***
Чёрный огонь не только казался холодным, он ещё и был холодным. Он словно был зеркальный отражением знакомого ей пламени, оставаясь непохожим ни на один атрибут. Вместо тепла и жара, приносимых обычным огнём, Сондж чувствовала только сильный — намного сильнее уличного — будто бы пришедший из Антарктики мороз, заставляющий её зубы стучать ещё громче. Вместо чувств безопасности и принятия, которыми бывает пропитано пламя — если его хозяин к тебе благосклонен, конечно — в этом чёрном, мрачном огне ощущались только страх, усталость и смерть. Место, в котором она очутилась, казалось, было пропитано холодом и тьмой. Чёрные стены давили на Сондж, сжимаясь в её сознании, а в чёрном зеркальном потолке словно в странной насмешке отражалась только она сама. В чистые тёмные окна, заставляя стекло дребезжать, бил ветер. Он неприятно касался волос бывшей главной учёной, растрепывая их и принося с собой ещё больше холода. — Итак, Сондж, — небо с удобством развалился в кресле и, видимо, не чувствуя необходимости в каких бы то ни было приличиях, закинул ноги на подлокотник, пачкая обивку. — Полагаю, нам многое нужно обсудить. Она всё ещё стояла на коленях на том самом месте, где страж Омерты её оставил. Её ноги уже затекли, и, казалось, покрылись сотнями тонких иголок, пробивающих кожу до самых костей, но она не поднималась. «Разрешения встать не было», — твердил туман внутри учёной, окутывая разум синей дымкой и заставляя оставаться на месте. «Ты не хочешь разозлить его», — шептали мысли, немного успокоенные внешним спокойствием парня, но всё ещё обеспокоенные. — Вы правы, — наконец прохрипела она, не отрываясь смотря на своего визави. — Я бы хотела, если возможно, — она остановилась, словно ожидая какого-то разрешения и, увидев лёгкий кивок, продолжила. — Начать с того, что Вы мой якорь. — Как пожелаешь, — подросток взмахнул рукой и окончательно растёкся по креслу, отбросив в сторону весь образ устрашающего и угрожающего всем стража Омерты. — Что ты собираешься делать с этим? Его вопрос поставил Сондж в тупик. Она действительно не знала, что ей делать — якоря были не то чтобы редкостью, но они определённо не являлись обыденностью. И даже так, её случай был практически невероятным, ведь обычно якорями туманов — если таковые вообще появлялись — обычно являлись их боссы-небеса, родственники или, довольно редко, близкие друзья. «У меня же, — думала она, ощущая непривычное умиротворение своего пламени. — Якорем стал, пусть небо, — она задумчиво прикоснулась к туману в своём подсознании. — Но всё же незнакомец». Синяя дымка в её голове медленно, словно густой кисель перетекала из одного уголка разума в другой, мягко — непривычно мягко — касаясь стен и полок с воспоминаниями. Обычно резкий и иногда даже приносящий боль, если выходит к памяти и мыслям, туман сейчас был спокоен и как будто даже ласков. «Неужели, — спрашивала себя учёная, наблюдая за в кои-то веки мирным пламенем. — Так на меня действует небо? — она сосредоточилась на тишине вокруг и снова увидела парня, ждущего ответа. — Или это действие якоря?» — Ты решила? Подросток, видимо, заметивший, что Сондж наконец-то вернулась, был спокоен, но казалось, что усталость, которую он чувствовал ещё в особняке усилилась. «Неважно, — подумала она, выдохнув и сосредоточившись. — Что именно повлияло на мой туман: небо или якорь, — она немного переместилась, встав на одно колено в универсальном знаке верности. — Главное, что и то, и другое связанно именно с ним». — Да, — учёная нервно облизнула губы и зажгла на всё ещё немного дрожащей руке синее пламя. — Позвольте мне поклясться Вам в верности.***
