***
Реборн довольно качал головой под ритм песни, стоящей на повторе и играющей в наушниках уже третий раз. Его настроение было не самым худшим в его жизни, несмотря на очередное приключение Тсунаёши, а возможно и благодаря ему. Каких трудов ему стоило убедить сильнейший ураган, что он ещё не успел завести ребёнка, и каких трудов ему стоило сдержать себя от отвратительной шутки, можно только представлять. Он сам не мог не посмеиваться, думая, как бы отреагировал его друг, если бы киллер сказал правду, да ещё и пошутив при этом. Он сдавленно рассмеялся, представив такую сцену и обычно невероятно спокойного Фонга с открытым от удивления ртом. «Эта картина была бы действительно забавной, — бывший аркобалено, отсмеявшись, вздохнул. — Но не думаю, что это хорошая идея, — он дёрнул уголком губ. — Хотя звучит это, без сомнений, заманчиво». Солнце выключил наушники и наконец, спустя почти два часа пребывания в одном положении, встал с дивана. Он только недавно закончил разговор с Оком Бури, и сейчас, после недолгого обдумывания мог наконец-то убрать остатки небольшой трапезы и пойти спать. Киллер всего за несколько минут до звонка друга вернулся с довольно продолжительной миссии, на которой не спал больше двух суток, успев лишь скинуть пиджак со шляпой и достать из холодильника немного еды, и сейчас он банально хотел просто лечь и не двигаться ближайшие часов пять. «В конце-то концов, — подумал он, разминая затёкшую шею. — Даже мне нужен отдых». Его компаньон, например, понимал важность сна и не противился призывам тела. Поэтому и спал уже, привычно зацепившись за спинку кровати своего хозяина. Реборн легко и осторожно прикоснулся к тёплой чешуе, слабо улыбаясь, и широко зевнул, уходя наконец переодеваться. Где-то на улице жалобно мяукнул кот, или даже скорее котёнок, настолько слабым и тихим, почти неслышным был его голос. Он то ли звал кого-то, то ли просто просил еды и ночлега. И, может от возраста, может от наивности он будто не понимал — или действительно не понимал — что ему вряд ли хоть кто-то поможет. Самому тогда ещё Эрнесто не помогли. Ему, как он понял уже тогда, не особо-то и пытались помочь. Маленького мальчика, лишившегося матери в одиннадцать, выгнали из дома, буквально бросив в него на прощание часть наследства, положенную ему по закону. Худого и грязного сироту обходили десятой дорогой, боясь что-нибудь подцепить. На подростка-беспризорника так и вовсе обращали внимание лишь тогда, когда ловили его возле своих вещей, что случалось крайне редко. Взрослые почти всё детство и юность тогда ещё гражданского в лучшем случае делали вид, что его нет, а в худшем, если пребывали в паршивом настроении, могли и отобрать всё то, что у него было, ещё и пнув напоследок. Именно поэтому солнце мог понять ненависть Гокудеры ко всем, кто старше. Вот только он сам, в отличие от урагана, не пытался из-за этой, пусть сильной, пусть, скорее всего, заслуженной, но всё же детской эмоции облить грязью или, ещё хуже, побить всех встречающихся на его пути взрослых. Котёнок снова мяукнул ещё жалобней, чуть ли не умоляюще. Он тихо плакал и иногда всё же срывался на писк. Его голос уже, спустя всего пару минут ощутимо похрипывал. И это понятно. Всё-таки ночной осенний воздух Италии, пусть и был довольно тёплым — в сравнении с погодой в той же России — не особо подходил маленьким детям, не важно человеческим или животным. Киллер прикрыл глаза, собираясь с мыслями, пытаясь сдержаться от глупых поступков, которые не принесут ему ничего, кроме новых обязанностей. Он прикусил губу, застыв посреди комнаты в наполовину расстёгнутой рубашке с галстуком в руках. Бывший аркобалено глубоко дышал, закрыв глаза, пытаясь фокусироваться не на слабом мяуканье, вызывавшем у него давно уже, казалось бы, забытые детские чувства