Русская принцесса

      Темень на улице непроглядная, небо по-прежнему затянуто тучами. На электроэнергии в этот раз все же решили сэкономить: время уже к девяти близится, а единственный источник света на всю деревню так и не врубили. Фонариком на телефоне Макс освещает дорогу себе и прущему напрямую по лужам Денису. Тот хоть кроссовки от крови отмоет. Смотря то под ноги, то на Денисов затылок, Макс не может думать ни о чем, кроме того, какой же лютый дубак стоит — аж пар изо рта идет. Макс же с собой даже куртку нормальную не взял.       — Где ты был все эти дни? — он прерывает идиллическую тишину с целью скоротать время до дома.       Странно домом называть ту хату, за которую платит. А ведь деньги, в отличие от сигарет, скоро кончатся. Хотя хозяйка уже несколько дней не появлялась. Не прирезала ли ее Сонечка в монастыре?       — Грехи отмаливал, — отзывается Денис, не оборачиваясь. — Наши.       — Успешно?       — Раз я здесь, то как думаешь?       — Я не думаю.       — Заметно.       — Если отмолил, то че это, грешить дальше можно?       — Тебе, Максюш, все можно, — резко обернувшись, говорит Денис с легкой, на удивление неиздевательской усмешкой. Макс в него едва не врезается и, возмутившись, светит прямо в лицо. — Че творишь?       Косо усмехаясь, Макс пару секунд глядит, как Денис забавно морщится, а после опускает телефон и похлопывает по плечу, чтобы поспешил.       — Смешной ты.       — Да ваще, оборжаться.       Помолчав с минуту, Макс серьезно спрашивает:       — За какие такие услуги?       — За красивые глаза.       — Не, День, — с нежностью тянет он, поравнявшись с Денисом, — это у тебя глаза красивые. Честно скажи, у тебя корни цыганские есть?       — Отъебись, — отмахивается Денис и ускоряет шаг.       Макс невесело посмеивается. Не понимает, почему рядом с Денисом так хорошо, невзирая на все эти перепалки и прочую херню. Какой же это трэш — после тридцати влюбленным себя чувствовать. Макс же циник до мозга костей, в любовь после первой киданувшей его девушки не верящий, а это что за сентиментальность и уклонение от принципов? Встрескался или нет — неважно, главное, что в любом случае идиот конченый. От признания самому себе легче не становится. А Денису это и так понятно.       Деревенские дороги уже вдоль и поперек изучены, однако глубокие лужи в темноте — в натуре подстава. Максим продолжает упрямо их обходить, не желая гробить кроссы. Хорошо, что уже виднеются очертания знакомого дома. Хотя они тут все друг на друга похожи — обветшалые и пустующие. По ошибке можно не в тот двор забрести, но прошаренный Денис прекрасно знает, куда идти. Возможно, он Макса на казнь в лесок ведет, а тот и не догадывается, мечтая укрыться поскорее от дождя. Да и похуй — сдохнет зато не от топора, как во снах дебильных, а от Денисовых рук. Вот она, настоящая деревенская романтика, где вместо конфетно-букетного периода — кроваво-оскорбительный.       А ведь ночью и снег повалить может, раз холодрыга такая. Тут это в порядке вещей.       — А шуба твоя в моде при любой погоде? — интересуется Макс.       — Ага, — скучающе откликается Денис, наконец свернув во двор. — И в пир, и в мир, и в добрые люди.       — От крови отстирай только.       Да ни хера Денис стирать не будет: тут же ни пира, ни мира, ни добрых людей.       Макс забывает о яростном желании выкурить полпачки, стоит только подняться за Денисом по скрипнувшим уже как-то по-родному ступеням. Не о пыльном доме в отрезанном от социума месте он мечтал, но скоро, когда бабки кончатся, и его не будет.       Хаты тут никто не запирает. Запросто могут вынести манатки и спрятанные деньги. Откуда у хозяев такое доверие к односельчанам берется — непонятно. У Макса детство на городские девяностые пришлось, тогда только и думали, как замков понавешать. А тут — заходи, бери все, что хочешь.       Лампочку над входной дверью менять было не на что — единственным источником света остается фонарик на телефоне. В дом Денис проходит как к себе в хоромы, останавливается в прихожей и ждет, пока Макс захлопнет дверь и щелкнет выключателем на стене. Свет не включается. Нахмурившись в непонятках, Макс направляет фонарик на Дениса и предполагает:       — Лампочка, может, перегорела?       — Скорее просто свет вырубили. — Денис пожимает плечами и поспешно скидывает грязные кроссы. — Фонарь же тоже не горит.       — И часто так? — Макс протягивает ему телефон, чтобы самому снять кроссовки.       — Бывает, — Денис направляется вглубь дома. — Свечи есть?       — Наверное, — отвечает Макс, последовав за ним. — Надеюсь, не церковные. У бабки ж тут мемориал с иконами и портретами.       Глаза к темноте привыкают быстро. Очертания предметов в комнате Макс видит, но понятия не имеет, где могут храниться свечи. Денис оставляет телефон на Элином диване, бросает шубу на пол и резко льнет к задумавшемуся Максу, цепляясь за мокрую ткань безрукавки. Макс рефлекторно обвивает руками талию и всматривается в лицо. В доме не слишком тепло, однако становится жарко — то ли от того, что еще не разделся, то ли от Денисового порыва.       — Ты нахера шапку эту напялил? — сипит Макс, стягивает ее и кидает на диван к телефону.       — Я же не отмороженный, — произносит Денис, тряхнув влажной челкой.       — Перемороженный.       Денис стаскивает с Макса безрукавку — теперь она хуй знает где покоится. Блеснувшие задорным огнем глаза доверия не внушают, но Макс не об этом думает, когда аккуратно убирает пряди со лба вбок и наклоняется, чтобы поцеловать.       Тут ни Эли с Катей, ни Ариши за стеной, ни колких дождевых капель — теперь все можно. Макс возвращает руку на талию, сжимает несильно. Денис прерывисто выдыхает, прижимается холодными губами со способной в миг распалить жадностью. Однако надо еще свечи отыскать, одежду высушить и посраться разок-другой для приличия.       