мне на тебя параллельно

С утра Игорь наивно полагал, что девизом дня для него станет поговорка “Беда не приходит одна”. Ближе к утру следующего дня он понял, что тут скорее про Бога и троицу. Настроения это не поднимало. Зато в какой-то момент подняло кое-что, что вообще-то должно было сидеть смирно и не дергаться. Но это тоже уже ночью случилось, а ночью же почти все можно. Началась вся хуйня традиционно, но от этого ничуть не более приятно. С того, что он не выспался просто адски. Где-то Игорь читал, что человеку в сутки необходимо не менее восьми часов сна, иначе недосып, галлюцинации, говно, жопа, смерть. По его подсчетам, с такой нормой ему требовалось бы после каждого дела еще недели полторы спать беспробудно, чтобы хоть немного наверстать упущенное. Только вот гарантировать, что после закрытия этого расследования ему на стол сразу же не рухнет стопка свежачков, он бы не брался. Это все бессмысленно крутилось у него в голове, когда он умывался ледяной водой. Вода была достаточно холодной, чтобы сводило пальцы, но недостаточно - чтобы выполоскать из глаз песок и стекло, которые туда, по ощущениям, насыпал коллективный криминальный мир Питера, пока он спал. Больше всего на свете хотелось снова повалиться на кровать и отключиться, но, как говорится, кто если не мы. И Игорь старательно пытался привести себя в рабочее состояние. День предстоял заебный, но в хорошем смысле. Встречу с Мамедом Гром ждал и почти предвкушал уже как несколько дней. Но пересечься у них все никак не получалось. Точнее, не получалось у Мамеда, а так как заинтересованным в откровениях был Игорь, приходилось крутиться. Он, конечно, профессионально делал вид, что хозяину рынков и тц их встреча нужна также, как и ему, если не больше, но в глубине души они оба знали расстановку сил. По крайней мере, на текущий момент. И вот, вчера вечером Мамед соизволил лично позвонить ему и сообщил, что будет завтра утром в Питере, в отеле “Азимут”. И если Гром хочет узнать, что он думает про сложившуюся на улицах Питера из ошметков чужих кишок картину, то может подъехать. “Азимут” официально назывался частным арт-отелем, а на деле был ещё и неплохим борделем. Блядюжником владел некий Баранов, один из крупных игроков на местном поле, поэтому место мирно и почти законно работало без ненужного вмешательства со стороны органов. Правоохранительных, половые-то вмешивались там ежедневно по двадцать часов в сутки. И идти туда Игорю жутко не хотелось. Он наверняка знал, что его, заходящего в здание, заснимут, и при нужде возьмут этой записью за яйца. План, как избежать этого и заставить бандита играть по его правилам, он придумал только в общих чертах и следовало его немного отшлифовать. Ну и согнать кавалерию тоже не помешало бы. Ещё ему грозила встреча с журналисткой. Точнее, это она себя журналисткой называла, а Гром предпочитал менее профессиональное “блоггерша”. Он не хотел спрессовывать эти два разговора в один день, но не то чтобы ему оставили выбор. Блоггершу эту динамил уже он сам, старательно виляя и перенося встречи в надежде, что ей надоест. И ей надоело, только не так, как Игорь ожидал. Вместо того, чтобы отлипнуть и продолжить хайповать на обзорах коллекций суперкаров питерских мажоров, сучка позвонила таки в отдел по связям с общественностью и назначила встречу с ними на послезавтра. А потом связалась с Игорем и сообщила о договоренности. А также любезно пообещала, что если он все же решит передумать, то и она передумает и отменит все другие встречи прямо при нем. Гром поскрипел зубами, но согласился. Из двух зол он предпочел выбрать то, которое пока ещё не точило на него зубы за сорванные пресс-конференции и слегка помятое журналистское оборудование. За последнее ему иногда становилось даже немного стыдно, но потом он напоминал себе, что они сами полезли этими камерами ему в лоб и вообще. Из плюсов в ситуации было только то, что такую настойчивость можно было расценивать как признак того, что козырей в рукаве у неё не было. Никаких тебе фоток с подозрительными красными машинами. Поэтому, помимо основной работы (а он там опасного психа вообще-то ловил) и окончательной дошлифовки спектакля, который он собирался поставить перед Мамедом, ему теперь предстояло ещё и изучить хоть немного эту журнашлюшку. Хотя первоначальный план действий он уже набросал - закинуть ей пару очевидных фактов, дождаться, пока она пошлет мудаков из отдела по связям с общественностью и после этого свалить в закат. Но, хотя признавать этого совсем не хотелось, один раз эта мадам его уже кинула через гипотетический хуй. И больше недооценивать ее и давать ей преимущество Игорь не собирался из принципа. И так, к тому моменту, как он побрился, подравнял усы и снял с сушилки чистые трусы и носки, план на день из простого и беспощадного “не сдохнуть” уже успел трансформироваться во что-то более конструктивное и продуктивное. Хотя у него и “не сдох” порой было вполне конструктивным завершением дня. Но, будучи верным данному самому себе обещанию постараться вести более здоровый образ жизни, Гром решил завязывать с пораженческими мыслями. И во имя него же даже решил открыть холодильник. Завтрака в нем предсказуемо не оказалось. Была только парочка яиц. Но глотать яйцо сырым, в духе Рокки, Игорю чет не хотелось. Впрочем, как и варить - забудет ведь на плите и лишится своей раздолбаной, но родной хаты. Поэтому и холодильник, и вопрос здорового образа жизни с сытными завтраками были решительно закрыты. На улице уже вроде как начинало холодать, поэтому Игорь потянул было руку к крючку, на котором весь летний сезон отдыхала его кепка, но передумал. Жарко станет, и придется таскать в руке. Потеряется ещё. Даже этот крошечный эпизод маятни со шмотками вызвал ассоциации с одним знакомым, и Гром поморщился. Он и без того рисковал нацеплять от него всякого, и привычка заморачиваться из-за одежды была наименьшим из рисков. Однако и этого перенимать не хотелось. Невольная мысль о Гречке потянула за собой целую вереницу раздраженных загонов. Вчера под ночь, в курилке, он услышал разговор пары ребят из постовой службы. Те смеялись над видео о том, как какой-то “еблан обдолбанный” на каршеринге устроил аварию и избил потерпевшего. Обычно такая ерунда случалась каждый день и не по разу. Злорадствовать или смеяться что над терпилами, что над тупыми преступниками у Игоря привычки не было, поэтому он такое игнорировал. Но в этот раз ему было до умопомрачения скучно, мозг бесконечно тупил над однообразными задачами, и поэтому Игорь решил ради разнообразия навести мосты к сослуживцам и оценить, что там такое уморительное они увидели. Чуйка, блядь. Сначала он не поверил своим глазам, потом допустил надежду, что у него галлюцинации. Но в конечном итоге пришлось признать, что ровно через сорок минут после обещания “не попасть в аварию” Гречка именно что в неё и попал. Да мало того, что раскрошил тачку, еще и в драку влез. Сказочный долбаеб. Гром боролся между двумя желаниями - отыскать пидараса и сдать его властям, или отыскать пидараса и лично его прикончить. Эта мысль, про прикончить, стала посещать его голову в последнее время на удивление часто. Но потом Игорь решил не пороть горячку, дать событию настояться как в полицейских сводках, так и у себя в голове, и потом уже решать, что делать. Вот сейчас он засунул мысли о Гречке подальше, рассудив, что они не настоялись ещё достаточно. Обычно на работе у Игоря не было дел, которые ему жутко не хотелось выполнять. Любил он работу, и ничего не мог с этим поделать. Раздражение вызывали только всякие собрания и совещания, и общение с журналюгами. Но сегодня, как назло, ему предстояло выбирать именно из эти двух вариантов. Он взял со стола свою невыразимо грязную кружку, не стал даже пытаться отмыть вековые наслоения кофе с ее стенок, плеснул туда новую порцию гранулированной дряни и решил, что сначала проведет планерку. Как бы ни ненавистны ему были такие мероприятия, должность руководителя следственной группы обязывала. Впрочем, никаких