Сладкий дым

      После того как попался Вольфгангу с поличным, Су Хёк пообещал вдребезги разбить кальян, а курительную смесь рассыпать где-нибудь в саду или утопить в проруби на пруду, но у него так и не поднялась рука это сделать. Вместо того Шин строго отказывал себе каждый раз, когда хотел приложиться к мундштуку, и вспоминал красноречиво-строгий взгляд короля, бескомпромиссный, но справедливый.       После того дня между ними так и не случилось интима. То Вольфганг покидал дворец, то Шин до утра засиживался за работой, то оба они были уставшими и без настроения, то безотлагаельное дело разрушало их планы уединиться. Словом, они ходили вокруг друг друга, облизываясь, зажимались в коридорах и залах, по-детски прячась от прислуги, чтобы она «не наругала». Всё время Су Хёк твердил что-то про «нечистоту» и «невидимую грязь», которой, как он считал, был покрыт от ушей до пят ещё со времён монаршего эскорта, службу в котором до сих пор не мог себе простить. Шин называл себя залапанным зеркалом, на котором остались чужие пальчики и разводы даже после попыток его оттереть, частенько приводил в пример откушенные фрукты и разорванное нижнее бельё. Это буквально всё, о чём он думал, и только малую часть из этого рассказывал Вольфгангу, когда на него находили особенно душевные и откровенные состояния.       Король отмахивался. Он пробовал всячески отговорить любовника от лишней самокритики, но Шин был непреклонен. В разговорах он эту тему игнорировал, но на деле очень мучился и часто скромничал и неловко прерывал интим, когда ему казалось, что происходит «что-то не то». Су Хёк бросил настойчиво твердить про королеву, но теперь у него появился идеефикс «недостойности» и «внутреннего уродства».       - Такой честный, благородный и сильный человек как вы должен иметь рядом с собой достойного человека. Забудьте обо мне, я вас не заслуживаю...       Шин был уверен, что король волок его в свои покои, в которых он спал ещё в будущность принца, но любовник целенаправленно привёл Су Хёка в купальню. Господин министр удивился, ещё ни разу они не уединялись здесь. Шин первым делом подумал, что купальня холодная, сырая и совершенно пустая, но в ней горел свет, помещение было жарко натоплено, горячая вода стояла в глубокой чаше ванны, отглаженные накрахмаленные банные принадлежности были разложены на трюмо с высоким зеркалом. Как только они вошли в купальню, стёкла у Шина запотели, так что господин министр стал щуриться, а потом вовсе сбросил очки с переносицы, так что они остались болтаться на тоненькой цепочке на шее.       - Как вы собирались делать это, сир? Вокруг слуги! – возмущался Су Хёк в привычной себе форме, всё критикуя, но тем не менее со всем соглашаясь.       Двое слуг стояли в дверях, нерешительно опустив глаза в пол и спрятав руки за спину, а когда услышали негодование Шина по служебному коридору ушли вовсе.       - Если вы хотели выкупаться, могли бы сказать об этом раньше. Я успел бы отправить письмо в департамент, пока у них не истекли приёмные часы, - бубнил Шин, сложив руки на груди и оставшись строго-непреклонным.       - Я сегодня уже купался, - сказал Вольфганг спокойно, отклоняя возмущение, и на ходу через голову стащил с себя тканевую рубаху, поленившись расстегнуть её на все пуговицы. После разулся, наступая носком ботинка на каблук, и отпихнул обувь в сторону полотняного шкафа, из которого король достал два больших махровых полотенца и бросил их на трюмо к щётке и мочалке.       - Когда вы освободитесь, отправьте за мной посыльного, - Шин уже отвернулся было от любовника и сделал шаг к выходу, как Вольфганг его окликнул и позвал к себе, до икр закатывая брючины штанов.       - Кто мне всё жаловался на «неосязаемую грязь» или «нечистоту»? Вот я и подумал, что тебе не помешает хорошенько помыться. Я помогу. Оставляй одежду, - говоря это, Король подошёл к трюмо и бросил мочалку для тела в ванну, метко попав в самый центр. Туда же полетела губка, одиноко всплывшая на поверхность и перемазавшаяся пеной.       - Ваше величество, - укоризненно сказал Су Хёк, скривив лицо, - ну что вы в самом деле. Прекратите это ребячество.       Вольфганг достал свой любимый мыльный порошок и поставил его на широкий бортик ванны, куда обычно он клал письма.       - Ты идёшь? Побереги министерскую мантию, давай не будем её мочить, - Шин тяжело вздохнул. Он пятился к выходу, всё ещё надеясь соскочить с банных процедур, внезапно пришедших на ум Его величеству. Су Хёк увиливал так настырно в первую очередь от того, что он не готов был к интиму, неминуемо последующему в процессе купания, а показывать Вольфгангу процедуры подготовки для анального секса Шин никогда в жизни не собирался. Су Хёку проще удавиться.       Король встал у чаши ванны, поплескавшись рукой в воде. Благодаря пене она медленно остывала, так что осталась комфортной тёплой температуры. Вольфганг хотел подлить ещё кипятка, когда Шин уляжется.       - Ну не хочешь – как хочешь, - сказал король, хитро улыбнувшись, и набрал в руки плотную шапку мыльной пены. Шин поклонился и сделал уже шаг к двери, но Вольфганг опередил его и стряхнул пенные шмотки на рукава и плечи его облачения. Су Хёк ойкнул и отскочил в сторону.       - Сир! – возмутился Шин, сдерживая порывы гнева, и строго нахмурился, глядя на короля как на нашалившего ребёнка. Но Вольфганг был самодовольно-упёртым. Он забрызгал его камзол снова, заставляя Су Хёка вжаться в стену и закрываться себя руками, стряхивая мыльные шмотки, а потом тяжело выдохнул и снял министерскую мантию. Вольфганг победно улыбался. Шин сбросил рубашку, противно липнувшую к телу от пота, пальцами протёр запотевшие стёкла на очках и положил их на видное место, на трюмо, остальные вещи набросил на ширму для переодевания и, прикрывая пах обеими руками, недовольно смотрел на короля. Вольфганг сидел на дубовом табурете и неотрывно смотрел на своего любовника, ласково скользя взглядом по знакомым соблазнительным формам.       - Полезай, - скомандовал король и схватил деревянную щётку.       - А вы? – Су Хёк посмотрел с недоверием.       - Уже вымылся. Сегодня я твой банный, так что не отнекивайся.       - Ох уж эти ваши ролевые игры, Ваше величество, - покачал головой Шин, залезая на ступеньку ванны и присаживаясь на неё бедром. Он ладонью проверил температуру воды, а после опустил в неё ноги до колен, привыкая к температуре. Вода была для тела некомфортно-прохладной, обычно Су Хёк делал для себя горячее.       - Кипятку? – с напускным ёрничеством спросил Вольфганг, имитируя слугу-простолюдина. Король зачерпнул ковш из бака с кипящей водой, залил её в ведро, и отправил туда же треть ковша воды комнатной температуры, размешивая рукой.       - Да, пожалуйста, - Шин скользнул в ванну и сел на выступающий бортик, вытягивая ноги и руки. Он ни разу не купался в этой глубокой чаше один, так что удивлялся, насколько она вместительная, удобная и продуманная для купания. Сразу видно – королевская.       - Ноги подбери, - подошёл Вольфганг со спины незаметно и, пощупав рукой, что под пеной, подлил ведро горячей воды. Она тут же разогрела Су Хёка и полоснула его по поджатым коленям. Так Вольфганг добавил ещё два десятилитровых ведра, наполнив ванну под завязку. Пена высоко поднялась, так что Шин полностью в неё закопался, из воды торчала только макушка, плечи и стрелочка разлёта ключиц.       - Ваше величество, - позвал Су Хёк тихо. Вольфганг сидел на табурете рядом с ним и водил пальцем по стойкой пенной массе, создавая из неё хрупкие бархатистые башенки. Король промычал, давая понять, что слушает, - пожалуйста, без проникновения. Я не хочу сегодня, - попросил он осторожно и повернул голову, чтобы увидеть реакцию любовника. В общем-то это было единственное условие, с которым он готов был хоть весь вечер провести с ним.       - Как скажешь, - Вольфганг погладил его по плечу, скользнув рукой под воду, чтобы достать до его локтя, - полежи так немного, тебе нужно распариться. Расскажи лучше, что там с главой департамента. Он получил наш запрос? Что говорит?       - Не так быстро, сир, там есть условности. На комиссии обсуждалось… - заговорил Су Хёк монотонно, пересказывая события прошлой недели, которые изрядно его потрепали. Пока он вплетал в рассказ имена, события, факты и условия, Вольфганг гладил его сырыми руками по волосам, шее, плечам, массирующими движениями нажимая на чувствительные точки. Шин вытащил руки из воды и для удобства положил их на бортики, король и их принялся сжимать и обминать. По Вольфгангу было видно, что чужое тело захватило весь его интерес и он полностью был им увлечён, так что пересказ работы с департаментом Шину придётся повторить ещё раз завтра днём.       - Ну вот и славно. Я не сомневался, что ты договоришься с этими ребятами.       Вольфганг взял жёсткую щётку с тёмным ворсом, достал руку Су Хёка из мыльной воды и стал осторожными волнообразными движениями с нажимом снимать с него катышки грязи.       - Посмотрим, что ответит его заместитель. Там очень высокомерный чиновник, я бы на вашем месте подумал над тем, как при случае сместить его. Их регион никогда не славился доброжелательным отношением к Короне, - Су Хёк прикрыл глаза, морща лицо каждый раз, когда Вольфганг опускал его раскрасневшиеся руки в воду, ополаскивал и продолжал осторожно натирать с белым мыльным гелем. Королевские уходовые средства великолепно вкусно пахли и были отменного качества, так что пользоваться ими было одно удовольствие.       - Это будут их проблемы, - Вольфганг похлопал ладонью по глади воды, поднимая плеск и рябь, и позвал Су Хёка подняться.       Шин вышагнул из ванны, с неохотой вылезая из горячей воды в тёплую комнату, и присел на плоский широкий бортик, предназначенный для сидения. Король мылил и тёр его тело, чередуя щётку и двуручную мочалку, окатывал его ковшами тёплой воды, в которой был растворён какой-то приятный пахнущий порошок, ласкавший кожу.       - Вставай, ногу на кант, - скомандовал Вольфганг, ополоснув мочалку, и взял мягкую мыльную губку, обильно сочившуюся пеной при любом нажатии. Су Хёк машинально послушался и выполнил просьбу, задирая колено на бортик и хватаясь за Вольфганга для устойчивости, а потом понял, для чего король попросил его так встать.       - Нет, нет, сир, позвольте мне самому. Не нужно! – взвизгнул Шин, раскрытой ладонью останавливая Вольфганга подмыть ему пах, и попробовал спустить ногу, но его любезно придерживали, не давая поменять позу. Биться и вырываться Су Хёк не мог, потому что одно неосторожное движение на скользком полу – и оба они грохнутся на кафель.       - Тшш, - перебил его Вольфганг, с нажимом натирая внутреннюю сторону ляшек и бёдра, - я услышал твою просьбу, ни о чём не переживай.       Су Хёк стоял очень напряжённый, мышцы спины очертились, ноги почти не гнулись. Король водил губкой в ложбинке между ягодиц, особо тщательно и очень осторожно помыл член своей рукой, помыл живот и закопался Су Хёку кончиком губки в пупок, так что Шин дёрнулся от щекотки и едва слышно посмеялся. Вольфганг знал, что его любовник ужасно боялся, когда его трогают в некоторых местах: под коленями, в сгибе локтя, в паху и под животом, и сдержанно дёргался каждый раз, когда король проходился там руками.       - Постой ровно, - сказал Вольфганг, начерпал в ведро ещё тёплой воды, подал Су Хёку руку и попросил его наступить в неглубокое корыто, чтобы вся вода ушла туда. Он ополаскивал Шина из ковша, смывая потемневшую пенку. Кожа у Су Хёка после мытья была мягонькой и нежной, как хлопковое соцветие, и Вольфганг очень любил это распаренное горячее чистое тело, бархатное и молодое, охотно отзывавшееся на любое его прикосновение.       - Садись-ка обратно, - попросил король, и господин министр послушно опустился в ванну обратно. Только сейчас он заметил, что у воды был какой-то лёгкий, но очень приятный мыльно-цветочный запах, питательно пропитывающий кожу. Да и сама вода была мягкой, с гор, а не той речной, которую выделяли придворным.       Пока Шин лежал в ванне, занырнув в горячую воду по шею, Вольфганг вылил воду из корыта, ополоснул щётку и мочалку и обтёр мыльные руки о штаны, заправил короткие взмокшие волосы за уши, чтобы пряди не лезши в глаза.       - Дай ножку, - сказал он ласково, подставляя руку как для подноса, и Су Хёк с большой неохотой согнул ногу в колене и вытащил её из воды. Вольфганг пористым камнем снимал лишнюю кожу, неумело, но очень приятно массируя стопы пальцами. Шин готов был визжать и плескаться, цепляясь руками за бортики, настолько невыносимо щекотно, но очень любовно король это делал.       - Сир, пожалуйста, выйдите в коридор на две минуты, - попросил Шин его шёпотом и отвёл взгляд, как он каждый раз делал, когда был готов попросить интимной близости.       - Зачем? – Вольфганг вздёрнул бровь. Он мылил его волосы и кожу головы, трогая кожу головы ласково, по-особенному приятно нажимая на его загривок, макушку и виски, каждое прикосновение к которым отзывалось одобрительным мычанием.       - Пара минут, Ваше сиятельство, вы сами всё поймёте.       - Что ты там хочешь без меня делать? – Вольфганг был настырным.       - Умоляю, сир, не вынуждайте меня произносить такие вещи вслух. Я умру от стыда, если вы это увидите, - просил он, внутренне содрогаясь от мысли, что любовник всё-таки вынудит его не прятаться за ширму. Шин заметно занервничал.       - Ну ладно, негодяй, - чувствуя напряжение в мышцах Су Хёка, позволил ему Вольфганг, посадил его удобно и ковшом ополоснул волосы и плечи, чтобы на них не осталось мыльных следов, - постучишь – я войду обратно.       А после с напускной строгостью добавил.       - Но вот это как ты любишь, - Вольфганг пальцами показал движения вперёд-назад, подгибая их вовнутрь, - ни-ни. Я проверю.       Шин рассеянно улыбнулся и одобрительно качнул головой. Он взглядом проводил короля и, дождавшись, пока Вольфганг выйдет и за ним со щелчком захлопнется дверь, выскочил из ванны и наспех обтёрся полотенцем. Су Хёк очень надеялся найти в королевской купальне спринцовку, шаря по закрытым дверцам и верхним полкам, и нашёл поллитровую грушу в аптечке под трюмо. В отхожей комнате он опорожнил желудок, глубоко промылся несколько раз и наспех грубо помастурбировал, подготавливая тело к интму. Без этой процедуры он не позволил бы даже спустить с себя штаны, не то что лечь в одну постель.       С обратной стороны постучали. Вольфганг нетерпеливо просунул голову через дверь, на пороге купальни стоял Су Хёк. На нём было одно только коротенькое полотенце, обмотанное вокруг бёдер, и то вот-вот норовило соскользнуть от любого неосторожного шага.       - Можем продолжить? – спросил король игриво, прошагнул в купальню и запер за собой дверь. В ванной было очень душно, так что аж стоял белёсый пар.       