одиночества и ненужности. Солёный вкус крови заполнил рот, и он больше не смог сдерживаться. Металлический запах заставил Реборна наконец отмереть, и он, застегнув обратно рубашку, вышел из квартиры. «Я определённо, — подумал он, быстро спускаясь по узкой лестнице. — Об этом пожалею». Котёнок нашёлся быстро. Невероятно маленький, словно только пару дней родился — хотя, возможно, так и было — он свернулся клубочком и, подняв голову в небо, мяукал. В темноте ночи под слабым светом фонаря не было понятно какого он точно цвета, как не было понятно и то, больно ли ему или просто невыносимо грустно. Солнце осторожно приблизился, присев около крохотного комочка на корточки, и протянул тому руку. Котёнок замолчал, но не повернул голову, чтобы обнюхать незнакомца. Он лишь осторожно встал и, покачнувшись, обессиленно упал на руку, судя по всему, первого человека, обратившего на него внимание. «Неудивительно, — Эрнесто сочувственно улыбнулся, поднимаясь на ноги. — Он наверняка проголодался». Мужчина мысленно прикинул, есть ли у него в квартире хоть немного молока, и, видимо, удовлетворившись, зашагал обратно в сторону дома. Весь путь он осторожно нёс маленького котёнка, изредка поглаживая его по голове. — Не волнуйся, — прошептал киллер комочку, без сил спящему у него на руках, уже закрывая входную дверь. — Я постараюсь тебе помочь.***
Тёплый, судя по всему, майский или июньский ветер несильно бил в лицо и растрёпывал и так уже лохматые волосы. Солнце приятно пригревало, не позволяя мёрзнуть. Оно словно понимало, что слишком сильная жара будет неприятна Земным существам и сдерживало себя, не сжигая всё на своём пути, а только лишь грея. На яркой свежей траве, беззаботно развалившись на боку, отдыхал небольшой, палевого цвета котёнок. Он расслабленно растянулся, практически не шевелясь, лишь изредка позёвывая или двигая лапами. Светлый комочек казался беззащитным, его хотелось укрыть от всего мира. Деревья тихо шелестели, будто отвечая ему. Они трепетали на ветру, подставляя листья дневной звезде, и слегка качались, то сближаясь друг с другом, то наоборот отдаляясь. Они словно сливались с ветром в странном танце, у которого не было ни мелодии, ни даже чёткого ритма. Они наклонялись к нему, будто отодвигая его подальше, накрывали котёнка тенью, заставляя его забавно мяукать. Откуда-то сверху послышался высокий тихий то ли лай, то ли писк. На каком-то дереве, видимо, тоже припрятался чей-то малыш. И правда. На ближайшей к светлому спящему — или просто отдыхающему — комочку толстой ветви промелькнуло невероятно маленькое тёмно-оранжевое пятнышко. Совсем ещё крохотный, настолько, что сложно было даже просто разглядеть его среди листвы, бельчонок радостно, но абсолютно неумело, словно родители его не научили, лаял, иногда всё же срываясь на писк. Он осторожно шагал туда-сюда по ветке, то рассматривая своего маленького животного собрата, то вглядываясь в него. Он сам себе казался лишним в этой идеально сбалансированной и такой красивой идиллии, созданной природой. Его никто не гнал, но острое чувство ненужности «здесь» говорило ему всё, что нужно. Вопросительно звучащее мяуканье совсем рядом с ним застало его врасплох. Котёнок совершенно точно лежал как минимум в нескольких шагах от него, но вот он здесь. Вот он сидит около его ног, смотрит на него своими невероятно яркими и совершенно не кошачьего цвета глазами и абсолютно не страшась незнакомца легонько бодает его голень, как будто спрашивая: «Всё в порядке, странный человеческий детёныш?» Светлый комочек, всего несколько мгновений назад выглядевший таким беззащитным, теперь приковывал взгляд совсем по другой причине. Теперь он казался опорой, поддержкой. Маленький и такой, казалось бы, слабенький котёнок казался теперь непоколебимой защитой. С