положительных эмоций это предсказуемо ему не принесло. Он все же попросил на днях двух молодых сотрудников пробежаться по схожим по почерку или критериям делам, чтобы самому не зависнуть в архиве. Те работу, конечно, выполнили. Но один из них просеивал дела через слишком уж мелкое сито - перед ним на столе лежало всего три папки. Зато второй отбирал любые хоть сколько-то соответствующие профилю висяки, и отложил столько папок, что даже с собой не понес, а выписал номера дел и фамилии жертв на листочек. Листочек этот был мелко исписан с обеих сторон. Также удалось выяснить, что в прошлый свой визит в Питер мажорный золотой сынок сделал очень щедрый подарок некому Ефимову. И что не только у Свинькова в его последний вечер был конфликт - Гуляев, по свидетельствам очевидцев, незадолго до смерти сцепился во второсортном клубе с каким-то другим хмырем. По отдельности эти факты ничего не значили, более того, были вполне себе характеры для обоих погибших. Но Игорь все равно поручил отыскать и опросить Ефимова, а также постараться выяснить побольше о том, с кем подрался Гуляев. На безрыбье и хуй рыба. В крайне сраном настроении Гром вернулся за рабочий стол. Эрзац-кофе в чашке выглядел омерзительно. Ещё более омерзительно выглядела перспектива провести как минимум полчаса, изучая дешевые скандальные видосики дурацкой блоггерши. Он не тешил себя иллюзиями, что барышня пытается что-то изменить своими расследованиями. Скорее просто зарабатывает деньги на горячих темах. Впрочем, её жертв - аморальных богачей, недобросовестных бизнесменов, лживых гуру и прочую шушеру - ему тоже жаль не было. Проблемы начинались только тогда, когда такие вот охотники за популярностью лезли в его дела. Как сейчас. Но подготовиться к интервью нужно было, и Игорь после некоторой борьбы с собой щелкнул на первое же выпавшее по запросу видео. На экране после яркой заставки возникла ухоженная молодая женщина с яркими волосами. Гром хмыкнул. Не то, чтобы он был настолько узколоб, чтобы сразу клеймить всех обладателей нестандартной внешности наркоманами и проститутками (хотя единственный его знакомый с очевидно выделяющейся внешностью определенно был зависим и обладал склонностью к адюльтеру). Однако практически помимо своей воли все же сложил с первых кадров определенное мнение об этой Юлии. Точно блоггерша, а не журналистка. Ну что ещё ждать, кроме дешево желтухи. - Эй, ты чего, начальником заделался и решил, что работать тебе не надо больше? - Кто-то хлопнул его по плечу. Игорь не вздрогнул, но внутренне себя отругал за снижение бдительности. Ну и что, что на работе, мало ли, пробрался бы диверсант. Он поставил видео на паузу, вытащил из ушей наушники, которые воткнул в системник после пяти минут борьбы с автоматическими субтитрами, и мрачно уставился на Цветкова. Тот также мрачно посмотрел на него. Где-то в недрах опенспейса Игорь краем глаза заметил Ксению, которая закидывала на плечо сумку и явно собиралась отправиться на какую-то не слишком рабочую встречу в компании плечистого опера. Раздражение Цветкова стало чуть более понятно, хотя Игорь понятия не имел, почему коллега выливает его на него, вместо того, чтобы первому пригласить Зайцеву... Куда-то. Кстати, и куда она там намылилась? - Обед же, между прочим. А ты, как я погляжу, сразу после планерки как воткнулся в комп, так и не вытыкался из него больше. - Все также хмуро и без малейших признаков субординации пояснил своё недовольство Цветков. А, обед. Стоило только принять факт того, что уже полдень, как желудок напомнил о себе бурчанием. Гром вспомнил, что вообще-то позавтракать он тоже сегодня не сподобился. А ещё это значило, что он все же подзалип на видосиках этой красноволосой подруги. Вот же блядство. Ввиду смягчающих обстоятельств (ну а как же, Цветков значит Зайцеву пол года подъебывал как мог, а она взяла и ушла на обед с опером, который всего-то любезно пригласил, сердце разбито) особо его песочить и напоминать, кто тут выше по званию и вообще в текущем расследовании босс Игорь не стал. Так, пожурил.- Иди нахуй, Кость. То есть, иди того типа, с которым Гуляев сцепился в притоне искать. Или ты уже все задачи выполнил?Цветков нахмурился, вздохнул, но от Грома отстал. Хорошо бы также от него отстал и голод, но организм послать нахуй было сложнее, чем заебавшего коллегу. Пришлось отрываться от работы, сворачивать окошко ютуба и метаться кабанчиком в сторону ближайшей палатки с едой. Это, конечно, было совсем не то, что готовил Ашот, но сносно. Да и в качестве сомневаться не приходилось, потому что никакой шаурмечник в своем уме не стал бы гнать порожняк в кафешке рядом с участком. Можно было, конечно, перекусить в столовой. Но Игрою не хотелось отвлекаться надолго, и он в кой-то веки пожалел, что не разжился смартфоном. С ним досмотреть видео можно было бы и в кафехе. С двумя большими шаврульками, одной за завтрак и другой за обед, он приземлился назад за стол. Ещё с собой у Игоря был стаканчик кофе. Объективно, на вкус этот кофе был таким же говном, как и рабочий. Но так как за него приходилось платить семьдесят пять рублей, то мозг в попытках рационализировать это пытался выдать жижу за более удобоваримую, чем она была на самом деле. Такая ложь Грома вполне устраивала. Он впился зубами в шаурму, воткнул в уши наушники и снова открыл видео, от которого его отвлек Костя. Пожалуй, кое-что неплохое в ебле с Гречкой все же было. Например, если уж Игорь сумел принять собственное влечение к представителю собственного же пола, то и другие вещи принимать становилось несколько проще. Например, раньше ему бы потребовалось больше времени, чтобы честно признаться себе, что эту Юлию он недооценил сначала. И что, прости Господи, она все же, не смотря на кликбейтные называния роликов и красные волосы, может претендовать на звание журналистки. Женщина была явно не глупая. При вполне себе желтушной тематике канала она умудрялась не кидаться популистскими лозунгами. И если признать грамотную подачу материала, интересный и структурированный монтаж роликов и взвешенную подачу было несложно, то чтобы отдать должное расследовательской части контента, Игорю пришлось перешагнуть через себя. Не очень сильно, но все же. Судить уровень расследований в видео о скандалах среди звезд и разборках инста-див и рэперов он не мог, а вот парочка роликов на около-полицейские темы его удивила. Не то чтобы приятно, убежденность в том, что делами ведомства должно заниматься ведомство, была в нем непоколебима. Да и не со всеми выводами Гром был готов согласиться. Но не смотря на это, в проницательности и умении обрабатывать информацию журналистке отказать было нельзя. Да, да, согласился он называть её журналисткой, но не мог гарантировать, что это определение со временем не сгинет туда же, куда сгинуло пидорастическое “любовник”. Но вместе с развенчанием первого впечатления пришло и беспокойство. Конечно, журналистика только выигрывала от того, что в их ряды ради разнообразия затесалась обладательница острого ума. А вот ему это было не на руку. Куда проще было заставить играть по своим правилам недалекую охотницу за дешевой сенсацией, чем профессионала, нацеленного на качественный результат. А ещё, хоть Игорь и вынужден был отдать должное уму этой Юлии, он совершенно не питал иллюзий по поводу ее характера. Не то, чтобы он считал, что все умные женщины - суки... Нет, это было бы большим, устаревшим и женоненавистничестким обобщением. И наверное, кое-что говорило бы о его собственной самооценке, успехах в личной жизни и размере члена. Скорее он бы сформулировал это так - подавляющее большинство встречавшихся лично ему умных женщин оказывалось суками. Вот даже Ксюха - взяла, и отправилась на бизнес-ланч с этим опером! Хотя тут скорее всего сыграла свою роль мужская солидарность. Долго быть солидарным с Костей Игорь не смог, выдержал минуту где-то. А потом про себя извинился перед Зайцевой. Тут имела значение, наверное, сугубо мужицкая и грубая сфера влияла. Знакомился-то женатый на работе Гром