POV Хитоши Шинсо
Этот человек, я уже когда-то видел его? Я… Мозг включился. Память начала медленно возвращаться. Когда я стал всматриваться в человека напротив, заставившего что-то внутри меня сжаться, я понял — что-то не так. Сердце бешено забилось, тело накрыл давно не испытываемый мандраж; взгляд парня с тёмными, потрёпанными и присыпанными тонким слоем строительной пыли волосами был грустным и радостным одновременно. Я так и не понял, что произошло, но за одно мгновение я буквально снял с себя маску, скрывающую настоящего меня все эти дни. Я ощутил, как спал многокилаграммовый груз с моих плеч. Картинка вокруг стала гораздо чётче. Даже холод, что до этого времени будто совсем не тревожил меня, наконец-то дал о себе знать, и раскрытые участки тела покрылись мурашками, а сам я непроизвольно дрогнул; так и не понял от чего: от возвращения всех этих ярких ощущений жизни или от морозной погоды, которая сыпала мне в лицо мокрые снежинки, всё больше погружая обратно в настоящую жизнь. Настоящая жизнь… А хватило только посмотреть в эти яркие, на фоне всей серой суеты, зелёные глаза. Я не знал, что может быть настолько мерзко, настолько больно и ужасно. Я просто не смог выдержать: ноги подкосились сами по себе, и я свалился на колени. Тело затряслось само по себе. Ледяная стужа улицы перекрылась внутренним жаром: возвращение обратно не могло пройти так спокойно и легко, и секундное душевное облегчение вновь закрыла тёмная завеса, на этот раз — ширма из всех воспоминаний, отнятых за всё то время, что меня прятали и использовали в своих целях. Штормило меня не только снаружи, внутри тоже был самый настоящий шторм. Особенно в голове, которая хотела уже расколоться, лишь бы это всё закончилось. Я. Это я! Шинсо Хитоши — это я! Воспоминание за воспоминанием. Боль за болью. Я начал задыхаться, глядя в зелёные глаза напротив, и просто не знал, что же мне нужно сделать, чтобы остановить весь этот ужас. Сначала я просто очнулся посреди улицы, где вокруг царила разруха, где не прекращали вдалеке падать обломки камней и панелей со зданий. Сначала я просто очнулся посреди улицы, где какие-то два или три человека дрались с одним блондинистым подростком. Сначала мне просто было холодно, но потом… Жар заставил упасть, и, кажется, все силы в моём теле собрались покинуть меня в одночасье, в тот самый момент, когда я наконец-то понял, что же происходит вокруг на самом деле. В тёмненьком парне напротив я узнал своего старого друга, а в блондине — бывшего одноклассника, и тоже по совместительству друга, только не такого близкого. И они были здесь не просто так. И здания ведь ломались здесь не от обычного землетрясения, и я… я сам оказался здесь не просто так, упав посередине поломанной дороги… Мигрень вдруг пальнула настолько невыносимой болью, что её невозможно было выдержать без плача. И я просто стиснул зубы в надежде, что это поможет хотя бы на один миллионный процент.Я — Хитоши Шинсо.
Я заплакал во весь голос, а парень напротив пронизывал меня полным жалости и непонимания взглядом, который я мог наблюдать только когда огромные капли слёз опускались на щёки, изредка открывая обзор на то, что находилось впереди. Меня похитили… В голове всплыл образ Даби, человека, который являлся для меня крайне загадочным и непонятным персонажем. Мысль о нём моментально сменилась мыслями о моих собратьях по несчастью, об Анг… Нет! Нет! Мы… мы просто похищенные подростки, жертвы! Отметины на закрытых участках кожи, выцарапанные украденной вилкой — напоминания о том, сколько дней я оставался в здравом уме. Напоминание, что я был в том бункере по принуждению, и теперь это останется со мной навсегда. Изуку стоял неподвижно, как и дождевые капли, и я понял, что все эти воспоминания, всплывающие тысячами постоянно сменяющихся картинок, прибывают настолько быстро, что время для меня будто остановилось, но несмотря на мгновенную сменяемость образов, я вспоминал всё это настолько детально и досконально, будто смотрел кино, ужасно выматывающее и отнимающее все силы. Нет, совсем не так, это кино с каждым новым воспоминанием словно приближало меня к смерти, потому что тело было готово разорваться от боли