Why you so obsessed with me?

— Можете объяснить эту реакцию? Николай завалился к нему в аудиторию, будто к себе на хату, беспардонно подсунув под преподавательский нос свою тетрадь с каракулями, требуя объяснить какую-то банальную и до истеричного хохота легкую реакцию. — А Ваша подруга Вам не объяснит? — даже не взглянув в сторону блондина, спросил Кириган, отчужденно отодвинув тетрадь студента в сторону, вчитываясь в изначально изложенную перед ним макулатуру. — Какая подруга? — Алина. Николай непонимающе смотрел на него. Причём тут Алина? — Но я хочу слышать Ваши объяснения. — парировал выпад преподавателя сбагрить нерадивого студента на кого-то другого, перепоручив его обучение, например, его подруге, спихнув геморрой со своей задницы на чужую. — У нее получается ничуть не хуже. — будничным тоном протянул мужчина и невозмутимо пролистал папку. «Так же восхитительно у нее получается передавать информацию тебе» — пронеслось в голове у мужчины. Что получалось ничуть не хуже? Откуда он слышал ее объяснения? И вообще, откуда ему известно, что у Старковой получалось хорошо, а что — нет?! Совсем охренел, гад?! — Ладно, хорошо, раскусили! — обречённо проговорил Ланцов, расстроенный и озадаченный. С чего это он так яростно продвигал кандидатуру Алины и какого черта бумажная фигня оказалась интереснее его самого. На что ему злиться и обижаться в первую очередь-то? — Мне все в задании предельно понятно. Единственное, что непонятно – почему Вы не идете со мной на контакт? — он начинал потихоньку свирепеть, но пока сдерживал себя. Нет, ну серьёзно. Чем он хуже кого-то? Чем он неприметный? 180 см прекрасного! Метр харизмы и 80 красоты! У него же есть все шансы, он целеустремлённо его добивается, так в чем дело? Кириган замер. Неестественно держал ручку в руках, неподвижно сидел и даже не моргал. Николай стушевался. Сдох, что ли? — В самом ли деле не иду? — Кириган в вопросительной задумчивости глянул на вошедшую на кафедру улыбчивую аспирантку и приподнял бровь, вперившись в студента. — Да, не идете! — сердито предъявил ему претензии Ланцов. Преподаватель откинулся на спинку стула, сложил руки на груди и, чуть склонив голову, увлеченно наблюдал за его эмоциональными речами. — Вернее, идете, как с любым другим студентом! У Вас одинаковое отношение и ко мне, и к Паше, и к Федору, и даже к Алине. — скоропостижно добавил студент, оторопело моргнув, внезапно растерявшись. Умозаключения блондинистой головы вызвали в мужчине изумление. Брюнет приподнял обе брови. — А точно ли у меня одинаковое отношение ко всем перечисленным? — задал каверзный вопрос Кириган. Николай потупил взгляд. Что это значит? И могло ли это значит, что он ему не безразличен?! Ведь в составе перечисленных и он состоял. — А разве нет? — настороженно спросил Николай, мысленно скрестив пальцы за себя. Пусть признается, пусть скажет заветные три слова. — Алина. Это и близко не походило на признание. Это вообще ни на что не походило. Походило на бредни сумасшедшего или глюк Николая. Может, он спит? Матрица, ты нахрена такие сбои даёшь? — Простите? — его ироничное удивление достигло апогея. Николай все прекрасно расслышал, но почему-то захотелось услышать еще раз. Они с минуту решетили друг друга немигающими взглядами. — Ваша подруга показала меньшую настойчивость, чем Вы, Николай. Может, потому и получила в ответ чуть иное отношение к себе. — будничным тоном уведомил его Кириган, зорко наблюдая за реакцией голубоглазого блондина. Его брови сошлись на переносице, ноздри свирепо раздулись. Он предупреждающе фыркнул, испепеляя преподавателя огненным взглядом, и разъяренной пулей вылетел из кафедры.