преимущественно со следовательницами, прокуроршами и иногда с адвокатшами. По уголовным делам. Ему и самому в этой ебаной сфере иногда жутко хотелось стать сукой, но приходилось ограничиваться мудаком. Самым досадным было то, что не очень умные женщины ему при этом не особо нравились. И наверное, не суки уже за столько лет тоже нравиться перестали. Тихий ехидный голосок откуда-то из района затылка предположил, что, наверное, из протеста он и замутил не с умной и не с женщиной. Зато определенно с сукой. Гром раздраженно велел голоску завалить ебало. Ни с кем он не замутил. Вот возьмет и выебет журналистку вообще. Его ж типаж. Но это его конечно, уже понесло. Поэтому он одернул себя, допил кофе, развернул вторую шаврульку и только после этого снова дал мыслям волю. Вот уж где сильно припозднившийся подростковый бунт, так это в желании трахаться с журналистками, и в принципе с заинтересованными поиметь тебя людьми. Даже в подсознательном. Этот урок Игорь выучил много лет назад, когда повелся на заигрывания шикарной юристки. Результатом его глупости стала не только ночь умопомрачительного секса, но и разваленное дело. Больше на умных сук, которым от него совершенно точно было что-то нужно, он не соблазнялся. За одним ебучим исключением, конечно. Для журналистки он наверняка будет не больше, чем очередной высотой, которую надо взять. Источником горячих новостей. Выпытать их любым способом, получить свои лавры, а что там с ним будет - плевать. Поэтому рассматривать её как красивую женщину, а не как досадную неприятность было бы грубейшей ошибкой. Даже хуже, чем схватить орудие убийства голыми руками. К концу второй шавермы и исписанного вдоль и поперек листа бумаги, у него был примерный план действий. Игорь знал, что можно выдать, а от каких тем журналистку лучше уводить путанными дорожками. Потом он встал, потянулся, вышел на улицу. Там стрельнул сигаретку у сотрудника, полюбовался на красивое небо. Вечерело. Вот так день прошел, а он нихуя особо и не сделал. Если Мамед завтра только мозги ему проебет и ничего толкового не скажет, он, пожалуй, скинет парочку подробностей о нем и его бизнесе журналистке. И пусть копается в этом, если захочет и смелости хватит. В отдел Игорь больше не вернулся. Хорошо, что кепку надевать не стал, наверняка бы забыл на столе. Купил в палатке ещё одну шаверму, попросил упаковать ее понадежнее. Прикинул, стоит ли брать служебную машину. До пробок он успевал проскочить, да и переться на метро с пахучим грузом и ловить на себе завистливые взгляды не хотелось. Тем более, как раз в тот момент, когда он страдал от мук выбора, на стоянку зарулил, возвращаясь с каких-то неотложных дел, экипаж на ауди. За эти новые тачки в отделе всегда была серьезная борьба, и схватить ключ от такой, а не от дряхлой рено невнятного цвета было большой удачей. Этой удачей Гром и воспользовался, подрезал ключ, не дав ему даже оказаться в отделе. Водить такую машину было сплошным удовольствием. Игорь даже позволил себе маленькую шалость - разогнался на парочке относительно пустых участков. Ощущения кардинально отличались от тех, которые возникали при вождении интенсивно полюбленных ренох или отечественных страдальцев, но очень напоминали одну неплохую кию. Вообще-то было что-то от тревожного звоночка в том, что он успел составить впечатление о характеристиках этой кии, но Гром решил от него отмахнуться. Уж тачку-то приплетать не нужно. Вообще-то, машины он любил, даже умудрился за счет бюджета пройти курсы вождения суперкаров. Это излишество, на удивление, пару раз ему здорово помогло, когда он работал под относительным прикрытием. Жалко только, особо погонять на этих стоящих как самолет кусках железа ему так и не довелось. Может, надо было трахать не гопника, а богачку какую-нибудь? Или богача, мало ли, у них наверняка полно полупокерных. Впечатления от въебанного охуевшего пидараса были бы те же, зато переодически водил бы тачку покруче. Но это так, фантазии от недосыпа и общей заебанности. Юра Швецов Грома, ясен хуй, не ждал. Где-то в глубине души он робко надеялся, что светило питерской полиции героически погибнет при исполнении долга. Конечно же, это прискорбное и невероятно трагичное событие должно было произойти до того, как этот Гром явится за оплатой своего должка. Ни мудаком, ни вредителем, ни преступным элементом Юра не был. Наоборот, он был весьма уважаемым и относительно близким к закону человеком. В прошлом оперуполномоченный, теперь он держал скромную, но достойно зарекомендовавшую себя в узких кругах контору. Контора осуществляла самый широки спектр услуг, но больше всего концентрировалась на частной сыскной деятельности, а также частной охране. Вот в процессе этой деятельности Юре и не повезло перекрестить дорожки с лютым майором. В силу опыта работы в органах он отлично знал, что в том конкретном случае нехило так перескочил через тонкую синюю линию, за которой лояльность к бывшим коллегам обычно не действовала, а многочисленные связи и знакомства искрили, но не горели. Но Гром оказался не так твердолоб, как про него говорили, и Швецов вылез из говна с чистой жопой. Относительно. Его старое ментовское нутро чуяло, что такой аукцион невиданной щедрости от непримиримого майора неспроста. И однажды он с него спросит. Прикончить коллегу, пусть и бывшего, ему не позволяла совесть и запрещала осторожность, поэтому оставалось только надеяться на относительно естественную кончину. Но не фортануло. Вообще-то сегодня Юра собирался навестить свою любовницу Свету, потом заехать в ДЛТ, купить жене что-нибудь с пятизначной ценой, чтобы заглушить голос совести и вернуться домой пораньше. Но все эти планы решительно переехала притормозившая около крыльца его красивого и дорогого офиса в центре машина. Парковаться тут было нельзя, но Юра сразу понял, что водителю на это плевать. Ментовскую служебную тачку он опознал бы и с закрытыми глазами, поэтому непривычно престижная марка и хорошее состояние его не обманули. А чутье подсказывало, что только один из бывших коллег будет вот так вот беспардонно врываться в многообещающий вечерок. Чутье не обмануло. О позорном побеге Швецов даже не думал. Он вздохнул, смирился и сел на пассажирское сиденье. Можно было бы попробовать включить диктофон в кармане, но наверняка майор предусмотрел этот вариант и врубил глушилку. Обычно торговлю с собственной совестью Игорь не любил. Но иногда все же оказывалось куда продуктивнее прикрыть один глаз на незначительное правонарушение, чтобы потом, при случае, попросить правонарушителя о совершенно искренней и бескорыстной помощи. Ради дела, конечно же. Вот теперь честь проявить гражданскую сознательность пала на Швецова. Швецов болтался у Грома на крючке уже давно, но все не находилось случая чтобы подсечь такую жирную рыбину. Игорь, если честно, и сейчас сомневался, что это именно тот случай. Но поговорить с Мамедом было важно, при этом подставляться совсем не хотелось. Пока Шевцов уныло жевал шаву, которую Гром для него и купил, он тезисно, не вдаваясь в подробности, изложил ему план. На лице бывшего мента поочередно сменялись удивление, некоторое подобие интереса, раздражение и тревога. Ему, наверное, очень хотелось уточнить, почему это Мамед надумал вести беседы со следаком. Но въевшиеся в его натуру профессиональные навыки подсказывали, что не для его ушей эта информация. - То есть ты хочешь, чтобы я самолично, на “Азимут”, организовал... - Юра очень старался подобрать менее компрометирующее слово, но ничего на ум не шло. - Что-то типа рейда? Гром кивнул. Он подозревал, что Швецов в экстаз от предложения не впадет. Но, как говорится, долг платежом красен. Поэтому функции отказа предусмотрено не было. - Ты хочешь, чтобы я напугал гостей Баранова? Прикалываешься или по башке сильно приложили? - Особого шока Швецов не выказывал, держал лицо. Но голос звучал сухо и резко. Только вот Игоря таким дешевым спектаклем было не наебать. Он же не вчера из школы милиции выпустился, ей богу. И о Юре, и о его деятельности, и