Magic of hearts

      Тэхен просыпается утром один, никак в реальность из сна не вернется. Только не сном это все было. Об этом ясно представшая перед глазами комната темного мага напоминает. Лис улыбается робко, прокручивая вчерашний день сумасшедший. Чонгук частично, но истинное лицо показал. Пусть и не раз, он уверен, переломанное, но настоящее. И кому? Ему, совершенно постороннему для Чона мальчонке, который, кроме неприятностей и мороки, ничего более не приносит. Кицунэ раскаивается за свою глупость, прекрасно осознает какую услугу оказал мужчина и искренне радуется, что тот позволил хоть как-то себе отплатить. Тэхен воспроизводит невольно картину ужасающих ран на его спине, отчего мысленно содрогается и обещает себе наведываться к Чонгуку почаще, чтобы и дальше продолжить лечение. Юноша вчера долго глаз не смыкал, нежно перебирая кудри мужчины. Увечья тонкой пленочкой за считанные минуты покрылись, гной больше не появлялся. Пыльца фея и впрямь чудо животворящее. Он больше не боится хозяина Декалькомании. Маг не тот за кого себя выдает. Теперь кицунэ в этом уверен как никогда. И пускай он не знает о нем ничего, кроме того, что за его спиной болезненное таится прошлое, но ему достаточно. Достаточно, чтобы желать не просто разгадать загадку Чонгука, а помочь… Хоть как-то, хоть чем-то. Попытается обязательно. О Юнги он тоже не забывает, хвостатый друг скрывает не меньшее. Болью оба обитателя замка пропитаны, сочится она из них, как бы рьяно они ее ни скрывали. Не в правилах Тэхена добро забывать. Мама с молоком передавала взаимностью отвечать. Тэхен свое добро нести будет. В нем его больше, чем боли, как оказалось.       Сладко потягивает теперь, подмечая, что не саднят больше ступни. Голову к прикроватному столику поворачивает. Улыбается, когда видит оставленный и еще не остывший завтрак. Такой простой жест, но столько радости приносит. О нем не забывают, заботятся. Затем встает, чтобы умыться и ополоснуться. Купальня мага прямо напротив его покоев располагается: большой шикарный бассейн полный горячей воды, что льется из драконьих голов беспрестанно, рядом раковина и новая зубная щетка. Все в неизменных темных тонах. Холодная каменная красота, глаз давно не удручающая. Тэхен привык к ней, проникся, другим волшебный замок не представляет.       Свет кровавых рубинов причудливо падает на бурлящую воду, и кицунэ, сняв пижаму, с упоением в нее окунается. Сладостный делает вздох. Приятно. К роскоши привыкаешь быстро. Он бы здесь хоть день целый сидел, но дела не ждут. Необходимо найти Юнги, а потом и Чонгука. Лечение прерывать нельзя! Как следует распарив кожу и зубы почистив, кицунэ к шкафу идет, предполагая, что тот аналогично его шкафу работает - не ошибается. Гардероб выдает ему зеленую, красиво сочетающуюся с глазами шелковую блузу, такие же, только коричневые, штаны и сандалии. Необычно. Тэхен не противится, с удовольствием в шелка одевается. Идет на выход, предварительно кровать заправив и пустой поднос прихватив. Декалькомания родной тишиной встречает, коридор перестраивая, провожает на кухню по просьбе лиса. Закончив с посудой, он намекает Делю о Юнги, но Дель, его удивляя, не реагирует. — Да что же это? Он не в замке что ли? — бубнит себе под нос Тэхен. Декалькомания ожидаемо молчит, а Ким в сторону гостиной бредет, где натыкается на Чонгука, и краснеет. Случившиеся еще долго аукаться ему будет. — Г-господин Чон, доброе утро? Эм… я... а вы не знаете где Юнги? — первое, что пришло в голову, выдает. — Доброе, самому бы хотелось знать, — хмурится маг. — С утра ищу его, а Дель, зараза такая, молчит.       