Похождения начинающего Героя

      Зловеще хохоча, Повелительница Тьмы подняла высоко над головой магический шар, озаривший тела поверженных рыцарей у её ног: — Смотри, весь мир у меня в руках! Даже если все мои тёмные легионы падут, мою магию не остановить. Стоит мне захотеть, и мир рассыплется в прах, и никто, никто не сможет мне помешать!       Она осеклась на середине своей зловещей тирады, заметив, что в живот уткнулся меч, и тут же недовольно сморщилась: — Эй! Так вообще-то нечестно! — Почему это? — возмутился Воин Света и потыкал для верности ещё пару раз. Вообще он сначала примерялся отрубить противнице голову, но быстро понял, что не дотягивается. Хотя, пожалуй, стоило бы попробовать в прыжке: тогда она точно не могла бы стоять, как сейчас, и возмущаться, что вовсе даже не обязана от такого умирать. Повелительница Тьмы ткнула его в лоб пальцем, с которого едва не соскочило материнское кольцо с синим камнем: — Ты же добрый! Тебе убивать нельзя! — Ты мир хотела разрушить, а я… — Воин Света не успел закончить монолог, как магический шар прилетел ему точно в лоб. Противница скрестила на груди освободившиеся руки: — Думаешь, меня можно, потому что злая? Ну а почему я злая, по-твоему? — П-потому что нападаешь на всех, города сжигаешь, и вообще, — буркнул Воин Света, потирая больное место. Повелительница Тьмы торжествующе подпрыгнула: — Ага! Вот видишь — я убиваю, поэтому я злая и меня тоже можно. Но, если ты меня убьёшь, тоже будешь злой, это же дураку понятно!       Противоречие становилось невыносимым, в голове кипело, и Воин Света принял единственно верное решение, какое можно было принять: в голос разревелся. Тут же чёрная цитадель с её чудовищными стражами стала обычным курятником, подле которого вальяжно прогуливался недовольный петух, магический шар — кожаным мячиком, а страшная тёмная королева, Повелительница Тьмы, призывающая орды зазеркальных демонов — соседской девчонкой Абеттой. — Твои слёзы не спасут тебя, герой… — начала было она, но тут же поняла, что игру никто не собирается продолжать, и раздосадовано сморщилась. — И зачем я только играю с такими малявками? Эд, тебе уже целых шесть, а всё как ребёнок!       Зашевелились, отряхиваясь и поднимаясь, «поверженные» товарищи. Они были ещё младше Эдана. Билли было четыре, а его сестре Лотти — три, и уж они беспрекословно подчинялись любым выдумкам девятилетней Абетты: шли, куда скажут, по команде проигрывали и добросовестно изображали убитых, разве что ёрзали и почёсывались, стряхивая с себя муравьёв. Эдан ещё раз шмыгнул носом и утёрся рукавом. Тем временем из-за оплетённой ползучими вьюнками ограды послышался голос бабушки: — Малыш, что-то случилось? Тебя обижают?       Абетта мигом юркнула в дом, махнув напоследок тёмно-русыми косичками. Сложность бытия навалилась ещё страшнее, ведь Эдан точно не знал, можно ли ему жаловаться. Вроде бы всегда говорят, что ябедничать плохо, да и не сделала ведь Абетта ничего страшного? Желание всегда выигрывать, как бы оно ни обижало — не преступление. Но ведь так играть тоже неправильно! Он совсем потерялся, думая на пути домой, что мир, кажется, слишком сложная штука.       К вечеру размышления завязались в такой тугой узел, что Эдан уже не мог развязать его самостоятельно и потому, оставив на подоконнике книжку сказок с яркими картинками, направился в гостиную. Там, в кресле у камина, бабушка вышивала, пока дедушка за угловым столом что-то писал в большой, расчерченной на столбцы книге. Всегда, когда не понимаешь, лучше спросить: так он в своё время спрашивал, почему дедушка совсем седой и весь в морщинах, а вот на лице бабушки, пусть она и седая, только-только проступили первые следы старения? Почему у дедушки кончики ушей округлые, а у бабушки — слегка заострённые, похожие на берёзовые листки? И тогда ему всё понятно объяснили: рассказали о том, что за пределами родного Тимберфорда живёт много других народов, и что бабушка в дальнем родстве с эльфами, к которым старость приходит куда позже, чем к людям. А позже объяснили и исходящий от его кожи и волос мягкий свет, похожий на мерцание светлячка, рассказав историю о Богах-Близнецах, и о том, что иногда дети рождаются с меткой кого-то из них. «Тебе есть чем гордиться, — держа его за руки, улыбалась бабушка, — ведь тебя коснулся свет».       