мне на тебя параллельно

И все же Гром припиздовал. Совершил точно такую же поездку, как и вчера - и физически, своим усталым грешным телом, и ментально, пережевав как в первый раз все вчерашние сомнения. Снова вышел из метро и снова поймал приступ тоски уходящего лета. Как серия сериала, которую ты вроде смотрел, и отрывки сюжета всплывают в памяти, но никак не можешь вспомнить, умрет ли главный герой в конце. На этот раз, правда, Гречка не подкрался из-за спины. Игорь его сразу заметил, издалека, даже не смотря на окутанный туманом мыслей мозг. Сложно было не заметить, он был как герой сериала, слишком хорош для реальной жизни. И Гром это не с позиции того, кто трахал это тело подумал, а объективно. Ну, настолько, насколько мог, учитывая что это тело он все-таки трахал. Конечно, когда Гречка подошел ближе и затушил сигарету о край мусорки, стали видны все эти мелкие шероховатости, следы, которые оставила на нем за последние дни жизнь. Ну и следы самого Игоря тоже никуда не делись - он все еще был в красной рубашке с драконами и тиграми, и когда с театральной грациозностью скользнул ладонью по бедру, вытягивая из кармана зажигалку, она распахнулась и напомнила Грому вообще обо всем. Как будто он мог забыть, ну боже мой. - Ты снова унылый какой-то, но про хуй я шутить в этот раз не буду. - Гречка закурил и ухмыльнулся. - Надо тебе попроще к жизни относиться, а то смотреть на тебя на такого заебанного надоело. Тут была возможность для их стандартного взаимодействия - ответить грубо что-то типа “ну тогда и не смотри” и получить в ответ довольный ржач. Поэтому Гром ради разнообразия решил вообще ничего не говорить. Раз уж начали ломать устои, то почему бы не разнести вообще все до конца. Хотя вообще-то эта реакция тоже особо новаторской не была. Стояла на втором месте после чрезмерной грубости. Если бы он на самом деле хотел выбросить самого себя за рамки, стоило бы честно рассказать Гречке обо всех своих терзаниях, начиная с работы и заканчивая, собственно, им самим. Но на такую откровенность Игорь не был готов, и не думал, что когда-нибудь станет. По крайней мере, с этим конкретным пацаном. Гречку и правда его молчание не смутило и не удивило. На этот раз он повел Игоря дворами, но, очевидно, в том же направлении. Не то, чтобы Игорь ожидал от него подлянки уровня засады в одном из глухих колодцев, но инстинкты приспустил с привязи. Мало ли что. Но инстинкты молчали, а уж в реалиях уличных боев он привык доверять им полностью. Кажется, его водили кругами с какой-то другой целью. Но явно не чтобы насладиться обществом, потому что Гречка с ним не разговаривал совсем, курил и выпускал дым сквозь зубы. Может, тоже время тянул? Игорю хотелось верить, что он решается сообщить что-то прорывное, поэтому он принял правила игры и ходил следом молча. Они и в этот раз на пляже оказались совершенно внезапно, город будто выплюнул их на темный кусочек песка. На этот раз ощущения пропасти не случилось, может, потому что он уже тут был, а может быть от того, что вчера небо было облачное, а сегодня светила луна. Игорь порадовался, что он не “на земле”, потом покосился на Гречку. Не то, чтобы с опаской, просто чтобы контролировать боковым зрением. Профессия умудрилась ему испортить реалистичностью не только такие капитальные идеи, как веру в людей и справедливость, но и мелочи. Полнолуние, например. Новички не верили, но народу, особенно тем, кто и без того стабильностью не отличался, действительно крышу срывало и вызовов было раза в два больше обычно. Вот своего информатора Гром бы отнес к тем, кому лунный свет может немного просквозить кукушку, поэтому и напрягся. Но Гречка ни признаков агрессии, ни признаков безумия не выказывал. Подошел поближе к воде и уселся на песок. Похлопал рукой рядом, приглашая Игоря присоединиться. У того, на самом деле, просто уже иссяк сегодня запас вздохов и стонов, потратил все на тупорылого Колясика, дурацкую блоггершу и пыльные висяки. А то бы, конечно, и тем и другим выразил бы недовольство тем, что его сначала вызвали, отвлекли, а теперь тянут резину. - Ты, может, есть хочешь? - Помнится, раньше Гречку вполне себе можно было задобрить порцией чего-то сладкого и калорийного. Ну, до того как они послали нахуй все прежние подобия границ и принялись просто трахаться. Вместо ответа в темноте снова вспорхнул огонек сигареты. Игорь вспомнил, как за таким же светлячком следил около клуба пару недель назад, когда только про убитого мажора и знал. Хмыкнул, осознав иронию - ему-то тогда уже казалось, что и проблем по горло, и в деле он увяз, и в эти странные отношения вляпался. А теперь вот понимал, что тогда все ещё было проще некуда, со всех сторон. А что дальше будет? Даже думать не хотелось, сразу начинала голова трещать. Он постоял еще с пару секунд, понял, что сразу ничего не получит, и сел на остывающий песок. Приземлиться получилось слишком близко к чужому теплу, но в этот раз он забил. Ну какой смысл играть в правильного и отодвигаться? Как будто бы его действительно смущает соприкасаться ляшками, когда они оба одетые сидят себе и на воду смотрят. Заебался сам от своих игр в нормальность. Насовсем, конечно, отпускать вожжи в этом вопросе не хотелось, смущало. Но вот сейчас, в темноте - да кому какое дело. Утешил себя тем, что в первый и последний раз и уставился на пляшущие на волнах пятнышки лунного света. Молчание и ощущение того, что они просто вышли на ночную прогулку то и дело кусало нетерпеливым раздражением. Игорь старался сдерживаться, и, видимо, перестарался, потому что внезапно его потянуло в сон. Ветерок приятно холодил кожу, прибой шипел что-то свое, и в общем ощущалось все настолько идиллически, что он широко зевнул. Ну только заснуть тут не хватало! Он потряс головой, и чтобы отвлечься, перевел взгляд с гипнотического перелива света на воде на Гречку. Конечно, зря. Для такого опытного полицейского и в принципе башковитого мужчины за тридцать, Игорь на удивление часто забывал, что пацан-то умудрился изначально ему голову снести с одного контрольного, и повторял этот трюк раз за разом без осечек. “Спать” плавно и бесшовно перетекло в “переспать”, когда в эту самую многострадальную голову ударили ассоциации. И для того, чтобы их подпитать, хватило всего лишь изящного и невинного, как сам грех, взгляда из под ресниц. Умом Игорь понимал, что Гречка этот прием наверное перед зеркалом тренировал, чтобы клеить доверчивых девятиклассниц, а на взрослого мента это как-то рикошетом подействовало. Но подейстовало