о клиентах, которых он обслуживал, знал предостаточно. - Мне кажется, твой старый друг, некий Шиловский, тебе только премию за это выпишет. Закинь ему идейку о том, что будет прикольно пранкануть Баранова. Например, завтра. Например... Часиков эдак в шесть утра. Выдержке Швецова нужно было отдать должное. У него на лице дрогнула только одна мышца, та, которая отвечала за рефлекторное поднятие левой брови. Гром понял, что попал в цель. Юра понял, что просто попал. Вот сам же бывший (а бывших, как известно, не бывает), а попался на банальную наживку первого впечатления. Этот майор выглядел и вел себя как мудак, дурак и любитель сначала сломать чье-то ебло, а потом уже разбираться. И самое главное, два утверждения из этого списка были правдой. А вот о третью ложь он споткнулся и пидорахнулся на жопу со всего размаха. Потому что при всей своей внешней дуболомности, тупой жестокости и грубости Гром не был дураком. Знал много вещей, а что не знал - умудрялся узнать быстро и эффективно. Вот например то, что у Шиловского была личная и далеко идущая неприязнь к Быкову, было общепризнанным фактом. Общепризнанным в очень узком и приватном кругу, но все же. И удивляться тому, что майор из убойного был в курсе, было бы глупо. А вот про то, что Шиловский по старой дружбе дал толкача его бизнесу, не знали даже жена и любовница Света. Он глубоко вздохнул. Уместно было бы применить тут какую-нибудь умную шахматную аналогию. Но на шахматный кружок Швецов ходил только во втором классе, а потом перевелся в секцию по боксу и понеслось. Поэтому в голову пришла только классическая загадка про два стула. Профдеформация, что поделать. - Я так понимаю, тебе нужно именно завтра и именно в шесть? Гром снова кивнул. - Точно. Вот ведь хороший ты был сотрудник, Юр, неглупый, сообразительный. И чего продался капитализму? Вот уж что-что, а выслушивать полуиздевательские нравоучения от человека, который только что ласково выкрутил ему яйца, Швецов не собирался. И так весь вечер придется теперь вместо ебли со Светкой пытаться убедить Шиловского в целесообразности “пранка”. - Рыночек порешал. - Мрачно отозвался он. - А ты, значит, как честный человек, уничтожишь все, что у тебя, возможно, есть на мое имя? - Конечно. Услуга за услугу, один к одному. На том и порешили. Швецов вылез из машины. Вот уж в чем-в чем, а в том, что больше его досадный косяк нигде и никогда не всплывет, он был уверен. Гром имел репутацию кого угодно, но только не бесчестного человека. Он снова вздохнул, черканул Светке смску, а потом набрал Шиловского. - Андрюх, как жизнь, как сам? Я? Ничего, все путем, только друга вот не видел давно. Давай, подгоняй ко мне, посидим как в старые добрые. Игорь интервенцией тоже остался удовлетворен. У него тоже не было оснований подозревать Швецова во лжи. Тот тоже имел в своих круга определенную репутацию, и Игорь на неё полагался. В любом случае, эта же репутация могла бы рассыпаться на кусочки, если бы он всего-то подкинул кому надо парочку интересных записей. А теперь он ехал домой. Может сон и был переоценен в общем и целом, но разговор с Мамедом явно не будет светской беседой. Чтобы выжать из этой возможности всю возможную пользу, нужно было мыслить предельно ясно. А для этого следовало пересилить желание снова вернуться в отдел и работать до рассвета. Чтобы пойти с трудоголизмом на компромисс, он прихватил пару архивных нераскрытых дел из тех, что отобрали для него из целой кучи схожих с нынешними преступлениями. Конечно, таскать дела с работы было запрещено, но Грома это особо не ебало. На ужин он снова взял себе шаву. На этот раз, правда, ту самую, у Ашота. Перекинулся с ним парой слов. Привычно угостил кусочком ненасытную собаку, крутившуюся около ларька. Вечер обещал быть спокойным. Дома он блаженно растянулся на диване с кружечкой чая (несколько пакетиков он в прошлый раз прихватил из отеля, когда был в командировке), шавой и очередной папкой. Содержимое папки не очень располагало к блаженству, но Игорь настолько привык ко всякой мерзости и тоске, что у него “нанесли двадцать колотых ран в область живота и груди” не вызывало никаких противоречий с пониманием уютного вечера. Вот вроде и нет хитрости приготовить лепешку с овощами и мясом, а все же у Ашота получалось как-то так, как не получалось больше ни у кого в городе. Гром проглотил два первых дела вприкуску с ужином, не обнаружив там ничего, что бы могло ему помочь. Он взял далеко не всё, что нужно было просмотреть. Потому что основной целью сегодня на ночь было поспать, а не работать, но только из дома. Поэтому, откладывая очередной висяк в растущую стопку просмотренных и выуживая очередную картонную обложку из таявшей стопки ещё нетронутых дел, он испытывал досаду пополам с азартом. Надежда отыскать что-то интересное пропадала с каждым новым порожняком, но ведь и ставки повышались. А ещё переодически нападало сильное желание сорваться и поехать за остальными делами. Вот может быть в том, которое он оставил на дне коробки, и есть все зацепки? Ему оставалось пробежать три тонкие папки, на которые он особой надежды не возлагал. Тонкая - значит, совсем мало информации. Но зачем-то же отобрали их ребята из архива? Игорь метко запулил бумагу от шаврульки в мусорное ведро, отпил чая и принялся читать. Ему было знакомо чувство, которое охватило его после первой же страницы. Оно начинало скрестись о черепную коробку когда он нырял с разбегу в темный подъезд в пылу погони и терял на миг ориентацию. Когда заходил в крошечный дачный домик на отшибе, к которому сводились все кровавые ниточки очередного расследования. Когда допрашивал женщину, истерично утверждавшую, что неизвестный ворвался к ней в дом и убил её детей, а потом, покинув допросную, узнавал что на момент убийства дверь в квартиру была заперта и там находились только погибшие дети и их мать. Когда, в конце концов, дорожка капель крови с места массовой разборки приводила его к невзрачной бэхе с наглухо затонированными стеклами. Он бы не сумел описать это чувство словами, разложить его на составляющие или даже каталогизировать в свой голове и отнести к стандартной реакции на определенный вид событий. “Что-то не так” - это было бы самым близким к пониманию этого чувства определением. И вот сейчас, на этих страницах из дешевой бумаги, отпечатанных на старом мажущем принтере, тоже было что-то не так. Глаза побаливали от усталости, но Гром упорно вчитывался в сухие строчки. Какая-то простая, четкая, кристально очевидная часть ускользала от его перегруженного внимания. От размышлений его отвлек сигнал телефона. Сообщение. Игорь потянулся за ним, глянул на время, потом на отправителя. Твою мать, ну что ещё ему надо? Странное ощущение немедленно растворилось в раздражении. Гречка был просто каким-то ебаным магнитом для неприятностей. А он сам, судя по последним событиям, умудрился стать магнитом для ебаного Гречки. Превосходно. Сначала он хотел отложить телефон и проигнорировать сообщение. Но оно было как подозрительный сверток на вокзале - может, кто-то просто забыл вещи, а может там бомба или отрубленная голова. Можно игнорировать этот кулек, чтобы не нажить неприятностей, но не факт, что он не рванет сам через некоторое время. Кроме того, ощущение какой-то фантомной зацепки в деле исчезло, теперь Гром пялился просто в строчки текста, констатирующего очередную малоприятную чернуху. Он ещё немного поспорил сам с собой, потом выругался, взял телефон и открыл входящее сообщение. Оно было длинным, старенький мобильник Игоря был вынужден даже разбить его на несколько частей. Но стоило только начать вчитываться, как становилось понятно, что не длинна сообщения была его основной проблемой. Или основным приколом. Смотря как посмотреть. Игорь смотрел с точки зрения того, что это пиздец. Текст был ебаным со всех сторон, провокационным и попросту пошлым, но хуже всего было то, что у него при чтении тоже в горле пересохло. Легкий привкус возбуждения отдавался в голове и в паху, и Гром решительно закрыл сообщение. И