Денис хватается за плечи, мнет ткань толстовки, словно сдерживаясь от того, чтобы скользнуть пальцами выше — ко взмокшей шее и сильнее завившимся от влаги кудрям. Максим не знает, кто из них более зависимым кажется, кому прикосновений до остроты не хватает. Просто обоим — так правильнее, романтичнее. Правдивее, бля.       Отстранившись, Денис проводит языком по блестящим от слюны губам и нехотя опускает руки с плеч. Макс шумно выдыхает и расстегивает кофту — душно.       — Свечи давай ищи, — требует Денис и торопливо всучивает Максу поднятый телефон. — Я не люблю в темноте как крот трахаться.       — Давай ищи? — возмущенно фыркает Макс. — А ты что делать будешь? Планы на вечер строить?       — Не я же здесь живу.       — Да и я долго не продержусь. Деныч, а ты можешь тот же фокус, что с сигами, и с деньгами провернуть?       — Это другое.       — Другое, другое, — недовольно передразнивает Макс, а после покидает комнату.       А ведь раньше никому не позволял себя строить.       Пока Денис шароебится в комнате Кати и Эли, Макс роется в кухонных шкафах. Находит только спички. А куда подруги подевались — неизвестно. Ни разу надолго не пропадали, а тут уже время к ночи близится, дождь активнее по окнам стучит, а на возвращение блудных спутниц ни намека. Как бы то ни было, Максу похуй, потому что неприятный осадочек после разговора с Катей омрачает отношение и к ней, и — авансом — к Эле. Вернутся рано или поздно, куда ж денутся? Макс даже злиться не будет, если Денис что-то типа Катиной электронки спизданет.       Все же хозяйский мемориал в поисках свечей разгромить приходится, потому что, если Денис на секс настроен, мгновение упускать нельзя. Похер какие там свечи — церковные или нет, главное, чтоб горели, раз Денис света хочет. Про звезду с неба говорить еще рановато, но, будь они в Москве, Макс купил бы ароматических свечей, икейских этих, переоцененных, лишь бы романтик ему устроить.       — Нашел? — интересуется Денис, прошмыгнув в комнату, и обнимает Макса со спины.       — Ага, а ты..?       Он демонстрирует говеную Катину ашку. Макс хмыкает, продолжая возвращать хламу в ящике первоначальный вид.       — Так и знал.       — Нечего на видном месте оставлять. Мог кто и похуже зайти.       — Да куда уж хуже?       Денис больно тычет электронкой в живот и спокойно продолжает:       — Катюше своей передашь, чтоб за барахлом смотрела.       Шумно задвинув ящик, Макс поворачивается к Денису лицом и возражает:       — Она не моя.       — А я? — со сквозящим в тихом голосе флиртом спрашивает Денис.       — Головка от хуя, блять, Денич, дай пройти. — Макс мягко пихает его в плечо.       — Сам тогда свечки жги, — безразлично отзывается тот, отходя в сторону. — Церковные.       — Разбежался, на, — обернувшись, Макс бросает спичечный коробок, который Денис тут же ловит. — Жги и зажигай, Дениска, жги и зажигай.       — Я так зажгу, что ты охуеешь.       — Мне на сегодня уже хватит.       Макс чиркает колесиком зажигалки, поджигает кривой фитиль и отодвигает граненый стакан, куда поставил свечу, подальше от занавесок. Безрезультатно царапнув о коробок уже третьей спичкой, устроившийся на стуле Денис матерится сквозь зубы. Мало ему одной свечи на подоконнике — пускай продолжает упрямо пробовать поджечь вторую без зажигалки. Макс снисходительно глядит на Дениса, думая, что спички вообще давать не стоило. Психанет еще, дом подожжет — нахуй надо.       — А у Ариши лампа горела, — вспоминает Макс.       — Ну это ж Ариша, — недовольно откликается Денис. — У нее что только… с-с-сука… не горит.       Макс решает не уточнять.       — Что, думаешь, я не в состоянии спичку зажечь? — язвит Денис, исподлобья смотря на него через взлохмаченную челку.       — Дак никто не в состоянии, они ж отсырели, — весело усмехается Макс.       — Так нахрен ты мне их дал, умник? — Денис беспомощно вскидывает голову.       Макс посмеивается и протягивает ему зажигалку. Денис вырывает ее из рук и кидает на пол.       — Да пошел ты на хуй.       — Тебе без этого никак?       — Никак.       — Оскорбления заводят?       — А тебя что заводит?       — Ты.       Денис расплывается в хитрой улыбке. Достав очередную спичку, он вновь чиркает ею и разражается хохотом, поднося зажегшийся огонек к лицу. Скалится не по-доброму.       — Давай чей-нибудь сарай подожжем? — с пристрастием шепчет Денис, переводя взгляд с горящей спички на Макса.       — И хату?       — И хату можно.       — Не, я еще пожить хочу.       Денис смотрит на него так, словно сказанное — несусветная дичь. В карих глазах опасливо-красиво отражается огонь, заставляя лишь надеяться, что Денис специально спичку не уронит. Пожара внутри не хватает — еще в доме нужен.       В конце концов запалив свечу, Денис задувает почерневшую спичку и бросает на пол к остальным и зажигалке. Ну охуевший: в чужой дом пришел, мусорит тут, нахуй посылает. Максим завтра точно это все убрать заставит. А сегодня другим заняться хочется, тем, из-за чего свечи и зажигали. Хотел же Денис света.       Он поднимается, прижимается вплотную к Максу, требовательно притянув за шею, и нетерпеливо спрашивает:       — Где подружки твои?       — Хуй их знает, подружек, — тихо отвечает Макс и, поддев край растянутой футболки, проводит по горячей коже.       — Значит, никто не помешает? Или ты все равно боишься, что застукают?       — Ничего я не боюсь.       — Докажи, — выдыхает Денис в губы, — герой-любовник.       Потянув его за собой, Макс тяжело опускается на диван. Денис довольно улыбается, поудобнее устраивается на его коленях и обвивает шею руками. От одного лишь ощущения пылающего тела на себе и зарывшихся в кудри пальцев Макс сразу забывает обо всем, что за пределами их с Денисом мира находится. Так романтично, что аж тошно, ведь ни о Москве, ни о работе он не вспоминает. Спрашивается: а нахуя, если там Дениса нет? Скучно без него. С ним — охуительно, даже если в кровищи и с оскорблениями.       — И что мне сделать? — понизив голос, интересуется Макс, медленно проводя ладонями по бедрам.       — Ебало завалить.       Денис целовать не спешит, хоть и находится неприлично близко. В Топях приличия испокон веков не водилось. С этой мыслью Макс целует первым — напористо, распаляюще, безвозвратно. Все эти дни только так и хотел: чтобы никого рядом не было, чтобы сердце не от тревоги стучало и чтобы сразу в омут с головой. Все здесь возможно, кроме возвращения домой. Похуй, когда Денис с такой же страстью отвечает.       Макс скользит ладонью вверх по спине, поддевая мешающую футболку. Денис выгибается в пояснице и отстраняется. Соблазнительно выглядывающие из-под воротника ключицы вызывают желание поскорее избавить от одежды. Денис выпрямляется, чуть приподнимаясь, чтобы с легкой усмешкой посмотреть сверху вниз, и продолжает перебирать кудри. С такого непривычного ракурса он сам на себя не похож, но Макс знает, что ему лишь кажется. У него на коленях — тот же Дениска, который с неделю назад на картах гадал. Любовь напророчил — сбывается.       Каким таролог был — такая и влюбленность. Непонятная в целом, но такая ясная сейчас, в теплом от свечей свете. Внезапно проснувшуюся сентиментальность Макс душить не хочет. А Дениса хочет. Но как-нибудь в другой раз, если у них впереди вечность — в персональном аду этом, где сны с явью перемешиваются и сигареты не кончаются.       Денис в его руках удивительно чувственный, все так рьяно ощущающий и пьянящий одним лишь взглядом. В карих глазах отражается огонь то ли от свечей, то ли от страсти, да вот Максу в любом случае нравится — до избитого во всех романах пожара изнутри. Банальщина пиздец.       Изогнувшиеся в знакомой усмешке Денисовы губы маняще блестят от слюны. И весь он такой — манящий. Макс подается вперед и настойчиво целует. Рвано выдохнув в его рот, Денис податливо приоткрывает губы. Максима ведет окончательно — в самое пекло — после первого тихого стона и попытки прижаться ближе. Если так и дальше продолжаться будет, то он и сгореть не против.       — Снимай, — разорвав поцелуй, шепчет Макс и задирает чужую футболку.       Денис раздраженно закатывает глаза и поднимает руки вверх, давая себя раздеть.       — И ты. — Он проводит ладонями по вздымающейся груди. — А то нечестно.       — О правде хочешь поговорить?       Оставив вопрос без ответа, Денис стягивает с Макса кофту и с хищной улыбкой пробирается рукой под футболку, чтобы дразняще провести пальцами по поджарому животу. Немного напрягшись, Макс ощущает, как накаляется обстановка, как не хватает прикосновений. Вот так оно в романчиках и бывает.       Денис избавляет Макса от футболки и, цепко схватившись за плечи, прижимается вплотную. От жара становится дурно. Макс перемещает руку на спину, ведет, чуть надавливая, по выступающим позвонкам, а другой поглаживает бедро. Грань эта между приличным и нет ему больше всего нравится, как и горящие желанием глаза напротив. Приличное, неприличное — все это лишь выстроенные обществом рамки. А в деревне общества нет. Некого тут кроме себя слушать. И себя, наверное, тоже не стоит, поэтому Максим Дениса слушает.       Неторопливо царапая плечи, Денис утыкается в шею и вдруг кусается.       — Э, ты че?       — Хочу, чтобы все знали, — он отрывается на пару секунд, — что ты не один.       — Ага, не один. У меня шиза еще.       Денис отстраняется, чтобы посмотреть с раздражением, а после, хуй забив на зарождающийся конфликт, снова прикусывает кожу. Макс прикрывает глаза, сильнее сжимает пальцы на бедре и выдыхает. Чувствует, как Денис, покусывая шею, решительно собирается засос поставить. Бывшим своим Максим никогда не позволял, но Дениске-то можно. Как же такому одновременно покорному и уверенному в собственных действиях отказать?       — Не представляешь просто, — срывающимся шепотом начинает Денис, отстранившись, и медленно проводит кончиком языка по заалевшим губам, — как меня бесят эти твои взгляды.       Вместо ответа Макс притягивает за талию и, оставив нежный поцелуй на линии челюсти, спускается губами к шее. Пресловутая дорожка поцелуев выходит кривой — похлеще, чем железная Москва-Архангельск, — но Дениса это особо не парит: он подставляет шею и громко стонет, стоит Максу сомкнуть зубы на тонкой коже. Хватаясь до легкой боли за плечи, в пояснице выгибается охуительно просто.       Макс мокро мажет губами по острым ключицам и, почувствовав, как Денис опускает руку к его ремню, предостерегающе кусается.       — А меня твои секреты.       — Я чувствую, — Денис потирается о вставший член, — как сильно бесят.       — Меньше слов — больше дела, Дениска.       Лукаво улыбнувшись, Денис встает и, не прерывая зрительного контакта, отходит на несколько шагов. Ощущения горячего тела на себе сразу начинает не хватать. Макс едва превозмогает желание подняться следом и стянуть с Дениса спортивки.       — Стриптиз будешь показывать?       — Без музыки совсем не то.       Денис раздевается нарочито медленно, вынуждая Макса шумно выдохнуть и пожалеть, что не слямзил у Ариши радио. Денис и без того до пизды сексуальный, но музыка пикантности бы придала. Кальянный рэп вписался бы: все подружки в шоке, гуччи, панамера и все такое. Макс обводит жадным взглядом изгибы обнаженного худого тела, предвкушает. Денис в хрупкости и некой угловатости очарователен, в желании — нетерпелив:       — А ты чего ждешь? Я не буду тебя раздевать.       — С моря погоды.       — Ну жди-жди.       Торопливо расправившись с ремнем и ширинкой, Макс избавляется от джинсов, думая, что вся эта любовная туфта — вещь не только в ванильных книжках и неопытной юности существующая. Он и подумать не мог, что кто-то заставит его ощущать все так ярко, пусть и немного смазано. Времени на удивление и рефлексию нет. И не надо. Денис опускается на колени и, сложив ладони на его бедрах, склоняет голову набок. Макс едва воздухом не давится.       