же! Валить его и трахать прямо на песке Гром не собирался. Во-первых, потому что он не за этим сюда сегодня явился, во-вторых, потому что он уже лет в двадцать трахался однажды на пляже, и если сам секс стерся из памяти за давностью лет, то ощущение песка везде было еще ой как сильно. Ну и технически, при всей его нелюбви к прелюдиям и общему равнодушию к комфорту партнера, причинять реальный физический вред он не хотел. Забывался ииногад в процессе, конечно, но осознанно не стал бы. А еще поймал себя на том, что уж больно детально думать-думалка заработала по вопросу спонтанного перепиха на пляже и смутился. - А ты знаешь, что на самом деле луна нихуя не светится сама? - Вдруг спросил Гречка. Он уже добил сигарету, и теперь задумчиво хоронил ее в песке, формировал могильный холмик изящными поглаживаниями пальцев. - Типа, свет солнца отражается, вся хуйня. Единственное, что я из всего этого школьного курса запомнил, потому что, помню, пиздец охуел когда узнал. Игорь издал смешок. Сам не ждал от себя такой реакции, поэтому звук вышел странным и полузадушенным. Да и не было ничего смешного ни в том, что булыжник в космосе не может светиться сам, ни в том, что именно это так шокировало быдловатого пацана, что он только это и запомнил. Но почему-то смешок полез из самой глубины легких, и сдержать его было совершенно невозможно, и Игорь хохотнул раз, другой, и только потом сумел обуздать порыв. Обернулся на Гречку с некоторой тревогой - а вдруг обиделся, что посмеялись? В тему странных фактов, которые запомнились совершенно без причины, вспомнилось что кошки понимают, когда над ними смеются и обижаются. Может, и Гречка так же? Но у того на губах тоже таяла легкая потусторонняя улыбочка. Как будто ему было весело только от того, что Игорю это смешно. - Я тоже это знал. - Гром еще раз тихо фыркнул, и этот звук потонул в шелесте воды. Гречка пожал плечами, повернулся и вытащил из кармана плоскую коньячную бутылку, отпил, не угощая Игоря. - Ну вот. А я надеялся, что хоть чем-то тебя смогу удивить. Гром снова покосился, теперь физически чувствуя, как между ребер разливается гневный жар. Настроение качнулось от одной крайности в другую, неуместная эмоция превратилась в свой такой же неуместный антипод. Или Игорь с самого начала был таким заведенным? Дело было, конечно, в бутылке, в ее содержимом, которое сейчас сливалось с дурной гречкиной кровью. Может, еще немного дело было и в пьяном вождении, в том, что наглому ублюдку хватало совести так неприкрыто играть с ним. Но больше всего - в том, что Игорь на игру велся. Даже сейчас, когда вероятность была тысяча к единице, что ничего толкового он от Гречки не услышит, потому что ничего толкового тот и не знает, он не вставал и не уходил. - Ты удивляешь. - Взгляд сам нашел открытую полоску горла, почти мраморную в лунном свете. - Надо же, и чем? - Провокационно лизнул горлышко кончиком языка. Игорь не знал, понимает ли Гречка, что ходит по тонкой ленте, или был слишком пьян для этого. Хотя ему и самом было очень сложно определить момент, в который он переступил грань дневной реальности и переключился в диковатое ночное состояние. Тем, что раскапываешь во мне самое темное дерьмо без малейших усилий. Тем, что мне это даже нравится. Тем, что тебе это даже нравится. Тем, что я все еще здесь. Тем, что ты все еще жив. Но только говорить этого вслух Игорь не собирался. Поэтому пришлось импровизировать на ходу. Облизал беглым взглядом все углы и изгибы фигуры, пытаясь зацепиться. Под прикрытием работать тоже учили, основной постулат - думай быстро и базарь правдоподобно - выжегся на подкорке куда прочнее управленческой ерунды. - Например тем, что второй день уже вижу тебя в кожаных штанах. Не жарко? Гречка хлопнул глазами, потом медленно растянулся в ухмылке, не только губами, а и весь как-то, всем телом. - Знаешь, теперь, когда ты сказал... Жарко. Даже хочется снять. И потянулся к поясу. Игорь отвернулся. По большей части, чтобы лишить гречкину провокацию единственного зрителя, но и потому что на самом деле не был уверен, стоит ли смотреть. И не то чтобы свести все к сексу было для того нетипично, или раздеваться начать, или еще что-то такое делать, что нормальным людям обычно снится в эротических кошмарах. Это было вроде как предсказуемо. А вот свою реакцию Гром предсказывать не мог, да и не хотел. Оказалось бы слишком просто сделать то, что он обычно делал в таких ситуациях, и слишком сложно сдержаться и этого не делать. - Тебе настолько жарко? - Конечно, он в итоге посмотрел. Луна сегодня подыгрывала им, а может, играла против них - смотря как воспринимать. Плоский свет окрашивал все в черно-белые полутона, запускал старую киноленту с записью их игр в отношения. Гречка снова лишался плоти и лица, оставался соблазнительным и греховным демоном. Он потянулся снова, и в лунном свете показался пошлым и возвышенным одновременно. И Игорю захотелось по-живвотному тупо вылизать с ног до головы, как что-то умопомрачительно сладкое и дурманящее, или с карамельным хрустом сломать наконец эту долбаную шею и оставить тут на песке все это грудой остывающего мяса. Ебучая дуальность, ебучие тени, ебучее непонимание того, чего он сам в итоге хочет. Не сам ли терзал себя сегодня весь день тем, что позволил всему перемениться? А теперь появился шанс вернуть как было, но этот шанс тоже вызывает неприятное посасывающее чувство в животе. - Я подумал, что хочу искупаться. - Назад Гречка так и не сел, поэтому смотрел теперь сверху вниз, подносил бутылку к губам и пил. Это бесило. Еще и этот невинный взгляд снова, расслабленный мягкий рот - как будто говорит о чем-то очевидном. По шее сползает хмельная капелька - или это Игорю только показалось? - Ты утонешь, если полезешь плавать пьяный. Гречка неопределенно покачал головой. - Если волнуешься, то можешь составить мне компанию. Наверное, ради этого все сегодня и затеялось. Бесил, бесил, бесил, бросить на песок и пиздить, пока долбаное смазливое личико не превратится в мясную кашу, обмануть себя, что тогда уж точно отпустит. Игорь глубоко вздохнул. Его напрягало, насколько быстро получается слетать с трассы в самых неподходящих для этого обстоятельствах. Он много лет себе такого не позволял, пока... Да, блядь, пока Гречку не встретил. Надо было уйти. Оставить Гречку тут, пить, плавать, утонуть, разбиться, что угодно. Но он не мог, и эта нелепая забота так глупо контрастировала с обуявшим его только что ярким и физическим порывом самому причинить поганому мальчишке боль, что Игоря