Magic of hearts

      Вечер в Мире Подлунном, следуя примеру светилу небесному, в свои права заступает, на крыши деревянных домов опускается плавно, к пришествию Ночи — сестры родной, подготавливает землю. Лица людей сегодня, в силу праздника, беззаботные и веселые, ветер с Нагорий Северных охлаждает, намекая им не задерживаться на ярмарке долго. Дева Звездная не любит, когда к приходу ее не тишина главенствует, а звуки громкие, покой нарушающие страдающей от них ее подруги — Природы, побеседовать по душам с ней не дают. Любимо-ненавистное Солнце совсем люд разбаловало, потворствуя их распущенности и неуважению к сути самой бытия, где вместо того, чтобы благодарить и оберегать своих благодетелей, они как должное все принимают, калечат живое и извращают, обитателей волшебных клеймят монстрами, когда как сами, загрязняя и убивая, не лучше того, чего так боятся, становятся. Подавляющее большинство таких, неумолимо то, что осталось еще, губящих. Когда-нибудь магия Землю, как и Луна, покинет, заберет с собой детей своих истинных, что до последнего ее охраняли, а Солнце в отчаянии ее подожжет и после во искупление грехов чужих навсегда угаснет, но а пока...       «За что они так со мной? Ненавижу. Как я их ненавижу», — думает юноша, сидя на крыше находящегося близ окраины деревни захудалого домика и обрабатывая обезболивающей мазью пострадавшую кисть. Не со злости, а от обиды, потому как едва ли Ким Тэхен — так зовут его, чувству недостойному подвержен, однако, годы гонений и на нем отпечаток неприятный оставили, за семью печатями тайн схорониться заставили и в лучшее веру утратить. Даже самое крепкое дерево, бывает, ломается под порывами беспощадного ветра. Тэхен не хочет быть сломанным, трепетно оберегая свою сердцевину, чтобы однажды вновь возродиться зеленым ростком. Труднее с днем каждым и невыносимее, сиротой будучи и полукровкой, а не простым человеком, ему выживать. Полудемоном деревенские паренька кличат из-за ушей и хвоста лисьих, от отца, являющегося кицунэ, доставшихся, что мать его девятнадцать лет назад соблазнил, а потом ее безжалостно на произвол судьбы бросил. Одинокую, без средств к существованию, но не сдавшуюся, нашедшую в итоге приют шаткий в этой самой деревне, где все презирать ее стали за связь порочную с хитрым демоном, которого Ким Суран, несмотря ни на что, продолжала любить, но в последствии, с ним разлуки не выдержав, на глазах истаяла. Десять лет всего на тот момент исполнилось мальчишке рыжеволосому, непонимающему почему на него беспрестанно от людей ругательства сыплются. Отчего они смерти его мамы радуются и в него камнями кидают? Мил всегда был со всеми Тэхен и очарователен, не давал повода так относиться к себе, подружиться с ними пытался, пока не осознал, что не найти в этом мире понимания и доброты ему, точно не с конечностями несколькими лишними. И только один человек — Чхве Минхо, его принял, даруя возможность дальше карабкаться.       Местным аптекарем Минхо был, с сердцем добрым, но взглядом бесконечно печальным. Пожалел сиротку, опекать и помогать ему начал, читать учил и писать, в дни особенные рассказывал сказки, не позволяя надежде окончательно в нем исчезнуть. Не обошлось в их странном союзе без выгоды и для самого мужчины: повенчанный с природой кицунэ в лесу ориентировался отлично, трав много знал и редкие самые для него приносил. За участливость к полукровке аптекаря талантливого порицали, но и слова не могли сказать против. Хорошо иногда единственным быть в своем роде. Тэхен, конечно же, с ним бы поспорил. Он тоже один такой уникальный, но толку ему с того?       «Люди не понимают твоей сущности и поэтому боятся», — говорил ему часто Минхо, — «Мир волшебный потому и существует от нас обособленно, чтобы грани двух жизней не пересеклись». К своим восемнадцати годам Тэхен это все прекрасно усвоил и научился терпению, но то при обидчиках, а наедине с собой сложно оставаться сильным. Он и не остается, оказавшись в одиночестве полном, горькие слезы из глаз нечеловеческих, изумрудных, льет, носом покрасневшим шмыгая. На ярмарку всего лишь хотел посмотреть поближе, чего ему парни местные, поймав его за углом, не позволили, кочергой раскаленной к его правой руке приложились — очередной урок жизни жестокий.       «Тебе не место среди нас, уродец. Убирайся в свой демонический лес», — до сих пор в ушах полный брезгливости голос их главаря раздается.       «А там что? Кому я там сдался?», — юноша сам себя спрашивает. Там он такой же, как и тут, изгой. Разница только в одном: о том мире он вообще ничего не знает и по незнанию его ненавидит, впрочем, как и отца, их с матерью бросившегося. Так почему бы не сгрести всех волшебных существ под одну гребенку? Вот и получается, что Тэхен не здесь и не там. На перепутье где-то болтается, куда податься не ведая. До утра почти кицунэ проплакал, а подуспокоившись, отправился за травами в лес: у Минхо корень золотоглазки заканчивался, а растут эти цветы в самой чаще, и не каждый осмелится настолько далеко в их поисках забредать. Мальчонку же нисколько подобное не страшит, он, наоборот, природой наслаждается сейчас дикой, отдыхает в ней от нападок и себя наконец отпускает. Чем глубже заходит в лес, тем ярче цветы голубо-белые светятся. Средь мхов они здесь повсюду растут, аромат испуская нежный, и, с пути лепестками неоновыми сбивая, не сулят ничего хорошего людям. А вот Тэхен их искренне любит и людское некрасивое название «путаница», придумав свое, отвергает. Звездами Леса цветы предпочитает назвать и на землю раз каждый аккуратно ступает, стараясь не потревожить хрупкие стебли.       Звезды ему взаимностью отвечают и приветливо поднимают соцветия, сильнее сиять начиная, чему улыбается искренне лис и в удовольствии ими поближе полюбоваться себе не отказывает. На землю садится и кистью обоженной осторожно к бутонам тянется шёлковым, сразу же чувствуя, как сила необъяснимая и легкость наполняет его тело. Рука как будто тоже перестала болеть и выглядит заметно поджившей. Тэхен давно понял, что в лесу все его раны намного быстрее затягиваются. Без этой полезной странности, он, наверное, все те побои, что ему регулярно доставались, не пережил бы. — Ничего себе, кицунэ и так далеко от своей стаи, — позади незнакомый доносится голос, заставляя испуганно юношу вздрогнуть и затем обернуться. И как он не услышал, как к нему настолько подошли близко? Парень темноволосый перед ним предстает с на голове такими же, как у него самого, пушистыми ушками, только не лисьими рыжими, а кошачьими черными. Глаза тоже явно нечеловеческие, с продольным зрачком и сапфировые, сурьмой подведенные ярко. В полупрозрачные синие шаровары он одет и жилетку на обнаженное хрупкое тело с украшениями серебряными множеством. Как будто принц из сказки восточной сбежавший, но отчего-то солнца долго не знавший, а иначе его бледность анормальную объяснить сложно. Кожа незнакомца буквально фарфоровая, а черты лица кукольные, подумать заставляющие, а реальный ли он? Слишком красивый, сюда не вписывающийся, но опять-таки эти уши и, подождите-ка... хвост? Тэхен раньше никогда не встречал других магических существ, считая, что те не переступают людских владений, а потому совсем от увиденного растерялся. Впрочем, здесь лес и до деревни не так чтобы близко. — Что ты за существо? — не придумав ничего лучше, в итоге Тэхен спрашивает. Незнакомец на него недоумевающе смотрит: — Ты откуда свалился, лисенок? Я нэко-демон. Родственника не признаешь? — Р-родственника? Я вообще впервые вижу кого-то навроде тебя, — чуть заикается кицунэ, с трудом происходящее осознавая. — Ну дела… Ты отшельник что ли какой-то? Да и выглядишь каким-то побитым, несчастным, запах твой полон затхлости, как подгнившая клубника. Отвратительно, если честно. Изгнали? — подходит ближе нэко, внимательно в лицо лиса вглядываясь. — Не совсем. Я тут неподалеку в деревне живу, я полукровка, — отвечает лис, почему-то сразу проникаясь доверием к источающему мятно-мелиссовый аромат парню. Что это? Какая-то магия? На самом деле, это брюнет феромон успокаивающий испускает, чтобы загадочного мальчишку расположить к себе. — Да ладно? Среди людей? Ты безумец, рыжик. Даже спрашивать не буду о твоей человеческой жизни, очевидно же, что тебе в ней не рады. По-хорошему, валить тебе надо оттуда. Я Мин Юнги, кстати. — Ким Тэхен… Мне идти некуда, даже если бы и хотел, а я не хочу. Людей-то я хотя бы знаю, а другие народы мне не знакомы, — предельно честно его оповещает кицунэ, не видя смысла что-либо