мне на тебя параллельно

Вообще, перевесить всю ответственность на Юлю было очень заманчиво. Не кричать ей в лицо обвинения, конечно, ни в коем случае. Просто для себя поставить такую спокойную устойчивую галочку. Успокоить совесть тем, что все, что он натворил было следствием допуска к личному и частному нового человека. Вот такие вот непредсказуемые последствия, вот поэтому-то он ни с кем и не сближается. Но это если бы Игорь был инфантилом и немного мудаком. А он всю жизнь дрочил себя на ответственность и понимание последствий, и надрочил отлично. Чаще этому радовался. Реже досадовал. Вот сейчас был тот случай, когда досадовал, хотя в этой досаде тоже что-то инфантильное было. Но и отрицать влияния Юли на свою жизнь и немножко на свои поступки Игорь тоже не собирался. Потому что это было бы просто нерационально. Юля — это Юлия Пчелкина, та самая навязчивая блоггерша. Ну ладно, журналистка. Но все равно навязчивая. До Юли Гром её сократил не сразу, ему это почему-то даже сложнее далось, чем отлепить пренебрежительный в его картине мира ярлык блоггерши. Всего-то две буквы на одну переменить, а отдалось в нем приличным таким сопротивлением. Понятно, что он тут больше не за форму, а за содержание цеплялся, но все равно. Впрочем, эта Юля оказалась для Игоря в целом непростым ребусом. Подрасшатала его систему сдержек и противовесов в отношении малознакомых людей в очень широком смысле, малознакомых женщин в более ограниченной выборке и малознакомых умных сук в частности. Он и проработал-то с ней совершенно вынужденно не больше недели, но все же обнаружил в ней положительные качества. Тоже вынужденно. Прям положительные-положительные, без жирного негативного «но». Потому что до этого он хотя объективно и признавал за ней достоинства, однако этим «но» благополучно и с чистой совестью если не уводил их в минус, то обнулял точно. Красивая, но беспринципная. Настойчивая, но бесцеремонная. Умная, но, да — сука. А тут как-то само собой перестало хотеться так вот чисто из вредности и, наверное, из немного совсем, самым кончиком защемленного самолюбия, заземлять все хорошее в Юле. Пришлось признать, что смелая она просто так, без безрассудства или лишней самоуверенности. И с материалами умеет работать без всяких ползучих-шипучих «но». И аналитические способности у неё ого-го. Даже получше чем у некоторых его коллег. Юля, впрочем, тоже в какой-то момент перестала на него смотреть так, будто не могла поверить, что он писать и читать умеет. Игорь это, конечно, заметил. И ещё заметил, что ему такая перемена отношения внезапно пощекотала по этому самому прижатому в неудобной позе самолюбию. В общем, навели они друг между другом какие-то мосты, времянки, конечно, только чуть волна пойдет — и смоются. Но все же лучше чем ничего. А ведь сначала Гром прям в бешенство пришел. У него тот день вообще дурацким вышел. Сначала прямо из постели вытащили, считай, чуть ли не из рук вырвали гарантированный оргазм. Да было бы ради чего! Цветков навел по телефону шума, а на деле привезли приятеля Гуляева, ветеринара этого неудавшегося, и того парня, из которого мажор за откуп дерьмо выбил. Оба ничего толком и не сказали, и нужно вот было из-за такой ерунды его дергать? При этом Игорь злился не только на ситуацию, но и на свою злость, потому что уж больно резко среагировал. Как будто бы ему было что у себя на квартире терять, из-за чего… Из-за кого аж ерзать на стуле пол дня и зубами скрипеть. И с Гречкой ему такую свою реакцию ассоциировать не хотелось категорически. Но только больше-то ни с кем у него этим утром секса не намечалось. Он, конечно, выдавил все, что мог из подозреваемых, они под конец сами были готовы признаться во всех грехах. Естественно, давил он на них исключительно вербально, руки на столе. Но все равно зря психанул. Вот из-за таких как он у полиции и дерьмовая репутация. Особенно досадно было, что оба оказались совершенно чисты, как две свежие салфетки из диспенсера в толкане. Ветеринар был ровно таким, каким его Гречка и описал — бестолковым торчком, да ещё и распереживался совершенно искренне, когда вспоминал о своем умершем друге. Вот Гром значит напрасно тогда загонялся, когда осматривал место преступления — один человек в этом мире был, кто искренне по Гуляеву скорбел и скучал. Ну и жертва мажорского произвола тоже особо впечатления убийцы не произвела. Так, поныл что мало запросил за свои увечья и поделился, что уже подписался с каким-то ютуб-каналом средней руки на интервью. А потом текущие дела закрутили, его вызвали на очередную планерку, где его занудно ебало высокое начальство, а он сидел демонстративно недовольный и отвечал не по делу. Понимал, что Прокопенко он этим жизнь не облегчает, но ничего поделать с собой не мог. Закусил удила. Потом ещё на Цветкова пол дня смотрел зверем, хотя тот тоже ни в чем не был виноват. Ему по-хорошему вообще спасибо сказать надо было, что прикрыл, хотя и повод оказался ерундовый. Поэтому ближе к вечеру Гром устыдился и для Кости оставил на столе пачку сигарет, а для Федора Иваныча накатал такой красивый детальный отчет о текущем положении дел — зачитаешься. Особенно учитывая что обычно он писал почеркульки на черновиках, которые в целях бестолковой экономии в каких-то немыслимых количествах копились в старых коробках из-под бумаги. Поэтому домой он прибыл поздно, недовольный и с большим пятном от кофе на хорошей футболке — днище у стаканчика сорвало где-то между метро и его аркой. А в квартире его встретила разворошенная кровать и унылое желание выпить литра три пива и подрочить, и на этом все. Наверное, так бы Игорь и сделал, чисто из просыпавшегося в нем раз в декаду подросткового духа противоречия. А потом переживал бы, что проебал бессмысленно рабочий вечер. Но в этот раз от мук совести по нетипичному поводу его отвлек проблеск серебра на столе. Флешка, та самая, которую вчера он не разрешил смотреть Гречке. Игорь бы хотел, чтобы она ничего в нем не пробудила — он был зол на работу и на жизнь в целом, и ему не хотелось испытывать ни интереса, ни возбуждения. Но натуру не проведешь, и, помаявшись минут пятнадцать, Гром сгонял вниз за шавой, а потом устроился на диване с ноутом. Ассоциации на вчера поперли немедленно, но он поддаваться им был не намерен, и погнал гнилой метлой. Сам себя уверял, что не могла эта блоггерша (он ее тогда от раздражения снова понизил в звании в своей голове) ничего интересного подогнать, чисто чтобы подсбить немножко собственный раздражающий энтузиазм. Ничего не вышло, и он сдался, кликнул на всплывшее окошко и открыл папку. В ней было ровно четыре пронумерованных пдфки. Гром закатил глаза — правда, только внутренне, физически у него на эту гримаску уже аллергия была, кажется. Ну конечно, сучке обязательно надо было все пронумеровать. Умом понимал, что это такая ерунда жуткая, и доебываться до неё тупо и мелочно, но ничего не мог с собой поделать. Злился и все. Но на пдфку щелкнул, хотя опять же из дурацкого духа противоречий не на ту, что была под номером один, а на номер три. И сначала ничего не понял. Уставился на плохую зернистую фотку какого-то вымаранного текста. Такие вроде как используют во всяких дешевых приколах типа проклятых видео. Он даже сначала хотел закрыть сгоряча вкладку, но опыт не позволил. Юля эта при всей своей ссученности не походила на кого-то, кто будет вот так тупо издеваться над полезным контактом. А контактом он, при всей умеренности своего чсв, считал себя очень ценным. Значит, нужно было постараться найти в этой хуетени смысл. Он же вообще во всякой хуетени отлично умел находить второе и третье дно, в банальной ебле со смазливым мальчиком, например, находил кучу сугубо производственных необходимостей. Эта ехидная ремарочка собственного мозга была быстро и вслух послана нахуй. Игорь еще с пару секунд посидел, рефлексируя тот факт, что только что в пустой квартире послал сам себя за всякие мерзкие намеки. Потом пододвинул ноут поближе, выкинул упаковку от шаурмы и как всегда приструнил все самокопание работой. В последнее время этот метод эскапизма работал серединка на половинку, но только не сегодня. Уже с пары разобранных под прищуром глаз печатных строк Игорю стало ясно, что надо было все же начать с файла номер один. Он скакал взглядом по строчкам, цеплялся за триггерящие слова, и ему потребовалась минутка чтобы замедлится и заставить себя не глотать текст бессмысленным комком, а вчитаться. Тщательно изучил все четыре документа, перечитал их несколько раз, потом откинулся на спинку дивана и задумался. Сука, ну какая же первостатейная сука! Рассеянно потянулся за остатками шавы только чтобы понять, что уже успел ее доесть. Насколько велика была вероятность, что блоггерша просто сфабриковала документы, чтобы подобраться к нему? Откровенно говоря, обо всей этой публичной братии Гром был совсем невысокого мнения, так что вероятность такую вполне допускал. С другой стороны, если это правда, то каковы шансы, что он сам сумеет отыскать недостающие данные по оставленным ею хлебным крошкам? И сколько полезной информации она ещё сможет предоставить? Вдруг это все, что у неё было, и все это она кинула на кон? С точки зрения банальной практичности, выгоднее всего было просто позвонить этой Юле и уточнить. Признать, что она сумела его удивить. Может даже совсем слегка польстить. Но пока Игорь не мог себя заставить сделать это, особенно потому, что был уверен — она станет злорадствовать. Больше всего его злила эта маленькая приписочка, которую она оставила в конце пдфки под номером четыре. «Спорим, этого ты не знал?» Стервозная сука. Сука сука сука. Конечно, в итоге он позвонил. Не сразу, потому что ещё побарахтался в остатках самолюбия, попробовал пробить данные из файла и вообще усиленно делал вид, что совсем не тратит драгоценное время расследования на убаюкивание своего чсв. Проваландался так ещё целый день, минус очередная планерка по результатам его неожиданно не говенной служебной записки. Инициатива вступает в насильственные половые отношения с инициатором, как говорится, дорасписывался. Ушел домой в кои-то веки вовремя, потом еще час ходил по квартире, мирился с тем, что придется все же идти на сотрудничество. И дело было не в том, что Игорю нелегко было принять, что кто-то знает больше него или тупо умнее. Нет, этот юношеский максимализм он давно оставил в прошлом. Просто тут ему во-первых руки выкручивали, а во-вторых — кто! Журнашлюшка, и совсем не ради справедливости, безопасности города или каких-то еще высокоморальных бредней. Нет, чисто ради бабок и популярности. Но Юля и тут умудрилась его удивить. Ответила почти сразу, после пары гудков, и злорадствовать не стала. Быстро и деловито уточнила, когда он готов встретиться, не смутилась приглашению домой и слишком позднему для светских визитов времени. Игорь даже слегка офигел. Он, конечно, обеими руками был за скорейшее продвижение дела. Но от цацы типа Пчелкиной такой легкости на подъем совсем не ждал. Пришлось быстро пустить робот-пылесос по полу и покидать в корзину для белья грязные носки и майки, разбросанные по полу, а потом снимать с окна все фотки и записи. Все же блоггерша — это не Гречка, ей наверняка нужна особая атмосфера. Правда, Гром и тут ошибся. С таким проседающим чутьем можно было начинать думать о пенсии. Квартиру его Юля нашла самостоятельно, решительной долгой трелью дверного звонка сообщила о своем прибытии. И принесла шаврульку. Правда, только себе. — Я с утра на ногах, не ела ничего. — Без приветствия пояснила она скорее утверждающим, чем извиняющимся тоном и протиснулась в дверь. — У тебя тут недалеко от дома нормально же делают, не засяду потом в туалете? Она действительно выглядела уставшей и слишком измотанной для типичного