замутило. - Может, ты мне сначала расскажешь, зачем меня вытащил сюда, а потом уже будешь тонуть? Гречка заржал. Они оба понимали, что это просто реплика. Невидимый суфлер шепнул ее Игорю из под сцены и он бессмысленно открыл рот и выдал нужные звуки. Бесит. Вообще-то из двух вариантов у Грома был теперь только один - остаться. Он слишком затянул сцену, чтобы уходить. Гречка мог пить потому что он зависимый алкоголик и псих, или он мог пить чтобы убедить Игоря остаться и присмотреть за ним - это не имело значения. Да пошло оно все. - Ладно, притормози, покажешь мне, где входить в воду. Это не было переворотом игры, это даже козырем не было. Но Игорь испытал внезапный приступ облегчения, почти радости. Он просто выкинул из сценария с десяток ненужных сцен, в которых ему необходимо было играть с самим собой в правду или действие, мучиться от осознания неизбежности того, что все пойдет по накатанной. Злиться на то, что он застрял в этой ночи сурка - или застряли они оба? Но анализировать причины, которые толкали Гречку спать с ним снова и снова, Игорю не хотелось. Ему вообще не хотелось думать, поэтому он быстро разделся до трусов. У него опять произошла диссоциация такого же толка как та, которая охватила его вчера ночью, когда он входил в воду. Все показалось нереальным, словно декорации, ощущение влаги на коже, соленый воздух. Он переборол желание ущипнуть себя за руку, чтобы убедиться, что это не сон. Это совершенно точно была явь, но не та, в которой должен был находиться майор полиции Игорь Гром. Реальность сбоила, рябила, и пока его не выбросило в блэкаут, он оттолкнулся ногами от дна и погрузился в чернильную глубину воды. Это освежило голову, смыло заблюренность с глаз, но ощущение пластиковости мира вокруг осталось. Зато тело кайфовало, мышцы требовали широких гребков, скорости и напряжения. Игорь поддался этому позыву и поплыл, мощными движениями разгоняя кровь в венах. Раньше он частенько забегал в бассейн и с удовольствием выплескивал агрессию, наматывая круги. Но потом спортклуб рядом с домом закрылся, а в тот, что был дальше, Игорь так ни разу и не нашел мотивации дойти. И теперь, когда в мышцах туго просыпались старые навыки, жутко жалел о своей лени, но вместе с тем наслаждался этой вот представившейся возможностью. Он даже про Гречку забыл, растворившись в чистом физическом удовольствии. Вспомнил только тогда, когда задел что-то ногой и отдернулся в приступе первобытного нерационального страха. - Да блядь, ну ты че? Ладно что ты хуй на меня забил, но пиздить зачем? Игорь хотел было объясниться, сказать, что случайно, но не стал. Тут ноги уже касались дна, поэтому он встал и потряс головой, как большой мокрый пес. Гречка поморщился. Грому только сейчас пришло на ум, что если купание имело еще какую-то цель кроме купания, то эту цель он невольно обломал. Раздражение ушло в физическую энергию, поэтому это теперь не бесило, а скорее забавляло. Шутки кончились почти сразу же, когда Гречка мигнул своими прозрачными глазами, посмотрел на Игоря слегка разочарованно, но все еще заинтересованно. А потом потянулся ближе и поцеловал. У Грома в голове все смешалось, да у него везде все смешалось, пьяный и табачный вкус поцелуя слился с солоноватостью воды, дыхание сбилось. А потом также резко и странно все в нем расщепилось на части. И пока одна половина его мозга тонула в выбросе гормонов, гладила мокрую кожу, вплеталась пальцами в чужие волосы, вторая отстранено и озадаченно задавалась вопросом, был ли поцелуй единственным, чего Гречка тут от него хотел. И с каких пор это действие требует такой подготовки? Или это было спонтанное решение потому что он пьяный и бог знает еще под чем, а Игорь просто слишком анализирует? Раздвоение бесило, хотелось либо набраться наглости и разорвать поцелуй, либо раствориться в нем полностью, как это и должно было произойти. Мозг совсем закоротило со всеми этими непосильными объемами информации к обработке, от разрезанных мертвецов до собственных сексуальных предпочтений. Гром дал себе миг на подумать и принял решение, и вместе с принятым решением подался еще сильнее вперед, прикусил, скользнул языком, обхватил Гречку за плечи свободной рукой, и утянул их обоих под воду. Тишина обрубила звуки и в голове тоже воцарилось безмолвие. Глаза щипало, но Игорь не закрыл их, он смотрел в мутную рябь и видел лицо перед собой, так близко, что почти четко. Гречка никогда не жмурился во время поцелуя, смотрел то шально и пусто, то с ехидным любопытством, и обычно он сам отгораживался от этого взгляда закрытыми веками. Но сейчас они оба глядели друг на друга, через грех, через страсть, через воду, и в вихре вздымающихся к поверхности пузырьков Гром ничего не мог распознать в ледяной синеве глаз напротив. Гречка не пытался вынырнуть и не размыкал поцелуя, пока не выдохнул Игорю в губы все, что, кажется, в нем было. У них это уже было, темная гуща воды, дыхание губами к губам, только тогда Гром ощущал больше контроля. Теперь он не находил дна, потерял ориентацию, запутался в преломляющихся бликах и невесомых касаниях. Теперь это его держали за шею, мягко обхватывали, совершенно пассивно оплетали весом и тянули в утешающую, спокойную глубину. На миг начинавшему уже глитчить от недостатка кислорода мозгу это показалось настолько заманчивым, что в следующую секунду он, как пружина, разогнулся. Оттолкнулся ногами от внезапно отыскавшегося дна и вынырнул на поверхность. Глаза, губы, грудь - все жгло, щипало, по разным причинам, но совершенно одинаково. Захотелось вылезти из воды немедленно, хотя Игорь и знал, что напугавшее его чудовище скрывается в толщах его собственного сознания. Или до сих пор обхватывает его за шею, но теперь не мягко и пассивно, а крепко, жадно, смеется, откинув голову назад. Понимание того, что Гречка его едва не утопил, специально или случайно, сжалось кулаком в животе. Гром оттолкнул его, заставил соскользнуть с себя. А потом снова притянул, но уже на своих условиях, вцепился в волосы на затылке и вынудил неудобно выгнуться. Гречка зашипел через смешки, глянул на него. - Это что сейчас было? - Игорь дернул сильнее. Ему не хотелось причинить боль, но хотелось увидеть ее отражение на красивом лице. Вместо этого он увидел только пьяноватый оскал. - Тррщщ мйрррр, ну вы чтооо, это же поцелуй! - Гречка облизнул верхнюю губу, но не соблазнительно, а рвано и нервно. - Ну чегооо вы так рассердились? Он же просто не в себе, понял Игорь с легким оттенком брезгливости. Пьяный или обдолбанный или ебанутый