Облизнувшись, он вплетает пальцы в волосы Дениса и притягивает к крепко стоящему члену. Денис хитро улыбается и, подняв уверенный взгляд из-под челки, прикусывает губу. Максим сдерживает себя от порыва сжать волосы у корней и грубо насадить ртом. Чтобы знал, что все эти изъебы бесят в той же степени, в какой и заводят.       — Ты сука, — сквозь зубы произносит Макс.       Не сводя с него горящих азартом глаз, Денис наклоняется и медленно, дразняще проводит кончиком языка снизу вверх по члену. Макс шумно тянет носом воздух и хрипит:       — Че ты мелочишься? Присаживайся.       — Приглашаешь? — шепчет Денис, в наилучших порнографических традициях опаляя головку горячим дыханием.       — Приглашаю.       — Вульгарщина пиздец.       Ухмыльнувшись, Макс кивает и тянет Дениса обратно к себе на колени. Пока тот устраивается поудобнее, пару раз задевая Максов стояк собственным и блуждая руками по торсу, Макс осознает, что это конечная. Тут ни дурмана монастырского, ни волшебных трав. Ничем желание не оправдаешь.       Конечная, да Максим спешиваться не собирается. Конечной еще железнодорожная станция была вечность тому назад.       Его не удивляет, что Денис из вылизывания собственных пальцев устраивает ебучее представление, от которого глаза заволакивает дымкой. Макс впивается пальцами в его бедра — следы останутся — и сжимает зубы. Ему же без контроля никуда. Денис пускай сколько хочет в деревне своей порядки наводит, но только не в постели. Наблюдая за тем, как старательно он вбирает блестящие от слюны пальцы в рот, Макс едва сдерживает насмешливую ухмылку. По Дениске видно, что он от способности одним лишь взглядом соблазнить тащится не меньше, чем Макс от него. Глядя в потемневшие глаза, он понимает: утопиться хочет далеко не в озере.       — У меня смазка есть. В сумке, — издевательским полушепотом уведомляет Макс, когда Денис заводит руку за спину. — В боковом кармане.       — Может, еще к соседям за солью сгонять? — раздраженно выдыхает он, но подняться все же пробует — Максовы руки не дают.       — Ты же у нас самостоятельный, — с насмешкой говорит Макс, заглянув в глаза, — вот давай, все сам, — и убирает ладони с бедер, позволяя встать. — Соль тебе нафига?       — На рану сыпать, — с напускной злобой отвечает Денис.       Макс прикрывает глаза, пока тот с шорохами копошится в дорожной сумке, отвлекаясь на пару уточнений. Денис роется, сука, слишком долго… Мыслей почти нет — слава богу, — зато есть приближающийся саркастичный голос:       — Виз чери? Соу интрестин.       — По скидке взял, — поясняет Макс, когда Денис вновь располагается на коленях.       — Так ты на своих пассиях экономил? — с наигранным удивлением спрашивает он и, отметив, как легко поддалась крышка, добавляет: — Видно, Кате не понравилась.       — Зато на хлеб мазать можно.       Но не об этом Максим думает, глядя, как Денис, выдавив гель на пальцы, слизывает немного.       — Химозная.       — Тебе не привыкать.       Денис бросает на Макса недовольный взгляд, а после вновь заводит руку назад. Желание самостоятельно все делать Макса бесит, но видеть, как Денис ради него торопится, приятно до одури. Даже наезжать не хочется.       Оперевшись на плечо Макса, Денис вздрагивает и прикрывает глаза, продолжая толкаться пальцами внутрь. Расслабленно откинувшись на спинку дивана, Макс поглаживает напряженные бедра и наблюдает за тем, как Денис, шумно дыша, сводит брови и кусает заалевшие губы. На эту открытость и некую искренность действительно засматривается. Налюбоваться не может.       От очередного движения рукой Денис стонет слишком откровенно — у Максима внутри аж искрит. В попытке то ли свой, то ли Денисов пыл поумерить Макс скользит ладонями по животу к выступающим ребрам и часто вздымающейся груди. Обводит, царапая, затвердевшие соски, заставляет чуть выгнуться и рвано выдохнуть.       Достав блестящие от смазки пальцы, Денис облизывает губы и тянется за флаконом.       — Заебись, — комментирует он, не жалея льет гель на ладонь и обхватывает Максов член.       — Тоже бесконечную наколдуешь? — интересуется Макс, прерывисто выдохнув.       Денис вместо ответа дразняще сжимает пальцы под головкой, а после скользит по всей длине. Издевается и не скрывает.       — Еще не решил, — произносит он, невинно улыбается и тянется за поцелуем.       — Решай, — неразборчиво отвечает Макс в губы.       Косо усмехнувшись, Денис еще пару раз проводит по члену, размазывая смазку, и приподнимается, чтобы в следующее мгновение до упора опуститься. Макс непроизвольно стонет и поглаживает выпирающие тазобедренные косточки. Денис выстанывает сквозь зубы что-то нечленораздельное и, чуть отвернувшись, жмурится.       Он до легкого дискомфорта узкий. В следующий раз Макс самодеятельность на корню пресечет, не позволит удобством жертвовать. Однако Денис упрямый, не позволяющий жалость по отношению к себе допустить, потому и двигаться, оперевшись на Максовы бедра, начинает почти сразу. Сорвавшийся с искусанных губ болезненный стон все равно распаляет, заставляет желание начать вбиваться глубже стать сильнее. Сдержавшись, Макс позволяет себе отдать контроль. Ненадолго.       Денис запрокидывает голову, открывая вид на острый кадык — вот там Макс точно засос поставит, — и протяжно стонет. Денис уязвимый такой, ничего не стесняющийся — манящий и подкупающий. Макс оглаживает его колени, после — талию и изящно прогнутую поясницу.       Денис часто кусает губы и плавно двигается, постепенно наращивая темп. Максу быстрее и резче хочется, но охуительному настолько Дениске грех отказывать. Негромкие стоны подстегивают толкнуться навстречу, вынудить застонать громче, протяжнее. Подавшись вперед, Денис перемещает руки на напряженный живот Макса и коротко царапает. Поблескивает лихорадочно метающимся взглядом сквозь растрепанную челку и, чуть поменяв положение, приоткрывает рот в немом стоне. Выгнувшись, продолжает двигаться и тихо постанывать. Пиздец просто.       