синод, конечно же, приписывал Ордену любые намёки на колдовство. Теодор прочёл те книги все до единой и, в тайне от Синода, оставил их у себя. Из них он знал о том, что очищение водой и огнём применяется в оккультных церемониях. Ритуалы могут принимать разные формы, но их суть сводится к одному: простая расслабляющая медитация, в которой человек каким-либо удобным, приятным ему образом взаимодействует с чистой водой и пламенем, горящим на дереве или на масле. При этом читаются заклинания, повторяются слова, имеющие очищающий эффект для сознания человека. Большое значение в оккультной традиции придаётся и звёздам, как небесным телам, влияющим на судьбы людей, на ход человеческой истории. Вполне возможно, что Джек, торговец оружием, мог иметь отношение к оккультному Ордену. “А ещё… – Теодор вспомнил, и по коже побежали мурашки. – Ещё Джек курил опиум. Хотя это тоже может быть совпадением.” Но наиболее волнующим было другое… Теодор, прищурившись, нервно всматривался в остатки горящего дома. Жар от него был такой, что Теодор не мог подойти ближе чем на десять метров, рассмотреть дом получше… Из тех же оккультных книг Теодор знал, что некоторые колдуны, желающие принести себя в жертву, прибегали к ритуалу самосожжения. Теодору очень не хотелось думать о том, что внутри этого деревянного дома сейчас догорает тело Жака-Луи Лазаря. Он обошёл дом по кругу ещё раз, но в ярком свете полыхающего пламени не мог рассмотреть ничего, кроме кусков деревянных стен, которые рушились и складывались друг на друга, словно части карточного домика. Мог ли Жак-Луи отчаяться, решить, что путь на свободу отрезан, и покончить с собой? После того как сбежал из тюрьмы? А может, он был сильно ранен? Теодор посмотрел на листок, испачканный кровью. Кровь была свежая, ярко-красная. Начальник тюрьмы говорил, что проткнул ладонь Жака шпагой – эта рана не смертельна, но стражники Иф-Аганна также признались, что они стреляли в Жака из ружей – они могли задеть его пулей… Теодор вздохнул. Он послал человека в Аганн – пусть люди привезут вёдра и другие ёмкости, чтобы загасить огонь водой из речки – тогда можно будет увидеть, остались ли под обломками обгоревшие останки Жака-Луи. Это был бы наихудший исход. И тем не менее, надо продолжать поиски. Теодор ждал, пока всадники с собаками обыщут окрестности и что-либо сообщат. Тем временем он продолжил рассматривать ноты. Он хорошо знал нотную грамоту, и теперь сильнее сосредоточился, читая ноты и выстраивая мелодию у себя в голове. Он начал тихо напевать. Прочитал всю песню до конца… Что-то вертелось в сознании – песня казалась знакомой. Он возвращался глазами к отдельным кускам мелодии и снова напевал. И вспомнил… В ту ночь, когда он сбегал из дома Максима, чтобы передать Цезарю сообщение через Элизабет, он шёл мимо старого красивого дома и услышал, как поёт женский голос. Он стоял там и слушал, пока она не перестала петь. Возможно, вдова Эрдоган и была той певицей. Песня была очень красивая, и вспомнить её сейчас, в эту тревожную ночь, после сильных переживаний и напряжения, было очень приятно. – Ваше Преосвященство… – люди с собаками вернулись к горящему дому. – Следа нет, собаки ничего не могут найти. След ведёт от речки сюда, к дому, и здесь обрывается. Теодор закончил напевать, слегка дирижируя себе рукой, и спрятал окровавленный лист бумаги во внутренний карман плаща. – Вы искали в других местах возле речки? Он ведь мог вернуться в речку и опять выйти в другом месте. – Да, милорд, искали, вдоль двух берегов – ничего нет. Можем продолжить на более дальних участках – он мог поплыть вниз по течению. Сердце Теодора сжималось. След ведёт