женского кокетства. Скинула на пол красивые красные лодочки и прошлепала в гостиную босиком. На ней был строгий костюм и длинный блондинистый парик, в руке — дамская сумка и объемистый портфель. Эти вот непосредственные повадки Грому кое-кого напомнили, но он отогнал ассоциацию. Ничего общего же, кроме цвета парика, разве что. — Ну что? — Она без приглашения уселась на диван и разложила вещи рядом с собой. — На какие условия Вы решились, майор? Гром сел в кресло. И снова, блин, уже успевшая набить оскомину в чужом исполнении привычка — то на «ты», то на «Вы», то ласкаться, то кусаться… Хотя скорее всего сбой субординации у входной двери был продиктован усталостью и расфокусировкой, а что касается двух последних утверждений — про это Игорь вообще ничего не решил ещё. — Для начала мне нужны доказательства того, что документ на флешке — не подделка. — И поскольку он не надумал, хочет ли в определенный момент времени переспать с Юлей, то и как к ней обращаться тоже для себя пока не определился. Старался без обращений обойтись. Она с готовностью распахнула сумку и достала пластиковую папку. Но протягивать ему не стала, уютно устроила на коленях. — Баш на баш — я тоже хочу что-то получить в качестве затравки. Она тоже не обращалась к нему напрямую. Гром не знал, как расценивать её осторожность — как здравое нежелание, чтобы он на шару получил доступ к ее работе, или как попытку наебать. Поэтому сделал ещё один осторожный заход. — Я ж не могу ничего гарантировать, не зная, что покупаю. Юля задумалась. Сама понимала, что он прав. Неужели рассчитывала, что он сразу зацепится за крючок, как дурак, и на духу ей все выложит? — Ну хорошо. Я тебе сейчас устно расскажу, что тут в этих документах. — Она постучала по папке коротким красным ногтем. Под цвет лодочек что ли красила? — А ты уже сам решишь, веришь мне или нет. Выдумать она, конечно, что угодно была способна. Но послушать все равно стоило, раз уж они оба настолько заморочались. У Грома на хате женского пола не было уже года полтора. Ну да, чего удивляться, зато другой кое-кто был… Игорь про себя чертыхнулся и заставил мозги сосредоточиться на реальности. А в ней перед ним сидела красивая женщина и обещала рассказать занимательную историю. И это по меньшей мере. — Ну ладно. — Кивнул он. — Расскажи, а я подумаю. И она принялась рассказывать, вприкуску с шавой. — Короче, года полтора назад я зацепилась за офигенную тему для расследования. У меня было перед отпуском дурацкое такое филлерное видео, где я советовала косметос и другую ерунду, не спонсированное вообще. И вот под ним мне прям много девчонок писало, что тонак от армани, который я советую, лютое говнище, чуть ли не ожоги им там химические на лице оставил, обвиняли обидно. Меня особо не трогает, когда говном льют, даже когда угрожают уже не реагирую почти. Но вот когда там все комменты были про продажность и некоторые особо одаренные конкуренты за пару дней наклепали своих расследований, мол, «Кто платит Пчелкиной» и все такое, я бомбанула. Весь отпуск была на нервах, даже прилетела раньше, ну и купила этот крем в нескольких разных магазинах, сдала на тесты. В одном оказалась такая ядерная смесь, что я бы ее без перчаток руками бы не трогала, не то что на лицо мазать. Стала работать над роликом, сначала просто хотела очистить свое имя, а потом уже потянулось всякое разное. Игорь нахмурился. Ему, кажется, как в том древнем меме, втирали какую-то дичь. По крайней мере, он совершенно не видел связи между кровавыми убийствами и бабско-блоггерской херней. Справедливости ради, опасный крем для лица несколько выделялся из критерия херни. Но смысла от этого не прибавлялось. А Юля тем временем продолжала: — В общем, я сумела из этого сделать офигенное расследование. Не смотри так, реально круто вышло, дошло и до суда, и до твоих коллег. Там оказалась целая сеть контрафактной продукции, у них даже крупные франшизные сетки закупались в обход договоров. В общем, на бьюти-ютубе говно взбурлило, кто-то там неустойки платил, кого-то вроде посадили даже. Мне и угрожали, и запугивали, и даже говном дверь измазали однажды. Но в целом особо ничего стремного не произошло. Она замолчала. Игорь понял, что теряет терпение. Кажется, он эту бабенку переоценил. Потому что пока что она только сидела и хвалилась тем, какая она успешная и крутая. Интересно, насколько неэтичным по шкале от одного до десяти будет выставить женщину за дверь? Особенно когда до этого ты так ни разу и не проделал этого с одним определенно куда больше заслуживающим такого обращения мужчиной. А ещё его грозило затопить разочарование. Пока оно только просачивалось тонкими струйками через плотину надежды, но видимо, ничего нового эта блоггерша дать ему не могла. Просто надеялась, что он сейчас узнает, какая она крутая и сразу же решит помочь стать ещё круче. — Ну и? — Гром изогнул бровь. — Ты бы еще презентацию притащила с собой. «Десять причин нисхуя сливать мне информацию, чтобы я заработала ещё больше бабок и хайпа». Он перешел на «ты», но совсем не обратил на это внимания. Да и значения это больше не имело — с Пчелкиной он не собирался взаимодействовать ни в горизонтальном, ни в вертикальном положении. Но блоггерша не сдалась. Наоборот, поджала губы с таким видом, будто это Игорь тут зря тратил ее время и пытался развести на какую-то хрень, а не наоборот. — Ты может дослушаешь, нет? Хотя если тебе не интересно… И она приготовилась убрать папку в сумку. Гром пожал плечами и отвернулся. За кого она его принимает? За пятиклассника? Ладно, повелся он один раз, но уж на такую тупую манипуляцию не купится ни за что. Только, видно, просто так сдаваться она не собиралась, потому что положила угрожающе поднятую было руку назад на папку. Вздохнула. Игорь следил за ней краем глаза. Кольнуло надеждой, но он быстро затушил эту иску. Вот ещё, только снова на эту морковку перед носом реагировать не хватало. — Короче, я тебе это рассказываю, чтобы ты понял, насколько я была на подъеме после этой истории. Ну и на хайпе, да. — Она криво усмехнулась. — Тут ты прав, канал подрос, просмотры летели, и мне очень хотелось, чтобы такой же динамика и оставалась. Дохрена короче поверила в себя. Типа, раз уж меня никто из этих воротил не смог сбить с пути, то я с чем угодно справлюсь. Ну и взялась за следующую тему, в том же духе — за сеть салонов красоты, где бывало клиенток и уродовали за большие деньги. Я знала, что там очень крутая хозяйка, со связями. Но не рассчитывала, что настолько. Короче, первое видео серии еще на монтаже было, когда ко мне в студию пришли люди в черном и вежливо попросили прекратить копаться, удалить все, что нашла и отсняла, и вообще не отсвечивать. Было видно, как ей тяжело дается эта часть рассказа. И Гром бы может даже посочувствовал, потому что бывало и ему вот так вот щелкали по носу в самой пренебрежительной манере, и оставалось только обтекать ощущением собственной слабости и никчемности. Но это все еще не имело никакого отношения к его расследованию и к документам, которые Юля ему скинула, поэтому сочувствовать он не стал. Вроде, в бесплатную психологистическую поддержку не нанимался. Да и пожалейкой на него было давить еще более бессмысленно, чем наглой саморекламой. Короче, решил дать ей пять минут ещё, демонстративно зыркнул на часы, и все, баста. — Сейчас, стой! В общем если совсем быстро, я решила сначала продолжать, но потом мне машину сожгли и ещё всякое там было, уж куда похлеще угроз в личечке. Ну я и зассала. Приняла их условия, и уехала потом. — Она выговорила это скороговоркой и прикусила губу. Вот теперь Игорю стало немного понятнее, зачем была вся эта предыстория на три часа. Просто надо было этой неглупой, не трусливой и решительной женщине ещё раз убедить себя в том, что она реально такая и есть, прежде чем признаваться в постыдном отступлении. Напомнить, что она и крутые вещи делать может, а не только идти на поводу у какой-то богатой блядины и ее чиновного папика. Ему даже немного неловко за свою предыдущую реакцию сделалось. Правда прям совсем немного, так как ничего по делу все еще не прозвучало. — Я уехала, не потому, что боялась, просто застой какой-то пошел. Ничего не могла снять, все каким-то тупым казалось, сама себя гнобила, ну ты понял. В общем, поехала под Саратов, рандомно просто выбрала там какой-то городок, Малый Ленинск. Уж не знаю, был ли там Большой Ленинск когда-то, но этот прям реально такой захолустный Зажопинск, чем-то уютный, но по большей части стремный. Я сначала там неделю просто откисала, а потом решила от нечего делать покопаться в старых газетах, в криминальной хронике всякой. Вообще ничего не ждала, просто отвлечься и попробовать снова чем-то загореться. И нашла! Я всякие старые сообщения о происшествиях собирала, думала, может что-то из этого получится надумать. И потом уже, в Питере, когда разбирала все это, нашла три заметки об убийствах, с большой разбивкой по времени, но довольно похожих по почерку. Там года совсем лохматые были, семидесятые-восьмидесятые, но меня именно способ убийства привлек. Жестокий, стремный. Да, трупоедничаю, ну уж прости меня, такое хавают! И она кинула на Игоря вызывающий взгляд. Он задумчиво потер ладони друг о друга. Звучало-то складно, даже эмоциональности сначала подбавила, чтобы он уж точно расчувствовался и доверился. Только вот очень уж ловко выходило, что городок этот был не ближний свет, а старые газеты наверняка пылились там где-то в архивах библиотеки и оцифрованы не были. — Меня эта история зацепила, я скаталась туда снова, поболтала с местными правоохранителями. На меня там посмотрели как на идиотку, но потом главный их начальник припомнил по последнему делу кое-что. В восемьдесят восьмом, летом, нашли местного гопаря мертвым. Оно, правда, оказалось раскрытым, его бывший дружок прирезал, не поделили что-то. Сказал, что тогда был пацаном еще и очень эту историю запомнил, но копать всячески отговаривал. Ну я и сама поостыла к теме, решила, что старые дела тоже раскрыли давно, а у меня СПГС просто разыгрался. Покопалась ещё, но там чтобы дальше рыть, просто журналистского расследования было недостаточно, допуски всякие требовались. Потом, с ментами играться было тоже сомнительной затеей, особенно без гарантии получения итогового контента. Опять же, тематика не совсем моя, в ЦА могло бы не попасть. Ну я и забила на это дело на год, пока тут вот не пошла вся эта свистопляска, и тогда у меня возникло ощущение, что это старье как-то подозрительно смахивает на новые дела. Гром помолчал, оценивая все, что она сказала. Хорошо, можно будет выйти на связь с этим начальником из саратовского Зажопинска и расспросить получше. Даже попросить эти старые газеты отфоткать, тот поворчит конечно, но при должной мотивации пиздюлями и проверками точно расшевелится. Но вот только даже если это все реально почерк одного человека, а первое преступление он совершил еще в шестидесятых, то ему сколько должно быть? Семьдесят минимум. Гром слабо представлял деда, который сможет перетаскивать таких быков, как Свиньков и Якименко, так еще и незаметно. Подражатель? Наследник? Игорь сделал глубокий вдох и остановил разгоняющийся мыслительный поток. Стоп. — Но если я не ослеп ещё, вырезки, которыми ты меня завлекала, будут посвежее восьмидесятых. Пчелкина кивнула и загадочно улыбнулась. — Ага. Но вот это вот уже не дерьмо мамонта, а ценная информация, которую я тебе отдам только в обмен на что-то равноценное. Ты конечно сам можешь попробовать поискать, И найдешь, наверное, но только у меня-то оно вот тут вот все. — Она хлопнула по папке. — И я могу тебе это разом выдать. Между прочим, я эту инфу раскапывала долго и старательно, так что тебе реально придется постараться, чтобы что-то