от природы или все вместе. Он разжал пальцы, и мокрые прядки тотчас проскользнули между ними. - Идем, пошли на берег, пока ты не подох тут. - Далеко уйти Гречке не удалось, Гром перехватил его за плечо. Можно было придумывать себе сколько угодно отговорок, от базового человеколюбия до нежелания доставлять неприятности тем коллегам, которым пришлось бы разбираться с телом Гречки на берегу, до желания самолично разобраться с этим телом пока оно еще живое, но оставлять его тут в таком состоянии он не собирался. Никакого сопротивления не последовало, но Игорь все равно сжимал пальцы сильнее, чем требовалось. Он привык вымещать весь негатив физически, а сейчас его настолько раздирало противоречиями, что он, пожалуй, запросто совершил бы все подвиги Геракла спидраном. И так как основным источником противоречий был именно Гречка, казалось справедливым, если и ему немного перепадет. Хотя тот и не жаловался, может, и не ощущал даже? Игорь старался на него не смотреть, потому что свои слабости изучил неплохо. Приручить их ему не очень удалось, и то, что он среди ночи оказался на этом пляже служило отличным тому доказательством. Но по-крайней мере, он держал себя в руках в данный конкретный момент. - Сколько ты выпил? - Игорь не ждал внятного ответа, но для очистки совести спросить требовалось. Такая необходимая процедура. Вообще-то он был склонен списывать все происходящее с его... С Гречкой, который совершенно точно не был его кем-то, на легкое опьянение, которое только придавало остроты природной отбитости. Но когда на берегу тот рухнул на песок, совершенно не заботясь о том, что теперь-то он точно налипнет куда можно и нельзя толстым слоем, Гром засомневался. Гречка был сумасшедшим, но и самовлюбленным, и ходить с ног до головы в дерьме без повода не было в его стиле. Он присел на корточки рядом. Хотелось вытереться, потому что прохладный воздух начал неприятно покусывать мокрую кожу. Вот этот нюанс он не продумал, когда лез купаться. Ответом ему стала ленивая усмешка и пустой взгляд прямо через него. Игорь вздохнул. И вот что теперь-то делать? - Да на самом деле... - Гречка потянулся к бутылке, которую воткнул перед уходом в песок как маяк. - Не особо, трррщ мййррр. Так, для... Храбрости. А то Вы такой злой и большой, стремновато Вам пиздеть. Игорь ждал от себя, что рассердится хотя бы немного, но ничего не пришло. Наверное, потому что он знал что едет не ради информации, ещё когда только выходил из отдела. Он взял гречкну дурацкую красную рубашку и принялся ей вытираться. - Эй! - Тот обиженно нахмурился, но не стал физически протестовать, только присосался снова к бутылке. Мокрые трусы, конечно, пришлось снять, потому что эффекта “я обоссался и немного обосрался” Игорь не хотел. Если на спорные шмотки из чужого гардероба коллеги могли и не обратить внимания, то это точно вызовет вопросы как минимум. Он поднялся и отошел, не потому что смущался, а чтобы не слышать комментариев в адрес своей задницы, которые Гречка непременно озвучит. Потом стряхнул от песка футболку, натянул и ее, и вернулся к самой насущной проблеме. Проблема прикончила бутылку и успела закурить. Игорь снова сел рядом. Кажется, все мыслимые и немыслимые стадии он уже прошел, и теперь ему просто было немного смешно. Нормальные полицейские с ненормальной моралью в его возрасте изменяют жене с любовницей, если уж хочется пощекотать нервы и яйца. А он вот сидит на ебучем пляже и решает, что делать с пацаном, которого стал трахать слишком часто, чтобы это можно было причесать под “один раз не пидорас”. Пидорас он, выходит, пидорас. Игорь Гром - пидорас. Майор-пидорас. В его голове это прозвучало почему-то так смешно, что он второй раз за ночь бессмысленно и беспричинно хохотнул. - И че такого смешного, о чем ты мне не рассказываешь? - Поинтересовался Гречка, не поворачивая головы, но почти ткнув Игоря сигаретой. - Да ниче, ты не поймешь. - И пока тот не успел возразить, отбился вопросом. - А тебе случайно не холодно? - Не-а. Мне вообще никогда практически не холодно. - Пожал плечами все также глядя прямо в небо, на плавающий в нем и отражающий свет солнца камень. - Ты не бесишься? Хотелось спросить “на что”, но Игорь не стал тратить слова и энергию. Они оба отлично понимали, о чем речь. Он покопался в себе, чтобы ответить честно. - Нет. Теперь уже нет. А ты правда спишь с пистолетом под подушкой? Смешок. - Неа. Чтобы случайно ночью ебало себе снести? Он у меня в тумбочке. Только не говори никому, чшшш. А ты не уезжаешь на свою драгоценную работу потому, что? Пистолет в тумбочке напряг бы его в любое другое время, но сейчас Игорь решил отложить этот факт до другого разговора. Снова пришлось покопаться в себе. И снова он ради разнообразия решил ответить честно. - Потому что ты нажрался. Я в душе не ебу, был ли ты до этого не совсем але, но после бутылки коньяка тебе явно не стоит за руль. И я пытаюсь придумать, что с тобой сделать. - Убей. - Гречка фыркнул, как будто пошутил самую смешную шутку на свете, а Гром передернулся, потому что вспомнил, как вчера на этом же месте об этом же думал. Но тут ему честным быть не хотелось. - И чего ради? - Не ебу. Первое, что пришло в голову. - Больная у тебя голова, значит. Они снова замолчали, дав слово волнам и песку. Игорь не мог понять, насколько в Гречке говорит интоксикация. Он хорошо умел различать пьяных, обдолбанных и просто поехавших, но и тут этот засранец умудрялся быть исключением. Гром предполагал, что вообще никогда не видел его трезвым и поэтому ему не с чем было сравнивать, или что тот употреблял так давно и много, что умудрялся неплохо маскировать объебанность. По крайней мере он надеялся, что сейчас Гречка провоцирует, а не откровенничает. Не то, чтобы ему было не плевать, если честно, но все равно. - Поплыл ты, майор. - Мерзкий хохоток и окурок, прочертив дугу, упал в волну прибоя. Игорь тоже не стал поворачиваться. Это замечание его настроению не соответствовало, поэтому неприятное ощущение чтения мыслей не появилось. - В мире нормальных людей проследить, чтобы кто-то не захлебнулся блевотой на пляже не подходит под определение “поплыл”. - Пожал плечами. - Типа, просто по-людски. - Пизди дальше. Че я тебе, брат или сват, чтобы ты просто так меня пас? Отвечать не хотелось. Пожалуй, объяснять, почему он бы даже совсем постороннего человека не бросил было бы также непросто, как научить туземца пользоваться компьютером. Разная среда обитания и разные нравы. Ну и то, что совсем чуть-чуть, на полшишечки Гречка все же был