во всех его частях, и я успел пожалеть о том, что однажды вообще был рождён на свет, чтобы сейчас всё это испытывать. Гараки. Сошио. Инаса. Все-За-Одного. Препараты. Гипноз. Капельницы, запах медикаментозных, химических жидкостей. Безвкусная еда. Это всё будто не правда, это всё будто не со мной, не про меня, не обо мне. Когда всё успело произойти? Сколько прошло времени? Почему? Зачем? Как? Это всё слишком нереально, слишком больно, настолько, что время снова в своё привычное течение, а я снова могу выдавливать из себя слёзы, как бы жалко сейчас ни выглядел, но так действительно было лучше. Гораздо лучше видеть что-то, чем не видеть ничего из-за слёз, перекрывающих и мутящих изображение впереди. Ведь… впереди был мой старый лучший друг, который тоже заплакал. Я не знаю как, но я всем телом ощутил его жалость. Это странно, будто физически. И это совсем чуточку, но как-то отвлекло меня от ужаса и ослабило боль в затылке, которая ещё мгновение да убила бы меня своей невероятной силой. И я снова завис в дождевой завесе, когда новое воспоминание захватило и без того страдающее сознание. Воспоминания… Я когда-то вспоминал, я помнил это! Я жмурюсь и хочу закрыться руками, мне никуда не деться от этих картинок, добивающих и измучивших меня настолько, что я уже просто полностью развалился на ломанном асфальте; они приходят каждую секунду, и мне никак не прекратить это. Мне никак не прекратить! Помогите мне, кто-нибудь, помогите… Я не могу так больше, я сейчас умру… Я умру. Я сейчас умру! Голова падает на бетон, глаза закрываются, хотя я собираю все остатки сил, чтобы этого не произошло, но… я так устал бороться. Может, так было бы проще? Я не могу уследить за своим бешенным потоком мыслей, воспоминаний, образов и тем, что происходит сейчас в настоящем времени. Для меня всё перемешалось: прошлое с настоящим, воспоминания с явью, а боль настолько заполонила нутро, что я согласился с мыслью, что если это и есть мой конец — то пусть. Пусть, ведь я перестану ощущать всю эту тяжесть. Пусть, ведь я… я так много кошмаров пережил. Пусть, ведь нашими руками и силами натворили так много всего, что нас теперь никогда не простят. Пусть, ведь привычной жизни уже больше никогда не будет. Пусть я умру, ведь я вспомнил, что я — это Хитоши Шинсо, а Хитоши Шинсо сейчас является врагом народа, хотя он когда-то хотел служить на благо общества, боясь применять свою причуду и рассказывать о ней, ведь люди всегда видели в нём только дрянного кукловода. Хотя он сам стал марионеткой… Пусть я умру, ведь… я ощущаю, как сильно на этом поле боя веет чужой влюблённостью, а все мои жизненные возможности уже давно упущены… А потом меня приподнимают за челюсть, переводя часть боли исключительно на этот участок тела. Бакуго заряжает по лицу смачным ударом, на секунду оглушающим, но полностью заставляющим развеяться весь этот непонятный туман, который образовался и испарился за какие-то пару секунд для всех здесь присутствующих, и на непонятное, продолжительное время лично для меня. Бакуго… Это ты?.. У тебя такой крутой костюм. Ах, у меня ведь тоже ничего! Только… минуточку, я же не герой вовсе. Я вспомнил взгляд Бакуго, когда он смотрел на Изуку на школьном выпускном. Я и сейчас наблюдал похожий взгляд, когда Кацуки отпрыгнул назад и прикрыл собой Мидорию. Я пропал. Я пропал из жизни. Слишком тяжело принять полученную информацию: мигрень разрывала голову изнутри, а тело, что трясло то от холода, то от жара, мгновенно вернулось в привычную температуру. Рукой я опёрся о землю и еле как приподнялся, затем и вовсе крепко встал на ноги. Не знаю, что произошло, но я резко вернулся в обычное — да, обычное! — человеческое состояние, каким жил всю жизнь до похищения. Боль утихла, намокшие волосы опали, и с них иногда стекали капли воды — растаявшего снега, а я впервые за долгие дни, месяцы, может, даже, впервые за жизнь ощутил какое-то новое, переполняющее меня изнутри чувство. Смотря на них всех, мной одолело одно единственное желание — всё остановить. И этот ранее безуспешный бой Кацуки с какими-то злодеями, чьи лица я отчётливо вспомнил из прошлого опыта вылазок из белого дома; и этот… полный страха, восхищения