заполучить. — И что ты хочешь взамен? — Гром вообще-то не собирался вот так впрямую спрашивать. Не хотел, чтобы у Юли появилось ощущение, что она смогла-таки его подцепить. Но тут видимо чуйка его толкнула под локоть, или какое-то странное убеждение, что она точно говорит правду. Та улыбнулась. — Ага, попался! Хочу прямое эксклюзивное освещение дела, совместную работу. Тебя я нигде упоминать не буду, да и полицию в целом. Сделаю вид, что сама все раскапываю. Мне в плюс репутация супер-сыщицы, крутой материал и обосравшиеся от зависти конкуренты. Тебе — вообще дофига всего, мои материалы, мои связи, партнер по работе, который не только умнее большинства твоих подчиненных, но ещё и не связан никакими этими вашими ментовскими узами и финансово независим. А ещё имеет публичность и может давить нужную тебе верисю поверх голов твоих тупых боссов. Ты же сможешь контролировать, что я включаю в видео, а что нет, процентов эдак на… — Она задумалась. — Пятьдесят. Если внятно обоснуешь, почему публикация той или иной инфы скорее повредит расследованию, чем поможет. Ну и конечно, тебя я никогда и нигде упоминать не буду, если схватят за жопу, то пойду в отказ. И она довольно сложила руки на груди. Игорь снова погрузился в размышления. Не нравились ему эти пятьдесят процентов, да и «внятно обосновывать» свои решения какой-то сучке он не собирался. С другой стороны, истина в ее словах имелась. Может, его и отстранять повременят, если народ подхватит идею маньяка и будет требовать поимки. А может она сольет его при первом же знакомстве с отделом внутренних расследований и он вылетит с работы как пробка из бутылки шампуня, мрачно одернул сам себя Гром. — Я подумаю. — Сухо ответил он. Юля легко кивнула, встала, собрала сумки. — Только в этот раз не так долго. Звони, когда решишься. Решился он через два дня. Точнее, через двое суток, потому что все это время без сна и отдыха крутил дело так и эдак, надеялся найти секретную дверцу, которая бы помогла ему раскрыть все без сделок с сомнительными жадными до славы суками. Но не сумел. Химик, на которого они сначала возлагали огромные надежды, так и не раскололся, ни слова не сказал. Пути его поставок тоже ничего не дали, хотя нескольких интересных персонажей они врезультате передали в отдел по борьбе с наркотиками. Все подозреваемые, все зацепки кончались пустым концом. А вот полковник Околышев из Малого Ленинца действительно существовал, действительно припомнил громкую для маленького городка историю с убийством Вячеслава Мохова, местечкового авторитета. И Пчелкину припомнил, с изрядным раздражением. И нехотя, но подрядил кого-то из трех своих сотрудников найти и сфотографировать заметки в старых ветхих газетах. Даже архивы пообещал попробовать поднять. Потом Игорь попробовал оттолкнуться от полученных сведений и отыскать то, что было у Юли. Но ему что по области, что по близлежащим городам, выдало такой огромный ком информации, что мигом стало понятно, почему она считала себя в праве торговаться. Но последним гвоздем в гроб его сомнений стала даже не вся эта техническая сторона расследования, а очередное совещание. Где большой начальник в больших погонах долго и очень ласково втолковывал ему, что самая лучшая и правильная версия — про бандитские разборки. И нужно бы ему сосредоточиться на ней, не распыляться на другие направления. А если это, при всем уважении, не его специфика, то нет ничего зазорного в том, чтобы попросить помощи у более опытного коллеги. Единственное, в чем Гром хотел бы попросить помощи — так это в том, чтобы кто-то подержал этого лампасника ебучего, пока он будет выбивать из него все карьеристское дерьмо. Этим же вечером он набрал Пчелкину. И в этот раз ему пришлось преодолеть куда меньше внутреннего сопротивления. И она снова приехала почти сразу. В этот раз была не в образе, со своими собственными крашеными в красный волосами, в футболке и шортах. — Надумал? — Ей, наверное, жутко хотелось поиздеваться, сука же. Но она сдерживалась, даже в квартиру в этот раз не так бесцеремонно втиснулась, ради приличия помялась на порожке. — Ага. — Кивнул он. — Ну че ты, проходи. Никакой договор они подписывать не стали, хотя Пчелкина вроде как не против была. Но Игорь только хмыкнул — никаких ройялтиз он себе за эксклюзивчик требовать не собирался, а если бы она нарушила их договоренность, то этой бумажкой все равно только подтереться оставалось бы. Ну не побежал же бы он в суд жаловаться, что его кинули пока он сливал служебную информацию на сторону? Самого Грома это смущало, но совсем немного. На шкале ценностей у него куда выше стояла поимка злодея, чем лояльность таким, как этот сегодняшний пидор в погонах, которому лишь бы свою жопу прикрыть. Ради раскрытия преступления он здоровьем и жизнью не брезговал рисковать, что уж там говорить о звании и должности. Если альтернативой риску увольнения была необходимость кивать, как болванчик с резиновой улыбкой на всякую начальственную чушь, то он готов был рискнуть. Наконец Игорь получил на руки то, что Пчелкина так старательно прятала в своей драгоценной папке. Прочитал, старательно давя в себе щенячий энтузиазм и желание немедленно схватиться за листочек с ручкой и приняться выписывать и сопоставлять. Сделал вид, что нашел бы и сам за пару деньков, так, чисто чтоб лицо сохранить. Хотя на самом деле точно потратил бы недели две на копошение в старых бумажках и бодание с местными ментами, если уж быть совсем честным. И чего Юле стоило в одиночку и безо всякой правовой поддержки и какой-никакой профессиональной солидарности найти эту информацию он даже думать не хотел. А то так и проникнуться уважением было недолго. Пока он вникал в относительно свежие и очень уж подозрительные обстоятельства нескольких загадочных преступлений в окрестностях Саратова и в Ленобласти, блоггерша (ладно, журналистка, так и быть) с интересом рассматривала его залепленное окно. В попытках самостоятельно разобраться в нагромождении фактов, Игорь старательно наклеил все материалы на место. — Ты прям как в каком-то сериале про копов. Про американских. — Хмыкнула она. — И сильно тебе помогает такой метод? Ее тон Грому не понравился, поэтому сдерживаться он не стал. — Наверное достаточно, чтобы ты гонялась за возможностью со мной поработать. Она не удостоила его ответом. Ни одно из старых дел ему пока не отыскали, поэтому Игорь решил отталкиваться от имеющихся сведений, газетных статей и вырезок. Всего у них имелось семь преступлений, условно связанных схожим способом умерщвления жертвы, о которых было известно хуй да маленько. Плюс четыре, которые и расследовала команда Грома и которые уже однозначно вязались в серию. Сходство было так себе, если честно. На отчаявшегося мента на грани отстранения. Короче, как раз для него. Первое преступление имело место в шестьдесят девятом, потом в семьдесят четвертом. Дальше — перерыв, и в восемьдесят восьмом преступник ударил снова. Или не преступник, потому что по факту-то за это дело отъехал местный хулиган. Гром сделал себе в памяти зарубочку — первым делом найти и расспросить, если жив ещё. Он в начале нулевых должен был откинуться. Затем преступник, если предположить, что в восемьдесят восьмом осудили невиновного, затих надолго. Или, если взяли того человека, сидел в тюрьме. В эту картинку неплохо ложилось следующее убийство, которое произошло в десятом году. Злодей вышел и нанес следующий удар. А вот дальше начинались сложности, потому что ещё три преступления были подряд совершены два года назад, одно в Саратове, два уже тут, под Питером, но совсем в разных концах области. И наконец, после двух лет перерыва, маньяк снова принялся за дело уже в самой Северной столице. В теории все выглядело красиво — начиная с шестидесятых псих из Малого Ленинска крошил народ, успел отсидеть, выйти и вернуться к старым привычкам. Оставалось только найти этого обладателя самой скучной в мире фамилии, некого Иванова, арестовать и отправиться получать овации, награды и квартальные премии. На практике запара случалась уже на первом шаге. Справку на Иванова представители колонии строгого режима, где он отбывал наказание, обещали отправить только завтра, но Околышев отыскал ему старые копии материалов и даже соизволил отфоткать на телефон и выслать в вотсапп. В шестьдесят девятом Иванову было двенадцать лет, да и жил он под Архангельском. Для очистки совести Гром запросил на его малую родину о похожих или просто достаточно жестоких нераскрытых преступлениях, но опыт подсказывал, что он тут просто пернул в лужу. Кроме того, по двум совсем старым преступлениям пока невозможно даже было понять, на самом ли деле почерк убийцы совпадал с их нынешним маньяком, или это просто провинциальные газеты, офигевшие от такой яркой на фоне их обычных материалах о рекордных надоях и пионерских зорьках новостей так раздули обычную поножовщину. Да и свежие убийства, не смотря на куда более желтушное и красочное освещение в прессе тоже пока нельзя было однозначно приписать руке «их» преступника. Не смотря на то, что ни одно из них не было раскрыто, как минимум два из них списывали то ли на словивших белку пьяниц, то ли на солевых наркоманов. Жертвы тоже были совершенно разными. Впрочем, никаких внятных связей между убитыми и в недавних преступлениях обнаружить не удалось. Хотя родилась у Грома одна догадка, но пока была слишком уж притянутой за уши, чтобы даже озвучивать. Потом они с Пчелкиной долго спорили, что будет однозначно нельзя публиковать и какие сроки между получением информации и использованием ее в видео она должна соблюдать. — Вот ты глянь. — Хмыкнул Гром, пододвигая к ней две распечатки. Одна была сделана с совсем старой газеты, а вторая, большая, целый разворот — с «Комсомолки». Стиль и манера написания разилась просто кардинально. — До чего дошла твоя профессия, сплошная чернуха. — Ага, ага, раньше лучше было. — Ухмыльнулась Юля. — Тебе сколько лет, сто? И потом, твоя-то работа всегда чернушная была. После того, как долгожданный обмен информацией был осуществлен, документы они стали изучать вместе. Журналистка читала выжимку материалов по свежим преступлениям, а Гром перечитывал статью о кровавой резне, жертвой которой на закате нулевых стал бизнесмен, у которого была своя сеть магазинов и три клуба. Тогда преступление, судя по сходящим на нет газетным заголовкам, так и не раскрыли. Списали на набившую Игорю оскомину верисю о местных разборках, благо, тогда время от времени такой атавизм девяностых до сих пор просачивался, тем более, в регионах. — Ты найди в интернете форум, ссылку на который я на полях написала. — Посоветовала Пчелкина. — Они там почему-то целую локальную городскую легенду из этой истории раздули, хотя в последний раз ветки были прям сильно активны года полтора назад, как раз когда там у них снова кого-то убили. Ну и сейчас, конечно, ожили, не без моей помощи. И она довольно улыбнулась. Гром хмыкнул, но вышло не особо саркастично. Даже дружелюбно как-то. Уткнулся в комп, но потом не удержался и снова перевел взгляд на девушку. Она реально ничего так была. Даже красивая. Не смотря на цвет волос. И на отсутствие члена, хихикнуло в голове. Игорь сдержался от того, чтобы залепить самому себе оплеуху только из-за того, что это явно не осталось бы незамеченным и вызвало вопросы, а прослыть не только бешеным, но ещё и безумным копом ему не хотелось. Он и так по велению какого-то странного душевого порыва не стал максимально кастрировать все данные, а почти полностью выдал ей на руки факты. Невиданное и вполне себе серьезное правонарушение, и просто подарок всем тем, кто только и ждет чтобы снести его с должности волной праведного гнева. Ну, если всплывет конечно. Цензуре он подверг только не выстрелившие ветки