Макс накрывает ладонями покрытые испариной мелко подрагивающие бедра и понимает, что Денис уже заебался. Коротко усмехается двусмысленности выражения и командует:       — Вставай.       — С хуя ли?       — С хуя, с хуя, давай, — Макс похлопывает по колену. — Устал же.       — Я не… — с пылом начинает Денис, но быстро тушуется и, бросив для приличия недовольный взгляд, послушно поднимается.       Денис расслабленно валится спиной на помятую постель, подтягивает подушку под голову и, взглянув на Макса, бесстыдно разводит колени. Макс нависает над ним, стараясь сдержать восторженный оскал, и наклоняется, чтобы поцеловать. Денис обвивает шею руками, зарывается пальцами во взмокшие волосы и лениво отвечает на поцелуй — действительно устал.       Бережно придержав за колено, Макс толкается внутрь и сипло стонет. Денис рвано выдыхает и закидывает ноги на его поясницу. Наклонив голову, Макс несильно кусает кожу на запримеченном на шее месте, зализывает и снова кусает. Денис подставляет шею под ласку, с наслаждением прикрыв веки, стонет негромко.       Макс опускает руку между их разгоряченными телами и нарочито медлительно проводит ладонью по текущему смазкой члену Дениса. На этот раз пошлости про течку решает оставить при себе. Денис вздрагивает и сдавленно стонет. Теперь можно и над ним поиздеваться. Он предостерегающе впивается ногтями в плечи и сильнее стискивает ногами поясницу, не давая отстраниться.       — С другими играть будешь, — шипит Денис.       — Не хочу других, — оторвавшись от наливающихся кровью отметин на шее, сипит Макс и, издеваясь, потирает влажную головку.       Едва ли не скуля, Денис надрывно стонет и царапает плечи в попытке вызвать у Макса то ли сострадание, то ли раздражение. Проматерившись сквозь зубы, Максим срывается на быстрый темп и в такт водит плотно сжатыми пальцами по члену. Денис прикрывает глаза, стонет все откровеннее и продолжает царапать напряженные плечи. Жжение заводит только сильнее.       Ощутимо вздрогнув, Денис сильно сжимается изнутри, сводит брови и кончает с хриплым стоном. Тяжело дыша, Макс еще пару раз толкается внутрь. Чтобы кончить хватает взгляда на шумно дышащего Дениса и нескольких движений руки вверх-вниз по члену.       Максим устало заваливается на постель, стараясь успокоить гулко бьющееся сердце и восстановить дыхание. Денис сбоку возится, а после нагло притягивает Макса за подбородок и до исступления нежно целует. Макс вытирает их обоих на ощупь найденной на полу чьей-то футболкой и, отбросив ее обратно, приобнимает разморенного Дениса. Спустя несколько минут тишины, прерываемой стучащим по окну дождем, он спрашивает:       — Доказал?       Денис перестает вырисовывать пальцем неясные линии на его груди — задумывается, видимо, — а после тихо смеется. Макс усмехается и утыкается в пахнущие чем-то цветочным волосы.       — Доказатель хуев, — беззлобно говорит Денис.       От переизбытка чувств развозит, начинает клонить в сон. Предвкушая, как наконец отоспится впервые за несколько дней, Макс прикрывает глаза.       Исходящее от чужого тела тепло внезапно пропадает. Приоткрыв веки, он сразу замечает сидящего поодаль Дениса. Отвернувшись, тот сильно сутулится, сжимает волосы, всем своим странным видом заставляя встревожиться. Хмурясь, Макс хрипло спрашивает:       — День, нормально все?       — Ничего ненормально, — глухо откликается Денис.       Сонливость исчезает, уступая место волнению. Макс так надеялся после охуительного секса отоспаться — не судьба. Приподнявшись на локтях, он продолжает глядеть на Дениса в ожидании аргументов.       — Что такое? — вздыхает Макс.       Денис не реагирует — лишь продолжает за волосы тянуть и горбиться. Его, незащищенного такого, хочется к себе в постель утянуть, обнять крепко и хотя бы до утра не отпускать. Чтобы по канону все было. Макс собирается подняться, но его останавливает тихий голос:       — Я видел, что ты нашел ту статью, — и уточнение полушепотом: — про химзавод, про Хозяина.       Теперь понятно, почему так долго в сумке копался, но внимание привлекает только фраза про Хозяина. Вроде в тексте ни намека не было.       — Про Хозяина? — уточняет Макс, продолжая хмуриться.       — Про Алябьева, — отрезает Денис, повернув к нему голову. — У меня фамилия матери.       Макса словно озаряет. Тогда многое сходится. Вывод сам собой напрашивается: распылил, значит, Алябьев химикаты, отчего жителей поплавило, и крутит теперь ими как хочет — во бизнес намутил. Не совсем удачный правда, потому что все с ума посходили.       Бросив на Макса неясный, какой-то печальный взгляд, Денис ложится обратно и укладывает голову на его грудь. Макс приобнимает Дениса за плечо и притягивает ближе. Планирует полюбопытствовать, но вдруг чувствует, что ресницы у него мокрые и что ластится он слишком настойчиво.       — День, — шепчет Макс, оставив легкий поцелуй на макушке. — Чего ты?       — Нормально, — отмахивается Денис и шмыгает носом.       Макс поглаживает по волосам в попытке успокоить, но Денис, вплотную прижавшись, едва слышно всхлипывает. Максу жаль его пиздец, хоть он и не понимает толком, чем испортившееся настроение вызвано. Сам не ожидал, что способен из-за кого-то так плавиться. Считал, что в нем, гнусным обществом закаленном, ни капли человеческого с годами не осталось. Как бы не так, раз гладит сейчас с нежностью и трепетом подрагивающие плечи.       — День, ну.       — Макс, — твердо начинает Денис, приподнявшись и устремив на него болезненно-влажный взгляд, — хватит уже за надеждой гнаться. Прими наконец, что тебе здесь нравится.       — Мне не нравится, — резко возражает Макс, но под испытующим взором задумывается. Не получается все-таки до конца принять, что не только себе, а еще и Денису пиздит. Многое ему нравится, как бы ни было стремно признавать.       — Я ведь знаю, что ждет тех, кто борется до последнего, — срывающимся на шепот голосом говорит Денис.       