У Тэхена невольно смешок вырывается. Никогда еще ранее он таких фраз от мужчины не слышал. — Может быть, тогда я еще раз ваши раны обработаю, а потом вместе поищем? — робко интересуется Ким. — Идем, — к удивлению, легко соглашается Чон и разворачивается в сторону своих покоев. Кицунэ за ним семенит.       И вновь знакомая комната. Тэхен не думал, что настолько скоро здесь окажется. Чонгук, вместе с тем, усаживается на кровать и, без лишних слов скинув рубашку на простыни, взглядом темным замершего перед ним мальчонку буравит. Странно его сейчас так называть. Тэхен, облаченный в элегантную, нерабочую одежду, более взрослым выглядит. Заставляет на себя с другой стороны посмотреть. Красив… Маг не может этого не признать. Ярко рыжий окрас и изумрудные цвета ему особенно идут, в принца настоящего превращают. Мужчина ударить себя готов за мысли подобные, в его голове определенно какое-то безумие творится. — Долго мне ждать? — прерывает он поток странных дум и холодно, вмиг ощетиниваясь, на лисенка смотрит. Только неуместной тяги к своему слуге ему и не хватало. — Д-да.. вернее, н-нет. Простите, — мямлит кицунэ, мазь со столешницы схватывая. Больше не медлит, рукой подрагивающей чужой спины касается. Все как и тогда, дежавю испытывать вынуждающее.       Чонгук глаза прикрывает, тяжко выдыхая. — Больно? — пугливо спрашивает Тэхен, почувствовав, что маг напрягся. — К боли я привычен, к твоим касаниям - нет, — отвечают. — Продолжай, не о чем волноваться. — И все же… Так не должно быть. Нельзя привыкать к боли, иначе с нею срастись можно, — едва слышно, втирая снадобье, бубнит лис.       Чон бровь приподнимает и невеселый смешок издает: — Ты это что же, учить меня вздумал? Смешно слышать от тебя такое, недоразумение. В своей голове разберись, прежде чем лезть в чужую, — озвучивает, а сам думает, что поздно уже. С болью он многолетнюю дружбу давно водит.       Тэхен фыркает, обиженно надувая щеки. Слова мага цели своей достигают. Чонгук прав, на самом деле, но молча подобное кицунэ стерпеть его натура не позволяет. — Хватит меня уже так называть! Меня Тэхен зовут, понятно?       Мужчина, развернувшись, взглядом насмешливым негодующего лисенка окидывает. Смешной. Очаровательный. А ведь Чон и пальцем не пошевельнул, магию не применял, чтобы его на эмоции вывести. Он такой сам по себе. Искрящийся и живой. — Как хочу, так и называю. Раз не хочешь недоразумением быть, будешь кусачкой, — как бы невзначай следы на своей шее оглаживает.       Тэхен, позабыв все слова, глаза смешно округляет и моментально краснеет, а в его разум так и рвутся видения смутные, как он этого мускулистого тела касался, обнимал, пальцами обводил каждую татуировку, припадал к венке яремной и облизывал кадык. Нет… Почему именно сейчас? Ким этого помнить не хочет, да он и не помнил до этой минуты…       Чонгук, рубашку накидывая, смеется: — Пойдем, кусачка. Пора нам одного хвостатого обормота найти. — Невыносимый. Несносный просто, — буркает под но себе Тэхен.       Чон его слышит прекрасно, улыбку все никак с губ коралловых не сотрет. Что же ты делаешь, лис?