сразу же удалил все части. Глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Раздражение пополам с тревогой не собирались отступать, сдавливали виски. Конечно, дело было не в смске. То есть, не только в ней. Дело было в том, что Игорь, кажется, заигрался и теперь по экспоненте терял контроль над происходящим. То, что начиналось как небольшая интрижка, в итоге слишком сильно проникло в его жизнь. Он недооценил хаотичную разрушительную силу Гречки, и сейчас пытался удерживать под контролем локальный ураган. Нужно было что-то сделать, прежде чем по безумной и непредсказуемой воле его маленького секрета не произошло нечто плохое и непоправимое. Но сейчас вырывающаяся из узды личная жизнь не была приоритетом. Приоритетом было расследование. Справедливость для погибших, наказание для преступника, вся вот эта хуйня, на которую Игорь как-то привык уже жизнь класть. Поэтому нужно было отгородиться от всей вот этой другой хуйни, за которую должно было отвечать только ему одному и больше никому. Он снова вдохнул и выдохнул. На каком-то семинаре по контролю гнева, куда его запихнул Прокопенко, им давали эту странную дыхательную технику. Никакие нюансы чужой расчлененки в голову больше не лезли, поэтому Игорь решил, что пора спать. Собрал документы, убрал в раковину кружку, почистил зубы и пошел в спальню. Телефон оставался на столе. Брать его ближе Гром не собирался - понимал, что это довольно глупо, но ему казалось, что если мобильник не переедет на прикроватную тумбочку, то и все тревоги и проблемы, которые он может принести, останутся тоже где-то там, подальше. Ясное дело, это не сработало. Игорь все никак не мог уснуть, пялился в темноту. Перепробовал несколько способов, в том числе и те, которые раньше работали безотказно. Но то ли организм настолько привык к депривации сна, что отказывался воспринимать законную дозу мелатонина без подозрения, то ли в голове было слишком много всего, чтобы мозг мог спокойно перейти в режим энергосбережения. Мысли ползали ленивыми слепыми пауками, сталкивались, сплетались лапками, и никак не давали ему отключиться. Гречка и его ебанутые выходки плавно перетекали в Мамеда и его внезапную откровенность, а потом жертвы неизвестного до сих пор преступника выстраивались в ряд и маршировали перед его внутренним взглядом, придердивая кишки. Игорь злился на самого себя и на свой дурацкий мозг, и уже готов был сам себе в морду дать, лишь бы заснуть наконец и завтра выглядеть и соображать получше мятого гандона. Из тревожной пелены сна его выдернул писк телефона. Кровать как будто дернулась под его телом, он моргнул и окончательно избавился от остатков с таким трудом завоеванного сна. Да блядь. Телефон продолжал пищать. Гром хлопнул рукой по тумбочке, но ничего там не нашел. Вспомнил, что мобильник остался на столе в кухне. Полусонная память услужливо подкинула очень живую визуальную интерпретацию того, о чем было написано в сообщении, которое и послужило причиной высылки телефона. Он сглотнул и отогнал похабный вымысел. Горло дерло, очень хотелось пить. Телефон надрывался - Игорь сам поставил повторяющийся сигнал на сообщения, после того как несколько (десятков) раз пропустил важные сообщения. Пришлось плестись на кухню. Одной рукой он отключил звук, другой включил воду в раковине. Подтянул к себе чашку из сушки, налил ледяной воды и глотнул, аж зубы свело. Наконец разблокировал телефон и глянул на экранчик. Тусклый зеленый свет все равно слепил с непривычки. Естественно, на том конце мобильной переписки был все тот же человек. Гром был слишком заебан, чтобы мгновенно разозлиться, поэтому просто устало взвесил, стоит ли удалить смс, не читая. Его останавливало то, что раньше такими стариковскими методами, как смски, Гречка не пользовался. А тут аж две за ночь, и с чего бы его так прорвало? Да ещё и эта вчерашняя дурацкая авария не давала покоя - а ведь вчера Игорь не отвез Гречку домой только потому, что тоже заебался запредельно и совсем не хотел тратить на него рабочее время. Игнорировать эту тупую эсмэску сейчас было аналогично тому, чтобы положить гранату себе под подушку. Поэтому он вздохнул, трижды проклял себя за свою половую невоздержанность и открыл сообщение. Ну, порнухи там не было. Он прокрутил текст наискосок. Обычные наркоманские бредни, ничего нового. Что-то похожее Гречка и вчера выдавал, пока его измученный мефедроном нос извергал багровые реки. Хотел уже удалить и попытаться снова заснуть, но потом задумался. Ему жуть как не хотелось сейчас снова со всем этим путаться. Под “всем этим” его привыкший к избеганию очевидного мозг подразумевал только одно - Гречку. Ему жуть как не хотелось путаться с Гречкой. Но вчера тот умудрился устроить дорожный беспорядок, который ему еще вполне может аукнуться. И Игорю это задержание, если бы оно случилось, тоже аукнулось бы. Тут он иллюзиями о порядочности поганого мальчишки себя не тешил. Он выпил еще чашку воды и вздохнул снова. Перечитал сообщение уже внимательнее. С присущим ему вниманиеблядством, Гречка довольно четко указал адрес своего местонахождения. И, с учетом предыдущего сообщения, не нужно было быть майором полиции, чтобы догадаться, чьего именно внимания ему сегодня не хватало. Почему - это уже другой вопрос, и Игорь предполагал, что ответ на него затерян так глубоко в недрах поехавшей непредсказуемой кукухи, что копаться даже смысла нет. Вот о чем был смысл подумать - так это о том, какую реакцию выдаст Гречка, если не получит того, что хочет. И обычно Грому было бы кристаллически поебать, но только не сейчас, когда на кону стоял как минимум важный прорвы в расследовании, а как максимум - его репутация в целом. Он сжал кружку в руке в бессильной злости. В первую очередь, конечно, на себя. Но неадекватному, злобному и мстительному Гречке тоже доставалось. И вот как его угомонить? Учитывая, что для начала можно было бы угомонить самого себя и прекратить, наконец, кидаться на смазливое личико и симпатичное тело как оголодавшая псина на мясо. Игорь стиснул кружку ещё сильнее, потом заставил себя разжать пальцы и поставил её на стол. Не хватало только кокнуть ее в руке и щеголять зашитой ладонью. Прокопенко этот знак его ментального неспокойствия отлично знал. А не зная причины, мог бы решить, что дело в расследовании. И ещё отстранил бы, не дай Бог. Конечно, исключительно из заботы о менталке Грома, но тот и так по тонкой линии ходил уже сколько времени. Вот груше хорошенько досталось, аж штукатурка с потолка посыпалась. Но Гречку Игорь предпочел не представлять, потому что уж в очень нехорошие дебри его уводила эта игра воображения. Просто ударил со всех сил пару раз и пошел одеваться. Хорошо, служебную машину не вернул. Использовать её для личных нужд было не фонтан, но он и так чувствовал себя очень паскудно. И дело было не в том, что он опять не выспался. А в том, что ощущение было такое, будто его кто-то заставлял это все делать. Как юности, когда начальники пытались усмирить не в меру агрессивного летеху, навешивая на него тонну бумажной работы. Только теперь усмирять приходилось самого себя, и злиться тоже выходило только на самого себя. Кстати, тогда эта стратегия потерпела неудачу, и Грому вообще не хотелось думать, как выйдет на этот раз. Жутко не хватало навигатора. Конечно, в машине стоял рабочий, но Игорь был уверен, что он пишет все маршруты. А объяснять начальству, куда он ездил среди ночи совершенно не хотелось. Он, конечно, заранее проложил маршрут дома на ноуте и распечатал его, но с телефоном было бы куда удобнее. Забавно, его годами устраивал его старый “кирипич”, а сегодня он дважды успел пожалеть об отсутствии смартфона. С другой стороны, сообщение на смартфон Гречка наверняка сдобрил бы фоткой. Игоря от одной мысли об этом бросило в жар. Нет, все же кирпич совсем неплох. Он наугад включил радио. Оно бубнило на один мотив один и тот же речитатив по кругу - что-то про наркотики и секс. Гром выключил - ему этого и в жизни достаточно было, иронично для майора полиции. Или ироничным