к хижине и здесь обрывается. Не-е-ет, ну почему всё должно закончиться так плохо… Он снова вздохнул. – Да, прошу вас. Обыщите берега реки, вверх и вниз по течению. Вниз до впадения в море. Вверх до границы с Италией. Если не найдём – будем потом просить у итальянцев разрешения поисков на их территории, или, во всяком случае, предупредим их о том, чтобы не причиняли вред, оказали помощь. Но я не думаю, чтобы беглец успел уйти так далеко – он же обессилен после комы. Пожар явно начался не так давно – у него не могло быть много часов, поэтому вряд ли он успел пересечь границу, поднимаясь высоко в горы. Он должен быть где-то недалеко. Продолжайте поиски. Люди разошлись вдоль речки, а Теодор заново зажёг факел и ходил кругами вокруг горящей хижины, увеличивая радиус, – он желал увидеть ещё хоть какой-то знак. Но тщетно… Он напряжённо думал. След шёл от речки к хижине и там обрывался. Оставался ещё вариант, что Жак-Луи был здесь не один. Возможно, был кто-то ещё, кто помог устроить пожар. Возможно, этот кто-то был на лошади, и он умчал Жака отсюда так быстро, что след уже не уловить. Вполне возможно, что кто-то, проезжавший мимо (а дорога отсюда не так уж и далеко, если верить карте), просто увидел дым и приехал сюда, увидел Жака, и тот договорился, чтобы его увезли. Но в таком случае всё в порядке: Жак попадёт в город, узнает, что обвинения с него сняты и всё – он свободен. Теодору больше не о чём беспокоится (Теодор не хотел себе признаваться в том, что такой вариант ему не нравится. Ему так хотелось поскорее увидеть Жака-Луи, и он продолжал верить, что тот где-то рядом, в лесу). Если же Лазарь поплыл вниз по течению, люди должны рано или поздно выйти на его след там, где он вышел из воды, это только вопрос времени. То же самое, если он побрёл вверх по течению – так найти след будет ещё быстрее. Теодор закрыл глаза и спросил себя, как бы он поступил на месте беглеца. Пожалуй, есть вариант, который они могли не учесть… Хитрая игра в прятки… И Теодор, оставшись один, чувствовал себя обязанным проверить эту возможность. Он вернулся к речке в том месте, где, по словам полицейского, был след Жака-Луи, и пошёл оттуда вверх по течению, ведя за собой свою лошадь. Теодор шёл очень медленно, освещая себе дорогу факелом, рассматривая каждый нависающий над речкой куст. *** Джек стоял в воде и дрожал. Его била лихорадка. Он уже не мог понять, жарко ему или холодно. Единственное, что он понимал – ему очень плохо, он с трудом может удерживать свой разум в сознании. Когда он брёл вверх по речке против течения, он старался не останавливаться, потому что чем дольше он стоял, тем сильнее его трусило, трусило так, что ноги переставали слушаться. Он делал глубокие вдохи-выдохи и шёл дальше, медленно, но упрямо, прячась под нависающим глинистым берегом речки. Мрак ночи покрывал всё вокруг, но свет луны помогал различать очертания берега и деревьев. Слух Джека тоже был обострён, и беглец знал, что услышит, если кто-то подойдёт близко. Скорее он их услышит, чем они его. Сейчас не было слышно ничего, кроме нежного журчания воды и треска пламени далеко позади. Джек решил не пытаться бежать через лес на север прямо сейчас – у него было слишком мало сил, он знал, что погоня близко, и у него был другой план. Берег речки в этом участке был изрыт впадинами, маленькими полу-пещерами, которые речная вода вымыла в глиняном массиве. С берега в темноте эти впадины было сложно рассмотреть из-за нависавшей зелени, кустов, корней деревьев и камней. Если Джек спрячется в одной из таких ниш, посидит тихо, то люди с собаками, уже зная его тактику, обыщут берег, не найдут его и уйдут искать