Вольфганг расстегнул ширинку и дёрнул штаны книзу, а после вышагнул из них и поддал ногой, так что они комом полетели в полотняному шкафу.       - Ополоснусь, - пояснил он коротко и наспех помылся. Су Хёк в это время причесался, протёр и надел очки. Совершенно нагой, в одних только очках, Шин выглядел забавно, и Вольфганг не мог не подчеркнуть этого. Су Хёк фыркнул.       - Вам не брезгливо черпать из этой ванны? – спросил Шин с равнодушным лицом, так, как если бы ему было всё равно, но на деле он даже смотреть не мог на то, как Вольфганг зачерпывал воду после него и мылился с нею сам.       - Любимому можно ноги мыть, а после воду пить, - заметил король и, сложив руки чашей, зачерпнул ими мыльной мутной воды из ванны, в которой вымылся только что Су Хёк. Он планировал пропустить её сквозь пальцы, но сделал вид, точно хотел выпить, тут же Шин подскочил к нему и потянул за предплечье, настойчиво оттягивая на себя руку.       - Верю-верю, сир, я верю, оставьте, - Вольфганг усмехнулся.       - Да брось, я только хотел ноги помыть. Пол в коридоре грязный.       Шин качнул головой. Он проконтролировал, чтобы Вольфганг сделал только то, о чём сказал, а после присел на трюмо, облокачиваясь на него бедром, и смотрел, как король умывается из бака с горячей водой, моет шею, руки и подмывается.       - Вы довольны водными процедурами, Ваше величество? – спросил Шин, когда увидел, что король подошёл к полотняному шкафу и достал из него спальное королевское облачение, кипельно-белое, накрахмаленное, с расшивной из золотых и платиновых нитей. Он никогда не спал в нём, а скорее только доходил до своей спальни, а там уже переодевался в хлопковые штаны и засыпал, как привык.       Вольфганг надел штаны, всунул ноги в домашние ботинки и перебросил через плечо мантию-халат, подошёл к Су Хёку и развёл руки, призывая его сделать так же.       Шин посмотрел на Своё величество с недоверием.       - Не ходи по грязному полу, не нужно, - сказал Вольфганг и положил ему руку на колено, когда Шин решил опустить стопы на мраморный пол. Су Хёк вёл себя настороженно, не улавливая, чего ждать от экстравагантного любовника, готового попрать любой этикет и общепринятые нормы, если ему так удобно или комфортно.       - Сир, - возмутился Шин выразительно, когда понял, что королевское спальное облачение Вольфганг принёс для него, - я не имею права. Выкупаться в вашей воде – большая честь, но ваше одеяние…       - Ты собрался голым идти по лестницам? – любовник был строг и непреклонен.       - Как вы могли помнить, моя одежда висит на ширме, Ваше величество, - заметил Су Хёк учительским тоном и качнул головой в сторону бумажной ширмы, расписанной на восточный мотив.       - Ну это не проблема, - ответил Вольфганг решительно. Су Хёк подумал, король сейчас вернёт ему одежду. Вольфганг так решительно подошёл и взял его министерскую мантию, комом сложив её в руках, а по пути к Шину сбросил его одежду в мыльную воду.       - Да что вы…! Вы… Ох, сир, - Су Хёк из последних сил сохранял вдребезги разбитое самообладание и тяжело выдохнул, кладя ладонь на лицо.       - Ну теперь у тебя нет выбора, - Вольфганг по-доброму улыбался, раскрывая полы своего спального халата и предлагая Шину просунуть руки в рукава. Су Хёк подчинился. Парча с шёлковой подкладкой приятно касалась кожи, ни один тоненький шов на внутренней стороне совершенно не чувствовался, королевское облачение было очень приятным к телу и нежным. Шину понравилось. В этот момент он заметил странную закономерность. Су Хёк вспомнил свой случайный интим с Вольфгангом в тронном зале, где его буквально посадили на монарший престол, вспомнил, как старый Король во время их игрищ в порыве страсти надевал на Су Хёка свою корону, вешал на тоненькие пальчики громадные перстни с камнями, навешивал на его хрупкую шею и плечи колье и ожерелья, а после трахал в этом роскошном золотом одеянии. Почему какие-то внешние атрибуты власти приходили к Шину в руки вместе с членом в заднице?       Вольфганг застегнул спальное облачение на все пуговицы и поправил съехавший пояс, так чтобы Шин выглядел торжественно, присел и подставил руки так, чтобы Су Хёк лёг в его объятия.       - Мне… - уточнил Шин, и по красноречивому выражению его лица стало понятно, о чём он спрашивал.       - Конечно. Не пойдёшь же ты по дворцу босым. Это не дело! – с напускным возмущением воскликнул Вольфганг и качнул руками, чтобы ускорить нерешительного Су Хёка. Господин министр осторожно присел и откинулся, так чтобы оказаться у Вольфганга на руках, а после вцепился ему в шеи и плечи, боясь, что они завалятся. У Шина было чувство, что он тяжёлая туша, которую едва можно оторвать от пола, но король носил его, казалось, без особых затруднений.       Вольфганг через черновые служебные лестницы принёс Су Хёка в свою спальню. Он знал все эти ходы и лазы, которыми был испещрён весь дворец, как пальцы на собственной руке. Ещё в будущности принцем он срезал здесь дорогу и бегал от стражи, прятался от слуг и уходил в город.       Король положил Шина на разобранную постель и пошёл к окну, чтобы закрыть ставни и грохнувшую фрамугу. Перед сном он часто оставлял окна открытыми, даже зимой, но Су Хёк был очень мерзлявым для этого.       Шин кутался в спальном облачении, поджимая под себя ноги и запахиваясь потуже, но дело было не в холоде. Комната была очень просторной и светлой, а Су Хёк очень не любил ощущения полной наготы, пока горит столько свечей. Вольфганг знал об этом, так что перед тем как вернуться в постель предварительно всё погасил, оставив гореть только канделябр на соседней стене и тоненькую свечу на столике.       Шин хитренько улыбался. Он соблазнительно приспустил белое облачение с плеч, распахивая его до груди, и поднял подбородок так, чтобы шейные мышцы вытянулись и нарисовались красивыми элегантными линиями. Вольфганг облизнулся.       Су Хёк был смелым, но вместе с тем закомплексованным мужчиной. Он принимал не те позы, в которых ему было по-настоящему удобно и приятно, а те, в которых, как ему казалось, его тело выглядело эстетичнее и сексуальнее. Шин ненавидел становиться «тюльпаном», когда сводил колени вместе и задирал зад. Вольфганг грубо и по-простому называл это «раком». Су Хёк считал, что поза какая-то нелепая и чересчур открытая, да и угол проникновения ему приносил дискомфорт, а по временам даже боль, но Шин молчал и каждый раз на неё соглашался, потому что Вольфганг часто просил её и постоянно делал в ней Су Хёку комплименты по факту внешности и телесной привлекательности. Для Шина это было очень важно. Он даже во время минета ладошкой прикрывал рот, чтобы Вольфганг не видел, как губы любовника смыкаются на его члене, потому что Су Хёк считал вид своего лица в такие моменты очень нелепым. Словом, у господина министра было очень много «но», которые Вольфганг старался учитывать.       - Ты такой прелестный в этом облачении, - заметил король и с ногами залез в постель, укладываясь на бок и оперши голову на кулак. Он смотрел на Су Хёка снизу вверх и водил ладонью по его обнажённому бедру, выглядывающему из парчового одеяния, - для завершения образа тебе не хватает фаты, и это прямо первая брачная ночь. Не находишь?       Шин усмехнулся, отрицательно качая головой, и положил свою ладонь поверх ладони Вольфганга.       - Какая фата, ваше величество? Белая фата – это символ женской непорочности и невинности, а я ведь у вас даже не первый. О какой чистоте может идти речь? – вошёл Су Хёк в привычное для себя состояние самокритики и откинул полу облачения так, что оно стало открывать обе его ноги почти до паха.       - Первый, - тоном, не терпящим возражения, сказал Вольфганг, как отрезал, - вот здесь у тебя до меня стучало?       Король положил Шину ладонь на грудь, в область сердца, и Су Хёк прижал её к себе обеими руками, не отпуская. Он улыбался застенчиво и ничего не говорил, чувствуя, что спор с Вольфгангом на эту тему невозможен. У него мягко затеплило в сердце, когда ему сказали слово «первый» и «невинный», контекстно к нему неупотребимыми.       - Если вам так угодно, сир. Если вы хотите… - неловко заговорил Шин полушёпотом.       - Кого ещё до меня ты называл в постели по имени и улыбался? – перешёл Вольфганг сам на шёпот, приподнялся и обнял его за плечи, так чтобы губами едва не касаться его ушей, - чей, кроме моего, ты любишь вкус и запах? С кем ещё я разделяю твоё сердце? С кем ты так легко засыпаешь, если не со мной? Кто этот человек? - король водил носом по его плечам и шее, сбивчиво шепча ласковые слова и целуя любовника в перерывах между словами, - чистый, невинный, нагой, только мой.       Шин улыбался, подставляя грудь под настойчивые нежные ласки, и запрокинул голову, позволяя Вольфгангу трогать себя смелее. Он обожал, когда король целовал его кадык, подбородок и ключицы, одни из самых нежных и чувствительных частей его тела.       - Вы хотите, чтобы я вам подыграл в первую брачную ночь? – спросил Шин ласково, не скрывая несерьёзности своих намерений и говоря как бы с поддёвкой.       - Как хочешь, - оторвавшись на секунду, буркнул Вольфганг и носом зарылся в глубокий низкий запах спального облачения, целуя Су Хёка в живот. Шин заелозил на простынях и откинулся на спину, подставляя под лопатки руки, чтобы королю было удобнее его трогать.       - Где, ты говоришь, прошлый Король тебя трогал? Покажи пальчиком, - попросил Вольфганг и настойчиво посмотрел на растерявшегося Су Хёка. Ещё когда любовник поднял эту тему в самом начале вечера, Шин сконфузился, но промолчал, но упоминание старых путанных связей из эскорта в постели с новым королём ужасно угнетало его. Шин сначала медлил, долго не решаясь ничего говорить и надеясь, что Вольфганг его пощадит и они обоюдно забудут этот вопрос, но король был непреклонен и настойчив. Шин положил себе два пальца на губы, и Вольфганг тут же поцеловал его в рот, неглубоко, влажно и очень нежно.       Они разомкнули губы, в глазах Вольфганга стояла страсть, расплавленным жидким золотом поблёскивали глаза в свете одинокого канделябра.       - Дальше. Где ещё? – спросил он шёпотом, так, как если бы спросил о самом большом секрете.       - Ну ваше величество, в самом деле, оставьте это баловство…- попросил Шин и застенчиво поддёрнул воротник спального облачения так, чтобы закрыть им часть своего тела, ту, на которую Вольфганг в открытую смотрел и к которой в следующую очередь хотел прикоснуться губами.       - Тшшш. Не нервничай так, я буду ласковым. Это ведь твой первый раз… - он так натурально интонировал слово «первый», что Су Хёк хмыкнул, но в сердце у него нежно защекотало.       Они спали несколько лет, и тут Вольфгангу захотелось поиграть в потерю девственности. Если все сегодняшние процедуры в купальне были ради этого вечера, и Шин был не против.       Су Хёк быстро вошёл в азарт, он водил ладонью по лицу, по телу, указывая разные откровенные места, и Вольфганг тут же касался их губами, на выдохе жадно произнося «моё» и тут же принимаясь целовать другое место. Он касался его скул, шеи, плеч, живота и груди, ягодиц и щиколоток, одинаково чистых, распаренных, пахнущих душистым мылом, свежестью и чистотой. Каждый раз, когда король до него дотрагивался, Шин едва ощутимо вздрагивал, чувствуя особую интимность и красоту момента. Су Хёк тяжело дышал, на выдохе сдерживая свистящие грудные звуки, и прижимал ко рту руку. Вольфганг нежил его в своих объятиях, целуя страстно и настойчиво, как будто переставляя чужие метки и флажки. Он хотел смыть с любовника «грязь» предыдущих падений? Хотел отмыть его «грешки» и начать всё с чистого лица? Заставить Су Хёка поверить в собственную чистоту и достойность? Что ж, у Вольфганга получалось. Он не гнушался дотронуться губами даже до чужого лобка и мошонки, и на этом Су Хёк попросил остановился, ладонями останавливая разгорячённого любовника.       - Достаточно, сир, подождите. Всё, - шептал он сбивчиво, задыхаясь от нежности, с которой к нему обращались. Он лежал, раскрасневшийся то ли после купальни, то ли со стыда, и застенчиво улыбался. В глазах у него стояла благодарность и тепло, щёки обожгло румянцем. От чего бы?       Если бы Вольфганг мог увидеть душу Су Хёка, ту, которую прятал от своего короля Шин после того как снял накидку монаршего эскорта, израненную, побитую, нагую, стыдливостей жмущуюся к стеночке и прячущую взгляд в пол, Вольфганг бы не посмел до неё дотронуться. От одного неосторожного прикосновения к этой душе она бы задрожала и бессильно разрыдалась. Незащищённая, открытая, доступная, она маялась от собственной немощи, смущения и предвкушения унижения и боли. Глубоко внутри, за всей этой «смелостью», кажущейся ловкостью и напускной похотью Су Хёк долго оставался таким, много лет привыкая к чувству близости и учась не бояться её. Вольфганг стал первым человеком, которому Шин добровольно доверил своё тело и перед которым не боялся показаться открытым, неловким, распахнутым настежь.       - У тебя есть сегодня какие-то предпочтения? – спросил Вольфганг учительно. Смешно он начал их «первый раз».       - Ну не знаю, - протянул Шин, отводя взгляд в верхний правый угол, - я предпочитаю, чтобы вам было удобно, а как вы сегодня захотите – это ваше дело.       С этими словами он забрался под пояс широких спальных штанов Вольфганга, ощупью проверяя готовность его достоинства, и положил ладонь на массивный ствол, окрепший и налитой кровью. Шин приставил кулак ко рту и языком упёрся в щёку, как бы намекая на оральный секс, но король отрицательно качнул головой, спустил штаны полулёжа и сбросил их на пол. Член тяжело болтался у него между ног, и Шин интуитивно сглотнул, когда увидел чужую эрекцию.       - Давай тогда на животе, - предложил Вольфганг, и Су Хёк сбросил парчовое облачение, державшееся на нём на одном только поясе, переброшенном через грудь, и перекатился к центру кровати, приподнимая бёдра. Он опустил голову, спрятав лицо в простынь, и опирался в основном на локти и колени, стараясь не касаться матраса грудью. Шин был уверен, что выглядел в этой позе соблазнительно.       Су Хёк услышал, как Вольфганг закопался и отполз к краю кровати, достал в изножии у тумбочки небольшой флакончик цветочного масла и плеснул себе на ладонь и Су Хёку на ягодицы, размашисто размазывая скользкую смазку по его промежности и своему стволу, особенно обильно поливая дырочку и массирующими движениями проталкивая масло вовнутрь.       