дерева то ли пролаял, то ли пропищал крошечный бельчонок, такой же смелый, как его брат, тоже желающий помочь, но не умеющий пока спускаться, тем более с такой большой высоты. Ветер вновь растрепал его волосы, словно тёплой рукой взъерошивая их. Тёплые потоки несильно толкали его в спину, как бы направляя в сторону небольшого леса, почти полностью состоящего из больших раскидистых деревьев. Туда, где совсем недавно отдыхал котёнок, туда, где так требовательно, уже даже капризно то ли, лаяло, то ли пищало почти невидимое за яркой зелёной листвой тёмно-оранжевое пятнышко. И, кто он такой, чтобы противиться двум красивейшим малышам и самой природе?*
Парень потянулся и широко зевнул. В приоткрытое окно влетал холодный ветер, заставляя длинную ярко-оранжевую ленту развеваться. Она летала по всей комнате, касаясь всего: и шкафа, на дверце которого висела кожаная куртка, и письменного стола, на котором лежали уже привычно придавленные его самыми тяжёлыми книгами листы, вырванные из всех возможных тетрадей, и его самого. Лента взвивалась к потолку и опадала обратно на пол. Она походила на янтарный пожар, не сжигающий, а приятно успокаивающий. Подобный огонь он видел лишь однажды. Не совсем тот, но невероятно похожий. Его показали юноше во сне. Он мягко горел на руке у светловолосого мужчины, который грустно, но как будто бы безумно улыбался. Подросток зажмурился и наконец-то, рывком поднявшись с постели, встал. Он закрыл окно, и лента, успокоившись, перестала пытаться коснуться всего, до чего только могла дотянуться. В комнате уже давно было светло, да и он уже давно проснулся, но такой красивый, пусть и ставший привычным, танец оранжевой ленты, заворожил его настолько, что он абсолютно потерял счёт времени. «Хорошо хоть сегодня выходной, — подумал парень садясь за стол. — А то было бы забавно объяснять, почему я так сильно опоздал, — он усмехнулся, из всех сил сдерживая хохот. — Извините, я просто засмотрелся на оранжевую ленту, представляя, что мой дом горит, и поэтому пришёл поздно». Не выдержав, юноша всё-таки рассмеялся. Звуки хохота отскакивали от стен, сталкиваясь и становясь только громче. Он смеялся во весь голос, как никогда не смеялся до «того сна». Всю его не такую уж и долгую жизнь подростку казалось, что ему чего-то не хватает, чего-то не достаёт. Мужчина успокоил его. Он сказал, что с ним было то же самое. Он рассказал, почему с ним это происходит, рассказал, что с этим можно сделать. И напоследок он подарил ему воспоминания об одном человеке. «Тот человек» постоянно улыбался в его-не-его воспоминаниях, он, казалось, обожал весь мир. Он смеялся, он пел, он, в конце концов, просто спал, даже во сне улыбаясь. «Тот человек» был важен. Парень понял это сразу. Он ведь не был каким-то недалёким идиотом. Он понимал, что мужчина не просто так помог ему и не просто так показал так много жизни «того человека». Он понимал, что ему нужно будет заплатить. И мужчина подтвердил его мысли. Мужчина вмиг стал серьёзным, оставив во взгляде лишь всполохи безумия, с необычайной лёгкостью убрав подальше всю мягкость. Он не просил, нет. Он приказывал в обмен на помощь помочь ему. И что-то подсказывало юноше, что мужчина всё с той же лёгкостью сможет разобраться с ним, не взирая на то, что они, как сказал мужчина «в разных параллелях». — Найди его! — приказал мужчина, и он просто не мог не подчиниться. Подросток искал. Он уже знал сколько сейчас лет «тому мужчине», знал, где он живёт. Ему осталось только дождаться рождества, и он наконец-то сможет с ним встретиться, сможет почувствовать тот янтарь из воспоминаний. «Это точно будет именно он, — уверенно кивнул самому себе парень, взглянув на восьмёрку, аккуратно выведенную на стене над кроватью оранжевой краской. — В конце концов, у меня счастливый номер».