***

— Алина, что между вами с Кириганом было?! — с вызовом поинтересовался Ланцов, привалившись спиной к входной двери. Неожиданно и по-варварски ворвался и разгромил все ее спокойствие и едва обретенную гармонию. Вырос из-под ничего, обрушив на неё весь свой гнев. И пусть будет благословение хотя бы одной Святой, если Алине удастся выползти из под завалов живой и уцелевшей. Сердце Алины в этот момент сделало кульбит, она растерялась, ее окутал животный страх и она в панике задавалась лишь одним вопросом: Кто ему все выложил? Разве во всем мире нашелся хотя бы один такой гнусный ублюдок, который осязаемым образом встал бы между нею и им в качестве недоброжелателя? Какой сукин сын на такое свинство пошёл? — Ничего. — соврала Алина, пожимая плечами, мысленно скрестив пальцы, чтобы это прокатило и разговор на этом и завершился. Будь проклят Кириган, будь проклят тот клуб, будь проклят Мал, будь проклято все, лишь бы не она. Не таким жестоким образом. Не по отношению к нему. Не в отношении к ней. Не в дружбе с ним. — Врешь. — Нет? Чего-чего, но Николай терпеть не мог такое откровенное вранье. Да, он и сам иногда лгал, но делал исключительно для какой-то высокопоставленной выгоды, делал при острой необходимости. И старался это делать так, чтобы в его окружении никто не пострадал. Тем более, близкие люди. Он сердито приподнял бровь и бросил на пол сумку. Так, на всякий случай, руки освободить. — Тогда, почему он сегодня мне сказал про особенные отношения между вами? Что ты была в меньшей мере настойчивой? — он агрессивно сощурился, сделав шаг к подруге. Особенные отношения? Между ними? Алина в изумлении смотрела на друга, шокированная вырванной из контекста фразой. — Не понимаю о чем ты. — Алина. Говори. — с нажимом потребовал выложить всю правду Николай. Наверное, так даже в суде, у серийного убийцы, под международным трибуналом не требуют. Казнить и не миловать. Алина чувствовала себя виноватой. А еще, к сожалению, она и была виноватой. Пора сдаться, размахивая белым флагом. — Я с ним целовалась. И не раз. — каждый в положенной ему мере рано или поздно отвечает за свои поступки. Пришло время раскаяния Алины. Не было смысла уже что-то скрывать. Не было смысла оправдываться и распинаться сейчас. Не было смысла просить о прощении, потому что Алина заранее знала, что он ее не простит. Она отлично знала Николая. — Это все, что мне следует знать? — с сомнением уточнил Николай. По его безэмоциональному взгляду было трудно прочесть в какой степени он зол и насколько сильно это его задело, дабы что-то предпринять. — Да. — тихо промолвила Алина, опустив голову. Николай тяжело вздохнул, сократив между ними расстояние. Он с трепетной бережностью взял ее за подбородок и поднял ее голову, заставив посмотреть себе в глаза. И между ними установился зрительный контакт. Ее — заплаканные глаза, его — ничего не выражающие. — Он тебе нравится? Алина горестно кивнула, снова опустив голову. Старковой в этот момент показалось, что она отчетливо услышала звук последнего забитого гвоздя в крышку ее гроба. Ей было в неописуемой степени стыдно за себя, свои чувства, за своё поведение. Хотелось сквозь землю провалиться. Хотелось забиться в угол, чтобы не трогали, не спрашивали, не тянули на разборки. Хотелось избежать этого разговора. Хотелось ввалиться в длительный транс, лишь бы не переживать то, что она переживает сейчас. Лишь бы не чувствовать себя разбитой и опустошенной после. Хотелось капитулировать и самоизолироваться. А может, самоликвидироваться. — Алина, ты бы могла со мной поговорить. Могла бы. Хотела бы. Но побоялась. — Ты бы могла выразить свои эмоции и пожелания. Но вместо этого ты действовала со спины. Дикий поступок, варварский. Слова имеют свойство больно ранить. Эти слова пробились куда-то вглубь неё, сквозь грудную клетку. Заставили содрогнуться и машинально сжаться под градом обвинений. Под градом уместных обвинений. — Ты