Русская принцесса

      На небе подозрительно сгущаются тучи, а на улице стоит мертвая тишина, когда Макс от нечего делать снова решает наведаться к Арише. Вообще в деревне можно здорово провести время: помолиться в полуразрушенном монастыре вместе с Соней, обсудить насущные проблемы с местным — единственным — ментом Козловым, утопиться, послушать хрипы за стенкой в доме баб Нюры то ли попугая, то ли деда, оздоровиться благодаря природным условиям. В отличие от Кати и Эли, Максу бродить по округе наскучило спустя пару дней. А те с утра пропадают вплоть до самого вечера. На расспросы, прикрытые обыкновенной заинтересованностью, отвечают, что природа нравится, воздух чистый, не то что в Москве, и отдыхается почти как в Турции. Макс поначалу думал, что девчонки что-нибудь да принимают, потому что невозможно в скучных этих и вместе с тем припизднутых Топях не мечтать о возвращении домой.       Как он только изъебнуться не пытался, справляясь у местных о том, что ж это за местечко такое в Архангельской области пропащее. Все о каком-то Хозяине упоминали да о сынке его. Загадочный Хозяин, бандюга походу с погонялом еще из девяностых, и таинственный его сынок еще никого из московской компании вниманием не удосужили. Хотя Соня, может, и видит что-то там свое, в монастыре-то. С психикой такой расшатанной не только в Бога уверовать можно, но и в хозяевов всяких мистических.       Дышится перед дождем совсем тяжело. Гремит где-то вдалеке. Макса даже посещает логичная мысль, что если вдалеке, то есть тут границы какие-то, другие поселки, города, что из глуши этой можно выбраться. Местные ведь загадками отвечают или вовсе молчат, будто Макс на «Поле чудес» пришел, а девчонкам без помойных соцсетей, разномастного населения столицы и городской рутины и так заебись— странно все и стремно. Ощущения эти натягиваются и натягиваются, как норовящая лопнуть струна.       Аришкин дом уже роднее и привычнее, чем тот, где Макс, как самый настоящий джентльмен, ночует на полу. По обыкновению он осматривается во дворе: вечно Ариша, нимфеточка полуголенькая, грядки облагораживает, в земле копается ручками своими нежными — хер знает, что вообще выращивает. Не заприметив ее на этот раз, Макс стучится в дверь. Ждет с нетерпеливостью, сочиняет новые аргументы для уговоров найти отсюда выход и уехать вместе в Москву. А вообще Макс Аришку в постель затащить хочет, но это так, второстепенное.       Вскоре Ариша открывает, но внутрь пройти не дает — со странной, сразу же исчезнувшей улыбкой опирается плечом о дверной косяк. Глядит глазками утонченно подведенными, светлыми, завораживающими, а не мертвецкими, как у Сонечки. Макс тоже заговаривать не спешит: фразы все заготовленные из головы выбило напрочь, а дар речи от красоты неземной втихую дал по съебам. Такая вот Аришка очаровательная в призывно просвечивающем топике. Сложив руки на груди, она вздыхает:       — Максим, ты зачем пришел?       Секундная эфемерность исчезает — наваливается вновь бетонной плитой бытие.       — Аришка, ну ты чего… — уверенно начинает Макс, прочистив горло, и готовится продолжить пламенную речь, но вдруг оказывается бессовестно прерван чьим-то голосом из глубины дома:       — Ариш, пусти гостя!       Голос-то мужской. Невольно закрадывается мысль: а не ебырь ли это Аришкин? Макс сразу себе возражает: ну какой у нее ебырь, она ведь девственно-чистая такая, нетронутая… Да и нет в деревне молодых, одни деды с маразмами всех видов и многолетней половой дисфункцией. Интерес несомненно подогревается, перекрывает даже вспыхнувшую ревность. Опа, подгончик новой инфы и сплетен. От предвкушения Макс не то что ликует — облизывается в попытке скрыть оскал.       — Это кто тут у тебя такой? — шепотом интересуется он, ненавязчиво наклонившись к Арише.       