Готовясь к интиму, Шин всегда растягивал себя много больше, чем нужно было, потому что хотел избежать болезненного проникновения и чрезмерного схлопывания стенок во время спазмов. Су Хёк растягивал себя настолько, чтобы крупная головка без сопротивления в него проскальзывала, а ствол не встречал болезненного сжатия. Он ненавидел ощущения надрыва, когда партнёр распирал его изнутри, и от одного неосторожного движения шла кровь. Шин не любил ощущения натянутости при расширении на входе, поэтому делал все, чтобы не повредить чувствительный краешек. Вольфгангу даже не приходилось ни разу его растягивать, да и Су Хёк не переносил ощущения чужих пальцев, так что поёжился и попробовал отстраниться, когда партнёр раздвинул руками его напряжённые ягодицы и ладонью с нажимом массировал его промежность, надавливая на дырочку, а потом вовсе стал двигать внутри него пальцами на манер ножниц. Шин начал противиться и засопел.       - Да-да, Шин, я понял, - сказал Вольфганг ласково и погладил его по ягодице, - больше не буду. Разожмись.       Су Хёк выдохнул, опустил бёдра ещё ниже, так, что член у него произвольно лёг на простынь, и почувствовал, как Вольфганг пристроился сзади и крупная плотная головка упёрлась ему прямо в анал. Шин заскулил и сделал движения вперёд-назад, как бы насаживаясь, и король сжал его бёдра, обеими руками держа любовника за поясницу, не давая ему отстраниться. Сколько бы они не спали и как долго бы не практиковали проникающий секс, Су Хёку всегда было очень сложно впустить в себя партнёра в самом начале вечера, пока они ещё не приласкались друг к другу.       Вольфганг был неспешен и мягок. Он осторожно вошёл, поглаживая Шину бока и бёдра, и сделал несколько осторожных толчков, так что Су Хёк заелозил на простыни и сдавленно простонал, достаточно громко, чтобы быть услышанным, тут же прижав ладонь ко рту. Ещё пара толчков – и стон перешёл в надрывное мычание, с придыханием обрывающимся ритмично и звучно. Вольфганг шумно дышал и спустя минуту устало лёг на любовника всей массой своего тела. Шин охнул, когда король особенно глубоко вошёл в него, наваливаясь сверху.       Су Хёк хотел что-то сказать, но Вольфганг ладонью успокаивающе погладил его напряжённые плечи и шею и прошептал просьбу полежать так немного и невинно поцеловал за ушком, едва касаясь.       Король перевернул на спину не сопротивляющегося Су Хёка, рукой перекатив его на простыни, и Шин покорно раздвинул перед ним полусогнутые ноги и удобно намял под копчиком одеяло складками, чтобы Вольфгангу было удобнее толкаться. Ещё влажные волосы липли к лицу, так что Су Хёк постоянно пробовал нелепо сдуть их или как-то смахнуть, но пока король не заправил короткие слипшиеся прядки ему за ухо, любовно гладя щёки. Вольфганг лёг ему между ног, нависая над ним на локтях, и мягко целовал лицо: осторожно касался губами дрожащих прижмуренных век, тонкой переносицы с милыми следами-ямочками от очков, целовал лоб и скулы, перебором шепча комплименты. Король не видел, но точно знал, что Шин застенчиво улыбался. Он отвернул голову, открывая шею и плечи, позволяя размашисто и влажно ласкать себя там, и отзывался тихими короткими звуками каждый раз, когда Вольфганг прикусывал его кожу и легонько оттягивал.       - Ну Ваше величество, Ваше величество, - шептал Су Хёк, сбивчиво и комкал в ладонях тонкое одеяло и простыни, перебирая пальцами текстиль.       Вольфганг удобно устроился между его разведённых ног и целовал впадинку его пупка, лобок и острые тазобедренные косточки, бугорками выступающими в области живота и паха. Шин хохотнул, прерывисто выдыхая, мышцы пресса у него стали судорожно сокращаться. Ему было щекотно. Вольфганг обнимал его руками за бёдра, перехватив под спиной, и не давал от себя отстраниться, обжигая нежную кожу горячим дыханием и влажно лаская его привставший член, напряжённые поджавшиеся яички. Он бесстыдно гладил и ласкал его в самых уязвимых местах, наслаждаясь тем, как Шин тихонечко постанывал, стесняясь подавать голос, и зажимал рот ладонью. Вольфганг поцеловал его в живот ещё раз, и ещё, пока Су Хёк не стал посмеиваться отчётливее, подавливая в себе несдержанное: «Ах, ахах, ха…» и останавливая руками настырного любовника. Уши, шея и плечи, влажные от слюны, теплели густым румянцем, Су Хёк кусал губы, а потом схватился рукой за свой член и сильно сжал головку, переминая её пальцами. Он пискнул, дыхание у Шина задрожало.       - Убирай, - скомандовал Вольфганг и толкнул его запястье, прикладываясь губами к упирающемуся в живот члену, открывая и закрывая кожу на головке и с причмокиванием вылизывая уздечку. Су Хёк снова взвизгнул и потрусил бёдрами вперёд-назад, засопев.       На спине Шин любил больше всего. Он отворачивал лицо набок и жмурился, принимая вовнутрь толстенький член, оплетённый выпуклыми венками. Вольфганг сжимал его ягодицы и грубо резко толкался в разгорячённое тело, жадно принимающее ласки и в исступлении отдававшееся страсти. Под нежными прикосновениями мышцы были расслаблены, тело мягко и податливо, гостеприимно. Су Хёк монотонно дрочил себе, подлезая рукой между их разгорячёнными телами, и чувствовал нарастающее приятное напряжение.       Вольфганг сел себе на пятки, переводя дыхание, и в одно движение вышел. Он рывком подтянул Шина к себе за бёдра, так что Су Хёк от неожиданности ойкнул, и закинул его ноги себе на плечи, наваливаясь на любовника обратно и, тыкаясь наощупь, входя заново. Шин пискнул и прерывисто заскулил, обнимая Вольфганга за плечи и пальцами вминаясь в его крепкую рельефную спину. Привычное расширение и чувство заполненности, остренькой и жгучей, натирающие монотонные движения и стойкое ощущение, что твоему партнёру сейчас очень хорошо, а причина его удовольствия – это ты сам. Су Хёку очень льстила мысль, что среди лучших женщин Голденрейнольда, между первых красавиц и дочерей богатейших родов Вольфганг выбрал его – красивого юношу с сомнительной предысторией. Решение короля складывало иллюзию, будто Шин лучше них всех вместе взятых, а раз его взяли не за богатство и властные полномочия, значит, он самый сексуальный и самый удобный.       Су Хёк растаял под нежными прикосновениями и мягкими ласками, и Вольфганг чувствовал, как были расслаблены его мышцы, насколько податливо тело. Шин по-настоящему открывался не каждый вечер и иногда даже под конец интима, когда король изнемогал от желания спустить и его просто не хватало на то, чтобы разделить откровения и страсть любовника. Вольфганг всегда кожей ощущал, как Су Хёк становился доверчиво-открытым. Шин переставал следить за выражениями лиц и корчил гримасы, если ему действительно было хорошо, не отбирал слова и часто переходил на «ты» и обращался к Своему величеству по имени, садился сутуло, так что на плоском животе появлялись складки кожи, и не переживал о них. Вольфганг любил такого Шина: простого, непосредственного, распахнутого настежь, с недоверием не следящего глазами за действиями любовника и не хватающего его за волосы с просьбой остановиться. Расслабленному Су Хёку всё нравилось, он был похотливый, весёлый и согласный на всё, что было не больно. Понятие «стыд» переставало быть уместным, когда вы видели всё, что можно было увидеть, потрогали это руками и губами и перестали испытывать какое-то стеснение.       - Берите. Берите и не спрашивайте. Берите, как гребень, которым хотите причесаться, - отвечал Су Хёк несдержанно, когда Вольфганг взглядом и жестом спросил у него, можно ли они займут его любимую позу.       