привирать. Поболтают немного да разойдутся. Вряд ли Юнги пожелает продолжить общение с таким, как он... Бракованным, брошенным и неправильным. От вывода закономерного Тэхену очень грустно и больно становится, он бы хотел с ним подружиться, ведь это, наверное, правильно знакомство с подобным себе заиметь? — Я вот тоже впервые встречаю такое чудо, как ты. Полукровка… Ты, наверное, не знаешь, но человеку редко удается понести от демонов, а то и вовсе почти никогда. И я никак в толк не возьму, почему ты был оставлен среди людей. Кицунэ обычно своих не бросают, — задумчиво трет подбородок новый знакомый. — Ну, как видишь, бросили. Мать ждала отца до последнего и, не выдержав одиночества, стала серьезно заболевать. Сначала душевно, а потом и физически… Уже как восемь лет ее нет со мной, — понурив голову, рассказывает Тэхен. Он искренне любил маму, которая, несмотря ни на что, старалась заботиться о нем, говоря, что у нее самый чудесный и красивый сын во всей Подлунной и чтобы он иначе не смел думать. — Знаю, что мои сожаления для тебя бессмысленны, но мне действительно очень жаль. Я так понимаю, что больше у тебя никого не осталось? Тогда мне вдвойне непонятно зачем ты цепляешься за людей мир. Он не для таких, как мы. Люди отвратительные существа, — говорит Юнги, своего ошейника с огромным посередине сапфиром неосознанно касаясь. Теребит его нервно и губы, о чем-то своем думая, кривит. Сразу видно, что украшение ему не по нраву. Зачем тогда носит? — В твоем мире я такой же изгой. Мне нет смысла менять шило на мыло. От людей я хотя бы знаю чего ожидать. Если бы был способ, я бы с радостью избавился от своей лисьей сущности. Мне она ни к чему. — Большего бреда в жизни не слышал, — позвякивая многочисленными браслетами, скрещивает руки на груди нэко. — Твоя сущность — это дар, потеряв который, ты потеряешь себя. Тэхен не может прочувствовать в полной мере смысл слов сказанных Юнги, слишком зацикленный на том, что отрицать возможность избавления от лисьих ушей тот не стал. Не знает мир волшебный, но осознает, что там полно магии, а это значит, что привычные границы возможного и невозможного в нем стираются напрочь. И как он раньше об этом не догадался? — Юнги, тебе ведь известно, как можно отказаться от этого...? — указывает на свой хвост, с волнением и надеждой смотря на Мина. Демон природный качает головой, поджимая недовольно губы. Этот полукровка совершенно ничего не вынес из его слов: — Глупый ребенок, ты сам не представляешь, о чем просишь. Тебе незачем избавляться от пушистых конечностей, чтобы жить так, как ты того хочешь. Даже если ты станешь человеком, то все равно останешься для людей чужаком. Для них демоны — мы, для нас же — они. — Значит, точно знаешь. Скажи, умоляю тебя, — со слезами на глазах, отчаянием в сердце просит кицунэ, падая на колени перед нэко. Юнги тяжело вздыхает, но отчего-то отказать ему не решается. Этот маленький лисенок таким сломленным и болезненным выглядит, что, кажется, дунь и по ветру развеется. Когда-то и Мин был в таком же отчаянии, настрадавшись сполна от людей и своей сущности, но даже тогда он не отринул ее, до конца боролся и в итоге освободился. За свободу он заплатил дорого, но цена того стоила. Определенно стоила. Ему некому было помочь, а вот парню напротив он сам вполне может... Правда вот только не так, как того хочет тот… Юнги слишком своеволие любит и на усмотрение свое всегда поступает. — Ладно. Я помогу тебе, — как-то подозрительно хитро улыбается нэко, помогая кицунэ подняться на ноги, чего тот совершенно не замечает, впадая в эйфорию от того, что Юнги согласился, — Даю тебе ночь на раздумья и завтра в этот же час жду тебя здесь. — Спасибо, Юнги! — счастливо улыбается Тэхен, в порыве эмоций обнимая демона, — Я приду! Обязательно приду! — Еще бы ты не пришел, — хмыкает брюнет, отстраняя от себя лисенка, запах которого стал более приятным. Что с людьми кицунэ делает счастье? — Ну все-все, хватит. Я не люблю обнимашки. — Прости, — неловко с ноги на ногу переминаясь, все так же сияет юноша. — Ладно, бывай, недоразумение. У меня дел невпроворот еще, — прощается Юнги и, небрежно махнув рукой, уходит, повиливая пушистым хвостом. — Пока, — шепчет Тэхен, не решаясь добавить «друг», но отчего-то хочется очень…