Та отстраняется, недовольно поджимая губы, мнется пару секунд, а после поворачивается боком, чтобы пропустить и запереть дверь. Максу Ариша и вправду нравится в коротких этих шортиках, с собранными волосами, сопротивляющаяся его настойчивости. Он-то далеко не глупый: понимает, что она на расстоянии держит специально, жаждет ведь еще больше внимания. Хотя куда уж больше, чем Макс и так предоставляет? Все бегает за ней, уговаривает, как будто она не обычная деревенская девчонка с чувством собственного достоинства, а модель всемирного уровня. Он провожает уходящую в сторону кухни Аришу взглядом и думает, что она в натуре модель всемирного уровня, если весь мир — Топи.       В полутьме коридора Макс замечает на вешалке безвкусную шубу с дешевым леопардовым принтом. Непонятно, где и зачем Ариша откопала неудавшийся этот проект эйчика или бершки, который в столице таскали инстаграмные чиксы тогда, когда инстаграма еще не было. Какие уж магазы и секонды в округе, вышки бы для начала поставить. Значит, не отсюда — а откуда тогда, полагается, с бабки, что ли, мертвой?.. Впрочем, публика и погодка тут такие, что на стиль можно смело класть хер, лишь бы не трястись от холода. Сам Макс постоянно толстовку таскает, может еще безрукавку накинуть рано утром или вечером, когда покурить выходит. Прохладно, аж до костей пробирает. А вот днем конкретно припекает солнце. Что за климат тут — не понять и даже не загуглить.       Взгляд падает на сиротливо оставленное в темном углу ружье. Не Аришкино, конечно, — куда ж ей, маленькой? Чужое, получается, штриха этого нарисовавшегося. Интересно, кто смелый такой, кто помимо Макса наведывается. Еще и с огнестрелом.       Из кухни слышится эмоциональная, но приглушенная и неясная оттого для понимания перепалка. Ариша с фраером че-то, видно, не поделили. В остальном же — тихо, только часы и тикают, давят отовсюду, как в беспонтовом триллере. Больная мать, зачастую мычащая и орущая, в запертой комнате либо спит, либо сдохла, что не может при обоих раскладах не радовать. Увидав впервые кошмар весь этот наяву, о котором по Первому каналу крутят частенько слезоточивые сюжеты, Макс подумал, что это какой-то сюр — не иначе. Он все равно строит из себя рыцаря, словно не стремается ни капли Аришкиной матери, словно она ему по ночам в разных вариациях не снится. Не в порнушных и слава богу, а то пришлось бы потом все это дело заливать до предсмертного состояния спизженной водярой.       На кухне слабо колышутся полупрозрачные занавески и пахнет травами, но первое, что все внимание приковывает, — сидящий за столом молодой человек. Бабки у подъезда Макса тоже молодым человеком называли, да это так давно было, что будто и не с ним. Загадочный гость смотрит на него из-под взлохмаченной челки и лукаво усмехается:       — Присоединяйся.       На столе разложены в каких-то комбинациях карты, рядышком стоят полупустые чашки с чаем и слабо горящие в граненых стаканах свечи. Культ у них, что ли, какой-то? Если в чай травки выращенные добавлены, то уже сюжетик неплохой получается, однако с этим лучше повременить. Ариша оттаяла, больше не глядит на Макса исподлобья.       — Знакомься, Максим, это Денис Титов. — Она улыбается по-кощунски, едва ощутимо проводя ладонью по его предплечью, и кивает в сторону стола. — Садись. Заварю тебе чай.       Эта ситуация настораживает не меньше, чем остальные в границах деревни. Но мысль о том, сколько же компромата на так называемого Хозяина можно собрать, вынуждает все упреки засунуть поглубже в глотку и с вежливым молчанием ожидать развития событий. У Макса интуиция в профессиональной деятельности функционирует на удивление хорошо, пусть он навыки свои не особо развитые за время хуепинания в редакции подрастерял, и она подсказывает, что штрих не прост и что оказался он тут не зря. Сложив два и два, получив пять, в открытую поразглядывав Титова, напыщенного какого-то и даже отталкивающего, Макс делает вполне логичные для себя выводы.       — Это ты сын Хозяина, о котором все треплются? — как бы невзначай уточняет он, будучи уверенным в своей догадке, и тотчас же жалеет: произнес быдловато, с предвзятостью — с таким подходом не то что правдой не поделятся, тут на хуй пошлют. Был бы умнее — смолчал. Может, действительно репортер из него посредственный?       — А ты проницательный. — Денис собирает карты, а после откидывается на спинку стула и ловко тасует колоду, смело смотря прямо в глаза. — Журналист Максим Кольцов.       — Откуда ты меня знаешь?       — А я тут всех знаю. — Он склоняет голову набок. — Я ж сын Хозяина, о котором все треплются.       У Макса на это остроумного ответа не находится, а чуть ли не с порога хамить — моветон. Для настоящего журналиста, ваще-т, а не для него, но на плохих отношениях в любом случае до правды не докопаться. Да и на хороших, видимо, тоже. Ариша тому доказательство. Пока она хозяйничает, жалуясь на испортившуюся погоду, Макс думает, как бы ему в чай ничего не подсыпали. Не то чтобы сильно в Арише сомневается, просто странно все: и смена гнева на милость, и Денис этот с картами между тонкими пальцами, в растянутой футболке и со сверкающими в сумраке карими глазами.       Максу кажется, что никакой это не бедный домишка вчерашней школьницы с обузой в виде инвалида, а натуральное ведьмино логово. В обстановке этой вечерней, дождливо-таинственной, чьего-нибудь не хватает трупака — жертвоприношения. Навязчивую мысль о том, что им и сам оказаться может, прерывает возникшая перед ним кружка дымящегося ароматного чая. Макс кивает Арише в знак благодарности, когда та садится за стол.       — Хочешь, на любовь погадаю, Макс? — с хитрой улыбкой предлагает Денис и откладывает ровную колоду.       — А себе уже погадал?       — А себе уже погадал. — Он усмехается уголком рта. — Сбывается.       Ариша насмешливо фыркает.       Таро это или что-то из цыганской культуры, Макса не ебет: никогда он этим не интересовался и не собирается. Будучи скептиком по натуре и в силу профессии, он не верит ни в карты, ни в астрологию, ни в неопубликованную сразу на нескольких сайтах новость. В творящуюся в Топях ахинею тоже не верит. Хуйня какая-то кругом. Сплошная, от и до.       Прекрасно осознавая, что его, не шарящего, разведут по щелчку пальцев, а он об этом даже не узнает, Макс соглашается исключительно со спортивным интересом. Да и нечего хозяинского сына динамить: второй человек на селе. Денис о значении карт и их правдивости с такой уверенностью в убеждениях рассказывает, словно это истина неоспоримая, а не полет фантазии. Хоть Макс и согласился херней позаниматься под предлогом время убить и че-нибудь разнюхать новенькое, поспорить и доказать обратное все равно пытается — по привычке. И характер еще мерзкий, но это так, ниче, смирился. Денис ни один из весьма разумных аргументов не принимает, а улыбается до того снисходительно, что будто бы в сознании преисполнился с тыщу лет назад. Тихонько наблюдая, Ариша добавляет изредка что-то от себя, а так лишь поглядывает с прищуром то на одного, то на другого.       Под темным, недобрым взглядом Дениса Макс ощущает себя малолеткой в летнем лагере, которая еще верит в страшные сказки нулевых. А еще ощущает себя ебланом. Знает ведь: Денис ересь втирает, Ариша поддакивает. Спелись же они, голубки, но парой Максу не кажутся, под каким бы углом ни смотрел. На роль ебыря Денис не подходит ни Арише, ни кому бы то еще. Ебыря мозгов разве что. Таких за километр чует.       