Максу становится горько: понимает, что ничего хорошего.       — Как ты здесь оказался? — глухо спрашивает он.       Денис грустно усмехается, смотря куда-то в сторону, а после возвращает голову ему на грудь, цепляется пальцами за плечо и несмело начинает:       — Я жил в Москве, — делает паузу то ли для того, чтобы подумать, то ли просто для того, чтобы вздохнуть. — Подавал надежды на российскую айти-сферу, собирался приложение реализовывать. Я его еще в универе придумал, — помолчав с минуту, совсем тихо говорит: — А полтора года назад у меня опухоль в башке нашли. Неизлечимую.       По голосу и частому поверхностному дыханию слышно, как он пытается истерику предотвратить. Макс почему-то без сомнений словам его верит. Но по-прежнему не верит происходящему. Не ожидал, что Денис вот так просто откроется. Только и думает: «Блять».       — Мать меня по всем больницам таскала, в Штаты собиралась, но даже немцы, роботы эти сраные, сказали все, кранты, неоперабелен, — Макс различает в голосе до сих пор неугасшую злость и ощущает, как Денис усмехается. — Зе энд оф май стори. Мать отправляла к психотерапевтам, просила в петлю раньше времени не лезть, приложение выпустить. Среди коллег, сука, запомниться, — он невесело посмеивается и безразличным тоном продолжает: — А мне уже похуй было. Я смирился, что мне предначертан короткий век. Думал, зато помру молодым, красивым и почти здоровым. Но жить хотелось — пиздец просто. Последней ее надеждой стал этот ебучий монастырь. Чудодейственный. И я поехал. Не знаю, чего ждал. Уже ни во что не верил. Тогда здесь ошивались туристы из Молдовы, прям как вы…       Макс даже не спрашивает, куда они подевались. И так ясно, что точно домой не вернулись. На них похуй, на неслышно плачущего Дениса — нет. Максим бездумно водит ладонями по плечам и волосам, слушает внимательно. Вариантов его истории было уйма, но о похожем на этот Макс даже не задумывался. Будь он на месте Дениски — застрелился бы. Ну а че?..       — Короче, вымолил я свое выздоровление, — дрогнувшим голосом заключает Денис и сжимает пальцы на плече. — Думал, у Бога, оказалось — у Хозяина. А теперь все. Когда-то хотел сдохнуть с гордостью, но, Макс, ее уже нет. Я живу на коленях с обманчивым ощущением контроля, который он заберет, если захочет, так же, как и дал, — Денис рывком приподнимается и на грани рыдания восклицает: — Я утопиться не смог, Макс, понимаешь?!       — Тише, Дениска, тише, — Максим притягивает его к себе, позволяя чуть ли не сверху улечься, смазано целует в соленые от слез губы и выдыхает: — Тише.       Денис таки срывается на плач. Макс понятия не имеет, чем помочь может. Че говорить-то? Возникшее чувство жалости вызывает недоумение. У него и раньше случалось, как кого-то после секса до истерик развозило, но тогда плевать было. А на Дениса аж смотреть больно, тяжело как-то. Настолько здравомыслящим он еще ни разу не казался. В безумии его намеки на здравый смысл проскальзывали, однако таким адекватным Денис выглядит впервые. Словно кто-то другой окровавленную леопардовую шубу таскает, в монастыре трахается и людей валит. Макс решает, что позже про необоснованное доверие и титовское благоразумие подумает. Потом как-нибудь. Впереди еще вечность — в Топях-то.       Макс бережно убирает влажную челку вбок, поглаживает мокрую щеку, смахивает большим пальцем очередную скатившуюся слезу и чуть наклоняется, чтобы в уголок губ поцеловать. Замечает, что линии на веках давно размазались. Но Дениса ни это, ни покрасневшие глаза, ни до крови искусанные губы менее привлекательным не делают. Макс сцеловывает слезы на щеках, отрываясь, чтобы коснуться скул или лба. И подумать не мог, что будет в такие нежности с удовольствием бросаться. Даже на эту едкую мысль становится все равно, когда Денис перестает шумно всхлипывать и до боли сжимать плечо. Неравномерно дыша он подставляет лицо под ласку и прикрывает глаза.       Максим целует в лоб. Денис демонстративно кривится, словно ему это все не по душе, и отворачивает голову. Макс слабо усмехается — успокоился значит.       — Как покойника, — негромко отмечает Денис.       — Как утопленника, — сипло отзывается Макс и тянется, чтобы мазнуть губами по вытянутой шее.       Едва заметно кивнув и усмехнувшись, Денис трет глаза и снова прижимается к Максу.

***

      — Гуд монинг, блять!       Сквозь некрепкий сон слышится раздраженный голос Дениса, а затем — Макс даже глаза открыть не успевает — следует хлесткий удар какой-то тряпкой. Встрепетнувшись, он устремляет расфокусированный взгляд на Дениса и хрипло, почти неслышно интересуется:       — Кто-то умер?       — Ты, если щас не встанешь, — недовольно заявляет Денис и замахивается вновь.       — Да погоди ты! — сорвавшимся посреди фразы голосом требует Макс и резко садится. В глазах на несколько секунд темнеет.       Проморгавшись, Макс разглядывает футболку в его руках.       — Моя футболка в конче, — объясняет Денис прежде, чем мозг успевает обработать инфу с утра пораньше.       — Ну не в моей же, — устало и по-прежнему сонно отмахивается Максим, прочистив горло, и зарывается пальцами в волосы. Хочется то ли смеяться, то ли убивать.       Голова трещит. На виски недосып и нервоз давят, на нервную систему — претензии Дениса, на глаза — свет. Тот хотя бы догадался шторы раскрыть, в отличие от Кати вчера, поэтому комната в кои-то веки склеп не напоминает. Пользы это практически не приносит: за окном туманно, еще и сыро наверняка. С такой погодой и просыпаться не хочется, не то что бесполезные и откровенно дебильные доебы выслушивать.       — Ты охуел? — вспыхивает Денис, бросая грязную футболку Максу в руки.       — Это ты охуел, — злобно отвечает Макс и, скомкав ее, откидывает на другой конец дивана. — Выспался?       — Да.       — А я, сука, нет!       — Мне похуй, иди футболку стирай.       — С хера ли я должен это делать? У тебя рук что ли нет?       — Потому что ты ее взял, а не я.       