вниз по течению. Тогда он сможет выйти на берег, поспать хотя бы час и потом продолжить путь. Ему нужно поспать, катастрофически необходимо лечь на сухие листья и отдохнуть… И вдруг Джек услышал чей-то голос. Голос кого-то звал. Тотчас же его глаза заметили отблески факела на стволах деревьев, нависающих над берегом. Джек спрятался под выступом берега, между отвратительно скользких и холодных ивовых корней. Это был его единственный шанс остаться незамеченным. Вскоре он увидел яркие и тёплые блики огня на воде… Вдоль берега кто-то шёл, освещая себе дорогу факелом. Человек звал его, Джека. Джек, к своему удивлению, узнал этот голос очень быстро. – Жак-Луи, выходи, хватит убегать. Тебя никто не обидит. С тебя сняты все обвинения. Пожалуйста, выходи. Джек замер и сжался в комок. Этот голос вызывал болезненные воспоминания, вытягивал наружу старое, глубоко спрятанное в подсознании чувство стыда. – Джек, – Теодор назвал другое его имя. Джек мог услышать шаги – Теодор был всё ближе, – приказ о твоей казни отменён. Не прячься. «Не верь, не верь, не верь ему!» – из последних сил вопил истощённый разум. “Сняты все обвинения? Может, и правда, была допущена ошибка, и приказ о казни был издан в обход Теодора. Как же хочется в это верить… Но… Нет. Моё сознание играет со мной, та часть моего сознания, которой хочется, чтобы не было больно, страшно и плохо, та часть, которой хочется, чтобы мучения закончились, моя слабая часть… Она начинает склонять меня к тому, чтобы сдаться… А вот я не сдамся, не проиграю, нет!.. Я попробую ещё… Я попробую… Выжить…” “Ну, привет, Джек, ты ещё начни спорить с самим собой, не доверяй самому себе… Но, с другой стороны – «наивысшая победа – это победа над самим собой»… «Я – сам себе и лучший друг, и злейший враг». Несколько раз я хотел сдаться, но уговаривал себя не идти лёгким путём, потому что этот путь ведёт к погибели.” Мысли крутились, хаотически метались и расплывались… Вода доходила до пояса, в паху и в животе у Джека всё сжималось от холода. Он начал сильно дрожать. Кисть раненой руки совсем онемела и перестала двигаться. Не лучше было бы умереть, быть пристреленным там, в кабинете заместителя тюрьмы, закинув ноги на стол и попивая чужой кофе, с наглой улыбкой, будучи голым, беспечным и гордым… Чем стоять здесь в чужой одежде, под ивовыми ветками, испачканным глиной, прижимаясь к корням, с гниющей рукой и дрожащими коленями? “Ну, что ж, Джек, ты же решил держаться до последнего. Шансы есть. Кто сказал, что борьба за выживание всегда изящна и красива? Это тебе не театр.” Джек беззвучно дышал, вжимаясь горячей спиной в холодные корни и глину. Упёртость побеждала. Шаги прошелестели совсем близко над головой Джека. Глава Синода теперь был в каких-то трёх метрах от него. Огонь факела охватывал светом часть берега и речки, но свет не попадал туда, где прятался Джек. Теодор остановился. Шаги приблизились, и свет приблизился тоже. Боковым зрением где-то слева сверху Джек заметил мелькнувшую тень и услышал всплеск воды: Теодор спустился с берега в воду. Джек сжал свой револьвер здоровой рукой, готовый взвести курок. Если придётся стрелять, услышат ли выстрел другие люди? Наверняка услышат. Выстрел пистолета немного тише, но пистолет ещё надо достать – он под рубашкой, привязан куском ткани под мышкой Джека – его, в отличие от револьвера, нужно тщательно беречь от воды. – Я знаю, что у тебя есть оружие, – заметил низкий, спокойный голос. – Не надо в меня стрелять. Я пришёл помочь тебе. Теодор, держа факел поднятым повыше, сделал несколько шагов от берега к середине речки и развернулся, осматриваясь. Вода не делала его движения