расследования, теоретические измышления и гипотезы, и личные данные. Да и детальные описания тел убрал, не ради душевного спокойствия журналистки, а из уважения к умершим. Она пофыркала сначала, даже предположила, что он ей дезу льет, но потом сравнила с известными ей сведениями и успокоилась. Даже еду им обоим заказала за свой счет, и долго потом искренне удивлялась, как курьер так быстро нашел квартиру Грома. — Я в первый раз минут двадцать тут кружила, мимо этой дурацкой арки раза три прошла. — Призналась она, и, судя по выражению лица, тоже сделала это в порыве. — Ешь тоже, если хочешь. Игорь запихнул в себя намотанный на пластиковую вилку шмат китайской лапши и понадеялся, что если у него слегка покраснела какая-то часть лица и это будет заметно, то она спишет все на реакцию на острый перец. И что курьеры меняются достаточно часто или слишком заняты своей жизнью, чтобы заметить перемену заказчика. — Ты палками не умеешь что ли? — Удивилась Юля. Гром сглотнул застрявшую в горле креветку. К ещё одному уроку обращению с этими китайскими хреновинами он готов не был. — Ну мне ж сто лет. Просидели они до первых рассветных лучей на горизонте и до шума мусоровоза под окном. Потом Пчелкина сообщила с довольным лицом, что она едет отсыпаться, а Гром поплелся на работу. Впрочем, там его ждали неплохие новости в виде ответов на несколько последних запросов. И Зайцева. — Опаздываешь. — Констатировала она. Гром подумал, что в его жизни внезапно стало слишком много женщин. — Ну пожалуйся на меня. — Мрачно отозвался он. Одна мысль о жиже из кофемашины вызвала озноб желудка, но голова гудела, как трансформатор. Шутить шутки настроения не было. Зайцева, к счастью, была довольно догадливой и его настроение считала на раз. — Ладно, ближе к делу. Помнишь, я тебе говорила про убийство в клубе, которое так и не смогли раскрыть? Ну, мы еще подозревали, что это дело рук и ног того же покойного Ильи, любителя подраться на вечеринках. Гром кивнул. Пришлось напрячься, чтобы вспомнить о чем речь. Эта версия была не особо многообещающей, так что он убрал ее в дальний ящик. Но Зайцевой, которая, помнится, пол ночи провела, раскапывая всякие стремные форумы со сплетнями, ему в этом признаваться не хотелось. — Ну и? — А помнишь, я тебе рассказывала, что ребята в лесополосе обнаружили труп с разбитым лицом и выкопанную могилу, но нюанс был в том, что этот покойник не в могиле лежал? Тут вот пришлось действительно покопаться в памяти, но накопать ничего так и не вышло. Гром неопределенно пожал плечами. — Типа того. — Так вот, прикинь, этот убитый в лесу оказался лучшим другом брата убитого в клубе! Фраза Зайцевой звучала как бред, и Игорь прям поднапрягся, чтобы разобрать ее смысл. Голова, казалось, затрещала так громко, что удивительно как этого не было слышно всем окружающим. Сдался. — Не, Ксюнь, не понимаю вообще че ты хочешь от меня. Та вздохнула. — Ты не в запое, нет? Смотри мне. Короче. Пацана в туалете клуба убили год назад где-то, убийцу не нашли. А в прошлом месяце грибники-закладчики наткнуллись в лесополосе на могилу и труп, но не вместе, а по-отдельности. Труп опознали и это оказался лучший друг брата того пацана, которого убили год назад. Брат, вроде, говорит что вообще не в курсах что и как там случилось, но нос ему как будто бы лопатой подправили. Гром кивал на каждые три-четыре слова, чтобы дать коллеге эффект присутствия. — Так и че, как это нам-то поможет? — Да я пока не разобралась, может и вообще к нашему делу не относится. Игорь моргнул. Потом вспыхнул. — Так блядь, Зайцева, а хули ты мне этой охуительной историей паришь мозги, если она к нам никаким боком? Иди вон лучше Цветкову расскажи, он тоже судя по виду не упахивается. Уже в процессе выговаривания фразы пришло понимание, что он вот вообще не прав. Зря сорвался, и стыдно стало не потом, а прям сразу. Но останавливаться было уже поздно. Ксюша метнула в него обиженный взгляд и молча развернулась. Останавливать ее и просить прощения у Грома сил не было, поэтому он решил оставить это на потом. Купит что-нибудь приятное или может ещё что-то придумает, но попозже. Хорошие новости обнаружились на почте. И оба относительно свежих подпитерских висяка, и саратовский ему направили. И за местными даже можно было заехать и забрать бумажные копии. С допусками возиться никто не стал, потому что, видимо, скрывать в том, что было принято за бытовуху чуть стремнее обычного было нечего. Также на почте было несколько запросов уже к нему, парочка рабочих писем и ещё какая-то ерунда. Гром отметил флажками важные сообщения, хотя и знал прекрасно, что забудет про них через пять минут и никогда не займется ответами. А потом совершил крайне нетипичный для себя поступок — решил улизнуть с работы под предлогом деловой поездки. Вообще-то, формально ему действительно надо было забрать материалы из двух участков, но обычно руководитель следственной группы такой фигней не занимался. Но Гром хотел прогнать сон и не хотел, чтобы его затянули на очередное бессмысленное совещание. Если он отрубится под носом у руководства, то поднесет им повод для отстранения на блюдечке. Да и особо светить не укладывающимися в рамки продавливаемой руководством версии уликами не хотелось. Дожил — расследование ведет практически подпольно! Для очистки совести он постарался опросить полицейских, выдававших ему дела в обоих участках. И оба раза они пожимали плечами. Впрочем, толщина папок говорила за себя — никто явно не собирался морочиться с каким-то там тестами на токсикологию. Потом выбрал купил шаурмы, уселся в полупустую электричку и по пути обратно в Питер и пролистал оба дела. Ну да, на лицо было ленивое распиздяйство местных следаков. В первом случае молодой мужчина по имени Ваня жил себе свою несложную, но приятную жизнь, учился в частном вузе, подрабатывал тренером в зале и горя не знал. У него была девушка и друзья, и сам он был хорош собой, короче, отлично все. Было, пока его не нашли превращенным в анатомическое пособие посреди собственной съемной квартиры. Тут менты даже немного усилий приложили, задержали бывшего его подружки и какого-то чела, которому убитый был должен небольшую сумму. Но никаких существенных зацепок отыскать не удалось, и дело списали. Во втором случае молодой мужчина по имени Федя жил ничуть не менее приятную, но несколько более сложную жизнь. Он посменно работал вышибалой в парочке баров и умудрился примерно за пол года до смерти поднять с пола статью за хулиганство. Тут полицейские вообще париться не стали, опросили коллег покойного, выяснили, что он любил заводить врагов по поводу и без, ну и махнули рукой. Можно было, конечно, списать это ебланство на то, что район был сложный и местным ментам на земле таких поножовщин чуть не на каждую неделю выпадало. Но Игорю не хотелось их оправдывать. С другой стороны — он и сам при всех своих усилиях достиг практически такого же результата. Это соображение окончательно испоганило настроение. В отделе он первым делом посмотрел, за что именно на вышибалу Федора навесили административку. Оказалось — драка. Причем он в процессе избиения был еще и при исполнении, выставлял из клуба буяна и немного перестарался. Игорю вновь пришла на ум его теория. Но уж больно много приходилось притягивать, натягивать и подбивать. Вечером к нему опять приехала Пчелкина. Журналистка и без этого была крайне довольна собой и немножечко им. — Видишь, как удобно работать вместе! — Заявила она, подтягивая к себе распечатки. Гром хотел купить что-нибудь перекусить и, может, чаю, раз уж у него теперь тут переодически появлялась женщина. Но забыл. — И что я сегодня получу от этого удобства? — Осведомился он. Она загадочно улыбнулась, но не стала долго держать интригу. Может, потому что он потянулся за материалами с явной целью прибрать их до того момента, пока не появится равноценно полезная информация. — Короче, я умница. Я тут попросила одного знакомого пробить все эти заведения, ну, где в последний раз видели жертв. И прикинь, совпало кое-что! У «Подвала», где в последний раз светанулся Гуляев, и «Гнезда ангелов», в котором видели Илью, один владелец. Игорь вспомнил, как Гречка отдал должное хозяину «Подвала», вроде, сказал что тот умеет зарабатывать деньги и держит не только эту забегаловку. Но только вот он даже и подумать не мог, что вторым его заведением будет один из самых пафосных клубов Питера. На кривой козе туда было не заехать, только по клубным картам или если повезет пройти строгий фейс-контроль. Интересно, а не указано ли в материалах дела, на какие места работал вышибала Федя? Гром потянулся за папкой, но Юля отдернула ее. — Ну ты чего, блин, интересные же факты! Правда, после того, как он объяснил ей, зачем ему это надо было (и да, признал, что факты интересные) еще больше загорелась. Даже пообещала разузнать, кто этим заведением владеет. На этот раз он спровадил журналистку пораньше, очень уж был выжат. Она остаться не предложила, и Грома это почему-то успокоило. Он решил, что это из-за того, что на секс сил не было, а объяснять это было бы как-то по-лоховски. Не то, чтобы выспался, но утром, по-крайней мере, тупил ненамного больше обычного. Даже вспомнил вчерашний косяк и купил Зайцевой сэндвич и кофе. Её самой не было на месте, поэтому можно было не тратиться на дурацкие объяснения и благополучно оставить подношение перед клавиатурой. Ну хоть что-то хорошее. Ещё одним хорошим оказались отправленные вчера поздно вечером его братом по переработкам из Саратова сканы материалов третьего из недавних дел. Гром даже не стал кофе себе наливать на этот раз (хотя грешным делом подумал, что может взять тот, который купил Ксюше, но потом одернул себя — он ведь вчера реально грубил, такое одним сэндвичем не искупить). Это тоже оказался висяк. Но дело велось куда более аккуратно, чем два предыдущих. Игорь скользил взглядом по строчкам. Евгений, двадцать семь лет, консультант в салоне сотовой связи, ничего особенного. Выглядит как случайная жертва поножовщины, хотя кто-то из следователей даже предполагал маньяка. Но больше, видимо, ничего даже отдаленно похожего в городе не происходило и убийство спустили на тормозах. Гром уже собирался разочарованно откинуться на стуле, когда зацепился взглядом за интересную деталь. Может на первый взгляд она казалась сущей ерундой, но почему-то во рту пересохло от волнения. За пол года до смерти Евгений этот сам проходил свидетелем по делу об убийстве. Игорь сразу же черканул запрос на получение информации по этому случаю, а потом принялся гуглить самостоятельно. Только ничего особенного не нашел. Да, была там какая-то мутная история про то, как какого-то пацана избили на местной сельской дискотеке почти до смерти, а умер он уже потом, в больнице. Но ничего хоть сколько-то связанного с его убийцей, по-крайней мере, на первый взгляд. Вот теперь он откинулся на спинку стула, прикрыл глаза и помассировал веки. От всех этих бесконечных клубов и драк у него уже перед глазами мушки летали. Сколько вообще человек ежегодно расстается с жизнью на тусовках и сколько из этого числа — насильственные смерти? И каким образом эта тема вообще то и дело влезает в его расследование, с клубами связанное разве только тем, что там видели парочку жертв? Уж больно тонкая ниточка для того, чтобы действительно что-то связывать. Потом Игорь снова вернулся к двум первым убитым. В социальных сетях ни того, ни другого обнаружить не удалось. Ничего удивительного — за два года кто-то из родных или знакомых наверняка удалил аккаунт. Оставалось только опросить тех, кто был указан в делах как контактные лица. Родители, сестра, бывшая девушка. Гром вздохнул. Ему совсем не хотелось снова бередить старые раны и пробуждать подутихшую наверное со