прав, тоже не помогало. - Ладно, идем. - Игорь резко поднялся. - Отвезу тебя куда там тебе надо и поеду работать. Гречка не торопился подниматься. Позиции сменились, но он все равно умудрялся смотреть сверху вниз, хотя вот у него-то как раз взгляд был совершенно поплывший. Все же коньяк был не первым, что он в себя сегодня впихнул. Игорь попытлася потянуть его за руки и поднять. - Ты заебал со своей работой. Понятно, почему у тебя бабы нет. Все блядь “работать работать работать”, сколько тебя знаю пиздишь как попугай. - Он расслабил тело и стал как ещё неокоченевший труп, тяжелый и неповоротливый. Цеплялся руками за что можно, смеялся и болтал всякую ерунду. Явно был не настолько пьян, и также явно был настроен вывести Игоря из себя в который раз за этот ебаный последний час. Гром постарался не поддаваться на провокацию. Помогало то, что эмоционально он ощущал себя гулко и пусто, поэтому поставил таки Гречку на ноги даже избежав стояка. Тот разочарованно закатил глаза и остался стоять сам. - Снова ко мне хочешь? - Принялся собирать с песка раскиданные вещи. - Сори, у меня сегодня никак. Ага, слишком любопытный сосед вернулся после пятнадцати суток, это Игорь уже знал. - Нет, я хочу просто убедиться что ты никого не собьешь и не разобьешься сам, и хочу... - Он хотел сказать “спокойно поработать”, но осекся. - Давай живее. Одеваться Гречка не стал, просто собрал все в охапку. Раздеваться еще больше, слава богу, тоже. Грома немного смущала перспектива идти с ним в таком виде по улице, но оказалось, машину он припарковал совсем близко. - Сука. - А вот и последствия лежания на песке аукнулись. Игорь снова предпочел воткнуться взглядом куда угодно, только не в Гречку, который крутился в попытках хотя бы немного отряхнуться. Может, стоило предложить свою помощь, но это точно кончилось бы перепихоном, а он еще не определился с тем, готов ли заняться этим снова. И был точно уверен, что не готов так скоро - он был внутри этого тела еще сегодня утром, и даже если отменять правило “один раз не пидорас”, все равно выходило слишком уж часто. Он настолько пристально смотрел на небо, что ключи от машины с тяжелым брелком чуть не выбили ему глаз, чуйка в последний момент гаркнула на ухо и Игорь успел отвернуться. Ключи упали на землю, а он возмущенно обернулся на Гречку. Тот смущенным или обеспокоенным не выглядел, просто был раздраженным. - Ну че ты, блядь, если не собираешься помогать нормально, то хотя бы ебучие влажные салфетки достань! Пришлось поднять ключи и отпирать машину. На пассажирском сиденье лежала куча всякой ерунды - толстовка, зарядка для телефона, бутылка воды, зажигалка, те самые очки в виде сердец, но салфеток не было. В бардачке было очень много сигарет, пластиковых оберток от них, пачка презервативов, но и тут салфетки он не нашел. - Нет, куда ты дел-то их? - Глянь на заднем сиденье. Или под ним. Игорь вздохнул. Инициатива опять ебала инициатора. Ведь мог бы сейчас сидеть в архиве и, да, сука, работать! Но спорить было себе дороже, да и оставлять Гречку здесь в любом случае не хотелось. Поэтому он открыл заднюю дверь и принялся шариться по сиденью. Салфетки обнаружились под ним, а ещё Игорь со смесью содрогания и нервного возбуждения понял, почему они там оказались. Не к месту вспомнилось, что покойник Свиньков тоже любил пошалить на заднем сиденье автомобиля. Впрочем, может и к месту - возбуждение исчезло, оставив только содрогание и практическое любопытство о количестве секса, которое нужно Гречке в сутки, если предположить что салфетки сюда попали сегодня. - На. - Он отдал пачку и остался сидеть на заднем, открыв дверь. Если вчерашняя ночь была дикой, но отчасти предсказуемой, то сегодняшняя - просто дикой. Зато выматывавшие из него душу весь день мысли испарились как и не было, оставалось только самому себе удивляться. Гречка видимо привел себя в порядок, потому что в следующую минуту он забрался на сиденье, вынудив Игоря сдвинуться в сторону, и захлопнул дверь. Теперь они оба сидели сзади, в закрытой машине, и пялились в лобовуху. По-крайней мере, он точно пялился. Все еще убеждал себя, что если на Гречку не смотреть, то ничего спорного не случится. Появилось непреодолимое желание снова ущипнуть себя за руку, потому что все походило на сон. При своем образе жизни и с учетом профессии Грому приходилось попадать в ситуации и побезумнее этой, но сейчас все казалось особенно странным. Может, из-за Гречки? - Я вообще-то тебя не сосаться позвал. - Вдруг сказал тот, и голос у него звучал чуть более глухо, чем обычно. Игорь вздрогнул, в первый раз слегка, и почти сразу же ощутимо, когда теплые пальцы пробежались по бедру и подцепили ремень джинс. Он повернул голову и напоролся на взгляд, немигающий и жесткий, совершенно не соответствующий происходящему. Вторая ладонь накрыла его рот, и он задохнулся, ощутив так близко пробуждающий свежие воспоминания запах кожи. Голова стремительно пустела, все нагромождения, которые он сегодня в ней выстраивал, полыхали синим пламенем и в считанные мгновения превращались в пепел. - Чшш, тррщщ мйрр, не говорите ничего. Не портите себе вечер. И Игорь подчинился. Во рту пересохло, в груди щекотало тревожное и дикое чувство. Его еще никогда не принуждали молчать вот так. Гречка еще никогда не проявлял настолько откровенную инициативу. И удивительно - днем вопрос, изменилось ли между ними что-то, не выходил у него из головы ни на миг. Теперь, в темном салоне, давясь загустевшим сладким воздухом, ответ был яснее некуда, но Грому было плевать. Его выкручивал, пригвождал к месту этот жесткий взгляд, не темнеющий как обычно от похоти, остающийся кристальным и чистым. Злым? Но потом ладонь, зажимающую рот, заменили губы и язык, вкус коньяка с послевкусием соли и сигарет, и он закрыл глаза. Пальцы, издевательски дразнящие и поглаживающие вокруг ширинки, щекотавшие под поясом, вдруг исчезли, и Игорь разочарованно прикусил кончик чужого юркого языка. И тут же ощутил, как ладони легли ему на плечи, ощутимо надавили, и он позволил опрокинуть себя назад, в полусидячее положение. Открыл глаза, повертелся, устраиваясь на (кремовом, кожаном, опять) узком пространстве настолько удобно, насколько позволяла позиция. Гречка пристроился у него между коленей и терпеливо ждал, пока Игорь перестанет соскальзывать и устаканится. Господи, до чего было непривычно, вообще все. Он технически все еще не был снизу, но физически у Гречки была позиция сверху, и это отзывалось внутри жгучим возбуждением и таким же жгучим стыдом. В темноте