Русская принцесса

      Пока Макс с Катей брызгаются водой и топят друг друга в озере, Эля с серьезным видом раздумывает над кроссвордом и обращает внимание лишь на матерные вскрики. Давно Максу так легко не было, ведь в Топях за сутки словно месяц проходит. Вода прохладная, солнце так и не вышло, дождь обязательно хлынет, но это мелочи и жизни, и смерти, и посмертия.       С иногда слишком громко визжащей Катей весело. Немного жаль даже, что у них не срослось. Она такая активная, духом воспрянувшая после нескольких дней апатии, что, глядя на нее, аж жить хочется. Видимо, только Максу, потому что Эля все измученнее с каждым днем становится. Ни бешеную собаку, ни ее хозяина так никто и не видал. По Эле видно, как она ситуацией этой встревожена, пусть эмоции с чувствами скрывает. Если бы не загадочные обстоятельства последних дней, Эля все равно предпочла одиночество. Неинтересны ей ребяческие замашки Макса и Кати, в том числе желания поплескаться в озере и в дурака сыграть, однако она без возражений их терпит. Или принимает — это мудрее.       Фрагмент накануне приснившегося сна мелькает перед глазами, когда Катя просит расстелить покрывало. Такое же, каким в сновидении было, — выгоревшее, бледно-красное, с неразборчивым орнаментом. То ли потому, что он реально неразборчивый, то ли потому, что картинка плывет. В вещие сны Макс не верит, как и во все остальное, но тот факт, что он эту вещь наяву видит впервые, напрягает. И сразу отходит на второй план: Катя бросает на покрывало собранный по дороге букет полевых цветов и верх от купальника.       Максим старается не пялиться в открытую на ее обнаженную грудь, но поначалу получается весьма хуево. Обводит взглядом плавные изгибы тела и даже чувствует отголоски былой романтики. Хотя какая ж у них, любителей одноразовых перепихов, романтика может быть? Взяв у Эли карты, Катя приглашающе похлопывает по месту рядом с собой. Макс не вправе отказать хитрости в ее глазах.       Катя бьет короля пик козырным тузом, расплывается в победной улыбке и восклицает:       — Легкотня!       — Радуйся, пока можешь, — отвечает Макс и, собрав карты, начинает тасовать колоду. Не может сдержать предвкушающую усмешку: за четыре партии разгадал Катин принцип игры — козыри собирает — и теперь в полной мере готов проявить логику и гениальные навыки мухлевания. Не зря рубился на работе в дурака онлайн.       — Че лыбишься, а, Максик? — довольно интересуется Катя, с наслаждением прикрывает глаза и, тряхнув влажными волосами, запрокидывает голову. — Проигрывать нравится?       — Так же, как и тебе в следующей партии, — с невозмутимым видом Макс пожимает плечами.       Катя наигранно-высокомерно поглядывает на него, с напускной грустью говорит:       — Жаль, что не на щелбаны играем, — и тут же с нескромным смешком добавляет: — Я б тебе парочку прописала.       Макс кивает — ага, конечно, подружка, разбежалась — и раздает карты.       — За руками следи, — советует Кате сидящая в стороне Эля, не отрываясь от кроссворда.       Во внимание эту фразу Катя не берет, чем несказанно радует Макса. Спустя десять напряженных минут, которые проходят в прерываемой Элиным чирканьем карандаша по бумаге тишине, Катя с десятком невыброшенных карт раздраженно закатывает глаза. В конце другой партии поджимает губы, а по окончании следующей вспыхивает:       — Да ты меня наебываешь!       Макс расплывается в злорадной улыбке.       — Ну вот и играй сам с собой! — Катя кидает в него оставшиеся карты.       — Катька, да ладно, че ты? — Максим посмеивается. — Не везет в картах, повезет в любви.       — Отвали, — недовольно говорит она и, пока Макс собирает карты, растягивается на покрывале. Закрыв глаза, бурчит: — Козел.       