Вольфганг вышел. Шин шлепал себя ладошкой по раскрытому саднящему аналу, в котором от пустоты захрюкал воздух, и вставил внутрь пальцы ладони, растягивая чувствительный краешек и сминая его от нетерпения. В ложбинке между ягодиц ужасно приятно жгло.       Шин становился на колени и ладонями разводил ягодицы, показывая раскрытый саднящий вход и просил осеменить его, окончить внутрь, как в женщину, чтоб изнутри вытекало, и Вольфганг, облизываясь, принимался с аппетитом лапать его, осыпать поцелуями и бессвязными похвалами, которые Су Хёк на самом деле не слушал. Он позволял делать с собой очень много, когда сам был по-настоящему возбуждён, а не бесстрастно елозил бёдрами на чужом члене и считал минуты, когда любовник спустит. В моменты искренней страсти глаза у Шина блестели, интонации менялись.       - Хотите, чтобы меня прямо затрясло? - Шин подался к Вольфгунгу лицом к лицу и заговорил шёпотом, дыхание у него сбивалось и мешало говорить. Король сделал волевое усилие и сосредоточился, подставляя ухо под тихое нерешительное откровение, - вставляйте, трахайте меня, а когда окончите, - Шин отстранился, чтобы оказаться у любовника перед глазами. Он показал распальцовку V указательным и средним пальцем, а потом облизнул перепонку между ними, тут же неловко пряча ладонь за спиной. Волосы всклочены и растрёпаны, румянец жёг щёки и уши, влажные от чужих поцелуев, в глазах блестела похоть, - это – и я завизжу.       Вольфганг посмотрел, с недоверием прищуриваясь, и вникал в смысл слов. Впрочем, он понял суть задачи в первую же секунду, но не мог поверить, что Су Хёк попросил его об этом сам. В тот же момент Шин подумал, что он попросил какую-то запредельную нелепость, но остыть и начать бичевать себя не успел, Вольфганг тут же согласился и оставил переживания Шина в зачаточной форме. Вольф кивнул утвердительно без промедлений. Он не был до конца уверен, что сделает это, но идея ему понравилась.       Лицом к лицу, грудь к груди, вымотанные, на последних минутах перед оглушительным окончанием, они лежали на сбившейся влажной от пота и масла простыни, покачиваясь в такт друг другу, Вольфганг обессиленно толкался в Су Хёка, задыхаясь в тяжёлом дыхании, свистящими грудными звуками и рычащим басом вырывавшимися у него изо рта. Одну руку он запустил Шину под спину и цеплялся за него, чтобы было удобнее входить, а другой лениво и грубо, очень поверхностно дрочил ему кулаком, чтобы Су Хёк продолжал закатывать глаза и дышать через приоткрытый рот, всхрапывая и мыча от удовольствия.       Шин почувствовал, как у него приятно защекотало под уздечкой, сладким жжением потянуло перед сочным оргазмом. Лицо Су Хёка изменилось, он стал поджимать губы и скулить, перехватывая халтурно ласкающую его ладонь Вольфганга и надрачивая себе грубее и жёстче, не вынося больше напряжения.       - Сейчас, сейчас, - сбивчиво шептал он одними губами и выдыхал ртом звучно и протяжно. Мышцы пресса и груди у него напряглись, очертив рельефные черты на мягком теле.       - Ты можешь. Давай, кончи, прямо сейчас, давай, давай, давай, давай. Кончи, - подстёгивал его Вольфганг, ритмично похлопывая ладонью Су Хёку по бедру и покачиваясь в такт его рывков. Шин сосредоточенно остервенело дрочил, кривя лицо.       - Вынь, - скомандовал Шин, и Вольфганг тут же послушно вытащил член.       Липкие скользкие звуки мастурбации и нарастающее прерывистое мычание. Шин закусывал нижнюю губу и упорно смотрел Вольфгангу в глаза, не разрывая зрительного контакта. Су Хёка очень возбуждали широкие рельефные плечи любовника, мощная крепкая грудь, золотые волосы, небрежно разлохмаченные блестящими прядями и выжидающий похотливый взгляд.       Су Хёк очень редко дрочил во время проникающего секса, так что сегодня происходило на редкость исключительное событие. Шин просил делать ему минет до или после интима, а иногда вовсе дрочил, отвернувшись от Вольфганга лицом к стене, и делал вид, что спит.       Шин жмурился всегда перед окончанием и неловко трусил бёдрами, когда спускал в кулачок. Лицо перед оргазмом становилось нелепым: сосредоточенным и напряженным, хмурым, а после искажалось спазмами удовольствия. Су Хёк винил любовника в неусидчивости, хотя самому ему не хватило выдержки даже на имитацию фрикций. Он переворачивался на живот, перемазывая простыни семенем, и просил одну минуту, чтобы к нему не прикасались. Он наслаждался потягивающими мягкими искорками оргазма, разливающихся по всему телу, и обмякал от слабости, безвольно подавался в сильные крепкие объятия любовника. Шин с трудом переводил дыхание, тяжело и горячо дыша Вольфгангу в шею. Каждый его шумный вдох и прерывистый выдох ласкал королю слух. После этого Вольфганг касался губами его шеи, плеч, спускался дорожкой поцелуев по позвоночнику, сжимая его бока и бёдра, стискивая упругое тело между пальцами. Первые пару минут после оргазма Су Хёк был очень ласковым и позволял делать с собой всё, чего до этого осекал словами или жестами. Можно было задирать ему руки и целовать подмышками, пробовать на вкус его семя и смачно шлёпать его по ягодицам тяжёлой головкой. Вольфганг обеими руками разводил податливому Шину ноги и пальцами лез в его раскрытый пульсирующий анал, ощупывая вывернутые краешки входа, поддевая их пальцами изнутри и как бы выталкивая чувствительные внутренности. Вольфганга умиляли влажные похрюкивающие звуки от чрезмерной расслабленности, выступающая изо рта дорожка слюны и обмякший стыдливо спрятавшийся в коже член, мотающийся на обкончанном животе. Ещё полминуточки – и Су Хёк придёт в себя, сдвинет ноги накрест и сделает Вольфгангу строгое официозное замечание на тему интимного стыда и чистоты секса, но сейчас он был занят головокружительным экстазом и не принадлежал миру.       Су Хёк сначала понежился на простынях, выставляя тело под жадные прикосновения и голодный собственнический взгляд Вольфганга, сжирающего раскрасневшегося любовника, а потом так смутился своей открытости, что поспешил перевернуться на бок и полулечь, опершись на локоть. Вольфганг сразу понял по тому, как изменилось лицо Су Хёка и как стали двигаться мышцы, что Шина до конца отпустил оргазм, к нему пришла неуместная скромность и боязнь «быть не сексуальным».       - Простите, сир. Я не уследил за собой. Моя внешность и поведение должны быть безупречны, чтобы вы получили наслаждение. Эти попущения… - Су Хёк замялся, неловко вспоминая минуты, когда его волокла похоть, - это недопустимо.       Вольфганг улыбался шире обычного и разглядывал Шина, чтобы получше запомнить его в таком виде: простоволосого, босого, раскрасневшегося, обцелованного, совершенно нагого и такого умилительно-смущённого. Су Хёк виновато улыбался, сдвинув коленки, и посмотрел на тяжёлый налитой кровью член, болтающийся у короля между ног.       - Я рад, что сегодня ты по-настоящему расслабился. Эти звуки ласкают мой слух. Подержи задницу ещё немного, я всё, я сейчас, - Вольфганг настырно лез на него с объятиями и глубоко поцеловал в раскрытый рот, а после меньше минуты вколачивался в горячее тело, сотрясаемое от каждого крупного и сильного толчка, сжимающегося, когда король оказывался особенно глубоко. Вольфганг не выдержал и спустил Шину на лобок, перед самым окончанием помогая себе руками. Ему ни разу не хватало выдержки и самообладания спустить вовнутрь.       Король завалился рядом с любовником, приобнимая его под животом и подминая под себя вместе со скомканным одеялом и небрежно гладил в тех местах, до которых мог спокойно дотянуться руками. Они лежали молча, наслаждаясь приятной усталостью и красотой и интимностью обстановки, не требующей никаких слов.       