неуклюжими, наоборот, он двигался размеренно и красиво. Он шёл так спокойно, будто не в воде, а на паркете танцевального зала, его светлые волосы и лицо блестели в тёплом мерцании огня. Заметив Джека, вжавшегося в глину, он улыбнулся. Джек навёл на него револьвер. Рука дрожала, но это неважно – Теодор был достаточно близко, чтобы попасть. Однако, какая беспечность… – Привет, Джек. Не стреляй в меня, пожалуйста, – светлые глаза смотрели, не мигая, прямо на него. – Всё-таки это действительно ты… Я очень рад, что звёзды не забрали тебя. Не бойся, ты в безопасности теперь. Опусти оружие, пожалуйста, и пойдём со мной. Револьвер был тяжёлый, и рука дрожала всё сильнее. Всё тело Джека дрожало, и дышал он неровно, прерывисто. Лихорадка усиливалась. Свет факела резал глаза и мешал смотреть прямо на собеседника. – Почему я должен тебе верить? – голос вырвался из лёгких слабым хрипом, зубы стучали, говорить было тяжело. – П-приказ о моей казни был издан сразу после твоего избрания Главой С-синода. – Он был издан без моего ведома, втайне ото всех, на ночном собрании в загородном доме Бормана. На собрании присутствовали судьи, подкупленные Борманом. Заместитель, которого я не успел разжаловать, расписался вместо меня. Это то, что разведчики Наполеона успели нам доложить. Я выехал вдогонку за их человеком, как только узнал. “Не верь, не верь”… Сейчас его просто искушают… Человек, которому он так хотел доверять, человек, который нравился ему… И сейчас в нём столько власти, столько уверенности… Человек, которого Джек однажды выбрал для своего эксперимента. «Игра с душой», как назвала тот эксперимент Тамара… Тамара… А была ли она ему другом? А кем был сам Теодор? Никем. Все предательства вдруг нахлынули на Джека волной, и эта боль напомнила ему о том, что большинство людей либо ищут от него выгоды, либо считают его дьяволом. Почему Теодор не пристрелит его прямо сейчас? “Джек, да тебя же хотели всем показать. Тебя, живого и агрессивного демона, хотели казнить у всех на глазах. Тебя, живого, в сознании, выкрикивающего проклятия им в лицо. Как Ореста. Каково развлечение, а? Нет, мёртвым тебя брать не так интересно”. Он задрожал сильнее, вспомнив смерть Ореста. “Подарить толпе спектакль и послушать, что ты захочешь сказать этой толпе. Нет… Сейчас, наедине, в безлюдной глуши этот человек тебя не убьёт. Но и ты, Джек, выстрелить не можешь – звук револьвера слишком громкий”. Но… Почему Теодор рискует своей жизнью ради будущего спектакля? Очень далеко вдали послышался лай собаки. Джек быстро оглянулся и снова посмотрел на Теодора. Позовёт ли тот на помощь? Но Теодор не произнёс ни слова, вместо этого он опустил факел в воду, и огонь погас. Стало темно. Джек обескураженно заморгал – в глазах плясали светлые пятна. Теодор продолжал стоять напротив – Джек видел его силуэт и вдруг понял, что небо вдалеке, за головой Теодора, посветлело – близился рассвет. Сил совсем мало, а времени ещё меньше… Чего же на самом деле хочет этот человек? Действительно ли он хочет ему помочь? Неужели Джек может рискнуть? Глаза постепенно снова привыкали к полумраку. Взгляд Главы Синода продолжал пронизывать Джека. Теодор сказал: – Смотри, – он достал из чехлов, закреплённых на кожаном ремне, клинок и пистолет и бросил их в воду. И повторил: – Пойдём со мной. Позволь тебе помочь. Джек медленно опустил револьвер. Голова работала уже очень плохо, он не был уверен, может ли он мыслить здраво. “Нет. Я зашёл так далеко. Да, я устал, я измождён, и, конечно, в таком состоянии мой разум будет придумывать оправдания, будет говорить, чтобы прекратил эту изматывающую борьбу, чтобы позволил себе помочь. Я