Довольный собой, он поглядывает сначала на подругу, а потом, оперевшись на руки позади себя, устремляет взгляд на водную гладь. Сегодня без русалок и прочих жителей водоема обходится. Это тогда галлюцинации были или сейчас? О странностях этого места Макс старается не думать. Ситуация и без того тотальный пиздец: предположения кажутся явью. Или не кажутся. Это не у Макса крыша поехала, это все Топи болотистые и насквозь химией просочившиеся виноваты. А может и то, и другое?       Как бы ни было на берегу безмятежно, расслабиться не получается. Закурить бы, да оставил сигареты в доме. А под бок бы Дениску полуголого, а не Катю, хотя так тоже неплохо. Все равно у обоих тараканы в башке.       От созерцания природы — с виду мутной воды и густой, непроглядной хвои — Макса отвлекает поднявшаяся и отряхивающаяся от песка Эля. Оставив газету с кроссвордом одиноко лежать на земле, она направляется в сторону леса. А он здесь кругом. Удивительно, что по дороге сюда не заблудились.       — Эля, — зовет Макс и, когда она оборачивается, спрашивает: — закурить не найдется?       Подойдя, Эля протягивает приоткрытую пачку. Достав сигарету, Макс кивает в знак благодарности и ждет, пока она даст прикурить.       — Почти кончились, — негромко уведомляет Эля, пока Макс поджигает ментоловую сижку.       — Не переживай, — безучастно произносит он, выдохнув дым, и отдает зажигалку. — У меня еще завались.       Украдкой взглянув на него и Катю, Эля молча уходит. Макс затягивается и отстраненно думает, как хороша иногда бывает жизнь, в которой есть красивые пейзажи, сигареты и ебучее безвыходное положение. А еще где-то там Денис, объявления о пропаже людей, загадочный Хозяин, Аришина мать-инвалидка, статья про химзавод в сумке и прочая местная поебень.       — Эль, ты куда? — встрепетнувшись, спрашивает Катя и нахмуренно смотрит на обернувшуюся Элю.       — Да здесь я.       — Мы же договорились, что не будем по одиночке ходить, — Катя рывком садится, продолжая в упор глядеть на успевшую отойти лишь на несколько метров Элю.       — В туалет хочу.       — Давай я с тобой схожу…       — Катя, — устало перебивает Эля. — Все нормально, я не пойду далеко.       — А озеро тебе на что, Эль? — встревает Макс и с озорной усмешкой стряхивает пепел с сигареты.       — Макс! — Катя несильно бьет его по плечу. Он продолжает усмехаться, но уже не так задорно. Эля все же уходит, и Катя кричит вслед: — Осторожнее там!       Она печально вздыхает, недолго рассматривает курящего Макса и придвигается ближе.       — Дай-ка, — Катя беспардонно выхватывает сигарету. Максим на это лишь хмыкает. Единственную радость делить с кем-то вынужден.       — Ну что, Катька, — тихо начинает он, смотря как она медленно выпускает дым и переводит на него заинтересованный взгляд, — без поганых соцсетей обрела личную утопию?       — Ага, — шепотом отвечает Катя, кашляет и громче добавляет: — В ней же и утопилась.       — Тогда зачем поехала? — Макс всматривается в ее лицо, замечает опустившиеся уголки губ и привычную тоску в глазах. Этот вопрос звучит между ними в третий раз за все время.       Спустя несколько часов после знакомства, едва уместившись вдвоем на полке в поезде, Макс поинтересовался причиной решения поехать в Архангельскую глухомань. Катя уткнулась в шею, пробормотала что-то об однообразии жизни в городе и вырубилась. Если по запуганной и отчаянной Соне и буквально запрыгнувшей в последний вагон Эле все сразу понятно стало, то по Кате, развеселой и дружелюбной, — нет. И сейчас непонятно: тело, значит, доверяет, а в душу хер заглянешь.       — Говорила же: Москва надоела, хотелось в бюджетное путешествие, — с еле слышным в голосе раздражением произносит Катя и передает сигарету. — И фоток сделать в купальнике в инсту, чтобы он знал, кого потерял.       — Вот как? — неглубоко затянувшись и выдохнув дым, Макс скептически приподнимает брови. — Ты не упоминала, что у тебя там кто-то был.       — Был, да сплыл, — грустно усмехается Катя и задумывается о чем-то. Докуривает переданную сигарету, тушит о рядом лежащий камень и заключает: — Ничего не стоит того, чтобы тут оставаться. Ни школьница твоя, ни репортаж, ни фотки для инсты. Но мы отсюда не выберемся.       — Да не нужна мне школьница, — раздраженно говорит Макс и думает, что она и вправду не нужна, а вот друг ее — брат, блять, не по крови — еще как. — И репортаж уже тоже, — бесстыже врет, чтобы драмы разговору придать. — Ради него приехал, а сейчас хоть бы уехать.       — Что, не дает твоя ведьма? — насмешливо фыркает Катя.       — Тебя это не касается.       — Как же так? — она удивленно распахивает глаза и поглаживает его по щеке. Разозленный издевательством, Макс грубо перехватывает тонкое запястье, но отводить от себя не спешит. — Такому обольстителю — и не дает? Что же ты, Максик, сдаешь позиции?       — Что ты несешь? — шипит он сквозь зубы.       — Тортик, — весело отзывается Катя, но в миг становится серьезной. — А я как дура на флюиды повелась, да?       Ее язвительность и ревность ничем не обоснованы: все ведь вроде порешали без обидок и прочего. С чего это Катя так накинулась на Аришу, душу чистейшую?       — Еще и сынка хозяйского поебываешь, не густо, нет?       Макс знал, что Катя рано или поздно упомянет об этом. Все ждал, как предъявы посыплются о том, что он на два фронта играет. Хорошими отношениями с Катей Макс дорожит, но не когда та откровенно на эмоции выводит. Собственной вспыльчивостью он все на свете запороть может, основанный на недосказанности хрупкий мир между ними — тоже. Поэтому вместо того, чтобы высказать все, что о подруге думает, отпускает руку. Прикрыв на секунду глаза и втянув носом воздух в попытке усмирить пыл, твердит:       — Норм…       Катя прикладывает палец к его губам.       — Конечно, нормально, — она странно улыбается. — Мудак ты, Макс, знаешь?       Еще какой, а по фактам раскидывать не хочет, хоть и может. Из-за внезапно проснувшихся остатков совести или страстной предыстории — хуй знает.       — А у меня, знаешь, типаж такой, — Катя нервно хихикает. — Мудацкий. У нас много общего, Максик, ты ж тоже на таких ведешься.       Когда она опускает руку, Макс предполагает, что тирада окончена. Но Катя вдруг подается вперед и настойчиво касается его губ своими — сухими и очень знакомыми. Ее поцелуй приятный, но вовсе не способный запалить искру, от которой захотелось бы притянуть ближе, чтобы жар тела ощутить и позабыть о всяких деревенских ведьмах. Максим мягко хватает за плечо и, нахмурив брови, отодвигает Катю.       — Катька, ты че?       С бесстрастным выражением лица она поднимается и торопливо завязывает купальник. Макс непонимающе глядит на нее, пока в мыслях с неким разочарованием мелькает, что она, идиотка, по-настоящему запала. Перед тем, как в кромку леса уйти, Катя натягивает кеды, забирает свой букет и небрежно бросает:       — Эли долго нет.       До сих пор ощущая на губах не вызвавший никаких чувств поцелуй, Макс покачивает головой: ну и шиза же — и невольно усмехается.       — В натуре дура.       Быть сердцеедом несомненно классно, но не в провинции же, где молодых раз-два и обчелся. Кого-кого, а бабок Макс ебать не будет. Он вновь жалеет, что забыл сигареты, дает себе обещание больше не выходить без них и пускается в неутешительные размышления.       Зачем Катя доебалась, если все хорошо было? Для полноты деревенской хоррор-картинки с депрессивными москвичами не хватает только любовной мелодрамы — мыла натурального, — чтобы всем селом сопли-слюни пускать. Макса не очень-то радует перспектива без поддержки остаться и переметнуться на сторону к Денису и Арише. Хотя, может, так лучше будет? Не попробуешь, блин, не узнаешь, и все в таком духе зумерских книжек, но как-то это рискованно. Разок проебется — и не позарятся дружно к Хозяину на ковер потащить. Если он, ясен хер, существует. Макс все еще таит надежду, что у Дениса сдвиги в башке. Однако не могут ведь у всех поголовно сдвиги быть.       