они оба были едва угадывающимися очертаниями, и в то же время никогда еще не оказывались настолько пристиснуты друг к другу без возможности отстраниться. Впрочем, не очень-то и хотелось, особенно когда Гречка раздвинул его колени, вытянулся вперед, задрал подол его футболки и лизнул голую кожу. У Игоря по позвоночнику искры побежали, он сдавленно выдохнул, втянул воздух - кажется, разогревшийся до сотни градусов за миг. Гречка не любил минет. Гром это помнил и не собирался настаивать, но когда тот справился, наконец, с его джинсами и высвободил член, одна только многообещающая позиция пустила по телу такой разряд возбуждения, что в животе все узлом связалось. - Ну нихуя себе. - А этот пидор еще и не собирался ничего делать, вообще, только смотрел так... Завороженно. Как на экспонат. - Так и будешь пялиться? - У Грома сила воли держалась на одной ниточке, еще чуть-чуть и он бы опрокинул на сиденье Гречку и перевернул бы ситуацию в привычную им плоскость. - Ну я же говорил, что хочу посмотреть на твой хуй, но вчера не случилось как-то. Он прям... Ебать. Как ты, в обморок не падаешь, когда встает? Игорь хотел было ответить саркастично, но тут Гречка наконец решился и прикоснулся пальцами, пробежался по стволу, погладил, пощекотал яйца. Это и дрочкой-то назвать было сложно, но взгляд, любопытный и почти восхищенный, легкие касания подушечками тонких, почти светящихся в темноте пальцев, на контрасте особенно деликатных и невесомых, превращало его всего в кусок обнаженного возбужденного мяса. Так хорошо, что почти уже нехорошо, воздух приходилось выталкивать из себя порциями, иначе застревал в одеревеневшей глотке. А потом Гречка подался вперед, навис и пустил тонкую струйку слюны прямо на головку. А потом посмотрел на Игоря и влажно облизнул губы. Игорь много пиздился, и по работе, и по жизни, и порой пиздили его, но никогда еще воздух не выбивали из него с такой силой и до темноты в глазах. Остатки агонизирующего сознания пытались убеждать, что в этом простом действии нет ничего, что стоило бы такой реакции. Но тело твердило свое - в этом действии было все. И все, что оставалось, Игорю пришлось соскрести с черепной коробки и собрать в один большой кулак, которым он удерживал себя от того, чтобы не сгрести в ладонь крашеные волосы, не зафиксировать голову и не трахать этот грязный сладкий рот пока не кончит до дрожи и до стона. Боже, насколько же ему этого хотелось, пот и желание застилали глаза. Гречка, сука, должен был однажды ступить не на ту сторону лезвия и свалиться в пропасть. А потом он подвинулся еще ближе, наклонился и снова лизнул его живот, восхищенно выдохнул в пресс. Это был полный пиздец, это было... Пиздец, вот что это было, он целовал и вылизывал кожу на животе, обводил языком контур мышц, чуть даже цеплял зубами, выбивая дрожь, и параллельно энергично работал рукой, и это выкручивало и выламывало. Игорь кончил смущающе быстро, укусил себя за губу, чтобы не слишком громко. Гречка резко отпрянул и принялся брезгливо вытирать чистой ладонью капли, попавшие на шею и на подбородок. - Сука, вот ты не можешь без этого, да? Брандспойт ебаный. - Он фыркнул. - Прости. - Игорь до сих пор не мог придти в себя. То ли ему просто давно не сосали и он забыл, насколько это должно быть охуенно, то ли имитация действительно была отменной, то ли дело было в Гречке, который сидел у него между ног, красивый и пошлый, и по его влажным губам гуляла улыбочка. Наверное, все же в последнем - тут, среди ночи, Гром мог признать это без морального скрипа и сопротивления. Поэтому он потянулся вперед, привстал и поцеловал эти влажные губы. Гречка теперь охотно отдал бразды правления ему и позволил положить себя на сиденье, прижать, навалиться сверху, дергать за волосы и кусать за шею. Игорю нравилось вернуться в привычную позицию власти, нравилось, что взгляд напротив стал восковым и рассеянным, зрачки лениво подрагивали, бессмысленно скользили по его лицу. Он провел щекой по чужой трепыхающейся и вздымающейся груди, наверняка царапнул щетиной, оставил красную полосу на черных полосах татуировки. - Ты что, сразу еще раз сможешь? - Голос у Гречки срывался на скулеж, но тон был ехидным. Игорь и сам был впечатлен силой, с которой он хотел трахаться с мужиками. С конкретным мужиком, по крайней мере. Игорь-пидарас. Впрочем, Гречка видимо, тоже на него рассчитывал, потому что, следуя сбивчивой инструкции, которую ему жарко и мокро выстонали на ухо, Гром нашел под сиденьем тюбик смазки и пачку гандонов. - На твой ебучий огнетушитель, из тех, что я заказал. - И выглядел-то так, что то ли сейчас умрет, то ли разорвется на тысячу кусочков, а все равно умудрялся язвить. - Ты справишься с пальцами или мне самому? Игорь справился. Тут было проще, потому что из-за тесноты и темноты и смотреть-то почти не нужно было, просто ощупью, горячим скользящим давлением, и все. Ему на этот раз даже не до рук на шее было, одно понимание того, что они в машине и от улицы, пустой, темной, но все же улицы, их отделяет только тонированное стекло, вытесняло из головы все мысли, обжигало страхом и одновременно возбуждало ещё сильнее. Идеально преступление. Не шуметь было сложнее всего, особенно потому, что Гречка совсем не старался и каждый толчок сопровождал тихим, но ощутимым, глухим и вибрирующим звуком, и эта вибрация, кажется, Игорю до мозга доходила и сбивала там все мысли в жидкую кашицу. На этот раз он продержался подольше, а когда, наконец, кончил с болезненным удовольствием, рухнул сверху на Гречку, даже не пытаясь отдышаться. Сердце заколачивалось в горло, и, судя по нервным, подрагивающим вздохам, Гречка испытывал что-то схожее. Потом Игорь все же сполз немного, давая (да, да, да, блядь) любовнику отдышаться, прижался щекой к чужому животу прям под ребрами. Почувствовал, как его приятно и ласково гладят по лицу и по волосам, и снова закрыл глаза. - Эй, не спи! - Из приятной теплой тьмы, уже начавшей сгущаться в голове, его выгнало легкое похлопывание по щеке. - Ты вроде меня собирался куда-то отвезти. Пришлось разлепить глаза, отлепиться от теплого тела и кожаного сиденья, вытереться салфеткой и перелезть на водительское сиденье. Мир казался узким и темным, и все, о чем не хотелось, но получалось думать - то, как он снова переспал с Гречкой. Ровно после целого дня мыслей о том, почему этого не стоит делать. Все чувства опять спутались и превратились в ревущий ураган, стоило тому всего-то чуть-чуть поощрить возбуждение Игоря. Гречка тоже перелез на переднее сиденье, перед