прошёл так много, и сейчас, конечно, у меня самое тяжёлое, самое жестокое испытание: человеческая доброта, а, точнее, притворная человеческая доброта, манипуляция. Я не раз вёлся на мнимую доброту, на дружбу, но люди продаются на раз-два. Дружба продаётся”. Что может хотеть от него власть Марескалла? Уже ничего. Он для них – только опасность, они боятся дьявольской мести. Они лишь хотят казнить его на площади под свист и пляс. Других вариантов нет. “Но почему, почему Теодор рискует жизнью?! Выбросил оружие в воду!” “Дубина ты, Джек! Если ты осмелишься убить Главу Священного Синода, за тобой будет охотиться Инквизиция всей Европы! От такого даже ты не уйдёшь, и Теодор это знает. А ещё он знает, что ты – никакой не дьявол, ты не более чем просто хитрый парень, который… Который несколько лет назад стонал под ним на гостиничной кровати, дрожащий и задыхающийся от возбуждения, наслаждения и боли…” Джек собрал в себе последние силы и опять поднял револьвер. Взвёл курок. – Я не верю тебе. Уходи. Садись на лошадь и уезжай прочь. Иначе я убью тебя. Тогда Теодор бросил на него последний, спокойный, но серьёзный взгляд и ответил: – Хорошо. Я отзову людей и прикажу прекратить поиски. Делай что хочешь. Имей в виду, что по всем близлежащим посёлкам разосланы сообщения о том, что ты невиновен, и каждый, кто тебя встретит, должен оказать тебе помощь. Ты можешь прийти куда угодно, и тебя не будут преследовать. Теодор развернулся и, медленно рассекая воду большими шагами, выбрался на берег. Выжал воду с одежды, взобрался на лошадь. И Джек услышал удаляющийся стук копыт. Постояв ещё немного, Джек тоже вылез на берег – это удалось не сразу, он одной рукой цеплялся за кусты, пока вторая безжизненно висела рядом с туловищем, а ноги поскальзывались на мокрой глине. Джек старался не намочить порох и револьвер. Вокруг стояла тишина. “И что, Джек? Ты думаешь, ты дойдёшь? Теодор сейчас приведёт группу людей с ружьями, ты даже двух шагов пройти не успеешь. Но раз решил сражаться до последнего, так давай. Револьвер есть, пистолет можно зарядить, можно ещё пытаться идти и отстреливаться”. Джек тяжело дышал, сидя на берегу. Одной рукой он неуклюже попытался выжать воду с мокрой одежды. Надо вставать. Если будет сидеть – уснёт. Чтобы встать, ему понадобилось минуты четыре… Ноги не держали. Всё тело била дрожь. Нужно идти на север… Джек сделал шагов пять. “Нормально. Иду”. Ещё пять… Ноги еле волочились. Ещё десять. “Я могу, у меня получается, главное – не останавливаться”. Перед глазами всё плыло. Ствол дерева впереди размывался, двоился. Джек пошатнулся и прислонился к дереву, чтобы не упасть. Вокруг светлело – чёрная тьма превращалась в серые тени. Джек держался за ствол дрожащей рукой. Нету времени на слабость. Ещё десять шагов – казалось, прошла целая минута, или даже больше. Он опять держится за ствол дерева… Ещё пять шагов – в ушах звенит… Ему кажется, или позади себя он слышит чужие шаги? Ещё шаг… Всё расплывается… Джек почувствовал, что падает. Тело сказало: «Хватит». Слабость накатила на него, как огромная волна… Приятная, тёплая волна отказа. Всё кружилось и плыло перед глазами… Быстрые шаги позади… Джек смутно чувствовал, что его бережно подхватывают сильные руки. Последнее, что он помнил: его обняли, крепко держали и что-то говорили негромким голосом, а перед его глазами в просвете ветвей было небо, и высоко в небе края белых облаков сияли золотыми и розовыми красками – солнце всходило из-за гор. Где-то из подсознания прорвались мысли: «Больше не будет темно и страшно». «Больше не будет больно и плохо». «Больше не будет больно и плохо»… Джек позволил себе отключиться.