Если все не просто про Хозяина твердят, а и про его тачку и топор, то наверняка он либо обросшая деталями легенда, либо реально самопровозглашенный президент. А здешний народ что угодно схавает, лишь бы низменные потребности удовлетворили. И чтобы водку где-то продавали, а то на трезвую голову с такими порядками повесятся раньше времени.       Из скачущих по разным темам раздумий, объединенным только сидящим в печенках названием деревни, Максима вырывают чьи-то быстрые шаги откуда-то сзади. Прежде, чем он успевает подумать над причиной такого быстрого возвращения Кати или Эли, слышит ставший до боли знакомым голос:       — Развлекаешься?       Увидев стремительно приближающегося из леса Дениса, Макс тотчас подрывается с места.       — Ты кого, сука, убил?!       У Дениса в руке вместо извечного ружья Катин букет, который оказывается бессовестно выброшенным в высокую траву. Денис заливается смехом, на ходу скидывая окровавленную шубу, и стягивает в нескольких местах насквозь пропитавшуюся кровью футболку. Он подходит к плотно сжавшему зубы Максу и, положив грязные ладони на щеки, с безумным огнем в улыбке притягивает к себе. Кровь на руках еще не высохла.       Макс едва сдерживает порыв придушить Дениса прямо здесь. За то, что может запросто пропасть, а потом неожиданно появиться, так еще и в таком виде. Денис не дает желаемому осуществиться — нетерпеливо целует. Макс борется пару секунд с желанием оттолкнуть, но злость рассеивается, уступая место привычному искушению. Денис коротко усмехается в поцелуй, а после приоткрывает рот, разрешая Максу перехватить инициативу и скользнуть языком внутрь.       Жадно целуя его, Макс чувствует, как Денис пачкает его лицо кровью. Оторваться от манящих губ словно не представляется возможным. Да и зачем, когда до сбивающегося дыхания хорошо? Максу на мгновение стремно становится от осознания, как же на него Денис влияет, и, одновременно с этим, глубоко похуй. Он ведь охуительный такой, не имеющий себе равных. Все остальное на его фоне меркнет и больше не кажется важным.       Вопреки сильному желанию завалить Дениса на покрывало, уже не напоминающем ни о сновидении, ни о Кате, Макс тянет его за волосы и отстраняет от себя. Денис устремляет на него лихорадочно блестящий взгляд и прикусывает губу, стараясь не улыбаться. Максу кажется, что все это происходит не наяву, что ночные сновидения, пусть и лишенные логики, — действительность, а Денис в крови — лишь марево, способное от прикосновения растаять. Макс проводит ладонью по горячей коже на точеном плече — не тает. Денис уже не сдерживает улыбку.       — Эле своей скажешь, что теперь все збс, — ровно произносит он, цепляется пальцами за руку и убирает с плеча.       Понимание накатывает леденящими волнами, однако Макс отчего-то не слишком удивлен. Он в ахуе, конечно, от осознания, но больше беспокоит, почему Денис таскался всюду с ружьем, а в итоге, видимо, чем-то другим воспользовался. Ненормально на чье-то убийство реагировать с таким спокойствием и желать не свалить куда подальше или вломить хорошенько, а снова поцеловать.       — День, ты че, реально мужика грохнул? — спрашивает Макс, подрастеряв пыл: не понимает, как на сложившуюся ситуацию реагировать. То ли гневаться, как всегда, то ли сожалеть, потому что от Дениса несет не только кровищей, хвоей и отвагой, а еще глубинным, старательно спрятанным страхом.       — Реально, нереально — какая разница? — Денис стаскивает, наступая на задники, запятнанные белые кроссовки. — Я свое обещание выполнил.       — Е-мое, ты… — Макс зарывается пятерней во влажные кудри. — Пиздец.       — Пиздец — я, — торопливо отвечает Денис, будто желает поскорее завершить разговор.       Макс медленно выдыхает, понимая, что не хочет злиться ни за эмоциональные качели, с которых вылететь и череп размозжить на раз-два можно, ни за то, что человека кокнул. Приплыли.       — А че Катя твоя разозленная такая? — с прорезывающейся ревностью интересуется Денис. — Всучила мне, — кивает в сторону травы, — веник свой, посмотрела как на врага народа. У тебя что, не встал на нее? Или чем вы тут занимались?       Перевести тему с выяснения обстоятельств убийства на выяснение отношений — идея хорошая. В конце концов, это же Денис чудит, а не Макс. И Эля теперь может не волноваться. Возможно, даже на живой труп походить перестанет. Чего Макс так распереживался? По приезде в Топи иногда ведет себя непредсказуемо, что аж сам удивляется. В Москве все по сценарию было: просили сверхурочно на работу выйти — с раздражением посылал нахуй, бывшие звонили — называл кончеными и кидал с чистой совестью номера в чс. А здешний сценарий под травой или чем-то похлеще строчат.       — Ты за кого меня держишь, День? — вкрадчиво спрашивает Макс, глядя, как Денис окончательно избавляется от одежды. — Ты ж у меня единственный.       — Кто тебя знает, а? — пылко говорит тот. — Вдруг решил и рыбку съесть, и на х…       — Да один ты у меня, — вторит Макс, рассматривает обнаженного Дениса — какой же все-таки красивый — и просит: — Не начинай.       Вместо того, чтобы направиться к озеру, Денис подходит к Максу, устраивает руки на плечах и, устремив взгляд в сторону, с насмешливой улыбкой нараспев тянет:       — Выходила на берег Катюша.       Макс поворачивает голову и встречается взглядом со взволнованной Катей. Та разворачивается и спешит обратно в лес.       Глядя на медленно ступающего к воде Дениса и чувствуя, как стягивает от крови кожу на лице, Максим думает о том, в какую же беспросветную пизду превратилась жизнь.

***

      Днем, вернувшись через запутанный лес в деревню, Макс ни по пути, ни в доме не встретил Катю или Элю. Во напряг. Утешить способно только то, что сам Макс живой и пока не заблудившийся. Предположив, что Катя оскорбилась его поведением и рассказала обо всем Эле, он мысленно послал ее ко всем остальным бывшим.       Вечернее небо затянуто тучами, а единственный фонарь не горит, поэтому по размытой после ливня дороге Макс идет осторожно. После дневной жары температура едва ли не до минуса упала. Он уже не задается вопросами, а просто теплее одевается. Голову догадками забивать — пустая трата времени, хоть и тратить его не на что. Завтра Макс планирует по округе в десятый раз пройтись, возвышенностей поискать, ведь где-то да должна сеть ловить. А сейчас к Арише направляется, вроде как по титовскому приглашению даже. Наверняка снова свои оккультные посиделки устроили, от которых на весь дом травами несет. Макс до сих пор считает все это не более чем развлечением. Но обидно будет — до глубины души просто, — если Денис к нему клинья подбивал, чтобы в итоге где-нибудь на опушке при свете луны зарезать.       Моросит дождь, усилится вот-вот. Дороги точно превратятся в болота. Что погодка, что условия — супер просто. Прям как на окраинах столицы. На секунду Максу чудится, что и не уезжал. По тяжелым шагам ясно, что он этим чуток взбешен. Кроссы лишь помянуть можно, завтра драить придется.       Дверь в Аришкин дом оказывается открытой, когда Максим, спустя полминуты бестолковых стуков, нетерпеливо дергает за ручку. Внутри темно, тепло после мерзкой уличной сырости и ожидаемо благоухает травами. Макс случайно хлопает входной дверью, блякает, снимает кроссовки, пытаясь грязью все вокруг не засрать, и вешает безрукавку рядом с леопардовой шубой. В полутьме не заметно, что она в кровавых пятнах. Из глубины дома слышится знакомая музыка, но текст песни разобрать удается не сразу. А запах приятный, не совсем травянистый, расслабляющий, туманом овеивающий. Фитотерапия почти. В городе Ариша смогла бы на продаже травок нехилый бизнес наварить, да все упрямится.       