Женщина перед ним была где-то не здесь. Её взгляд был расфокусирован, и возникало ощущение, что она не видела ни Тсунаёши, ни даже комнату, в которой находилась. Пламя тумана, ощущаемое ещё с самого начала нападения на особняк, успокоилось и больше не пыталось навредить окружающим и своей хозяйке. Большое кресло, покрытое тёмным бархатом было невероятно удобным, и младший Савада прекрасно знал об этом. Он не раз бывал в этой комнате, когда был в Вендикаре до или после миссий, и полностью исследовал её с разрешения Бермуды. Он знал, что находится в ящиках позади; он знал, что в обивке излюбленного им кресла почему-то лежит книга; и, наконец, он знал, что его никто не потревожит, ведь в какой-то момент Виндиче решили оставить помещение ему. «Эта комната всё равно никому не нужна», — сказал герр, когда подросток спросил, зачем ему выделили комнату, ведь он всё равно никогда не остаётся в ней дольше, чем на полчаса. «Никогда бы не подумал, — беззвучно усмехнулся Тсуна, оглядывая тёмное, но не давящее, как остальные части замка помещение. — Что случайно получу комнату в тюрьме, — он взглянул на учётную, которая наконец вернулась во внешний мир. — Не будучи при этом заключённым». — Ты решила? — небо спросил устало, надеясь уже разобраться хотя бы с одной проблемой. Сондж передвинулась, но не попыталась ни убежать, ни приблизиться, и он не стал никак реагировать на простое движение, пусть врага. Лишь когда она пересела и осталась на одном колене, Тсунаёши напрягся. Эта поза прекрасно подходила для нападения, если была ложным знаком верности. «А если она искренна, — он на мгновение зажмурился, пытаясь отогнать усталость. — То наравне с новым союзником сулит дополнительную ответственность». — Да, — женщина подняла дрожащую руку и зажгла пламя цвета индиго. — Позвольте мне поклясться Вам в верности. — Позволяю. Клятва была одним из меньших зол. Она была лучше сражения насмерть с туманом, желающим избавиться от якоря, и определённо лучше попытки тумана навязать связь хранителя. — Надеюсь ты не будешь пытаться лукавить, Сондж, — младший Савада зажёг на своей ладони небольшой оранжевый огонёк. — Начинай.*
За столом сидел младенец, с ног до головы замотанный в бинты. Он держал в крошечных руках каменную пустышку, покрытую чёрным огнём. — Ты справишься сам? — писклявый голос главы Виндиче был привычен ещё с прошлого-будущего и уже давно не вызывал удивления. — Выглядишь усталым. — Не стоит волноваться, — подросток улыбнулся и потянулся за соской. — Я просто устал разговаривать с незнакомцами. Камень был холодным на ощупь, а пламя мрака в нём резонировало с собственным мраком, клубящем внутри Тсуны, позади неба и пламени клятвы. Всё же, несмотря на мысли его бывших хранителей и других знакомых, у него никогда не было атрибута земли. У него было лишь пламя клятвы Джотто и Козарта. Эта тёмно-оранжевая смесь неба и земли, янтарного и красного, передавалась вместе с кровью Вонголы Примо, чтобы наследник или босс мог использовать кольцо Шимон и получить последний, седьмой ключ. «Если я правильно понял разглагольствования Джотто, — Тсунаёши усмехнулся, подкинув пустышку в руке. — То у потомков босса, помирившегося с Шимон, — он взглянул на своего в какой-то мере начальника, ожидая ставшего привычным прощания. — Пламени клятвы уже не будет». — Давай, — протянул Бермуда, понимая, чего он ждёт. — Иди, Небо тринисетте, — он усмехнулся, откидываясь в своём, слишком большом для его роста, кресле. — Пусть они пожалеют, что им в голову пришла мысль нарушить омерту. — Они будут жалеть, герр, — младший Савада тоже усмехнулся, привычно отвечая. — В огне или во льдах.