этим скинув все, что на нем было на пол. Он надел только штаны, и сначала Игорь удивился и ощутил укол досадливого раздражения, глядя на то, как золотая цепочка перетекает в татуировку на груди, а татуировка на груди - в россыпь картинок поменьше на животе. Ну неужели недостаточно сегодня его выкрутил? Потом вспомнил, что вообще-то сам вытерся его рубашкой и стало стыдно. - Куда тебя везти-то? - Он спохватился, когда узнал дома. На автомате почти привез Гречку к его подъезду. Но может, ему еще куда надо было, да и перед Самохваловым засветиться вылезающим из ненавистной тому машины было бы очень глупо. Гречка пожал плечами. Он курил в приоткрытое окно, и ветер сдувал у него с лица влажную челку. - Да куда хочешь. Игорь постучал пальцами по рулю. Приятная истома покидала тело, оставляя привычную пустоту. Гречка покосился на него. Взгляд у него снова очистился, стал холодным, таким же как там, на пляже. Злым. - Что? Окурок улетел в окно. - Ты меня заебал. - И тон голоса явно не намекал на то, что это будет штука о частом сексе. - Сука, как же ты меня заебал! Грому стало не по себе. Он не принимал эту резкую перемену на свой счет, скорее всего, что-то из того, что Гречка принял, дало такой эффект или на отходах, или в смешении с чем-то, что он еще принял, раньше или позже. Но находиться в одной машине с зависимым психом в таком состоянии было небезопасным. Он постарался сосредоточиться на том, чтобы его не провоцировать. Вышло так себе. - Ну ты че ебало-то заткнул? - Гречка развернулся к нему, губы злобно искривились. - Я, сука, понял, что тебе как харчок в душу, когда я прямо говорю, что хочу ебаться, понял, что тебе нужно как старой бляди, с прелюдией, как в порнухе для домохозяек. Окей, будет как в порнухе для ебучих домохозяек, тебе нравится, когда хуй сосут - и так будет, а ты все равно, мразь ебаная, недоволен! Гром опешил. Он открыл рот, но вообще не мог придумать, что ответить. В голове звенела пустота. Что значит недоволен? Неужели Гречка так взбесился, потому что Игорь ни вчера, ни сегодня по обыкновению не заказал ему еды после секса? Он не понимал. Сзади засигналили - они встряли на светофоре, не обращая внимания на то, что уже зеленый. - Уебывай. - Приказал Гречка. Глаза у него стали такими пустыми и бесцветными, что все эти истории про пальцы показались Грому теперь далеко не такими неправдоподобными. - Сейчас. Хорошего полицейского отличает то, что он жив. Ну, и умение принимать правильные решения, конечно. Поэтому из всех вариантов - попытаться поговорить, ударить Гречку лицом о приборную панель и вырубить, придумать что-то еще - Игорь предпочел самый очевидный. И хотя автомобиль сзади надрывался (при такой пустой дороге давно бы мог объехать, мудло истеричное), он отстегнулся, открыл дверь и вышел. Перебежал на светофор и проводил взглядом с визгом стартанувшую с места ласточку. Было странно, холодно и тревожно. Ему, вроде как, полагалось злиться, но выходило только беспокоиться. Навязчивый голосок в голове твердил, что не нужно было отпускать его в таком состоянии, если не ради него самого, то ради окружающих. Игорь глупо потоптался на месте. Утешало то, что доехать Гречке оставалось пару кварталов, да и выглядел он относительно трезвым. Если не считать внезапного приступа ярости, конечно. Помявшись и представив, как Гречка приезжает домой, достает из тумбочки пистолет и идет стучаться в дверь к Самохвалову, Гром вздохнул и поплелся в сторону его дома. В гости, конечно, не собирался, но хотелось удостовериться, что всё и все в порядке. Игорь не стал входить во двор, из-за угла все отлично было видно. Ласточка оказалась на месте, на том самом, спорном, а серебристой тойоты нигде видно не было. Он перевел взгляд на дом, на зарешеченные окна третьего этажа. Потоптался, ощущая себя невероятно глупо, подождал, пока золотистый теплый свет сменится на голубоватые отсветы - заработал телевизор. Гречка, наверное, развалился на своем диване и смотрит что-то глупое. Может, тот самый фильм про монстра, который навредит тебе только если ты в него поверишь. Гром развернулся и пошел прочь, чтобы вызвать такси от ближайшей остановки. Уже в отделе, за новой чашкой кофе и новым делом, Игорь понял, что никак не может избавиться от чего-то навязчивого. От догадки. Как камушек в ботинке - мешает идти, раздражает, а когда пытаешься его достать, то находишь ровным счетом ничего. Он отложил папку и прикрыл глаза. Что же так цепануло его внимание? То, что это была не бесконечная пытка самоистязанием, он мог сказать наверняка, до этого у него была еще пара часов ночи в запасе. Тогда что? В памяти поплыли кадры, смазанные порнографические он промотал, дело было точно не в них, потом еще дальше, к черной толще воды... Нет, слишком далеко. И вдруг его осенило. Нужное воспоминание замерло перед внутренним взором. Игорь потер закрытые глаза. Это было глупостью, навязчивой идеей - такие липнут к каждому регулярно недосыпающему следователю и особенно опасны, если переплетаются с ходом текущего расследования. Но это был совсем не его случай, поэтому при всей необоснованности догадки ее можно было проверить. Он разбудил компьютер, ощущая упоительное охотничье беспокойство, и постарался его подавить. Помедлил еще с долю секунды, обдумывая возможные последствия. Но их не было, даже если его догадка подтвердится, она все равно ничего не будет значить. Ничего. Просто он удовлетворит свое любопытство. И Игорь набрал в строке поиска номер дела, который до сих пор помнил наизусть. Дело это тогда хорошенько подчистили, но он надеялся, что эта улика оказалась достаточно мелкой, чтобы ее пропустить. Он щелчками мышки листал фотографии, заранее убеждая себя, что не расстроится, если нужной не окажется на месте. И все же, когда он ее открыл, то испытал что-то вроде триумфа. Только если допустить, что триумф может так склизко и холодно расплываться внутри. На фотографии был окурок сигареты, промокший и измочаленный, но марку все равно можно было разобрать. “Лаки страйк”, красный кружочек. Сигарету этой марки не докурил некто, ехавший в одной машине с истекшей кровью прокурорской дочкой Макаровой. Некто, кто, по версии, выдвинутой Игорем и разбитой потом в пух и прах московским следователем с легкой руки самого прокурора, на самом деле был за рулем и спровоцировал аварию. Некто, кто выжил и сбежал, оставив девушку умирать, и чьи следы тщательно замыли ливень и разложение. Гром помнил материалы наизусть, но все равно, чтобы проверить себя, отыскал фотографию с