Пройдя по неосвещенному коридору, Макс отворяет дверь в комнату, откуда отчетливо звучит песня отечественной Примадонны. У Ариши вкус хороший не только в одежде и прическах, а еще и в музыке. В следующий раз дай бог радиостанция с Меладзе или Ласковым Маем сигнал поймает, во туса будет. Не то что в московских клубешниках, где всякую дрянь врубают. Хотя там вообще до пизды, что слушать, — кальянный рэп или Аллегрову. Комната погружена в приятную полутьму, желтоватую от свечения лампы, стоящей на совдеповском трельяже с тремя зеркалам. Такой еще у Максовой бабки, царство ей небесное, стоял, когда он шкетом был. Атмосфера эта — тусклый свет, сссрский интерьер и шипящее песни Пугачевой радио — доверие какое-то вызывает к происходящему. Макс тихо закрывает за собой дверь.       Денис склоняется над сидящей на стуле и поджавшей под себя бледные ноги Аришей, аккуратно придерживает за подбородок и подводит ей глаза. Она себе не изменяет: на ней белый топик и короткие шорты, а волосы собраны в две косы. Мельком взглянув на Макса, Денис продолжает старательно выводить линии на веках, едва слышно слова песни шептать и покачивать бедрами в такт музыке. На нем другие спортивки и футболка — ну хоть шмот все-таки меняет. Удобно оперевшись о стену, Макс на эту по-своему уютную картину ненадолго засматривается.       Ариша и Денис кажутся ему если не родными, то очень-очень близкими. Однако Максим помнит, что они таят секреты и что Денис действительно делами занимается, а не просто хуи с важным видом пинает. Макс не может дать им ввести себя в заблуждение из принципа — ну как же его, журналиста, наебать можно? Но хочет: устал от тщетных попыток инфу искать. От былого энтузиазма горка пепла осталась, хоть Макс еще надеется отыскать сеть. Телик же Аришин как-то работает, передачки Малахова показывает, значит и связь обязана быть — очевидно же. Макс до конца не признает потаенное желание оказаться обманутым, чтобы все происходящее как норму принять и не курить больше по ночам на крыльце с кислой миной. Может, он сам себя развел, когда о поездке договаривался, разбирая рабочие манатки? Доверился опыту и своему, и чужому отчасти, а в итоге это привело к тому, что происходит. Уже похуй. К этому лишь философскую цитатку о быстротечности времени можно приписать. А сейчас перед ним у трельяжа ведьма и сын хозяинский сразу в трех зеркалах отражаются. Настоящие, значит. Не голограммы.       Макс пока только догадываться может, в чем чары Ариши заключаются, а вот Денис свой статус уже оправдал, пусть из доказательств лишь его слова. Верить им весьма опрометчиво, но Макс сам себе не доверяет, поэтому вряд ли чей-то труп вызвал бы в нем безоговорочную веру в произошедшее. От Дениса такого следовало ожидать, так что легче принять. Макс весь день от собственной реакции охуевает, предателем моральных принципов себя чувствует. С мужиком трахаться — это одно, а мужика убивать — совсем, блять, другое, пусть тот тоже тварь конченая, не сумевшая псину воспитать. Как-то слишком, однако парит это только Макса. По нему психиатр плачет, по Денису — палата с оббитыми стенами в дурке, но в деревне ни того, ни другого нет. Приходится выкручиваться. Денис вон успешно под песни Пугачевой релаксирует, бедрами соблазнительно крутит — жаль, что футболка длинная такая, — и просит Аришу то вверх посмотреть, то глаза прикрыть. Словно человека в мир иной отправить — хуйня вопрос.       — Мы уж думали, — негромко начинает Ариша, отвлекая Макса, с интересом наблюдающего за ней и Денисом, — что ты не придешь.       — А я тут как тут.       — Все самое интересное уже кончилось.       — На кого порчу в этот раз наслали?       — На тебя, — встревает Денис, оторвавшись от Ариши, и поднимает на Макса насмешливый взгляд.       Не порчу, а проклятие скорее: из Топей-то не выбраться. Максим в ответ легко усмехается и замечает, что больше не бесится из-за Денисовых подколов. Черт бы его побрал. Или Денис сам черт, хер поймешь, но Макс к пониманию и не стремится особо. Думал: лирика это все о том, что Денис будет восхитительно выглядеть в крови. Хуирика. Но выглядел реально охуительно, до затаенного дыхания горячо. Если б не бродящие где-то по лесу Катя и Эля, то Макс без зазрения совести его прям там на берегу разложил бы.       — Позови меня с собой, я приду сквозь злые ночи, — тихо подпевает Денис мимо нот. — Я отправлюсь за тобой, что бы путь мне не про…       — Ай! — Ариша дергается, когда у него вдруг дрогает рука, и он мажет подводкой мимо.       — Сори! — Денис выпрямляется, откладывает ее — кто им сюда косметос поставляет? — и отходит, чтобы дать Арише подняться. — Ариш, сходи сотри.       — Схожу сотру, — насупленно говорит она, бросив недовольный взгляд на свое отражение, и стремительно выходит из комнаты.       Макс смотрит на закрывающего за ней дверь Дениса с недоверием. Ясен красен, что неслучайно промазал. Макс неторопливо подходит к нему, интересуется с издевкой:       — Не стыдно подружке врать?       — Не стыдно себе врать? — парирует Денис, вскинув голову, и смело глядит Максу в глаза. У него тоже веки подведены — ровно так, утонченно. Красиво. Темный уверенный взгляд более глубоким кажется.       Макс с трепетом поглаживает щеку костяшками пальцев. Денис тихо выдыхает, прикрыв глаза, рассмотреть себя позволяет. Очаровательный. Макс себя околдованным чувствует, будто тут вовсе не Ариша ведьма. Денису что угодно простить можно.       — Какой же ты… — понизив голос, произносит Макс.       — Знаю. — Денис усмехается и, посмотрев на Макса без привычного лукавства, тянется к его губам.       Играющая с редкими помехами песня и приглушенный шум воды становятся безразличны. Поцелуй выходит коротким, смазанным, но у Макса внутри все равно разгорается пламя. То ли из-за закрытого окна, за которым шумит дождь, то ли из-за столь невинного прикосновения чужих губ. Как же давно такого не случалось. А Топи, блин, волшебные, романтику, пусть и нездоровую, в жизнь его вернувшие. Максу отчаянно этого не хватает. Ситуацию подогревает тот факт, что совсем рядом находится Аришка, к которой Макс так активно подкатывал. В прошлой жизни будто. Все, кроме настоящего, прошлой жизнью кажется.       Денис выжидающе, с долей иронии смотрит на Макса, пока тот с бо́льшим напором не целует снова, придерживая за подбородок. Денис с пылом отвечает, разрешая упиваться собой, и привычно сводит с ума.       Какой-никакой здравый смысл подсказывает, что не стоит прижимать Дениса к себе, пусть и хочется пиздецки, ведь Ариша от увиденной сцены будет не в восторге. И не сможет Макс больше «Пусть говорят» с ней обсуждать и гонять по вечерам чаи.       Он едва успевает опустить руку от чужого лица и отстраниться, когда бесшумно входит Ариша и заинтересованно глядит на них.       — Максим, не жарко? — Она заботливо проводит ладонью по плечу.       Прежде, чем Макс успевает отрицательно покачать головой, Денис говорит:       — Очень жарко. Арин, ты б окна открыла что ли.       — Ага, чтоб сырость потом была? — Ариша смеряет его недовольным взором.       Макс скептически приподнимает брови. Только что Денис таким открытым был, жаждущим, доверяющим казалось бы, а сейчас в ответ нагло улыбается, придерживаясь своих манер, которые одновременно и отталкивают, и манят. Хотя кажется, что ничто в Денисе оттолкнуть не сможет.       — Не стесняйся, — спокойно проговаривает Ариша и тянет вниз бегунок молнии на толстовке Макса.       — Ариш, ты что делаешь? — Макс настораживается, но не сопротивляется нежным рукам. Пахнет от нее так сладко и соблазняюще, что хочется разрешить все на свете. Как и Денису. Им обоим, деревенским эзотерикам этим.       — Ну, тебе же жарко. — Она поднимает полный наивности взгляд и аккуратно стягивает кофту вниз.       — Очень-очень жарко, — прильнув к Максу со спины, шепчет Денис, опаляя ухо вызывающим мурашки на шее горячим дыханием.       