временем скорбь. Он и в горячих-то делах меньше всего любил терзать безутешных родственников и друзей в попытках отличить реальные слезы и шок от искусно сыгранной лжи. Но ничего другого ему не оставалось. Он даже собирался было набрать Гречке. Но потом подумал, что шанс того, что он мог знать кого-то из жертв тогда, давно, был мизерным. А кормить своих демонов, поскребшихся в груди, стоило ему только нарисовать в памяти очертания ехидного оскала и прозрачные глаза, Гром точно не хотел. Поэтому он нашел номер бывшей девушки студента Вани и позвонил. Выбрал именно её для пробного камня, потому что решил, что для неё это будет наименьшим ударом. Уж точно меньше, чем для родителей или сестры. Наверное, такие умозаключения многое говорили о том, как он воспринимает любовь. В трубке стонали гудки. Гром собирался уже сбросить — мало ли, за два года можно сменить номер или просто не брать телефон с незнакомых номеров. Но тогда, когда он собирался уже нажать на отбой, динамик ответил женским голосом. — Да, кто это? Игорь вздохнул, представился. Тон голоса в трубке сразу же изменился, стал напряженным. — Что-то новое про Ванечку? Вы нашли этих извергов наконец? Ну вот. А он думал, что ее это все уже не особо заденет. Циник. — Возможно появились новые обстоятельства. — Уклончиво отозвался он. Давать лишнюю надежду не хотелось. — Я все вам расскажу! — С горячностью убедил его телефон. — Понимаете, я думала, они уже… То есть, вы уже бросили это дело. Но ведь Ваня же умер! Игорь подавил вздох. Он не знал, что хуже разбередить — скорбь или надежду. Кажется, тут вышло и то, и другое. — Вы сможете со мной встретиться? — Да. — Энергично согласилась она. — Только завтра. Я уехала из Питера. Они договорились встретиться в той самой кофейне, где Игорь отпаивал чаем похмельного Гречку. Это не его идея была, она предложила, а он не нашел достаточно аргументов, чтобы выбрать что-то другое. На этот раз Юля была мрачная и уставшая. Она сразу же плюхнулась на диван и подтянула под себя ноги. Игорю не хотелось спрашивать, что у нее случилось. Потому что если это было что-то бытовое, типа ссоры с подругой или заболевшего родственника, это было не его дело. А если она сердилась из-за косяков на своем канале или неприятностей с каким-то очередным расследованием, то тут он и сочувствовать бы не стал. Можно признать, что она тоже проделывает работу, и даже что она проделывает ее очень хорошо, но уважать такое копание в чужом грязном белье Игорь так до конца и не мог себя заставить. Поэтому он просто постарался разогнать ее тяжелые мысли проверенным на себе способом — работой. И видимо, было у них что-то общее, потому что стоило ей услышать, что ему пришло, наконец, дело третьей жертвы и там даже есть потенциальные странности и зацепки, как она оживилась. Про свидетельницу Гром ей пока говорить не стал, потому что эта линия расследования так и могла оборваться, не начавшись. А полоскать имя женщины и так согласившейся расковырять подзажившие раны безо всякой гарантии того, что это будет не зря, ему совершенно не хотелось. — Кстати, ты обратил внимание, что оба убитых в Питере мужчины родом из Саратова? Гром кивнул. Он зацепил эту мелочь еще вчера, но решил пока на ней не зацикливаться. Во время расследования обоих убийств местные полицейские худо-бедно пробили круг знакомств и не нашли совпадений. В любом случае, он собирался спросить у девушки тренера Вани, не упоминал ли он о ком-то из других погибших. На следующий день Игорь со свидетельницей не встретился. Она позвонила ему первая, очень извинялась и просила перенести встречу на другой день. Он напирать не стал, согласился, и постарался убедить себя в том, что она все равно бы ничего интересного ему не сказала. Зайцева, не смотря на кофе и бутер, вчера с ним так и не заговорила, поэтому он оставил ей сегодня на клавиатуре ещё и шоколадку. Потом он просмотрел все то, что натащили ему за эти дни сотрудники — видеозаписи, показания, отчеты. Ничего особенно интересного, потому что основной версией была теперь эта дурацкая бандитская чушь. И задачи по реально интересующим его направлениям Игорю приходилось заворачивать в обертку из предлогов и условий, которые соответствовали этой вот херне. Его такие выкрутасы жутко раздражали. Да какой вообще смысл выделять следователю целую команду, если вы в любом случае не планируете давать ему работать? Потом он полистал материалы того самого дела, которое как-то дернуло его внутреннюю чуйку, прежде чем он отвлекся на… Нет, на что он отвлекся Игорь даже вспоминать не хотел. Его вообще-то до сих пор переодически прижигало лихорадочным возбуждением от одного только факта того, что где-то в этом городе ходит идеальный, развратный, выглядящий как картина из Эрмитажа Гречка, который приедет к нему по одному звонку. И в этот раз безо всяких условий, походов в кафе или ещё какой-то ерунды — он же ему должен. И вот об этом обо всем Гром думать совсем не хотел. Если раньше ещё можно было немного пофантазировать наедине с собой дома, отпустить поводья, то теперь и это казалось каким-то неловким. Не то, чтобы он предполагал, что Юля умеет читать мысли или хоть как-то может заподозрить, что он на этом самом диване трахал не только и не столько всяких девиц. Но все-таки было как-то неловко представлять себе такую извращенную и неправильную связь, особенно когда рядом сидела живая и красивая женщина. Он снова пробежался по делам, снова ткнул через почту всех тех, кто должен был направить ему из архивов копии старых дел. Никаких новостей по тому мужику, которого в восемьдесят восьмом посадили за убийство тоже не было. То есть — свежих новостей. Иванов этот действительно вышел из тюрьмы в две тысячи пятом и после этого исчез с концами, а делать какие-то выводы по обрывкам сведений, которые сохранились о его жизни до преступления Игорь не хотел. Юля вчера вызвалась съездить в Малый Ленинец и попробовать найти там ещё какую-нибудь информацию. Но Грому с одной стороны не хотелось отпускать ее туда одну, а с другой — если он вот так вот сорвется и уедет с ней за компанию в какие-то ебеня, то его точно уволят. В этот раз Пчелкина сразу же вывалила на него все новости. — Прикинь, у «Гейши» был тот же владелец, что и у «Подвала» и той ангельской хуйни! — Она сунула ему в руки вкусно пахнущий сверток и принялась разуваться. На этот раз она щеголяла рыжим каре и в принципе вырядилась чуть ли не под школьницу. Игорю на ум пришла шутка о том, для чего ей могла потребоваться такая маскировка, но он благоразумно промолчал. Хватило ему одной обиженной женщины в его жизни — Зайцева шоколадку съела, но с ним так и нее заговорила. — Какая «Гейша»? — Он не сразу разобрался, почти сбитый с толку её энтузиазмом. — Это та… — Та, в которой работал Федор. Ну, он в двух местах был по договору, и одним из них была эта вот «Гейша». Сейчас она уже закрылась, но владел бизнесом тот самый мужик, который владеет двумя заведениями, где в последний раз видели ещё двух убитых. Шевели мозгами, ну! — И она ткнула его пальцами в лоб. Гром отпрянул. Было не больно, но не очень приятно. — Ну так может мы с тобой зря уперлись в этого маньяка? — Он потер виски. Мысль была пренеприятнейшая, но озвучить ее нужно было. — И это просто кто-то из его врагов таким вот образом пытается разрушить его бизнес или посылает какие-то сообщения? Юля решительно тряхнула париком. — Бред. Во-первых, нафига так сложно все это делать. Во-вторых, зачем убивать сына богача, если это однозначно привлечет внимание полиции не только к клубу и хозяину, но и к преступлению. И в-третьих… Игорь не дослушал. То ли его бесило, что он сам про эти клубы не выяснил ничего и никак их не связал, то ли просто все это казалось бездоказательной глупостью. — Окей, ну а сколько у него в общем всяких жрален и тусовален? Может, так много по городу, что это чисто случайность и теория вероятности? Она вздохнула и посмотрела на него со смесью удивления и чего-то, похожего на жалость. — Скажи честно, ты выдохся? Гром раздраженно покосился на неё, ловя себя на мысли, что слишком уж поторопился, видимо, с отклеиванием ярлыков. — Я просто не люблю циклиться на одной версии. Даже если она мне нравится. Даже если она мне удобна. Даже если… — Он хотел сказать, «даже если из этого получится очень удачный и красивый сюжетик», но прикусил язык. Ему показалось, что это Юлю заденет сильнее, чем обычные подколки, а про обиженных женщин он уже для себя все решил . Но она догадалась, что он хотел сказать. — Да как ты мне надоел со своими измышлениями по поводу того, что я все только ради славы и бабок делаю! Ты смотрел хоть одно мое большое расследование? Я с них больше геморроя и угроз получаю, чем профита. Внезапно бренды особо не горят желанием подписывать рекламные контракты с блоггершей, которая не будет, развесив розовые сопли, врать про охуенность очередной инфоцыганской или вообще вредной хрени! И монтирую я сама, потому что мою последнюю монтажерку вычислили какие-то уроды, которым не понравилось мое видео, слили ее данные в открытый доступ и затравили! А девочка просто кадры блин для меня клеила! Игорь аж отступил немного назад от такого сумасшедшего напора. Хотел было вставить что-то в свое оправдание, или просто малодушно соврать, что ничего подобного даже и не думал, но она выставила перед его носом указательный палец с ярким нарощеным ногтем. Гром отстранено удивился тому, что она, кажется, и маникюр под образы готова переделывать по нескольку раз на неделе. — Я не закончила, блин, и не смей меня перебивать! Да, я больше тебя получаю, и что, это тебе на яйца давит что ты успокоиться все никак не можешь? Бля, вот вечно вы, мужики, притворяетесь сначала, что готовы работать вместе и все такие уси-пуси, мы партнеры. А как я начинаю двигаться в своем темпе, так начинаете беситься. Надоели! Она развернулась на каблуках, схватила сумку и вышла за дверь. Гром хлопнул глазами. Такого он чет не ожидал совсем. За остолбенением пришло равноценное раздражение. Он резко задвинул на двери задвижку и провернул ключ. Нихрена себе, нашлась тут цаца! Мужики ей надоели! Ну так блин вперед и с песней без них в целом и без его помощи в частности. Сука. Такое мрачное и взъерошенное настроение преследовало его темным облачком над головой до обеда следующего дня. Он просто надеялся, что журналистке хватит совести придерживаться их договоренности и она не подставит его чисто из бабской вредности. Но тревога все равно посасывала где-то в желудке. Кажется, пора было объявлять себя чемпионом по совершению ошибок и вмазыванию в мутных персонажей. Хотя с Юлей тут все было ясно с самого начала, а он просто повелся, как дурак. Ну ещё Мамеду бы предложил придти в отдел и почитать материалы! В обед, который для Игоря ознаменовался просто сникерсом всухомятку и вприкуску с документами, Пчелкина ему сама позвонила. Её в телефон он записал, но просто как «Ю». Не смотря на это, быстро сбросил звонок и даже телефон экраном вниз перевернул, как только увидел эту букву. Мало ли кто что подумает! Сначала хотел проигнорировать и ещё раз издевательски похлопать самого себя по плечу — красавчик, пока другие обрастают знакомствами, которые их потом тянут на звания и повышения, ты тусуешься с теми, кто тебя разве что утопит. Но потом решил, что во-первых это будет глупо, как-то по школьному. Ну, или по-бабски. А потом, в руках этой журналистки по его собственному проебу оказалось слишком много компрометирующих сведений, и если она хотела встретиться, он должен был подчиниться. Поэтому Игорь с силой швырнул в урну упаковку от сникерса, проследил взглядом за тем, как невесомая бумажка пролетела мимо, и пошел на улицу. Решительным шагом вообще ничего не скрывающего человека прошел за угол, и