Макса реально на нервный смех пробирает. Денис стоит перед ним в одной из его футболок, доходящей до середины бедра, и свирепо сверкает глазами из-под взлохмаченной челки. Максу хочется в еще неостывшую постель его затащить, а не пререкаться из-за всякого. Денис сам еще сонный, милый, блин, до жути, а уже мозг выносит. В этом ему все-таки равных нет. Подождав, пока Макс культурно прокашляется после смеха, Денис поднимает с пола спортивки и тихо говорит:       — Вообще-то, в твоей тоже.       — Что? — невольно усмехается Макс.       — В твоей конче тоже, — спокойно уведомляет Денис и выходит из комнаты, звучно захлопывая дверь.       — Сука, — сквозь зубы выдыхает Макс.       Одеваясь, он думает, что Денису ну вот никак без проявления характера не обойтись. Все ведь хорошо было — насколько в Топях может быть, — а сейчас-то что? Мог и не будить в девять. Зато как шубу кровавую посреди хаты бросать и брать без спроса вещи — так это пожалуйста, как пить дать. Теперь даже за раскинутые спички доебываться желания нет: не дай бог истерику закатит. С Денисом ссориться — как огонь бензином тушить.       Вдвоем на диване было тесно. Только Максу, видимо, раз Денис полночи жался к нему, нагло закинув руки и ноги. Зато тепло, ведь выданное хозяйкой дома прохудившееся одеяло постарше их обоих вместе взятых. Денис выспался — а как ему, после истерики убаюканному, не выспаться? Макс вообще не уверен в том, спал ли ночью. Сна как такового и не было: в беспокойную дрему проваливался, мелькало что-то перед глазами, мысли путались да и все на этом. Он никак не мог выбросить из головы текст той статьи из газеты. Думал, покурить сходит или водички попить, и отпустит — а нет, нихуя, ни в одном глазу сна. Что с новой информацией делать — непонятно. Узнал, за кем вся деревенская поебота стоит, а дальше-то что? Ни сети нет, ни инета. Некому, кроме затерявшихся спутниц, об этом сообщить.       По пути на крыльцо Максим вытягивает из дорожной сумки помятую статью и заглядывает в комнату Кати и Эли, где оказывается пусто. Закинув футболку на перила ожидать, пока снизойдет добродетель, он закуривает. На свежем воздухе сонливость, которую даже повышенный тон Дениса преодолеть не смог, отступает окончательно. Предсказуемо сыро и даже холодно: Макс без верхней одежды выперся, а заходить, чтобы на Дениса наткнуться, желанием не горит. Да и похер на холод. Взбодрится быстрее, особенно если воды из любимого умывальника в лицо плеснет. Все равно заснуть уже не получится.       Макс сосредоточенно стряхивает пепел с сигареты, когда слышит скрип двери. На плечи накидывают что-то теплое — шуба. Макс придерживает ее за край свободной рукой. Запятнанный кровью мех давно высох.       — Дубарь пиздец, — произносит Денис, словно Макс без этого бы не догадался. — Не нашел твою жилетку.       — Благодарочка, — едва слышно хрипит он, мельком взглянув на Дениса.       Денис как-то неуверенно, в совсем несвойственной манере переступает с ноги на ногу — кроссам на покой пора, — трет плечи в безуспешной попытке согреться, а потом резко льнет к Максу.       — Макс, сори, — несмело начинает Денис. Капля стыда, что ли, осталась? — Я это…       — Да мне похуй, че ты это, че ты то, — перебивает Макс, повернувшись. Черные разводы на веках напоминают о вчерашнем вечере — и об Арине, и о том, что позже было, — отдаются фантомным одурманивающим чувством и коротким потоком жара под ребрами. — Иди в дом, не мерзни.       — Не пойду. — Денис прижимается боком. Теплее становится лишь на мгновение.       — Пиздуй давай, — выдохнув дым, просит Макс. — Ща зубами застучишь.       — А ты?       — Докурю и приду.       — Окей. — Денис тянется и коротко целует в уголок губ. — Только быстрее. Я жрать уже хочу. Сварганим че-т.       — Там картоха где-то в шкафу оставалась, сходи почисть. Чем айтишники в столице питаются?       — Святым духом.       — По тебе видно.       Денис переводит взгляд на перила и пылко говорит:       — Ты бы футболку еще развеси…       — Еблан ты, Денич, — вздыхает Макс и разворачивается к нему, приоткрывшему входную дверь.       — Сам ты еблан, — закатив глаза, отвечает Денис и спешит вернуться в дом. Дверью, ясное дело, хлопает оглушительно.       Затушив сигарету в консервной банке и немного подумав, Максим достает из кармана сложенную в несколько раз статью. Он безоговорочно верит словам Дениса о том, что дороги обратно нет. И ненавидит себя за эту импульсивную наивность. Поделать ничего не может: слабак по определению. Макс ведь и нападает первым, бычится вечно, чтобы не сломали. А Денис сломает — он позволит, потому что балдеет. Влез в этот абъюз, о котором одна из бывших посты в инсте писала, и радуется. А хули, прикольно же. Теперь не может жизнь без Дениски представить. Без полного яда карего взгляда, дешевой таинственности и остального, от чего тащится, типа, от острых ключиц и лопаток, чувственных губ и узкой талии. С такими мыслями Максу надо любовные романы писать, а не статьи на политическую тему пытаться сочинить.       У Макса подрагивают пальцы, когда он распрямляет бумажку, и даже дыхание перехватывает, стоит впервые на фотку посмотреть. Перечитав короткий текст с пониманием, что Алябьев не просто директор завода, Макс прикрывает глаза и комкает статью. Какого она там года, девяносто второго? И без нее понятно, что местность химией пропитана. Для доказательства даже письменное подтверждение не надо, поэтому и статья эта нужна лишь бы в реальности удерживать.       Но Макс за реальность держаться уже не хочет.       Он решительно поджигает помятый листок и засовывает его в полную окурков консервную банку. Гори-гори ясно.       От созерцания стремительно сгорающей статьи отвлекают чьи-то приближающиеся крики и смех. Максим различает в них голоса Эли и Кати. Больше ни липкой тревоги, ни волнения — кристаллически похуй. Вот бы с самого начала так, чтобы нервы на всякую загадочную лабуду не тратить. И на вбежавшую во двор Элю, в крови всю измазанную, похер, и на догнавшую ее смеющуюся Катю. Вот так чудеса.       — Эль, ну че ты рыдаешь, — весело восклицает Катя и оборачивает сопротивляющуюся Элю за плечо. — Лучше утра не придумаешь!       Эля ошалело глядит на Макса, стараясь вырваться из рук, и размазывает по лицу кровь в попытке стереть слезы. В нем, таком удивительно спокойном, она хочет отыскать поддержку и понимание, за адекватность схватиться как утопающий за спасательный круг. Но Макс и себе помочь не может.       — Я, бл… Катя! — рявкает Эля и, резко оттолкнув обвившую ее руками Катю, тяжело поднимается на крыльцо. — Я людей, сука, завалила… Я людей, блять…       Макс не успевает отойти — Эля хватается за плечи, умоляюще смотря распахнутыми от испуга глазами, и пачкает шубу. В черном взгляде ни намека на прежний гнев — только животный страх. Эля рыдает, срывающимся голосом бормочет о том, что в мир иной кого-то отправила, и возмущается тем, что Макс ее игнорит. Он в душе не ебет, что делать. Это напоминает вчерашнюю сцену с Денисом на берегу. Что тогда не знал, как реагировать, что сейчас. Спешить помощь оказывать, подробности выпытывать и успокаивать желания нет. Макс предпочел бы похавать и отдыхать завалиться, а не в чужих проблемах разбираться. Эля кашу заварила — сама пускай и расхлебывает. И чужую, без того грязную шубу не пачкает.       — Бля, Эль, ну ты че, — нахмурившись, Макс поглаживает Элю по взъерошенным волосам и переводит непонимающий взгляд на Катю. Поднимаясь на крыльцо, та криво улыбается и качает головой. — Кого ты уже убила?       — Я… З-зэков этих, блять… Они к Кате полезли, а потом… Я не зн… — Эля спотыкается на полуслове, испуганно отшатывается и возмущенно вопит: — А он тут что делает?!       Макс переглядывается с закрывшим за собой дверь разозленным Денисом. На вопросительный взгляд пожимает плечами. Поржать хочется. Куда благородный комплекс спасателя делся? Если был вообще.       — Ты че на всю ивановскую разоралась, идиотка? — шипит Денис, устремив на Элю свирепый взгляд.       — Ты, с-сука..! — она подается вперед, чтобы накинуться, но Макс грубо тянет за локоть обратно. — Что ты, блять, делаешь?       Закрыв собой усмехнувшегося Дениса, Макс чеканит:       — По-человечески объясни, паникерша.       — Я еще паникерша?!       Эля разражается очередным потоком мата, но постепенно успокаивается. Страх сменяется на гнев — такой она Максу нравится больше. Ей испуг, казалось бы, вообще не присущ — лишь хладнокровие и агрессия. А оно вон как. Все из-за Топей этих злоебучих.       Прежде, чем Денис вспыльчиво потребует объяснений, Катя тихо говорит ему что-то. Максу некогда его реакцию — тяжелый вздох и поджатые губы — разбирать, ведь нужно Элю успокоить, а иначе она тут все кругом на щепки разнесет. А потом разревется.       Прервав попытки Макса проявить психологические навыки похлопыванием по спине, Денис подходит ближе к Эле. Та поднимает воспаленный взгляд и сжимает зубы, когда Денис проводит ладонью по волосам.       — Да и похуй, Элечка. — Он заправляет прядь за ухо. — Не тебе ж разгребать перед Хозяином, а мне. Отмажу как-то. Кому эти зэки нужны?       Эля настороженно смотрит на него, желает попятиться — некуда. А ведь Денис способен в угол загнать. Макс по себе знает. Даже немного жаль Элю становится.       Он скептично вскидывает брови и переглядывается с недоверчиво прищурившейся Катей. Говорить невинно-мирным тоном без подвоха Денис не может. Тем более с ней. Максим надеется, что Дэнчик не отправит Элю вслед за зэками.       — Денич, ты это че? — наклонившись, шепчет Макс ему на ухо. — Мать Тереза, что ли?       Денис даже не оборачивается. Вдруг Катя, нервно хохотнув, рассказывает:       — Эля, короче, в одного выстрелила, а там еще второй с ножом на нее накинулся. Ну, одним словом, пиздец. Думала, откинусь там вместе с первым.       — Дура, ты понимаешь вообще, о чем говоришь? — гневно зыркнув на нее, шипит Эля и рваным движением убирает прилипшие к лицу волосы.       — Сама ты дура, — обиженно отзывается Катя. — Могли вообще без кровопролитий обойтись, а теперь шмотки только на выкидон.       — Зато на платочке твоем ни капли крови, — отмечает Макс, — пионерка.       — Пенсионерка, — кривится она.       — Вам что, вообще до пизды?.. — с наконец накатившим осознанием лепечет Эля. Ее начинает бить мелкая дрожь. — К-как же… Я ведь…       — Да поебать. — Денис пожимает плечами и поясняет: — Хозяин уже давно их выкосить хотел. Эти твари втихую нарушали правила, но здесь так не принято. Хозяину руки пачкать не охота, а ты очень удачно вышла к ним на променад. На зоне тебя бы зауважали.       — С такой реакцией? — хмыкает Макс. — Сомневаюсь.       Эля мотает головой и с проступающим безумием скалится. А он-то думал, что она улыбаться не умеет.       — А вы че, с Максом того? — многозначительно интересуется Катя, переводя взгляд с Эли на заскучавшего Дениса. То ли хочет от истерики ее отвлечь, то ли с долей ревности интересуется — хрен знает, да и какая разница?       — Ага. — Денис показательно толкается языком в щеку и бесстыже улыбается.       Макс фыркает, когда Катя понимающе кивает. Эля истерично посмеивается, привлекая внимание всех троих, и тут же зажимает рот грязной ладонью. Катя внезапно прижимается к Эле, аккуратно убирает руку от лица и с озорной улыбкой протягивает:       — Одним выстрелом двух зайцев.       Эля хмурится, не способная не то что шутку юмора понять, а и подумать более-менее трезво. Поэтому и плотнее прильнувшую к себе Катю не успевает оттолкнуть — та укладывает ладонь на испачканную щеку, прикрывает глаза и целует в приоткрытые губы. Макс от представшей картины присвистывает, а Денис, разразившись смехом, утыкается в его плечо.       Макс без раздумий приобнимает Дениса, сипло посмеивается, подхватив веселье, и отстраненно думает, что монинг ис рили вэри гуд.