Ариша переглядывается с Денисом, заставляя Максима ощущать себя загнанным в ловушку зверем. Словно они что-то задумали, а он — главный объект заговора. Как бы не так.       — Вы это чего? — грубо спрашивает Макс, чувствуя себя то ли одурманенным, то ли свихнувшимся.       — Максим, ты что? — Ариша хмурится в непонятках и с раздражением добавляет: — Мы же не маньяки какие-то.       Макс позволяет окончательно снять с себя кофту и отбросить ее на кровать. Так даже лучше: в футболке дышится легче, а он уже ополчиться успел. Ощущая исходящий жар от прижавшегося сзади Дениса и слишком близко стоящей спереди Ариши, Макс чувствует предательски нахлынувший соблазн. Что ж это за провокация такая? Макс обводит взглядом мягкие черты Аришкиного лица, замечает мокрые от умывания ресницы, морщинку между тонкими нахмуренными бровями и способный душу вытянуть взор. Желание язвить такой открытой, доверчивой и по-юному неопытной Арише угасает.       — С твоими москвичками все нормально? — любопытствует она с неподдельным интересом, поглаживая напряженные плечи, и поясняет: — Видела их сегодня, такие перепуганные были ни с того ни с сего.       — Не знаю, — честно отвечает Макс, закусывает внутреннюю сторону щеки и ненадолго задумывается над тем, куда Катя с Элей подевались. Действительно не дело же.       — Катя просто заревновала, — ядовито говорит Денис. — Вот и кипиш устроила.       — С чего это? — Ариша удивленно вскидывает брови.       Перед глазами мелькает картинка из приснившегося накануне сна, где Макс Аришу прямо на этой кровати у окна трахал. А потом не Аришу. Словно протрезвев, он скидывает с плеч ее ладони и выдыхает сквозь зубы:       — Дай пройти.       — Да пожалуйста. — Закатив глаза, она отходит и скрещивает руки на груди.       — Че-т ты переборщила с травками сегодня, — объясняет Макс — не хочет отношения портить, — подхватывает с кровати толстовку и старается о сновидении в этот момент не вспоминать. — Пойду проветрюсь.       — Учти: если заболеешь, то ко мне не приходи, — предупреждает Ариша.       Максу даже оборачиваться не надо, чтобы понять, что Денис ухмыляется.       Едва ли не на ощупь пробираясь по коридору, Макс слышит грохот из комнаты, в которой Аришка мать запирает. А дочурке похуй — она музычку слушает. Это же полнейший пиздец, а не семейка, как Макс в здравом уме и при памяти предлагал им на полном серьезе помощь, переезд в Москву?       На улице свежо и холодно. Непонятно, когда небо успело так потемнеть. Дождь, по сравнению с душной, пропахшей всеми благами сорванных в саду растений комнатой, — совсем не помеха, но спрятаться от колких капель негде. Максима больше расстраивает невозможность закурить, а не то, что он за считанные минуты промокнет, ведь в спешке оставил непромокаемую безрукавку на вешалке. В ближайшее время ступать за порог не планирует ни под каким предлогом. По горло сыт уже непонятными ситуациями.       Это что такое было, когда его до неспособности отказать поплавило? В этот раз без чая Аришкиного обошлись, а все равно странно, туманно, неясно. И Денис, и Ариша опять в своих репертуарах. Накинув капюшон, Макс понимает, что запутался во всем и во всех. В себе в первую очередь.       Спустя пару минут от бездумного созерцания тьмы отвлекает громкий звук хлопнувшей входной двери.       — Мы уходим, — заявляет Денис, сует Максу безрукавку и прямо по лужам шагает к выходу со двора.       — А че такое? — интересуется Макс, догнав Дениса, и оборачивает за плечо. — Помаду не поделили?       — Все нормально, — серьезно отвечает он, натягивая нелепую шапку.       Окровавленная леопардовая шуба, осевшая от дождя, бывшие когда-то белыми кроссы и шапка эта дебильная — в Москоу-сити оценили бы. Макс даже умиляется, пока Денис не требует:       — Не смотри на нее так.       — Как?       — Так, как ты смотрел. Больше никогда.       — Больше никогда, — обещает Макс, притянув Дениса ближе, наклоняет голову и целует его.