и жалости взгляд Изуку, который распиливал меня ментально, как только мог. И я приказал (хотя, скорее, взмолился) всех остановиться: я закричал, и у меня получилось всё остановить, потому что Гараки и Сошио пичкали нас всех своим новым сраным препаратом… Сошио… Он пичкал меня тройной дозировкой. Зачем? Зачем ты это делал?! Наверное, я точно скоро умру. Стало тяжело дышать, и всё внутри покалывало, когда я ощутил каждого присутствующего здесь где-то глубоко в мозгу, словно на клеточном уровне. Когда я смог взять под контроль сразу несколько человек. Я чувствовал их всех. Когда все воспоминания пришли, многие из которых я не захотел трогать сейчас, сверху этого я ощутил, что могу больше, чем раньше. Что я могу… Я могу брать под контроль, даже не дожидаясь отклика. Я могу брать под контроль просто так, находясь рядом. Я чувствую… всех и каждого. Чувствую чужие переживания. Накрывает мощной волной отчаяния от Мидории и ненависти от Бакуго. Накрывает общей волной от них обоих — волной общего взаимопонимания и… любви. Не могу стерпеть этого, просто хочу скрыться от всего. От всех чувств, от всех людей. От всего мира. Просто хочу… отдохнуть. Не могу больше терпеть всего этого… Не могу, не могу! — Хитоши! — кричит Мидория. — Останься! Что-то внутри сильно сжимается, и я понимаю — не могу вернуться. Просто никак. Это решение исходит из самых глубин моего сознания, это чётко сформулированное решение. Мне неприятно. Меня… Мидория… Ты предал меня! Я так хотел спросить его почему, спросить почему он не смог дождаться, что, неужели это было так сложно?! Я собирался уйти в никуда, будто бы понимая, что я абсолютно неустойчив и, скорее всего, опасен, а потом увидел ранее знакомое лицо вдалеке. Это Даби. От его вида в затылке отдалась фантомная боль, когда-то перенесённая ранее. От его жуткого вида по коже снова пробежался рой мурашек. Парень помахал мне, будто мы с ним старые друзья. Я бы рассмеялся от этой нелепости, но… у меня не было на то сил и других вариантов, куда я могу отправиться сейчас в одиночку. Даби — он по-любому хочет чего-то противоположное засранцам Кюдай и Киоку, от него исходит невидимое сияние того, за кем я мог бы пойти, как-то на уровне интуиции. Но даже не думай, что я когда-нибудь прощу тебя за своё «спасение», ведь это именно ты привёз меня в белый дом. Я двинулся в его сторону, обходя рядом Изуку и Бакуго, что застыли под воздействием моих сил, которые едва не убили меня несколькими минутами ранее, а теперь переполняли меня. Я был готов сдаться, умереть. Вот, минуту назад, всего жалкую минуту назад, я всё вспомнил и всё осознал, я сгорал от боли и печали, я хотел прекратить всё это, и оно… Оно правда утихло. Почему? Неужели я должен сказать спасибо удару Бакуго, неужели именно это привело меня обратно в моё обычное состояние? И обычное ли оно? Боль в теле и в голове прекратилась, но лоб и затылок по-прежнему оставались будто каменными, но я хотя бы больше не испытывал того ужаса, того непонимания и горечи, и мысль о том, что меня лучше бы не было быстро испарилась. Я сидел в шаре Ацухиро, точно так же, как и ещё парочка злодеев: места в машине для всех не хватило. Я сидел и рассуждал, что снова оказался в плену — в этом мраморном бирюзовом шаре. Сидел и размышлял, куда теперь податься. Моя семья, кошка… Мой Изуку… Который больше не мой. Моя прошлая жизнь… Моя мечта стать полицейским. Мне больше не встать на добрую сторону, больше не бороться на благо общество, мне закрыт путь… закрыт! Я же всегда так жалел о своей чёртовой причуде, которая пугала людей и заставляла составлять обо мне неправильное мнение! Я никогда не пользовался ей! Никогда! А потом меня вырвали и заставили применять её на зло обществу, на стороне которого я когда-то хотел служить. Мне, наверное, по праву рождения было не суждено быть хорошим? Неужели это так? За что судьба так издевается надо мной? Почему? Чем я заслужил эту боль?..— Не дыши, — и так я выводил из строя многих полицейских или просто стоявших на пути, мешающих людей. Они задыхались, отключались, надеюсь, не умирали. Но… Сколько умерло из-за нас? Из-за Ангелов? Из-за Шиндо и Мономы? Из-за Тодороки и Киноко?