После короткого введения в мир гаданий, прерываемого Максовым скепсисом, срывающимся дождем и громом на улице, Денис просит позадавать дурных вопросов. Дебильных прям. Невзирая на предупреждение Ариши не гадать не верящим в эзотерику, Денис раскладывает перед Максом карты, говорит, начнем с триплетов. Картиночки трактует с особой неопределенностью, матерщиной довольно грязной, когда Макс возражает, и такой развязностью в голосе, что аж руки чешутся карты эти ему…       Денис заливает откровенную чушь с умным видом, вызывая у Ариши улыбку, а у Макса — желание подправить с размаху и без того кривой нос. Макс угорает сначала в мыслях, потом вслух, потому что бред этот о романтичности, страсти и прочих близостях терпеть с невозмутимым видом трудно. И незачем. Ебать, думает, фантазии, ну просто книжки садись строчи в АСТ. Дениса ни статус, ни заигрывающая улыбка, ни выглядывающие из-под растянутого воротника футболки острые ключицы не спасают.       Макс на мужиков засматривается нечасто, его привлекают все-таки дамы больше, особенно такие, как Аришка хрупкие, однако в Москве все такие прожженные, что аж тошно. В деревне, хоть и духота невыносимая перед дождем стоит, природа замечательная. А в природе динамщица-Ариша с Денисом водятся. Тот хоть с ебанцой немножко и раздражает до желваков на скулах, все равно импонирует. Макс ведь разбирается не только в том, какой депутат с какой любовницей на Мальдивы умотал и в жанрах азиатского порева, а и в людях.       Денис хамоватый, стоящий на своем упрямо и весьма образованный. Не здешний. Макса не столько интересует уклад жизни в глуши в роли приближенного к загадочному по-прежнему Хозяину, сколько его личность. Ариша, душа, блин, незаслуженно меркнет на фоне Дениса, хоть короткие шортики и топик никуда не деваются. О себе она не напоминает во время спора о гадании по кофейной гуще — только взгляды бросает.       В полумраке, со скачущими по стенам тенями от плавящихся свечей, Денис остротой своей смахивает на греческого бога. Диониса или кого-то типа, забылась давным-давно с уника античная литература. Не только в имени схожесть, думает Макс, когда тот ненадолго замолкает. Денис на удивление в деревенскую атмосферу, в вайб, вписывается слишком хорошо, пусть и городской стопроцентно, продвинутый. А Ариша все-таки обыкновенная, какие бы чувства — от восхищения до желания — не вызывала. Юная такая, а уже сука.       Она непрозрачно намекает, что посиделки затянулись, когда за окном стоит безоблачная ночь. Объясняет, что убраться нужно, мать спать уложить и че-то там еще, пока Макс ловит себя на мысли о пропавшей заинтересованности. Он сердечно благодарит ее за вечер в малоосвещенном коридоре, желает удачи и спокойной ночи за нас, за вас и за Кавказ, а заткнувшись наконец немного охуевает, стоит Денису подцепить с вешалки ту самую шубу и накинуть ее на плечи. Арише бы она не подошла, московским спутницам — тоже. На его точеных плечах леопардовая шуба смотрится роскошно, как влитая, и уже не кажется галимым масс-маркетовым браком. Макс и не заметил, когда у него в башке что-то успело сдвинуться настолько, чтобы он начал Денисом восхищаться. Чаечек был необычным.       Денис оказывается ниже Макса почти на голову и совсем худым, но при этом складным, идеальным каким-то. Он прощается с Ариной поспешно, хоть все так же тепло, как близкий друг. Они кажутся не такими, как Максим, пытающийся зачастую извлечь из хороших отношений выгоду, — искренними как будто. В этой своей богом забытой дыре.       Он успевает порассматривать Дениса и даже подколоть разочек-другой, сколько, типа, за час. Когда Денис берет из темного угла ружье, про которое Макс с ворожбой всей этой благополучно забыл, становится не до смеха. Только сарказм, из его уст бывающий лишь язвительным, кажется уместным. И страх: у него-то и перцовки нет.