там только набрал номер. Ещё один запретный в его коллекции. — Ну? — Вот уж без приветствия он точно обошелся. — Слушай, блин, я психанула вчера. Не обижайся, окей? Ну нихрена себе. Игорь ожидал чего-то типа «орехи гну» или «лошадям нукать будешь», а не такого вот. Извиняется, надо же. Что дальше, шоколадку ему притащит? И ведь притащила. Только не шоколадку, а целый осетинский пирог. Игорь привычно оглядел образ. На этот раз Пчелкина была Пчелкиной, со своим диким цветом волос и в простом бежевом костюме-пижамке. Грому вдруг на ум пришла странная и всратая мысль — а как Гречка среагирует, если найдет в его квартире красный волос? С его собственными крашеными блондинистыми-то проблем не было. Игорь сначала их скрупулезно собирал с одежды и со всех поверхностей на хате, а в какой-то момент забил. Ну не написано же на них, что они мужские! — Слушай, раз уж я такая вся уязвимая и первая извиняюсь, хотя ты тоже не сахар вчера был… — Она вздохнула. — Мне б твой совет, что ли. Пирог они уже съели наполовину, Юля рассказала, что вчера была в таком виде потому что ходила устраиваться на работу в один из ресторанов этого же владельца и пожаловалась на неудачный колючий парик, в котором ей теперь там щеголять под своим прикрытием, если возьмут. Гром, конечно, сразу же запретил ей так рисковать. Ну и что, что среди жертв не было ещё ни одной женщины, мы, может, и не обо всех жертвах знаем! Пчелкина, тоже конечно и тоже сразу же фыркнула и заявила, что она, вообще-то, просто его в известность поставила, а совета не спрашивала. А вот теперь ей внезапно потребовался совет. Игорь не знал, на какой версии остановиться — что дама реально в беде, или что дама манипулирует им, притворяясь открытой и давая ему во всю распустить свой комплекс героя. — Ну и что за совет? Она покусала нижнюю губу. Опять же, если играла в нерешительность, то очень неплохо это делала. А если и правда мялась, то значит очень не хотелось палить свою слабость. — Короче, за мной следят. — Подняла на него взгляд. — Блин, тупо звучит и чсвшно, но реально следят. Я сначала сомневалась, думала, паранойя, но нет. В животе свернулась склизким червем тревога. Весьма эгоистичная, если честно, потому что первым делом Игорь подумал, что если за Юлей следят, то могли и его срисовать. Он же, дурак, пригласил ее сразу домой, палиться в кафешках всяких не хотел. А вышло ещё хуже, получается. Может, она вообще просто как повод его вышибить с работы? Ну а что, мент, сливающий инфу журналистам хуже мента, крышующего притон. Последний хотя бы никому кроме проституток и менее удачливых сутенеров кровь не портит формально. Потом Гром застыдился. Юля действительно подавленной выглядела, а если она не набивала себе цену, когда рассказывала о том, с каким фидбеком от некоторых своих видео ей приходилось сталкиваться — значит, была женщина не из пугливых. А он все о себе да о себе. — А как ты поняла, что это именно слежка? Я не говорю, что ты там чет не разобралась, но… — Начал было он, памятуя о вчерашней перепалке, но она отмахнулась от его дисклеймера. — Да забей на эту херню, я все понимаю. Ну, блин, они… Или он, я не знаю, один это человек или несколько, даже особо и не скрывается. Я все никак не могу понять, от какого расследования ко мне эта грязь прицепилась! Последнее прям серьезное дело я раскрутила пол года назад и там уже перегорели все. Твоя контора, уж прости, не будет так заморачиваться. А остальное все было тоже интересное, но явно не настолько крутое. Ну хотя бы в чем-то она была права, и у Игоря это вызвало приступ стыдливого облегчения. Ни отдел внутренних расследований, ни кто-то из его многочисленных злопыхателей не стали бы устраивать многодневную слежку за его контактом. Затащили бы просто в отдел, да принялись стращать карами, если она не выдаст им Грома. И это вот облегчение он постарался сразу же перебить обеспокоенностью. — Ну расскажи, когда все началось, на какой машине ездит преследователь, все дела. Она поджала губы. Явно не планировала прям практически заяву писать. Но потом все же, вздохнув, рассказала. — Да вот пару-тройку дней назад. Я ехала из студии домой и за мной пристроилась какая-то совсем невзрачная машинка. Я обратила внимание-то на неё только потому, что снимала не так давно ролик про то, как женщине себя обезопасить, и там было и про слежку на машине. Повернула пару раз налево на рандомных поворотах и он за мной повернул. Я уже хотела звонить в полицию, но потом он отвязался и я решила, что мне показалось. Только вот на следующий день за мной снова следовали, и на этот раз уже вообще практически с утра и до вечера! На другой машине, и я не уверена, что это был тот же самый человек, но он за мной точно следил. Игорь нахмурился. И вот какая гарантия что она не выдумывает на ходу? Юля слабо улыбнулась, по-своем трактовав его выражение лица. — Думаешь, зачем я тебе об этом рассказываю, типа вся такая из себя крутая и самостоятельная? Да я сама не знаю, я если честно ни на что особо не рассчитываю, без обид. Просто надо же блин кому-то о таком рассказать! Вот чего со мной только не было, но такой плотной и бессмысленной слежки я не припомню. Короче, я быстро закончу, ты не успеешь заскучать. В общем, этот человек уже какой раз следует за мной на разных автомобилях почти целый день. Мне кажется, он специально делает так, чтобы я его заметила — позавчера он запер меня на выезде со стоянки, а сегодня ехал пару улиц прям вплотную. Как будто ему это доставляет удовольствие, ебучему извращенцу. — Она поморщилась. — Я сегодня поймала себя на том, что с утра из-за занавески сканирую стоянку около дома на предмет незнакомых машин. И ведь всякий раз как я собираюсь подойти к нему и открыто спросить, кто он и что хочет, этот ссыкливый пидор умудряется улизнуть! Игорь нахмурился. Ему приходила на ум только одна мысль, и она была очень неприятной. Ну и что, что маньяк ещё ни разу не нападал на женщин? Могла ли Юля привлечь его внимание своими видео? Вообще-то пока он совершенно никак не проявлял склонность к публичности, если не считать его ебанутую манеру убивать. Но — кроме этого не было никаких писем в полицию, записок на телах, публичных обращений или чего-то ещё, сигнализирующего о больном и неудовлетворенном эго. Как будто бы ему было достаточно того заявления, которое он делал своим почерком. Стал бы он следить за журналисткой, учитывая, что она была далеко не единственная из тех, кто решил хайпануть на громкой теме и по поиску «питерский мясник» ютуб выдавал десятки роликов разной степени популярности? Игорь не знал, стоит ли озвучить эту теорию, или она только напугает. Юля задумчиво накрутила на палец прядку волос. — Я вот что думаю… А что если это наш убийца? — Кажется, Игорь не сумел справиться с выражением лица, поэтому она хмыкнула. — А ты думал, эта идея мне в голову не придет? И правда. Но сразу же следом за этим Грому пришла на ум еще одна идея и он решительно покачал головой. — Нет. Нет, даже не думай. Мы не будем так рисковать. Ни за что. Я тебе запрещаю. Теперь уже он угадал правильно, потому что Юля возмущенно вскинулась. — А запрещалка не отсохнет? Я вообще-то твоего разрешения не спрашиваю! Игорь задохнулся от бессильного раздражения. Вспомнил, кстати, почему ещё никогда не сходился достаточно близко с умными женщинами, с… Суками. Они ж не только не тупые, они ещё и дохуя самостоятельные. А ему совсем не хотелось постоянно переживать за кого-то, кто плевать хотел на все его советы и постоянно лезет в самое пекло. А потом он влип во что-то непонятное с наркоманом, пьяницей, любителем нетрезвой езды и в принципе спящим с пистолетом под подушкой преступником, которого и нашел-то с ножом в животе, пам-пам-пам. Эта непрошеная мысль заставила Грома поморщиться, как от зубной боли. Никуда он не влипал. По крайней мере настолько, чтобы переживать за этот злобный хаотичный комок неприятностей, которому по судьбе было написано кончить рано и плохо. — Я тебя арестую. — Заявил он. Наверное, не Пчелкиной ему надо было ставить такие ультиматумы, но оно сейчас просто вырвалось. Нелепо. Настолько, что она фыркнула. — Не городи ерунды, большой крутой коп. Я вообще-то рассказала тебе это не для того, чтобы выслушать нотацию. У меня есть идея. Игорь покорно кивнул. Не то, чтобы ему было нечего сказать, просто что-то он слишком погрузился в собственные загоны и решил разобрать их потом, когда Юля уйдет. Тогда и выработает нормальный план действия по обеспечению ее безопасности. А пока проще всего соглашаться. — Ну? — Короче, я хочу, чтобы ты помог мне его выследить. Я попросила знакомого пробить номера, но это какие-то невнятные снятые с учета тачки, тут глухо. А вот если бы мы перевернули игру и ты бы проследил за ним, пока он следит за мной… Я имею в виду, ему будет сложно одновременно самому пасти меня и замечать, чтобы никто не пас его. Идея была неплохая, но Игорю не хотелось поощрять Пчелкину даже на такую относительно безопасную интерпретацию игры в наживку. Он бы себе не простил, если бы этот псих слетел с катушек из-за слежки уже за ним и причинил ей вред. Такие мудаки обычно очень болезненно реагируют на риск утраты контроля, а переворот ролей точно выбьет его из колеи. Но и отказать ей в помощи означало только потерять хоть какую-то роль в происходящем. Да, Гром тоже болезненно реагировал на риск утраты контроля. — Давай так. — Наконец предложил он. — Я попрошу парней из отдела технического обеспечения дать мне на время парочку маячков и мы попробуем прикрепить один на твоего сталкера. Так и рисковать быть замеченными не придется, и выясним, действительно ли это кто-то опасный или просто поехавший фанат. И если второе — уж я отучу его следить за женщинами. Юля снова хмыкнула, но потом кивнула. — Хорошо. Да, так мы точно его не спугнем. Но Игорь подумал, что ей на самом деле тоже спокойнее идти в бой подготовленной. Отношения с отделом технического обеспечения у Игоря были сложными. Это тебе не Кью у Бонда, который по первому требованию был готов пригнать бронированный Астон-Мартин, стреляющую ручку и летающие часы. В последний раз, когда он был тут, его почти силой вынудили взять смартфон с какой-то супер прошивкой. А когда тот разбился буквально через неделю во время драки, за компанию с носом Игоря и всем лицом грабителя, почему-то не удовлетворились объяснением «ну я же вам говорил» и потребовали писать записку. В записке Гром честно изложил тот же самый аргумент и его заставили переписывать. Поэтому сейчас он зашел в полуподвальную комнату с некоторым опасением. Отдел остался один на несколько участков, поэтому шансов получить оборудование было мало. Но Игорь был не из тех, кто боится рисковать. — Привет ударникам компьютерного труда! — Он постучал по косяку открытой двери и вошел. На него сразу поднялось несколько пар глаз. Все из них скрывались за стеклами очков. Молчание затянулось. Гром нарочно ничего больше не говорил, надеялся, что они почувствую себя неловко и первыми заведут разговор. Расчет оправдался. — Привет ударникам. — Мрачновато отозвался один из сотрудников. Роман, кажется. — Телефон выдам только по распоряжению вышестоящего начальства. Игорь расплылся в широкой улыбке и вытянул из кармана немного помятый, но очень ценный листочек. Федору Ивановичу он пол утра с самым невинным видом обосновывал необходимость получения двух маячков нуждами дела. Ну, того самого, где бандитские разборки и ничего кроме них. Прокопенко хмыкнул, для проформы поворчал, но потом сделал вид, что верит и подписал ловко подсунутую под руку бумаженцию. Рома долго мялся, выискивал сначала подвохи в бумажке, а потом самые побитые жизнью маячки. — Все равно же один сломаешь, а второй потеряешь. — Мрачно предрек он. — Как пользоваться