***

      Юнги с ночи на крыше, калачиком свернувшись, лежит и не двигается. Ожоги фантомные на его теле никак не проходят, а цитрус вперемешку с кострами из воздуха не рассеивается, рецепторы чувствительные раздражает. Мин ненавидит себя за слабость, смирится не может с ней. Он впервые себя таким обнаженным перед Чимином почувствовал. Суккуб и раньше играючи его внутренние барьеры расшатывал, но вчера превзошел сам себя. Исходя из его слов, нэко понял, что демону о его прошлом известно, что неудивительно, правая рука Владыки как-никак. Все сказанное им в голове прокручивает, признавая, что он в чем-то прав: пока от страхов своих не избавится, покоя ему не видать.       Признавать же, что ласки и любви хочет – не желает, но разбитое сердце, в лоб правду жестокую бросая, не спрашивает. Юнги одинок слишком и не справляется. Не справляется и с собственным прошлым, которое все не отступит. Утягивает за собой на самое дно, переплетаясь со счастливыми воспоминаниями, а потом резко в кровавых реках топить начинает. Юнги неподъемную телегу за собой тянет, когда как даже сам себя с места сдвинуть не может. Юнги с собой не в ладах, на одном месте топчется, нежные пятки в уродливые мозоли стирая. Не освободиться ему, покуда он себя правильно не соберет. А как собрать, если большинства кусков не хватает?       Нэко цокает несдержанно. На обе ноги встает, от бессилия заорать во всю мощь голосовых связок готовый, а зверь внутренности разрывает, просится наружу. Давно он животную форму не принимал. Пора бы. Иногда помогает. Сегодня Юнги не просто в кота превратится, а свою истинную сущность, срывая ненавистный ошейник, примет. Облик человеческий, вместе с тем, обликом пантеры гигантской сменяется, боль притупляется, мысли более не тревожат. В Юнги теперь лишь неудержимое желание пробежаться по лесу и ощутить под лапами нагретую солнцем землю. Сапфир одиноко на крыше лежать остается, а пантера, спрыгивая с немыслимой высоты, уносится прочь. Любого другого это убить могло, но не его. Он демон, не порождение Ада, но порождение искаженной природы.       Природа в трудный час себе защитников создала. Кицунэ, тэнгу и нэко. Лисы - девственные леса берегли, вороны - первозданную чистоту горных вершин сохраняли, коты - поля необъятные своим присутствием оживляли. Три народа – одна гармония. Братья не по крови - по духу. Пантера лапами мощными перебирая, траву даже не приминает, на скорости полной пределы Декалькомании покидает. Пейзаж алый на зеленый сменяется. Зверь ликует. Давно он таким свободным себя не ощущал. Юнги полностью отключил человечность, что доселе не делал почти никогда. Чревато это. Вернуться потом сложно бывает. Кто-то навсегда таким остается, не справившись.       Мин это знает, но не боится, он в кошачьей шкуре двадцать три года прожил, неся наказание, пока Чонгук его не нашел. Нэко Духовный совет наказал за то, что Султана убил. Не простого человека, а самого Владыку пустынь, да еще и на его территории. Демонам природным нельзя в чужих владениях самосуд вершить, они там никто. Забрел за пределы границ – проблема твоя, а то, что Юнги там не по воле своей оказался… Оправдания его слушать не стали, заточили навечно в звериную форму и дело с концом. Судьба над ним сжалилась, днем зимним на одну тропу с магом забросила. — Жизнь к нам с тобой не слишком-то благосклонна была, котенок, — смотрит в неоновые с продольным зрачком глаза Чон и, не страшась, подходит к огромной пантере.       Юнги голову в бок клонит. Не забыл еще человеческую речь. Не понимает только, что этому странному незнакомцу от него надо.       Мужчина, тем временем, продолжает: — Хочешь вновь человеком стать? Я могу это устроить.       Нэко фыркает, лапой снег в воздух заставляет взметнуться. Надо ли ему это? Юнги уже начал забывать кто он и что случилось с ним в прошлом. Человек же внутри бьется. Настойчиво под сердцем скребется, выпустить себя просит. Зверь рыкает.       Чонгук его внутреннюю борьбу видит. Мысленно хмыкает. Зачем оное ему? Временами причины и следствия в сторону откидывать неплохо бывает. Чонгук именно это сейчас и делает. Почувствовал внутреннюю боль безвинно наказанного, со своей болью схожую. Большего ему и не надо, как оказалось. Этот побитый жизнью зверь не сдался. Трепыхается еле заметно, но не отступает. Себя, несмотря ни на что, сохраняет. Там, где другие только обреченность прочли бы, Чон читает другое. В глазах парня жизнь теплится. Человек в нем заблудился, но окончательно не утерян. Поправимо. — Если решишься, мне от тебя только одна вещь понадобится. Вещь, что ненавистна тебе, что с тобой крепко накрепко связана. Я буду ждать тебя, — говорит маг напоследок и, взметнув полами плаща черного, уходит.       Наутро зверь возвращается. Ворота Декалькомании перед ним открываются. В зубах ошейник сапфировый. Символ позорного рабства.