початой пачкой золотого “Собрания”, тоже покорежившейся от влаги, но сохранившейся куда лучше окурка. Эту пачку нашли в бардачке, и друзья погибшей подтверждали, что она курила именно такие сигареты, а от более крепких начинала кашлять. Видимо, курение показалось папаше-прокурору достаточно невинным грешком, чтобы и его не вымарывать из дела. Игорь закрыл файл и снова прикрыл глаза. Еще тогда, после травмпункта, когда он взял у Гречки сигарету, у него возникла смутная ассоциация. Но только сегодня, когда он искал в бардачке салфетки и увидел там три пачки американского курева, ассоциация, наконец, полностью сформировалась и обросла плотью. Но что он хотел этим доказать? И главное, кому? Гречка курил много, очень, Гром и не видел его почти никогда без сигареты, его легкие наверное давно уже превратились в промасленную тряпку. Он курил в машине, курил на ходу, курил до и после секса, и судя по количеству разбросанных по квартире пачек и зажигалок, он курил перед сном и сразу после пробуждения, курил в ванной, на толчке, везде. Он поджигал одну сигарету от другой и выкуривал так три или четыре подряд. Он жаловался Грому, что никогда не полетит в Таиланд, потому что не сможет вытерпеть больше десяти часов без сигареты. Он курил не только “Лаки страйк”, но в основном отдавал предпочтение крепким сигаретам, хотя иногда Гром видел его и со всякими игрушками типа айкоса или гло. И то, что он и тот, кто был за рулем, курили одни и те же сигареты, ничего не подтверждало. Дело вообще было давно уже закрыто, и Игорь сам не понимал теперь, зачем полез в него. Чтобы что? Доказать самому себе, что Гречка действительно плохой, что он черная овца, что с ним нельзя спать? Да Игорь и так это знал. Насколько дерьмовым человеком должен был оказаться этот пацан, чтобы Гром сумел собраться с силами и перебороть собственную слабость к нему и к тому, что тот мог ему предложить? Игорь застонал. Потом ему в голову пришло еще кое-что. Глупость, конечно, но разве до этого он всю ночь не одни только глупости творил? Он вернулся к компьютеру. Помялся немного, а потом переключился на обычный поиск гугл и набрал “всеволод гречкин”. Статей высветилось немного, из свежего - в основном писанина из желтушных криминальных газетенок, пытающихся шокировать читателя заголовками типа “Карлик-каннибал попал в плен к проституткам-сатанисткам”. Он быстро долистал до оригинальных архивных статей середины девяностых-начала нулевых, времени, на которое пришелся расцвет деятельности этого бандита. Гром не особо вникал в нюансы организованной преступности тех лет, это вот Воргосян бы наверняка на память смог бы перечислить все его крупные дела. Огромную шумиху наделала и смерть авторитета - газеты еще почти месяц пестрели заголовками типа “Громкий конец Севки Кровавого - кто ответственен?”. Игорь поморщился. Отцовскую фигуру себе Гречка выбрал, конечно, отменную. Кстати об этом... Он вернулся к началу списка статей, кликнул на заголовок, привлекший его внимание. “Наследники русских мафиози”. Естественно, и газета, и статейка были желтее, чем снег на собачьей площадке. Автор в очень общей и обтекаемой форме описывал, как сложилась судьба детей крупных авторитетов. Убитых, разумеется, про судьбы детей тех, что выжили писали в других статьях, типа “Самые богатые женихи и невесты Питера”. Все формулировки были очень общие, журналист то ли вообще придумывал все из головы, то ли боялся быть засуженным. “Уехала за границу”, “открыл свой бизнес, но предпочитает не афишировать имя отца”... Наконец он добрался до упоминания Гречкина. “Всеволод Гречкин, прославившейся своим бескомпромиссным отношением к предателям и конкурентам, не оставил известных наследников. У него был ребенок, но после убийства авторитета, о нем ничего не было известно. Однако в конце пятнадцатого года из залива выловили тело, чьей основной особенностью был специфический и весьма характерный способ умерщвления. Неизвестный убийца детально повторил метод казни, который Всеволод Гречкин использовал в отношении предателей. Неужели потерянный наследник жестокого авторитета дал о себе знать?” Гром хмыкнул. Помимо кривого и косноязычного языка, статья не предоставляла никакой больше информации. Кто был жертвой? Какой такой специфичный метод использовал Гречкин? Однако простое математическое упражнение, подсказавшее, что если убийство и имело место, то на момент его совершения Гречке как раз было восемнадцать, снова заронил зерна тревоги. К статье прилагалась зернистая фотография Всеволода. На ней ему было за тридцать, да и качество фото не позволяло рассмотреть черты лица. Игорь вернулся в более ранние статьи и нашел изображение получше. Он распечатал статью, поднес фото к свету. Прищурился, попробовал в воображении омолодить лицо лет на десять и добавить светлые волосы. Сходство... Вроде было, а может он его просто надумал. Нужно было найти фото его супруги, вроде та была моделью или какой-то певичкой, наверняка в газетах печатали и ее изображение. И просмотреть дела за пятнадцатый год, потому что... Потому что что? Гром резко себя одернул и оттолкнулся от стола руками. Что он вообще делает, интересно спросить? Вместо того, чтобы раскрывать нынешнее, важное и сложное дело, мало того что убегает трахаться чуть не каждую ночь, как пубертатный подросток, так еще и копается в старом дерьме. Да будь Гречка хоть сыном Саддама Хуссейна, его это волновать не должно. Есть у него алиби на момент убийства Гуляева - есть. Относится он как-то к текущему делу - нет. Так тогда в чем вопрос? Игорь так на себя рассердился, что даже не сразу понял, что у него звонит телефон. Сначала даже не хотел трубку брать, потому что был уверен - это Гречка. С продолжением истерики или с мурлыкающим лицемерием в голосе, не важно, довольно с него на сегодня этого дерьма. Но телефон продолжал звонить. Гром выматерился сквозь зубы и глянул на дисплей. И замер. Номер был незнакомый. Не знакомый-незнакомый, а именно что незнакомый-незнакомый. Он помедлил еще немного, а потом взял трубку. - Майор Гром слушает. - Доброй ночи. Прошу прощения за беспокойство, но полагаю, что вы еще не спите. Или уже, смотря как посмотреть. - Голос был приятный, низкий, с чуть слышимым акцентом. - Мы пока не знакомы лично, но я наслышан о Вас. А Вы, уверен, наслышаны обо мне. Меня зовут Азиз Мамедов, но Вам, наверное, привычнее будет называть меня Мамед. И нам с Вами, Игорь, ввиду дела, которое Вы сейчас расследуете, очень нужно встретиться и поговорить. Назначайте удобную Вам дату.