знаешь? Игорь кивнул. Ему доводилось работать с такой техникой, ничего сложного — маленький датчик активируется и крепится на автомобиль подозреваемого, и передает сигнал на приемник, напоминающий простенький смартфон. Датчик можно выключить удаленно, а вот включать нужно обязательно мануально. Проще простого. Потом, на волне успеха с этими приборами, он решился провернуть еще одну операцию под прикрытием. То есть, операцию в целях реального расследования под прикрытием этой профанации с гангстерами и улицами разбитых фонарей, которую ему пихало руководство. Именно поэтому Игорь второй раз за день оказался в кабинете у Прокопенко. Тот смотрел на него недоверчиво и подозрительно. Виданное ли дело, Гром сам стучится к руководству! Проще поверить в то, что все преступники Питера, от мала до велика по шкале значимости, выстроятся в очередь и пойдут сдаваться с чистосердечными признаниями в руках. — Ты хочешь, чтобы я тебе санкционировал допрос Братского? — Федор Иванович никак не мог найти в просьбе подвох. — Того Братского, который учредитель в том числе и той компании, которая владеет клубом, где в последний раз видели Илью? Гром кивнул. Он и сам был доволен тем, как красиво все получалось. Самому добраться до этого владельца заводов, пароходов, а главное, ресторанов и клубов, в которых очень уж часто видели в последний раз жертв, шансов было маловато, особенно с залипшей на зубах присказкой о маньяке. А вот сделать вид, что он смирился и искренне хочет расследовать в том направлении, в каком ему указали, и покаянно попросить руководство организовать встречу просто для формального разговора с уважаемым человеком о том, не угрожала ли ему в последнее время легендарная расчленинградская мафия было отличной возможностью получить шанс поговорить. — Ну да. Я действительно заметил тут след, знаете, нехороший такой… — Гром сложил руки на коленках, как примерный школьник. Прокопенко потом сам его похвалит за настойчивость и смекалку, а сейчас главное не тормозить. Федору Ивановичу оставалось только вздохнуть и подыграть. Впрочем, именно в таком развитии событий Игорь был уверен на сто процентов. Поэтому когда через пару часов, проведенных в бестолковых и беспокойных перелистываниях материалов и походах к кофемашине за новой порцией бесовской дряни, его снова вызвали на набивший за сегодняшний день оскомину ковер, он не удивился. И даже сумел изобразить равнодушие, когда Прокопенко пообещал ему встречу прямо сегодня ночью. — Ты что, уже успел до Братского добраться? — С подозрением спросил он. — Потому что когда мне обещали устроить вам свидание, то упомянули, что он в курсе твоего существования и даже очень не прочь увидеться. Вот это вот для Игоря стало новостью. Он пожал плечами. — Не знаю, я только разговаривал с управляющим клуба, в котором в последний раз видели того мажора, и все. Вообще-то он ожидал и надеялся, что встречу получится организовать, но не предполагал, что так скоро. Поэтому пришлось радостное охотничье возбуждение загнать в бетонную трубу скоростных исследований. До вечера Гром просидел за компьютером, по уши закопавшись в жизнь Виталия Александровича Братского, предпринимателя и ресторатора пятидесяти семи лет. Даже скинул запрос Пчелкиной — вдруг у нее есть какой-нибудь эксклюзивчик, не все же ей получать, а ему отдавать. В конце концов, они почти партнеры. Сформулировать список вопросов вышло, а вот манеру поведения продумать он уже не успел. Решил ориентироваться по ситуации — если этот чувак будет хоть немного похож на Мамеда, то Гром выкинет карту вежливого слушателя. А если окажется приблатненным и надменным, то пойдет ва-банк со всей своей мусорской напористостью. Наряжаться в этот раз Игорь не стал, и даже не только потому, что отправить костюм и рубашку в чистку руки пока не дошли и они все еще валялись у него в квартире мятым беспорядком. Просто заменил веселенькую клетчатую рубашку на черную футболку, а потертые и удобно вытянувшиеся за годы носки на поясе джинсы на такие же, но только более новые, более жесткие и черные. И ничего себе вышел мужик, очень даже секси. Не то, чтобы Гром собирался использовать свои внешние данные в процессе допроса Братского, напротив, его бы сбило с толку и смутило, если бы это как-то повлияло на тон встречи. Просто назначили ему эту встречу не где-то в приличном месте, а в самом средоточии разврата — клубе-ресторане с емким названием «Sin». Эс как доллар. На вкус Игоря — пошлятина и безвкусица, но в Питере заведение пользовалось интересной репутацией. Скорее положительной, чем нет. И чтобы не топтаться как чей-то брошенный муж или возмущенный отец у входа и ждать, пока хозяин соизволит пустить его лично, Игорь решил одеться так, чтобы у фейс-контроля вопросов не возникло и осмотреться в заведении заранее. Подумал, не взять ли с собой Юлю, но решил, что они не настолько близки. Тематика у места была сугубо сексуальная, и насколько Гром слышал, там даже в сортирах висели диспенсеры со смазкой и гандонами. Мало ли как Пчелкина восприняла бы такое приглашение. А Игорь уже слишком привык воспринимать ее почти как коллегу, и трахаться с ней казалось неправильным. До окончания дела, по крайней мере. Утешая свою обломанную гетеросексуальность подобным образом, Игорь добрался до нужного места. Была уже половина первого, поэтому на вход собралась небольшая очередь, а на закрытую стоянку то и дело проскальзывали машины. Кажется, тотал-блэк лук действительно был выигрышным, потому что в очереди на него уж очень зазывно пялилась пара симпатичных милф в обтягивающих платьях. Или, может это на них так усы действовали? В любом случае, самолюбию это польстило. Впустили его тоже без проблем. А вот на рамке металлодетектора возникла заминка — что-то заверещало. Секьюрити вежливо, но твердо попросил опрожнить карманы. Ксиву Игорь оставил дома, поэтому со спокойной душой собирался предъявить охранникам ключи и телефон, когда его пальцы наткнулись на что-то маленькое. В двух экземплярах. Он нервно тормознул. Это были маячки, которые он забыл в кармане куртки. Бля. Пришлось быстро напрягать думалку, потому что с такой аппаратурой его бы точно не пустили дальше дверей, да и Братский мог принять жучки на свой счет и отменить встречу. Поэтому Игорь со всей небрежностью вынул из кармана оба приемника и кинул их вместе с ключами на столик у рамки. В полутьме они напоминали телефоны, и он надеялся, что охрана купится. Потом снова прощел через рамку с самым раздраженным и высокомерным видом, который сумел на себя напустить. Рамка снова зазвенела. Он смерил охранника тяжелым взглядом. — Вы не хотите проверить, работает эта херь или нет? — Пришлось напрячь воображение и представить, как на попытку развернуть его на фейсконтроле отреагировал бы Гречка. Нет, даже не так. Гречка, но только если бы при этом он был еще и миллионером. Презрительный взгляд, ядовитое раздражение и легкий флер агрессивной ебанцы. Охранник отступил назад. — У Вас наверное в кармане что-то завалялось. Посмотрите, а? Гром хлопнул себя сначала по заднице, якобы проверяя задние карманы, потом по куртке. Выудил свой кирпич и подкинул на ладони. Потом ткнул почти в лицо бедному мужику, честно выполняющему свою работу. -Точно, забыл. Вот, это все что у меня есть. Я могу идти, или вы хотите меня обыскать? — Подумал с долю секунды, решил идти во все тяжкие и выставил бедро вперед, в агрессивно-сексуальном жесте. Секьюрити вздохнул, глянул на очередь за его спиной и махнул рукой, мол, проходи. Игорь забрал ключи и приемники и зашел внутрь, крайне собой довольный. Внутри было как и везде в таких местах, разве что раздетых и полураздетых людей было чуть больше, чем в стандартном клубе в самом начале ночи. Официанты щеголяли без рубашек, а вот официантки, к легкому его разочарованию, были затянуты в корсетные боди, типа зайчиков плейбоя. Коктейли стоили ебанутых денег, а пива в меню не было совсем. На баре он немного пофлиртовал с какой-то сисястой блондинкой, но потом счел за лучшее смыться от нее в туалет. На стене в полутемной кабинке действительно были диспенсеры не только с мылом. Игорь хмыкнул. Забавно все это, но только он тут все равно по делам, да и слишком стар для таких развлечений. Сегодня будет только допрос Братского и крепкие здоровые часа три сна до нового рабочего дня. И он был твердо уверен придерживаться этого плана ещё ровно пять минут, пока вытирал руки, отпирал дверь кабинки, обходил сосущуюся в уголке парочку. Пока не увидел Гречку. Сначала Игорь попытался себя убедить, что ему показалось. Он четко понимал, что это совсем не так, что как ни крестись, такое видение просто так не сморгнешь. Но хотя бы попытаться себя обмануть стоило. Потому что он сейчас, через головы людей и игру света и тени, через метры пустого пространства между ними все равно уже чувствовал, как сдвигаются с грохотом тектонические плиты, в лобовую идут автомобили под двести, как все сводится к бесконечному и страстному хаосу. Но только Игорь Гром оказался слабаком. Ему бы развернуться, выскочить на воздух, закрыться от своих собственных фантазий изнутри и от искушений снаружи, съежиться в узком и темном безопасном пространстве. Отвести глаза, ускорить шаг, найти более подходящее время, хотя вот уж более подходящего места и вообразить сложно. А он ничего из этого не сделал, не сумел. И через разряженный воздух, кальянную вонь, скрип дешевого коврового покрытия под ногами, как примагниченный притянулся к стройной фигуре, пустым поплывшим глазам, шальной красоте и всему тому, что было неправильным и непростым в его жизни. Он толкнулся в грудь Гречки ладонью, какой-то частью себя надеясь, что встретится только с воздухом, а другой — опасаясь этого. Но Гречка оказался тут, теплый под слоями своих обычных дорогих тряпок, живой, отдающийся в ладонь рваным суматошным сердцебиением. И поддался совершенно привычно и правильно, так, как и должен был, как всегда делал. Хотя если бы он вспыхнул, ударил, укусил, замер недвижимо и упрямо — это тоже было бы правильно. Что угодно с Гречкой всегда было правильно, вдруг понял Игорь. И это понимание тут, среди самых низменных человеческих порывов, так его обожгло, ослепило и напугало, что он зажал себе ладонью рот, чтобы не выдать себя ни звуком. Потому что пока это все оставалось в нем, он мог ещё что-то с ним сделать, пережевать, переварить, уничтожить. Но стоило ему вырваться в реальность, оно бы тут зацементировалось саркофагом надо всей его жизнью в том виде, в каком он привык за тридцать пять лет ее видеть, понимать и проживать. И только когда в руку ему жесткой и мятной прохладцей выдохнул кто-то, кто был не он — Игорь понял, что зажал рот не себе, а Гречке. И тот, как всегда, был совсем не против. Они сделали два синхронных шажка и оказались в одной из кабинок. Лязгнула защелка, и Гром только пост-фактум ощутил прохладное прикосновение металла к пальцам. Он сейчас тонул с головой в Гречке, вяло барахтался, но выбраться уже не старался. Оказалось вдруг, что сдерживаемое всю неделю желание никуда не делось, не затихло. Просто сжалось в паху как пружина, а сейчас распрямлялось и било по рецепторам и нейронам со всей сводящей с ума силой. — Дашь закурить? — Гречка сейчас что угодно мог сказать, но выбрал почему-то снова эту дурацкую присказку. Он сам был как никотин, даже хуже, потому что с куревом все упиралось в смерть, а с ним — не понятно во что. Конкретно сейчас Грому стояк в ширинку упирался, но он попытался ещё один, бессмысленный и безнадежный раз, отсрочить свое очередное привычное падение. — Ты что тут… — Горло пересохло, а вопрос был настолько глупым и пустым, что просто лопнул между ними, даже не дойдя до своего логического завершения. — Хотя где тебе еще быть. Гречка был