было то, что эти радости жизни касались его не напрямую, а через прокладку в виде двусмысленного информатора? Питер никогда не спал, но стоило Игорю покинуть очерченный огнями фар и вывесок круг света, и выехать на периферию, как он остался наедине с темнотой. Так, по-стариковски путаясь с картой и пару раз упустив скрывающиеся за деревьями повороты, он катился по дороге собственных сомнений. Он снова совершал ошибку или наоборот, предотвращал её? Переговоры с террористами вести нельзя? А если для спасения заложников? Дачный поселок вынырнул из темных веток и оказался примерно таким, каким Игорь его себе и представлял. Он много раз был в таких местах, и как гость, и по работе. Первое оставляло в памяти похмельные разводы, второе - кислое послевкусие очередной на редкость дурацкой смерти. Сейчас, видимо, он разблокировал и третье ощущение. Жгучее, как острый перец, раздражение. Яркие эмоции отступили, пока он ехал, но сейчас накинулись на него с удвоенной силой. Какая-то часть даже хотела, требовала развернуться и уехать ко всем чертям. Но Игорь рационально рассудил, что тогда он окажется ещё большим мудаком и лохом, просто выкинет в помойку два часа. Поселок спал, но его сон явно крепким не был. Звуки вечеринки раскатывались эхом между домов, и Грому стало интересно - неужели всем плевать? Или тут сейчас никто не живет, или все жители и ушли на эту оргию? Судя по тому, что большая часть домов скромно претендовала на звание усадьбы, наверное, последнее. Он ощущал себя как в какой-то тупой игре. Чем ближе подходил к источнику звука, тем громче и отчетливее проявлялись все типичные признаки быдло-пати. Музыка, запах кальяна, хаотично брошенные на обочине транспортные средства. Оставалось только надеяться, что когда наступит утро, все присутствующие будут убиты, но не насмерть. Игорь брезгливо поморщился, когда из машины, мимо которой он проходил, вывалилась помятая парочка. Они осоловело, безо всякого выражения, скользнули по нему взглядом. Потом она заковыляла обратно в сторону дома, а он, ничуть не смущаясь, приспустил штаны и принялся ссать. Игорь не был ханжой, но такое не вызывало у него ничего кроме усталого омерзения. И вот с жителем этого, донного и пыльного мира, он умудрился спеться. Браво, блядь, стоячая овация. Желание сходу приложить любителя поссать о капот машины вспыхнуло резко, но тут же было затушено усилием воли. Это хуепугало ничего плохого не сделало, по крайней мере пока и для общества, а значит, морального права его бить у Игоря тоже не имелось. По крайней мере, пока. Найти Гречку в этом ебучем Содоме казалось задачей из разряда найти иголку в стоге сена. Спидозную иголку от шприца. Тут половина присутствующих выглядела как один коллективный усредненный Гречка - крашеные патлы, безвкусные партаки на всех частях тела, включая и лица, яркие шмотки, то ли ориг, то ли паль. Даже манера поведения была плюс минус одна на всех, хотя это, наверное, было обусловлено тем, что тут где-то ошивался один единственный дилер с ограниченным ассортиментом. По молодости очень уж нравилось Грому наводить суету на таких мероприятиях. Ворваться парой экипажей с люстрой на полную, уложить всех ебалами в пол и наблюдать, как более трезвые щемятся через заборы и по соседским огородам. Низко, пошло, апеллиует к самым низменным инстинктам и низводит благородного служителя порядка до гопника в форме. Но при этом очень весело, этого не отнять было. Ещё и лотерея, потому что среди десятков истерично угрожающих торчков мог вполне себе заваляться кто-то, кто эти угрозы мог воплотить в жизнь. Некоторые товарищи ещё любили провести качественный шмон после, там и на статью насобирать можно было, но таким вот Гром не марался. Одно дело дебилов просто попугать, другое - за въебанных подростокв себе звезды на погоны сшибать. Но те товарищи, кто таким не брезговал, сейчас уже генеральскими щеголяли. Сейчас приятные воспоминания немного согрели душу, пока он продумывал тактику поиска своего пидораса в толпе чужих пидорасов. И отгонял навязчивую догадку о том, что Гречке-то ничего не мешало вбросить эту смску больше часа назад и свалить куда-то ещё. Он, может, и забыл уже, что что-то такое писал. Но тут уже был принцип - если тут его Гром не найдет, то ей Богу, отыщет в другом месте, хоть из ада вытащит и схватит за жопу. В самом неэротичном смысле из всех возможных. Будет знать, мразота, как мента дразнить. Найти Гречку оказалось проще, чем он себе успел навоображать. Впрочем, ему тут здорово помогли ментовские ассоциации. Как-то раз на стынущих углях такой вот тусовочки он осматривал выловленный из бассейна труп одного из празднующих. На первый взгляд - наглядное доказательство вреда купания в пьяном виде. Но вот голову ему явно не о бортик раскроили. Тогда преступника нашли довольно быстро, а сейчас Гром по привычке в первую очередь глянул на подсвеченный неоном бассейн. Не то, чтобы он рассчитывал там увидеть труп. Просто проверил. И не зря - там-то Гречка и был. Убитый в говно, но вполне живой. Сука, и ведь Гром умудрился безошибочно опознать его с приличного расстояния. Это было, в общем-то, логично, он вполне был тем типажом, который в определенный момент вечеринки либо кальян уронит и рассыплет угли по полу, либо прыгнет с крыши в бассейн. Но на логику Игорю сейчас было откровенно поебать. Каким-то краем сознания он, видимо, все же отчасти беспокоился, как бы с Гречкой действительно не случилось чего-то плохого. Может, поэтому и приехал. А сейчас этот пидорас, абсолютно живой и относительно здоровый, судя по всему, отлично проводящий время, вызвал в нем такой мгновенный накал гнева, что Игорь даже сам немного изумился. Но анализировать и успокаиваться желания не было. Не прибавилось и после того, как он стремительным рывком сократил расстояние между ними и заглянул в лицо, чтобы убедиться наверняка. Это однозначно был Гречка, и глаза у него были совсем пустые, как два стеклышка. Все его лицо, расслабленное, почти одухотворенное, но на деле просто объебанное, вызвало в Громе настоящую бурю из стеклянной крошки. Но финальным аккордом стало вялое узнавание, которое проскользнуло во взгляде. А потом Гречка расплылся в мерзкой улыбочке, сразу же как мазком грязи перечеркнувшей всю его почти блаженность, и спросил сигарету. И Игорь понял, что даже пытаться самого себя сдержать смысла нет. Он не знал, что сделает дальше. Вообще. Просто волок самодовольного, злобного, превращающего все вокруг себя в серую вонючую пыль мудака, тащил легко, словно игрушку. Что бы он там ни собирался сделать, это точно не должно было произойти на людях. Пускай эти люди и находились в большинстве своем в каких-то параллельных измерениях и им было, в принципе, поебать. Он заволок свою неподъемную ношу в какую-то хозяйственную постройку и скинул с себя. Ноша тотчас же расплылась бесформенным мокрым пятном, стекла на пол пахучей лужей. Гром кинул в него яростными словами, а Гречка даже не попытался увернуться. Игорь скрипнул зубами, ощутил, как трение кости об кость вибрацией отдается до самого мозга, бессильно попытался угомонить себя. Он ведь умел сдерживаться, это ведь было одной из самых сильных его черт - умение вовремя нажать на внутренний выключатель. Надо было просто остаться дома. Напомнить себе самому, что Гречка состоит из пиздежа, что в нем нет ничего честного или искреннего. Но теперь уезжать вот так вот все равно казалось глупым, хотя еще более глупым казалось уезжать с ним. Игорь сам поместил себя в каноничную тюремную загадку про лес хуев и море говна. - Подвезешь меня? Игорь вздохнул. Включатель в голове слегка искрил. Хотя идея была совсем неплохой - оттащить это тело к нему же на его хату и отставить там. До полудня он точно проваляется полутрупом, а к этому времени Игорь планировал уже закончить все необходимые дела. Тогда и решит, что делать дальше. Отсрочка была ебаной, конечно, и умом он хорошо понимал, что вряд ли вдруг прозреет и разрубит Гордиев узел. Но по-крайней мере сейчас очень хотелось тешить себя