Вольфганг сел на постели, подтянув груди ноги так, что колени оказались выше плеч, потянулся и решил попить воды. Графин стоял на прикроватной тумбочке со стороны Су Хёка, так что он беспардонно и неловко переполз через него, стал жадно пить прямо из носика, пропуская воду мимо рта и обливаясь ею.       - Ну что, готов? – спросил Вольфганг, шумно и с удовольствием выдохнув, и шлепнул его по заднице раскрытой ладонью, сжал место удара пальцами, тиская ягодицу. Су Хёк поморщился от удара, он уже кончил, жар и решимость с него сошли, так что он хотел просто подремать, а любовник продолжал ненасытно лезть к нему со страстью.       - Не-а, - Шин нащупал подушку и положил её себе на голову, пряча глаза от тусклого света и делая вид, что уже спит.       - Ты сам попросил. Не открутишься, - шаловливо вспомнил Вольфганг и продолжил ненавязчиво касаться любовника в особо соблазнительных глазу местах.       - Что просил? – Су Хёк оторвал лицо от подушки и поднял замыленный взгляд, по-слепому щурясь и кривя рот.       Вольфганг показал распальцовку V, и тут до Шина резко дошло, о чём шла речь.       - Вы серьезно? - он подобрал под себя ноги, поджимая пальцы и отворачивая босые стопы от Вольфганга. Стыд возвращался к нему очень стремительно. Ту прежнюю брезгливость застила похоть, а сейчас Су Хёком движил рассудок.       - Задирай зад, - бескомпромиссно сказал Вольф и сел себе на икры, обозначая место, куда Шину нужно подставиться. Су Хёк мялся. Ему было очень хорошо, и он боялся какой-нибудь глупостью или неловкостью испортить вечер. Всё-таки то, о чём он попросил, выходило за все рамки представлений о близости.       - Я уже не хочу, - конючил Шин, всё ещё надеясь, что Вольфганг позволит ему соскочить с этой авантюры, но вошедшего в раж короля невозможно было остановить. От такого интересного нового опыта он не отказался бы, так что Су Хёку оставалось только винить себя за несдержанность и жадность.       - Хочешь. Просто боишься. А ты не бойся. Я чуть-чуть, просто попробовать. Не понравится – брошу. Договорились? – настойчиво продолжал Вольфганг. Он облизнулся непроизвольно, и Шин от этого поморщился.       - Сразу прекратим, да? – уточнил Шин как-то застенчиво.       - Конечно. Скажешь, и всё. Тут же, - уверял его Вольфганг, и Су Хёк сломался.       Он вздохнул и со смирением подложил под живот и пах подушку и ком намятого одеяла, вздёрнул зад так, чтобы разинутая дырочка показалась между напряжённых ягодиц и упёрся коленями в матрас, спрятал лицо в простыни, руками держась за голову. Спина у него была напряжена, ноги задеревенели. Су Хёк чувствовал, что согласился на то, о чём потом очень пожалеет. Он очень стеснялся этой позы, будучи очень неуверенным в привлекательности своего тела в таком виде, и подрагивал, когда чувствовал горячее тяжелое дыхание любовника на своих бёдрах, близко к раскрытому саднящему входу. Анал у него был растрахан и открыт, не схлопывался до конца, даже когда Су Хёк с силой сжимался, и его ужасно удручало, как нелепо он выглядел со стороны. В докрасна растёртой ложбинке между ягодиц жгло, а старая анальная трещинка, длинная, жгущим бугорком выступающая в ложбинке, остренько ныла. Одно прикосновение к раскрытому входу вызывало сладкую ноющую боль, острую, перемешанную со жжением и щекоткой. Там всё было очень горячим и чувствительным, так что от одного дыхания анал рефлекторно сжимался и разжимался, один раз смачно влажно хлюпнув. Су Хёк вздохнул.       Король сначала, едва касаясь, целовал его ягодицы и копчик, всё ещё сомневаясь, сможет ли нырнуть туда ртом, а потом решил, что второй такой возможности больше не будет и кончиком языка коснулся поджавшегося краешка ануса. Шин пискнул и сдавленно выдохнул, закусывая ребро ладони, чтобы случайно не проронить ни звука.       - Если хочешь вознаградить меня, выплюнь простынь. Обласкай мне уши, не молчи, - попросил Вольфганг прямо, и Шин послушно сложил руки на шее, отвернув лицо в сторону и отстранённо глядя на узоры текстиля, которым были обиты стены.       - У тебя такая гладкая попа, - заметил Вольф, с нажимом промакнул промежность любовника уголком одеяла, чтобы убрать лишнее масло, и размашисто лизнул её, делая это произвольно и небрежно, чтобы привыкнуть ко вкусу и понять, сможет ли он дальше. На вкус кожа промежности не отличалась от той, которая была на животе, в изгибе локтя или на шее. Просто место было деликатным и «особенным». Не стоило представлять, как это выглядело со стороны. Это дело двоих.       Мальчиков монаршего эскорта обдирали горячим воском по всему телу, потому что любой волосок или шероховатость от бритвенного раздражения выводили старого Короля из себя. Вольфганг никогда не требовал от партнера дотошно выскабливать всё подчистую, он даже не знал, что Су Хёк делал специальные процедуры, а не с рождения был «местами лысый». Шина приятно было трогать, он был чистым, гладким и очень чувствительным, особенно после секса, когда тело у него расслаблялось по-особому, размякало, как варёное, и он позволял делать с собой всё то, что немыслимо было, пока они только раздевались. Су хек был азартным, его легко было «задобрить», «изнежить», «обласкать», а потом невзначай о чём-то попросить, и вот он уже сам рассказывает и подсказывает, как вывернуть его наизнанку, выпотрошить и довести до изнеможения по-новому. Шин готов был получать запредельное удовольствие только когда у него отключалась голова, а это происходило очень редко.       Вольфганг лёг, в сгибе локтей приобнимая бёдра Су Хёка и удерживая их на уровне своего лица. Он юркнул языком в раскрытый влажно хрюкнувший анал и стал обжигать его своими прикосновениями. Шин взвизгнул, грудной стон с придыханием прерывался. Су Хёк мелко дрожал, поджимая ноги и неловко отползая вперёд, но лицом он уже почти упирался в изголовье кровати, так что бежать было некуда. Ещё движение, и мягкие губы поймали его чувствительный краешек, горячий язычок коснулся нежной стеночки с внутренней стороны, и Шин, ойкая и виляя задом, выпутался из объятий любовника. Су Хёк прерывисто дышал и прятал лицо в изгибе локтя, он был очень румяным и чувствовал, как стыд жёг его плечи, шею, щёки и уши. От осознания того, на что он сейчас согласился, передёргивало.       Вольфганг сидел напротив него, в изножии постели, и как будто смаковал его вкус во рту.       - Пожалуйста, прополоскайте рот, - попросил Су Хёк строго. Вольфганг было уже проигнорировал его слова, но любовник повторил их ещё раз, более сдержанно и серьёзно. Без этого Су Хёк не успокоился бы.       - Да ну Шин, - заныл Вольфганг.       - Пожалуйста, - настаивал Су Хёк и накрыл свои губы ладонью, отворачивая лицо, когда ему показалось, что король захотел коснуться его губами.       Вольфганг кивнул, покорно поцеловал его в лодыжку и пошёл в отхожее место, умысля с мылом, глубоко прочистился горло, смачно сплёвывая в таз, и вытерся полотенцем, которое принёс с собой в спальню и бросил им в Шина, развалившегося на большой двуспальной кровати в одиночку. Он не мог лежать на краю в своей половине, потому что каждый раз думал, что соскользнёт по шелковым простыням на пол.       - Что, больше не будешь меня целовать? - провокационно спросил Вольфганг, хитро ухмыляясь уголком губ. Он лёг рядом, заложив руки за голову, и бросил взгляд на разнежившегося любовника. Шин тут же подкатился к нему, приподнялся, в полутемноте наощупь трогая руками его лицо, и влажно и размашисто поцеловал в рот, оставляя слюну на подбородке. Су Хёк дал однозначный ответ, Вольф хохотнул и по-хозяйски положил Шину руку на бок, заваливая его на кровать и подтягивая к себе. Они немного полежали. Вольфганг одними кончиками пальцев невесомо водил ему по телу ладонью, оглаживая бока, спину, плечи, все, до чего получалось дотянуться. Шин периодически подёргивался, тушуясь и пряча смешок в кулак. Ему было щекотно.       - Ты чувствуешь себя «чистым», м-м? - спросил Вольфганг, довольно улыбаясь, и качнул любовника в бедро, дожидаясь ответа. Шин лежал на спине, расставив ноги, одну согнув в колене, а другую оставив лежать. Король ненавязчиво водил по ней от колена до ступни и мягко гладил.       Из глаз у Су Хёка текли слёзы, по вискам, скапливаясь за ухом, но Шин не смахивал их тыльной стороной ладони, не размазывал по лицу, не прятал в простыни. Он улыбался и плакал от избытка чувств.       Вольфганг заметил это.       - Что с тобой? Что мне сделать? – забеспокоился он и приподнялся на локтях, чтобы видеть лицо Су Хёка отчётливо.       - Как бы я хотел отдать вам ту невинность, ту непорочность, которую отнял у меня ваш отец. Я бы всё отдал, чтобы вы тогда оказались рядом со мной, а не то похотливое животное, - признался Шин шёпотом и шмыгнул носом. Голос у него дрожал, слёзы катились сами собой.       - Ты правда очень узкий и мягкий, чего ты? – неловко попробовал утешить его Вольфганг и осторожно взял его ладонь в свою, сжимая тонкие безвольно лежащие пальцы.       - Узость – это всё ерунда. Всего лишь мышечный тонус и спазмы, их несложно добиться. Невинность – это особый трепет, это стыд, такая неловкая застенчивость, ужимки, боязливое недоверие, это когда ты волнуешься – и ладошки потеют, когда сжимаешься от каждого прикосновения. Невинность – это когда всё впервые, и ты не знаешь, что сейчас сделает твой партнёр. Он держит тебя за руку и убеждает, что сейчас вам обоим будет хорошо, а у тебя сердце ломает рёбра и щёки горячие и румяные. Когда ладонь, не покрытая перчаткой – недозволительная нагота, а потом ты раздеваешься догола и шагу ступить не можешь…       Описывал Су Хёк тихо-тихо, голос у него рассыпался от избытка чувств, переходя на сиплые просвистывающие звуки, от которых тем не менее всё ещё было понятно содержание.       - Перестань, - Вольфганг поцеловал его в бровь, губами подбирая капельки слёз, и невесомо обнял его ладонью.       - Спасибо вам, Ваше величество, - сказал шёпотом Шин, поджимая губы, и Вольфганг губами почувствовал, как Су Хёк жмурится, - спасибо. У вас такое большое сердце, вы так добры. Это вы всё специально сделали, чтобы я испытал ощущение «невинности», да? Это был своего рода обряд? Вы хотели через него «вымыть» меня и снова сделать «чистым»?       - Если ты говоришь это для того, чтобы я скорее нашёл «королеву» и отдал своё большое доброе сердце ей, я тебя сейчас укушу, - шутя, перебил его Вольфганг, лёг вдоль его вытянутой ноги и легонько играючи куснул за ляшку, тут же лизнув и целовав место укуса. Это должно было поднять любовнику настроение и немного отвлечь его. Шин посмеялся и нелепо отполз от него, скользя по простыни. Слёзы перемешивались у него с улыбкой, и это умиляло Вольфганга.       - Нет, сир. Я хочу, чтобы оно было только моим, - шептал Су Хёк, и у короля перехватило дыхание.       Это была первая за много месяцев искренность, в которой сквозило собственническое «хочу» и бескомпромиссное «моё».       - Я… - начал Су Хёк уверенно, но тут же потерялся, когда Вольфганг метнул на него взгляд, их глаза встретились. Шин не отворачивал лица и поджимал губы, застенчиво покусывая их с внутренней стороны. «Вы мне нравитесь» - было слишком слабо, «вы - лучший человек в моей жизни» - без преувеличения правда, но совершенно не любовно, «я ваш» - да это и без слов понятно. Су Хёк никому ещё не говорил слов любви, он считал их запредельно интимными, произносимыми один раз, одному человеку. Кажется, это был тот самый особенный момент и самый достойный человек.       Самому мерзкому и отвратительному человеку он отдал своё тело, а Вольфгангу подарил то, что у него осталось чистым и не тронутым – свою душу.       - Не надо, - прервал Вольфганг неловкое молчание, - я тебя услышал, - король почувствовал, что каждое слово даётся Су Хёку с большим усилием и не стал мучать его натужным откровением, невесомо поцеловал любовника в живот, обнимая его под спину и опуская голову на солнечное сплетение. Вольфганг чувствовал, как у Шина колотилось сердце, как во время бега, хотя давно уже они перевели дыхание и отвалялись после интима.       Король даже сейчас был очень заботлив. Вольфгангу не нужны были слова, он кожей чувствовал, что Шин ему к нему испытывал, и не вынуждал опредмечивать ощущения. Пусть эмоции останутся хаотичным набором чувств, тёплыми искорками, отзывающимися в сердце, а слова - мусор. Мысль изречённая - есть ложь, они и на полпроцента не передадут силы и глубины, которое творятся в сердце.       - Я люблю вас, - сказал Су Хёк на одном дыхании и тут же стал смотреть на Вольфганга глаза в глаза, стараясь увидеть его первую реакцию. Затянувшееся на несколько секунд молчание напугало его, и Шин повторил снова неловкое признание. У него в сердце что-то потянуло, внутренние органы точно сжались от напряжения и непереносимого необоснованного волнения. Вроде бы и без слов всё понятно, но как без них?       Вольфганг повернул лицо и столкнулся с Су Хёком взглядом, не отрывая виска от его груди. Он довольно улыбался. Его взгляд смягчил опасения Шина. Он как ворон крови ждал взаимного признания, боясь, что «любовь» - это что-то неуместное в их случае, нелепое и глупое, недостойное быть между королём и казначеем, между двумя мужчинами, в конце концов. И так Су Хёку стало тяжело на сердце от мысли, что он всё испортил, что в груди защемило.       - Я люблю тебя, Шин Су Хёк. Я тебя люблю, - сказал Вольфганг с большой паузой, и Шин подскочил на кровати, разрывая спокойную красоту и интимность момента. У него не унималось сердце. Король встал вместе с ним, глазами следя за мельчайшими изменениями настроения любовника и боясь что-то упустить или испортить, но Су Хёк не нашёлся ничего сказать в ответ, так что просто хотел его страстно поцеловать. Получилось очень невинно и поверхностно. Шин инициативно взял его лицо в свои ладони, помедлил, глядя любовнику глаза в глаза, наслаждаясь великолепным золотым сиянием и благостью, исходящей от Вольфганга, и коснулся его губ своими. Су Хёк всегда был таким скромным и скупым до ласки, что любые проявления нежности от него были запредельно трогательными и желанными, так что даже обычный поцелуй приобретал оттенок долгожданного откровения.       - Скажите это ещё раз, - попросил Шин, шевеля одними губами, но Вольфгангу было этого достаточно. Он затянул новый глубокий поцелуй, не в силах отстраниться от растроганного Су Хёка, а после повалил его на кровать, в обнимку прижимая его к груди, и долго признавался в любви, настойчиво твердя об этом. Шин плакал и нежился в горячих ласках, жадно впитывая в себя Вольфганга и одними губами шепча: «Спасибо, Ваше величество».