и должен был быть тут, рядом с ним, и нигде больше. Приговор был вынесен и обжалованию не подлежал, все свои права на апелляции Гром истратил много месяцев назад. Теперь оставалось только положить голову на плаху и смотреть. Смотреть на подрагивающие в такт нервному дыханию губы, влажные и пошлые, вглядываться в глубину прозаично разъебанных порошком до черных дыр зрачков, обрисовывать до бесконечности невидимыми золотистыми штрихами скулы-губы-шею-плечи-ключицы и дальше, ниже, жарче. Гречка тоже все это все, абсолютно все чувствовал. Или ничего не чувствовал совсем, просто следовал порыву, как и всегда, Гром не мог сказать наверняка. Он вообще ничего ни сказать, ни подумать больше не сумел, потому что пространство между ними схлопнулось еще парой маленьких беззвучных шагов, губы столкнулись и он ухнул во влажную жаркую тьму своих пристрастий резко и без шансов на выживание. Они кусались и дрались как дикие звери, и Игорь то отступал, позволяя чужим острым зубам проходиться по губам и обдирать язык, то переходил в наступление, толкался, стукался эмалью об эмаль, путался языком в языке, в сладковатой мятной слюне и гладкой кромке чужих ненастоящих резцов. Глаза и закрывать не нужно было, чтобы перед ними взрывались в полутьме кабинки неоновые фейерверки и вспыхивала прозрачная гладь чужого, совсем расплывшегося взгляда. Игорю было мало, голодно, его терзала жажда. Он никак не мог удовольствоваться только тем, что получалось достать ртом и руками — губами, щеками, подбородком, дрожащей и бьющейся пульсом перегруженного сердечка шеей. Ему хотелось всего и сразу, он запустил руки в жаркий и сладостный беспорядок под чужой толстовкой, разворошил слои ткани. Кожа обжигала, скользила под грубыми прикосновениями податливым бархатом. Но этого все равно было недостаточно, и он бесился от того, что не может удовлетворить свою страсть, не только ощутить, но и рассмотреть. Созерцать краснеющие полосы от пальцах на плечах, лиловатые следы укусов с блестящими капельками слюны, дрожь, пот, вспыхивающие голубоватым реки вен — ему хотелось перегрузиться этим, подавиться, наполниться. И он отыгрывался на беззащитной шее, оттягивал воротник, чтобы добраться хотя бы до одного еще кусочка нетронутой кожи. Задыхался жадно от жара и запаха, теплого, мускусного, который так замечательно замешивался с холодной горечью лакоста и вездесущей дироловой мятой. В голове бухало молотом, позвоночник превратился в громоотвод, в который ежесекундно били разряды тока. Гром и молния. А ещё Игорь изнывал, умирал, терял рассудок от желания вставить. Вот совсем его тело отказывалось идти на уступки и ограничиваться дрочкой. Но во всей этой буре эмоций маяк рассудка умудрялся порой перебивать безумство волн, поэтому Гром сжал напоследок зубы на горячем и мягком, отпустил чужую плоть и сдержал свою. Ему нужно было согласие. — Я без душа. — И снова слова были нелепыми и неуместными, но теперь ему было все равно. Он стал как многотонный товарняк, летящий под откос без тормозов, и только одним громадным усилием сумевший притормозить сокрушительное падение. Притормозить, но не остановить. — Мне похуй. — Выдохнул Гречка. Глаза у него были распахнуты и он весь, казалось, был готов разорваться от чего-то, переполняющего его нутро до краев, льнул и тянулся к Грому всей своей бляской сутью. Бросался на рельсы с полной и слепой самоотверженностью. И Игоря снова захлестнуло, залило с головой, потянуло водоворотом на дно, в темные и туманные пещеры его прихотей. Он резко и властно перевернул Гречку лицом к стене. Наверное потому, что так было просто удобнее, но ещё и от того, что он не выдержал бы смотреть. И то, как смотрели бы на него не выдержал тоже, взорвался бы от передоза неправильности, нетаковости. А вот цепляться пальцами за безликие волосы на затылке, белые и светящиеся легкой дымкой в ультрафиолетовом мареве было проще. Проще цеплять непослушными пальцами пуговицу на брюках, тянуть вниз ремень, цепляя кончиками пальцев искрящуюся жаром и разлетающуюся искрами кожу, а потом повторить это все на себе самом, но техничнее, без лишних эмоций. И давить на спину между лопаток тоже было проще, выгибать, переламывать, играючи прикладывать силу. И пренебречь предварительными ласками ему тоже так проще было. Притвориться, что они в порнушке, раз уж все к этому настолько располагало. Примерить на Гречку привычную маску безотказного и безликого партнера, соскочить на эти старые изъезженные рельсы. Он протянул руку, вцепился пальцами в квадратик упаковки презерватива так, будто от него судьба мира зависела. Ну или судьба самого Игоря, по крайней мере. Раз — и натянул отработанным движением, два — сжалился все же на пару нажимов диспенсера плохой водянистой смазки, три — снова натянул отработанным движением, морщась, через дискомфорт и сопротивление. И все же как не крути его, как не прячь — Гречку ни с кем нельзя было перепутать, не получалось вымарать или замазать. Вся эта комната переполнялась им, переливалась через край стонами, вскриками, дыханием, скулежом, вкусом и запахом. Игорь кусал его за загривок и целовал в шею, снова бесновался от необходимости довольствоваться тем, что не было спрятано за тканью. Руки скользнули по ребрам, забрались под влажный подол, сжимали и гладили, ловили каждый рваный, дробленый вздох. Но ему этого было мало. Умопомрачительно мало, Игорь никак не мог удовольствоваться только шеей, чувствительным местечком за ухом, которое так сладко ощущалось под языком, и тонкой полоской кожи на пояснице. Где-то на задворках здравого смысла скреблось и билось понимание того, что это — только сейчас, что он никогда не повторит ничего столь же спонтанного и безумного. И потому ему жизненно, как глоток кислорода, хотелось впитать в себя каждый миг происходящего, каждую молекулу, каждый вдох пропустить через себя. В какой-то миг, вбившись, вжавшись особенно близко, на пределе возможностей, он зажмурился и представил, что его сердце остановится прямо в этот момент. И оно пропустило удар. Гром вздрогнул, позвоночник превратился в сплошной жгут электроимпульсов, легкие взорвались, а мозг полностью отключился, вернулся, наверное, к тому состоянию, в каком был, когда его только зачали. Ему не хотелось приходить в себя. Он знал, что ждет его там, за послеоргазменной истомой — вина, вина, вина и еще столько же стыда. Он же не просто переспал в этот раз с человеком своего пола. Он сделал это так… Так! Казалось, стоило Игорю признать одну свою слабость, как за ней сразу же обнаруживалась другая, и так почти до бесконечности. Насколько темной на самом деле была изнанка идеального полицейского? И подумать было страшно. Поэтому он повисел еще в невесомости, поддерживая Гречку под живот и тыкаясь лбом в его затылок. Химический запах шампуня раздражал, выбивал из полусна, в котором он пытался забыться. Да и убегать от себя долго не вышло бы — уж кто-кто, а Игорь Гром точно знал, как поймать беглого негодяя. Даже если ловить приходилось самого себя. Поэтому он выскользнул из чужого тела, бережно устроил это тело на крышке унитаза. Как в трансе, заторможено, стянул презерватив и выкинул его в мусорку под раковиной. Подтянул штаны и трусы. Вымыл руки. Плеснул воды в лицо. Гречка тоже зашевелился. Гром не знал, чего он от него — растрепанного, разгоряченного и до сих пор охуенно красивого в самой блядской манере, с болтающимися у щиколоток брюками, бесстыже разведенными коленями, шальными глазами и вальяжными движениями — ждать. Смотреть хотелось очень сильно, и одновременно очень страшно было. А Игорь-то обычно ничего почти не боялся. А потом, как раз когда он отвернулся на миг, снова уставился на свое дикое и хищное лицо в зеркале со следами потеков воды, Гречка слишком ловко для своего состояния подтянул штаны, взвизгнул молнией, а потом невесомым движением отправил что-то себе в рот. Игоря скрутило. Ему сейчас даже плевать было, из-за него это произошло, или просто так. Это было при нем, вот что имело значение. Он воочию наблюдал то, что ему тогда, в темной спальне, не дало сомкнуть глаз. Он стоял и смотрел, как кто-то, кто… Кто был ему? Был ему не совсем? Не совсем что? Не совсем безразличен? Как этот кто-то себя медленно, но целеустремленно убивает. Ему надо было поработать ещё над пониманием. И над формулировкой, и над сутью. Но сейчас времени не было, сейчас он кинулся вперед, с силой, с раздражением, с ноткой отчаяния сжал челюсти, уставился на влажно поблескивающее золото и в слезно поблескивающие глаза. Гром сам не знал, что собирается делать. Он только знал, что Гречка уже был под кайфом, когда они встретились, и знал, что сейчас он накинул ещё чего-то сверху. Что это все теперь бушует в нем, заставляет кровь кипеть, а сердце заходиться. — Ты что задумал? — Он бессмысленно и грубо раздвинул губы, толкнулся пальцами. — Что ты себе в рот сунул, ну? Гречка подчинился ему беспрекословно, как красивая сломанная кукла. Позволил жестким и неласковым движениям проникнуть в него второй раз за ночь, провести самый бесцеремонный обыск. Это не возбуждало, это… Почти пугало. Поэтому когда он слегка прикусил костяшки, выражая неудовольствие, Игоря окатило облегчением. Он вытащил руки у него изо рта, обтер теплые влажные пальцы. Нужно было подумать. Что он мог сделать сейчас? Отвезти в больницу, снова соврать, а может даже честно сказать? Признаться во всем. Решить все за них обоих. Он сглотнул, дошел до двери, дернул защелку. Вернулся назад. Снова обхватил чужое лицо ладонями, но на этот раз настолько аккуратно, насколько мог. Извиняясь за грубость. Извиняясь за все. Провел большим пальцем по скуле, постарался поймать тень блуждающего взгляда. Присел на корточки, чтобы оказаться на одном уровне. Ему захотелось вдруг до боли в груди Гречку обнять, взять в кольцо рук, положить голову себе на плечо и позволить остаться в таком положении, сколько потребуется. Но он сдержался. Это бы никак не помогло. Гром говорил что-то про больницу, убеждал их обоих, что это хорошая идея. Хотя сам знал наверняка — на самом деле это хуйня. На самом деле не нужно убеждать, а надо взять, и… И обламывался всегда на этом порыве, потому что сегодня он взял уже один раз и всем теперь было хуево. А потом Игорь вдруг резко понял, что нужно делать. Он достал маячок, один из двух, и активировал его. Как там говорил Рома? Один он точно потеряет? Ну так вот, хорошо бы это был не этот конкретно. Ему казалось, что Гречка заметит его движения и взовьется, но тот невидящим взглядом вперся ему в лицо, и ни на что больше отвлекаться не хотел. Поэтому получилось положить маячок ему в карман. Вот так вот. Хорошо. И стоило Грому выдохнуть, как Гречка отмер. Лицо у него исказилось злобой, и он послал Грома резко, агрессивно, сбросил с себя непривычную покорность. Стал самим собой. Но теперь уйти уже не казалось равносильным совершению страшного преступления. Игорь вернул себе контроль за ситуацией. За дверью кабинки он проверил приемник — красная точка успокаивающе пульсировала ровным и неярким светом. Он все равно кружил под дверью минут двадцать еще, прислушиваясь, отпугивая всех, кто хотел воспользоваться кабинкой, и загадывая, что ещё минута тишины — и он входит. Но входить не потребовалось, потому что Гречка вышел сам. Выбил ногой дверь, выскользнул из своего неонового кокона совсем-совсем собой. Как будто перепрошился или переродился. Игорь отступил в темноту за спину какой-то парочке, и когда Гречка подмигнул девчонке, молоденькой и тощей, у него тяжело и глухо ухнуло сердце. Видимо, пуля из пистолета, который тот изобразил пальцами, промахнулась мимо цели и попала прямо в Грома, навылет. Красная точка пульсировала на экране. Гром вздохнул и пошел на выход. Ему надо было освежить голову.