такой надеждой. Конечно, Гречка не мог без своих неприкрытых и пошлых околосексуальных провокаций. Вообще-то Игорь сначала действительно собирался заставить его раздеться. Он видел в багажнике стандартный набор первой помощи и рассчитывал предложить одеяло для утепления. Но то, как этот поганец крутился на этих вонючих и унылых задворках чужой вечеринки, пытаясь сфокусироваться на Громе и изобразить что-то вроде томности, вызывало у него тошноту. Желание, вывернутое наизнанку, до предела упрощенное и опошленное. Поэтому план пришлось менять на ходу. Заливать вонючей хлорной водой сиденье служебной тачки совершенно не хотелось. Пожалуй, это вызывало бы даже больше вопросов, чем маршрут на навигаторе, а он не для того ебался с картой, чтобы спалиться на такой ерунде. Гречка покорно ждал около двери, не предпринимая никаких попыток протиснуться внутрь, и вообще был непривычно отрешенным. Наверное, мозги перемкнуло и они ушли в состояние синего экрана. Гром верующим особо никогда не был, но сейчас перекрестился внутренне на то, чтобы тот не заблевал машину. В итоге он застелил сиденье этим непромокаемым одеялом и решил положиться на его качество. Со злорадным удовлетворением отметил, что Гречка выглядит и, главное, ведет себя примерно как свежевымытый кот. Он недовольно и несколько растерянно хмурил брови, так, что между ними залегала крошечная морщинка, и морщил свой красивый нос. Ему явно хотелось раздеться теперь не только и, скорее всего, не столько из-за секса, но и просто потому что было холодно и некомфортно. Ну и поделом. Остудить голову не помешает. Только он не учел того, что иногда раскаленный шарик, попадая в емкость с водой, может выпарить оттуда всю воду. И дно прожечь. И тот химозный ад, который сейчас бурлил в Гречке, видимо, сработал катализатором для его блядской натуры. Или наоборот? Или похуй. Главное, что спокойно доехать до города им не было суждено. Воздух в салоне густел, теплел, превращался в сладковатое месиво. Кружил голову. Игорь не мог этого не замечать, как бы ни старался. А он очень старался, он избегал замечать это, избегал смотреть на Гречку, как будто тот мог превратить его в камень одним взглядом. Или в золото одним прикосновением. Он, сука, просто хотел без еботни доехать домой! Но видно, не судьба. Может, Гречка и правда был большим, чем казался? Божеством, ангелом, демоном, кем угодно. Потому что Гром отказывался верить, что обычный одиозный наркоман может делать с ним вот такое, кривить пространство как нехуй делать. Потому что хотя взгляд Игоря и был прикован, прибит, пришит только к безмолвной полосе дороги, он все равно умудрялся видеть все. Каждое прикосновение, каждое дрожащее движение пальцев, подернутые поволокой глаза, даже влажное и пошлое дыхание, кажется, ощущал на своей коже. И это было невозможно. Ему не раз и не два приходилось испытывать свое терпение жестчайшими проверками. Например, в тот раз, когда его ранили и от боли было почти невозможно дышать, а еще требовалось вывести заложников, и никто бы не сделал это кроме него. Или когда осужденный педофил в допросной смеялся ему в лицо и утверждал, что они в жизни не найдут похищенного ребенка. Но ничего из этого и близко, оказывается, не стояло с тем усилием воли, которое ему приходилось до побелевших костяшек прилагать сейчас, чтобы не съехать на обочину и не отъебать этого ублюдка прямо на сиденье, или еще лучше - ткнуть мордой в капот. Игорь уставился на дорогу перед собой и пытался не вслушиваться в пошлые до безобразия звуки, которые испариной оседали на окнах автомобиля. Мысли метались, казалось, что врезаться на полном ходу в отбойник и разлететься на крохотные бессмысленные ошметки будет совсем неплохо. Нужно было это прекратить, нужно было держать себя цельным и холодным, как кусок мрамора. Или мороженного мяса. Игорь стиснул зубы, стиснул руки вокруг руля, стиснул все свое нутро. Ему действительно хотелось сделать что-то. Что-то нехорошее. Чтобы пальцы до синевы вспарывали кожу, чтобы под руками хрустело и ломалось. Так нельзя. Нельзя нельзя нельзя, иначе чем он отличается. Иначе... Игорь не любил насилие без нужды. То есть, наверное, где-то глубоко внутри себя любил, и именно поэтому на всех остальных уровнях выцарапывал на каждом свободном кусочке своей сути убеждения в том, что оно недопустимо. И теория маленькой жертвы ради большой цели тоже заставляла его ощущать на языке сладковатый мертвечинный привкус. Но сейчас ему действительно нужно было удержать себя в сознании. Не соскользнуть на уже знакомую и почти привычную темную и такую заманчивую дорожку. Поэтому он не придумал ничего лучше, чем влепить Гречке пощечину. Отрезвляющую. Ещё бы понять, кого он собирался отрезвлять. Впрочем, это, видимо, сработало на них обоих. Туман рассеялся и осталось только то, что было в реальности. Торочок с нездоровой фиксации на сексе. Мент с нездоровой фиксацией на сексе и насилии. Без прикрас это выглядело уныло и безысходно. Руины нормальных отношений. У Игоря заболела голова. Ему хотелось только добраться до дома и рухнуть на кровать. Даже не спать, просто лежать. Испариться из этой машины и оказаться в родных стенах, и плевать, что там будет дальше. Он как будто мигом постарел на десять лет. Поэтому он даже не удивился, когда уже у дома понял, что забыл высадить Гречку. И вообще про него забыл. Как будто его мозг сжалился и решил хотя бы на пол часа вымарать из памяти это одно большое травмирующее событие. Просто чтобы немножко разгрузиться. Ничего кроме досады он не ощутил. И та была какая-то пресная, как будто организм просто отрабатывал на самых низких оборотах необходимые реакции. Отрабатывал, кстати, на отъебись. От былого урагана не осталось даже ветерка. Он устало постарался прикинуть, что ему теперь делать. Везти Гречку через пол города в его человейник совсем не хотелось, а просто оставить на улице было хотя и справедливо, но как-то тоже по сути паскудно. С третьей - с паскудой поступить паскудно вроде как и правильно. Но он же что-нибудь точно снова нахуевертит, в таком-то состоянии и настроении точно. Так ещё и у Игоря на районе, и вполне вероятно, что к нему и наведается по утру местный участковый чтобы спросить совета. Куда не кинь - везде клин. Поэтому он смирился с очередным попаданием мимо мишени. Или в самый её центр, если допустить, что стрелял Гречка. Поэтому ничего кроме того, чтобы запереть его у себя не оставалось. Охуенный план, надежный, как швейцарские часы, чувствуется рука мента с многолетним стажем. Ну это, конечно, сарказм, которым Игорь себя поддерживал, пока старался не смотреть на въебанную и несколько неуклюжую версию традиционного стриптиза за порогом квартиры. Пошло, гадко и бессмысленно как-то. Но глаза все равно лучше отвести, а то мало ли. Это механическое “мало ли” крутилось в голове, теряя потихоньку смысл, распадаясь на звуки. Эдакий моральный ремень безопасности. Он мог вслух сколько угодно с оскорбленным видом твердить, что ни за что не переспит ни с кем в таком состоянии. Но правда заключалась в том, что правды-то Гром и не знал. Под сорокет осознал, что нихуя о себе самом не в курсе. Поэтому и оскорблял только сам себя. Он сначала хотел сделать Гречке чаю, но потом подумал, что тому это как водичка будет. А водички он сегодня, судя по всему, нормально так уже успел нахвататься. И в бассейне, и сейчас, когда пытался утонуть в игоревой ванной. Очень по-хозяйски, кстати. Гром устало следил за ним краем глаза, потому что на профессиональном опыте не раз убеждался - пьяное тело в ванной реально вполне себе рискует превратиться в просто тело в ванной. А ему только этого не хватало. Хотел бы убить - сделал бы все ещё в лесу. Гречка вообще был весь неправильный, ему всего нормального было мало и скучно. Мало курить по пачке в день, мало пить пиво и чай, мало работать на обычной работе. Скучно трахаться просто ну вот как все нормальные люди, без этих загибов на почти убийство и полусмерть. Он все превращал в непонятное грязное месиво, выкуривал