Известие о собственной мечености Эдан воспринял со всей серьёзностью, с той поры напрочь отказавшись даже в детских играх изображать злодея. И пусть Абетта и раньше до последнего отказывалась проигрывать, но до сегодняшнего дня никогда не говорила такую очевидную мысль: «Если ты кого-то убиваешь — ты злой».       Эдан упёрся подбородком в подлокотник бабушкиного кресла и пару минут, не решаясь заговорить, смотрел, как проходит сквозь белое полотно игла и как тянется за ней тёмно-синяя нитка. Пока это только линии, но потом бабушка добавит светло-голубых и чёрных, а затем немного зелени — и полоски на полотне превратятся в чудесные цветы. — Что такое, малыш? — А убивать плохих — это плохо?       Иголка, до того двигавшаяся плавно, соскочила. Бабушка вскрикнула и тут же сунула уколотый палец в рот. За их спинами послышался грохот отодвигаемого стула: дедушка оторвался от работы и теперь тоже смотрел на Эдана. — Почему ты спрашиваешь?       Испугавшись, что его будут ругать, Эдан принялся путано объяснять про сегодняшнюю игру с Абеттой, про разрушение мира и всё остальное. Он перестал тараторить лишь тогда, когда бабушка рассмеялась, а её руки, стиснувшие деревянные пяльцы, заметно расслабились. — Эдан, быть хорошим — значит делать добро. Помогать, защищать, поддерживать. Но ещё быть добрым — это не позволять совершаться злу. Любыми способами.       Выдохнув — гроза миновала — Эдан сразу же выпалил главный свой вопрос: — То есть, если бы я убил разбойников, которые убили папу с мамой…       Бабушка и дедушка снова переглянулись: — Их-то уже наверняка повесили. Сколько их в окрестностях ловили — не сосчитать. У нас потому и безопасно, что злодеев не щадили. — А уж там, где с ними церемонятся… — фыркнул дед и только сейчас сунул перо в чернильницу: с кончика на пол уже сорвалось несколько капель. — Был я как-то раз в Речнохладе, что в Брускане: так там и честных людей не осталось, одни мошенники да воры. Вот скажите на милость, где ещё увидишь, чтоб один вор давал взятку другому, чтоб третий, который тут за капитана стражи, передал четвёртому — городскому мэру…       Бабушка негромко покашляла, и этого хватило, чтобы прервать малопонятный для Эдана поток недовольства. Он кивнул и машинально сунул палец в рот, мысленно помечая: ага, Абетта не права, убивать плохих можно и нужно, и ничуть ты не становишься злее, даже наоборот. — Не грызи ногти! — бабушка легонько шлёпнула внука по запястью. — А про злодеев я тебе так скажу. Злодеи — это те, кто исправляться не желает. И что ж с ними делать, как не вешать?       В детстве всё это казалось безумно сложным, особенно учитывая исходящие отовсюду противоречивые сведения. Но сейчас в качестве ориентиров у него было прекрасное издание «Избранных цитат святой Тиаманты», а также много других прочитанных за прошедшие годы книг.       Двадцатилетний Эдан ещё раз проверил содержимое рюкзака: сменная одежда, запас еды, немного золота. Бабушка с дедушкой твердили, что готовы дать и больше, а заодно отрядить в сопровождение кого-нибудь из прислуги, но встретили твёрдый отказ. Даже им придётся смириться, что отправляется он именно в странствия, нести миру добро и свет, а уж никак не кутить в окрестностях, ночуя в лучших комнатах, обжираясь кабаньим мясом и попивая ромерийское вино, пока не опустеет кошелёк. Истинный герой должен довольствоваться малым, и начинать с него же. По той же причине он решил отправиться в путь пешком, помолившись перед походом о благословении Ульми, Бездомной Богини, дабы та не дала ему сбиться с намеченной тропы.       И вот час настал: Эдан взвалил рюкзак на спину, распрощался с наперебой умоляющими то возвращаться почаще, то хотя бы писать бабушкой и дедушкой, и направился напрямую к околице. Светлая грусть, окутавшая сердце, так и подбивала обернуться, хотя бы затем, чтобы ещё разок взглянуть на чинные домики из камня и дерева, на уютные садики, на цветущие вьюнки. На свою тихую гавань, куда он, конечно, однажды вернётся, и непременно вернётся героем.       Но дорога, лежащая впереди, захватывала воображение всё больше, и вскоре он почти бежал навстречу приключениям. Сонный Тимберфорд, где уже много лет не случалось ничего страшного, постепенно скрылся из виду.