***

      Юнги не появляется неделю. Чонгук зол настолько же, насколько обеспокоен. Ворона сторожевого спускает, искать его по всем окрестностям заставляя пропажу. Тэхен, низко голову опустив, ходит. Дорого друга ему не хватает, переживает и места себе не находит. Плюхается на кресло напротив задумчивого мага. Кристальные слезы из изумрудных глаз скатываются, щеки вновь осунувшиеся кропят. — Юнги… он… Неужели он не вернется? — носом хлюпает. — Вернется. Всегда возвращался, — говорят скорее себе, чем мальчонке. — Все же хорошо было… Это из-за меня, да? — Мир на тебе не сошелся, кицунэ, — бросает Чон раздраженно. — У котенка своих проблем необъятное множество. Ты в своем выборе не ограничен был, у Юнги же его не было. — Что с ним случилось? Расскажите, пожалуйста… Я хочу понять… — взгляд болезненный Тэхен вскидывает на мужчину, хвост теребя между пальцами. — Уверен, что хочешь в чужую боль окунуться? Своей не хватает? — невесело спрашивает Чонгук. — Уверен. Юнги как брат мне… Я помочь хочу… — Брат… Иронично, — усмехаются саркастично. — Ну слушай. У Юнги, как и у всякого землю населяющего существа, семья была. Счастливая. Он в лучах солнца купался, но солнце имеет свойство скрываться за тучами. Его самый родной для него нэко предал. Младший брат, который в ловушку его завел, и вот уже наш дорогой котенок в рабстве оказывается на долгие годы. Наложник… Представляешь что это такое?       Тэхен неверяще охает. Понимает, хоть и понаслышке, но представляет. — Тридцать лет он в Пустынных землях прожил, ублажал их Владыку. Юнги за жизнь цеплялся отчаянно, пока однажды кинжал в сердце Султану не вонзил. Духи его наказали. Вечность в обличии зверя… Но на счастье или несчастье, как посмотреть, Юнги меня встретил. Я помог ему, облик вернул человеческий с помощью небезызвестного украшения…       Перед взором Тэхена сразу же проносятся картины того, как друг сапфировый ошейник одергивал неприязненно - догадаться несложно. — …оно его животную сущность в оковах держит, но снявши его, Юнги в кота обращается. Без него на своих двоих ему не ходить. — Как же так… — уже в голос ревет лис. — Как же так…       Чонгук устало вздыхает. Мир жесток, как не посмотри. Наказывает тех, кто этого не заслуживает, часто одаривает взамен недостойных. Будь он проклят. Проклят давно. — Думается мне, что Юнги снял его. Что-то его к этому подстегнуло. — Но зачем? Разве ему его зверь не ненавистен? — Нет. В звериной форме человеческие эмоции притупляются. Она облегчение своему носителю дает, но так же и калечит. Долго пребывать в ней нельзя, иначе себя полностью потерять можно, — потирает покрасневший от недосыпа глаза маг. — Я самонадеянно думал, что котенок подлечиться сумел, но, как и всякий глупец, ошибся… — Вы не глупец! — порывисто вскакивает с кресла парень. — Вы просто его очень сильно любите. Он вам дорог… и мне тоже. Мы вернем его обязательно. Надо верить! Нельзя отчаиваться!       Чонгук, головой покачивая, улыбается грустно. Этот ребенок. Всем бы веру его перенять. Чонгуку так ее не хватает…       Внезапно ворон-охранник издает оглушающий крик. Чон с места срывается, к воротам спешит. Тэхен следом бежит. На полном ходу на них пантера несется. В объятия мужчины бросается, с ног в траву его сваливая, облизывает лицо. Мужчина не отбивается даже, руками гладкую шерсть ерошит и смеется сквозь неожиданные слезы. — Котенок… Ты такой идиот, — беззлобно ворчит. — Ну, и задам я тебе…       Зверь хвостом повиливает, счастливо порыкивая, затем с мага слезает, чтобы после на лисенка напрыгнуть, всего его с ног до головы лаской одарить и капли соленые со щек веснушчатых испить. — Юнги… Юнги… Я так скучал, — крепко обнимает пантеру Тэхен. За морду пронырливую, в неоновые глаза глядя, хватает. — Не делай так больше. Не оставляй нас… Никогда. Никогда, слышишь!       Юнги рявкает и ушки к макушке жмет виновато. Обещание дает молчаливое. Юнги вернулся, чтобы никогда не уйти больше.