Инаса Йоараши — он всё-таки и правда был. Боже… Его взгляд перед смертью, моя полная безучастность и желание не выдать своего нормального состояния, в котором я всё осознавал… Шото Тодороки, который тоже был сильным, сопротивлялся и соглашался с домыслами Инасы. А страдающий взгляд Тодороки, когда Сошио сорвался на нём и избил… Я так слаб. Я был так слаб. Боже… Но сейчас я чувствую буквально всё. Я чувствую людей рядом. И проходя рядом с Даби, я чувствовал такое же спокойствие и умиротворение, как и от Шото когда-то. Между ними есть что-то общее? Ах… Цвет глаз, да? От парня со светлыми волосами и расчёсанным лицом я чувствовал смертельное спокойствие. Кажется, он не боится ничего в этой жизни, и ему вообще всё равно. Он был эталоном спокойствия и безмятежности, к которому я однажды надеюсь прийти. Даже сейчас, внутри шара, я всё ещё чувствую его. Мистер Компресс, Даби, этот спокойный парень… Я чувствую ещё троих. Из-за шара их эмоции неоднозначны. Один — почти такой же спокойный, второй — слегка возбуждён, третий — постоянно метается меж двух огней. Я не знаю их, и честно, не хочу знать. Я уже, наверное, ничего не хочу. Они привезли меня в какое-то странное помещение, похожее на обычный бар. Здесь пахло спиртным, на полках за барной стойкой были аккуратно расставлены бутылки; было чисто и ухоженно, интерьер был тёмный, свет приглушённый, но я разглядел всех и каждого. Я слегка удивился, когда увидел девушку в рядах этих… Этих кого? И стоило только задуматься обо всех этих странных людях, как голову опять начало разрывать. Нет, неужели снова?.. — А кто вы вообще такие? — всё-таки хотелось знать, с кем приходится теперь иметь дело. — Ты в лиге злодеев, парень, — ответил ящер, кидая свои клинки в специально отведённый шкаф и присаживаясь на барный стул. — А теперь поговорим о том, почему всё сорвалось, — Даби уселся на диван, соединил пальцы пирамидой и прикрыл веки, собираясь начать долгий разговор. А что мне делать? Где мы? — Ах! — невероятной силы боль резко ударила мне в голову. Я жадно вцепился пальцами в свои волосы, весь лоб будто трещал по швам и был готов взорваться в любую секунду. Меня знатно затрясло. Девушка с двумя нелепыми пучками на голове подбежала ко мне, я ощутил её заботу, когда она начала гладить мою влажную голову и сжатые кулаки, которыми я всё ещё тянул свои волосы. — Тенко, сделай что-нибудь, ему же больно! Эй, Шинсо, почему тебе больно? Шинсо?.. Я не мог ей ответить что-то внятное, но рот раскрылся сам — в крике. Больно! Я заплакал и закричал от раздирающей изнутри мигрени. Тело стало ватным, и я упал, не смог сдержать себя. Я скрючился, чувствовал, как они все стоят надо мной, чувствовал их переживания и даже чей-то страх. Я слышал, как они в панике слонялись рядом, предпринимая попытки поднять меня на ноги и усадить на диван. Я открывал и закрывал глаза: картинка расплывалась во все стороны, казалось, я уже не помнил, как выглядят все эти люди, собравшиеся здесь. Они явно не собираются проводить надо мной никакие опыты, они — волнуются, в отличие от кого бы то ни было в белом доме. Я сидел, но не ощущал этого. Я потерялся где-то между всем в этом мире, словно выпал из него. Мой разум игрался со мной — я был в сознании, но ничего не понимал и не осмысливал. Я чувствовал, и в то же время не чувствовал. Изнуряющая боль сменялась на секундное расслабление, а потом вновь зажимала в свои обжигающие внутренним напряжением тиски. Мне на голову положили влажное ледяное полотенце, и это на какое-то время отрезвило меня — я смог вернуть фокус зрения и заодно разглядеть их лица — они были в замешательстве. А потом слёзы опять полились, обжигая щёки. Нет, это невыносимо… Невыносимо… Кто-нибудь, помогите мне… Я сейчас умру, мне так больно! Это повторилось снова. Это ощущение, будто я сейчас умру. И после возвращения в жизнь, осознания, поездки в этот бар, не успевшего состояться знакомства со всеми этими людьми, я пока не хотел умирать. Эта навязчивая мысль по кусочкам разрывала всё живое во мне — я умру, прямо здесь, прямо сейчас. После всего того, что я пережил. После всего того, что я вспомнил и… начал принимать. После всего того, что я натерпелся. И я умру здесь? Сейчас? Просто так? Я не хочу! Я хочу всё изменить, я снова хочу жить нормально, я хочу домой, я хочу к Изуку, я хочу в геройскую академию! Ведь… ведь я так хотел стать героем или полицейским, я хотел помогать миру, я так сильно хотел признания, но в итоге мир отвергает меня, и я не хочу позволять ему запоминать меня таким — злодеем, пугающим и страшным. Я ведь не такой, и я… не хочу умирать, помогите мне! — Помогите! Помогите! — я даже не помню, кричал ли я это на самом деле или только думал о том, что надо бы закричать. Внезапно всё вокруг начало темнеть, а тело перестало получать какие-либо вибрации и чужие чувства. Я думал, что задыхаюсь, что умираю. Но только ли думал? Мой крик стих. Я перестал что-либо чувствовать.