полторы пачки ещё до полудня, пиздил людей за деньги и ебался как будто хотел рано или поздно подохнуть в процессе. Поэтому сейчас Игорь вместо чая плеснул ему в кружку коньяка. Риска, что того переебашит ещё сильнее, кажется, не было особо, физически по крайней мере. Моральная ебля Грома не особо интересовала. Гречка выглядел хуевато. Весь в синяках, и красота его приобрела почти отталкивающие черты. Они все ещё сохраняли свою четкость и симметричность, но было что-то... Почти инфернальное, нереалистичное. Но в плохом смысле, не в том, что обычно Игоря заводил. Сейчас он вообще никакого влечения не испытывал. Хотя это, может, и не заслуга его выдержки и нравственности была, а просто заебался. И поспи хоть на пару часиков больше, сожрал бы все провокации в сыром виде, как изголодавшаяся псина. А сейчас льстил сам себе, успокаивал свою грешную душонку мнимыми признаками улучшения. Я могу бросить в любой момент, когда захочу, ага. Он присел рядом с ванной. Гречка отмирал, но все равно оставался каким-то заторможенным. Даже на коньяк в кружке среагировал с опозданием, как звуковая дорожка на старой кассете. Поморщился, но допил. Кто бы сомневался. А потом они как всегда перекидывались чем-то округлым и бессмысленным про убийства и смерть, и тогда Игорь вдруг подумал, что Гречка и правда может умереть. Это было каким-то таким странным и внезапным осознанием, и особенно потому, что Игорь знал о смерти побольше других. Он же был полицейским, он видел смерть, ощущал её, изучал, она забиралась к нему под кожу и оставалась флером на одежде и волосах. Он провонял смертью. И все равно смертность его... Странного информатора, стала для него открытием. Гром смотрел на нервно подрагивающую от дыхания грудь, снова расслабившиеся до блаженного выражения святости мышцы лица, на все то, что составляло Гречку, и почти видел, как все это распадается, разлагается и перестает существовать. Наркоман, преступник, любитель неосторожного пьяного вождения - по-хорошему, Игоря должно было скорее удивлять, что он всё ещё жив, а не принимать его бессмертие за данность. И это открытие отозвалось в нем неприятным натяжением. Немножко не таким, которое отвечало за элементарное человеколюбие, всего на пару делений в сторону. Ровно настолько, чтобы не переходить красную линию, за которой ждет только расстрел. И Гром это заметил, и это открытие ему не понравилось. Гречка не должен был просочиться в очень маленький круг тех, за кого отвечало не только базовое человеколюбие. Нужно было с силой и решимостью вырывать с корнем эти сорняки. Эта невольная крошечная уступка на пару делений вдруг нависла над жизнью Игоря куда более угрожающе, чем все прочие риски вместе взятые. А может, он просто не выспался. И надумывал. Конечно, Гречка не мог не создавать проблем. Он не мог просто так вылезти из ванны, вытереться и лечь спать. Он был переполнен ебаным блядством, оно пенилось в нем и вырывалось наружу при каждом неакуратном движении, как смесь колы и ментоса. Грому вообще не хотелось ассоциировать себя ни с одним из этих компонентов взрыва. Но почему-то он все равно буквально парой движений оказался в положении, когда с оглушающей близостью смотрел глаза в глаза. Прям как по учебнику, если бы конечно был учебник по конченым и обреченным отношениям, построенным на лжи и ебле. А ведь однажды у них ещё было правило - не целоваться, и оно вспоминалось ему каждый раз, когда они оказывались в паре секунд до того, чтобы его нарушить. Может, именно из-за этого у них все и покатилось в ебеня? Или только у него, черт его знает, Гречку, кажется, это неуправляемое падение только веселило. И это веселое, почти злое безразличие, пошлое и прямое, всегда вызывало в Игоре безумный микс эмоций - гнева, возбуждения и каких-то ещё неуловимых примесей. И сейчас тоже, такой вот он был предсказуемый. Бесстыдная и одновременно интимная позиция, что-то между раем и адом, между приоткрытых от влажного дыхания губ. Все, что было нельзя сегодня всю ночь, оказалось можно по одному взмаху ресниц. Ну кого Гром пытался обмануть - он завяз в этом, как в мазуте, и отмыться просто так не получится. Он прикоснулся ладонью к чужой щеке, как и всегда у него - с чуть более сильным, чем требовалось, нажимом. Кожа жгла теплым шелком. Он должен был попытаться спасти хоть какие-то остатки своей морали. Поэтому пришлось сжаться, собраться и оттолкнуть все эти сладкие обещания, все свои сумеречные желания, запечатанные в это красивое тело. Тело не обиделось и не разочаровалось, мотнулось как неваляшка и встало прямо, тем самым подтвердив в глазах Игоря правильность его действий. Ему самому это оказалось куда сложнее, нереализованное возбуждение осело неприятным послевкусием. Но оно того стоило, в этом он мог клясться себе десятки раз по кругу. Он не будет спать с человеком, который даже не может сформулировать вынужденное согласие. Как минимум. И, учитывая их с Гречкой динамику, это уже будет большим достижением. Боже, как же низко он пал. Он даже подумал о том, что можно бы выдать ему какие-нибудь шмотки, вызвать такси и отвезти-таки домой. Но Гречка больше не проявлял никаких признаков желания переспать. Кажется, он реально это делал чисто по привычке, просто потому что оказывался в определенной близости от Игоря. Это должно было льстить, но на самом деле вызвало только тошноту. И что-то ещё. Хрупкое и опасное, застрявшее осколком в груди. Одно хорошо - все эти рабочие заебы, которые только пару часов назад казались чем-то серьезным, сейчас превратились в отличный повод переключить внимание с куда более проблемной темы. Наверное, именно поэтому он даже не стал спорить, когда Гречка с присущим ему охуеванием попросил (потребовал?) кровать, а не диван. Сам-то Игоря определил на диване, нее допустил на траходром! Но с другой стороны, диван действительно был убийцей спины. Приговаривать кого-то, даже столь проблемного, к такому наказанию Гром считал себя не в праве. Тем более, судя по его виду вчера и сегодня, физически Гречка и так был в состоянии как после лобового столкновения с суровой реальностью. Возиться с бельем он на этот раз тоже не стал. Они ж ебутся, ради всех святых, ну какая там свежая простыня. Тем более, Гром и ночевал-то дома в последний раз в начале недели, да вот сегодня немного подремал. Наверное, непобежденный недосып сказывался, но в какой-то момент перспектива снова рухнуть на кровать и отрубиться показалась настолько заманчивой, что пришлось собрать в кулак все остатки воли. Секса уже вообще не хотелось, хотелось тупо отоспаться, и даже не важно, одному или с кем-то под боком. С кем-то может даже и лучше, потому что ночи становились холоднее, отопление ещё не дали, а на непродуваемое панорамное пластиковое окно такой нестандартной формы Игорю пришлось бы копить несколько премий. Поэтому спать, да ещё с кем-то под боком, казалось олицетворением рая на земле. Но для рая Гром был слишком грешен. А ведь еще нужно было убрать все важное. Воровства он не опасался, но последнее что ему хотелось - чтобы фотки из дел оказались вдруг в интернете потому что кто-то решил набрать лайков на шок-контенте. Пришлось достать старый сейф, сдуть с него пыль и припомнить код. Туда же кроме материалов он убрал две свои дежурные бутылки с алкоголем и, подумав немного, зажигалку. Потому что ну мало ли. Потом он собрал разборсанные в прихожей шмотки и кинул их на сушилку. И после всех этих манипуляций у него только и оставалось времени на то, чтобы привести себя в порядок, надеть рубашку в более строгую клетку, чем обычно и выходить. Снова без завтрака. Какая-то его часть пыталась притворяться чуйкой и кричать что-то про то, что он совершает очередную огромную ошибку, оставляя Гречку у себя дома без присмотра. Но Игорю сейчас не до этого было, поэтому он велел всем частям себя завалить ебало и сосредоточиться на работе. Он уже наошибался на целую странную и нервную путаницу, и в конце концов, даже если у этого решения и будут последствия, то погоды они особо не сделают. Наверное.