действовала у меня за спиной, Алина. Когда как могла сесть и поговорить! — вот теперь она расслышала, как дрогнул его голос, почувствовала неподдельный, праведный гнев. Гнев и обиду. Он был разъярен, разбит и предан. И он имел полное право на все это. Он имел полное право с ней разговаривать в подобном тоне, заслуженно обвинять. Он имел право тыкать в неё всеми теми грязными вещами, что она проделала за такой короткий промежуток времени. Потому что было больно, потому что внутри все горело, догорало, все в пепел превращая - и значимость Алины в его жизни, и ценность их многолетней дружбы, и возможность проявить сердоболие. Но видят боги, Алина не хотела причинить ему боль. — Я знала, что ты меня не поймёшь. Я боялась тебя потерять! И сейчас боится. Боится потерять единственную опору, единственного, кто ее понимает, единственного верного слушателя и дельного советчика. За его спиной, как за горой. И так всегда было. И так всегда должно было быть. Было, есть и должно было быть! Даже если тот порядком надоедал, даже если местами раздражал, даже если втягивал ее в водоворот неразрешимых проблем. Боится до дрожи в руках, до нервного тремора, до панической атаки. Потерять, отпустить и остаться одной. Николай — ее семья, все, что у нее есть. Все, что у нее осталось. Все, что ей дорого. Все, за что ей стоило цепляться. Он — ее подарок свыше. — Ты и потеряла. — жестко проговорил Николай, кое-как совладав с собой. Алина застыла на месте, обдумывая его слова, отчаянно пытаясь принять смысл произнесенных слов, воспринять их как должное. Ему было невыносимо больно от осознания того, что спустя столько времени, учитывая сколько они вместе пережили, Алина предала его, предала его веру в ней, растоптала в грязь ту львиную долю доверия, которое было в целом мире только у нее. Ему хотелось рвать и метать, больно схватиться себе за волосы, а может и вовсе выдрать приличную прядь. — В момент, когда решила станцевать с двумя танцорами сразу. На двух стульях одновременно не усидишь, Алина. Двух зайцев одним выстрелом не убьешь. — Николай… — Алина подошла к нему вплотную, с дрожащими руками вцепилась в его ладони, словно вот-вот грохнется на пол, как бы утопающий схватился бы за спасательный круг. Голова закружилась, тело сковало страх и вызванное им отчаяние. — Я не хочу тебя слышать. Больше не хочу. — отрицательно мотнул головой Ланцов, слегка оттолкнув подругу от себя. — Я откажусь от этой затеи, постараюсь не попадаться ему на глаза, я решу… Николай поднял руку вверх, заставив ее замолчать. Ему действительно было неприятно слышать ее оправдания. Ему попросту было неприятно ее слышать. И это полосует его душу, ее душу. Это ставит жирный крест на том, что они так длительно и старательно выстраивали. Их дружба загорелась разрушающим пламенем, дымя над руинами, остатками их когда-то неподдельно крепкой связи. — Ты разве так и не поняла? — с горечью заметил Николай, поджав губы. — У тебя мог бы быть шанс в открытую действовать, у тебя бы мог быть он, мог бы быть я. — он сорвался и перешел на громкий тон, обвиняя. – Если бы ты решилась на разговор. Мы бы что-то придумали. Как всегда это делали. Она должна была с ним поговорить, должна была быть честной с ним, как всегда была. Потому что он с ней всегда был честен. С другими — нет, но с ней — всегда. — Так почему сейчас мы не можем что-то придумать? — дрожащим голосом спросила Алина. Николай до хруста сжал руки в кулак. — Потому что я не хочу иметь с тобой что-то общее. — тихо выдал Николай. И Алина почувствовала всю вложенную в эту фразу разочарованность. Он разочаровался в ней. Ее Николай не желал иметь с ней ничего общего, не хотел ее видеть, слышать. Ему она была противна. Потому что он всегда презирал предателей. Он вот так вот одним махом разрушил то, что так скрупулезно они вместе строили на протяжении нескольких лет. — Вот так просто, да? — горько усмехнулась Алина. — Просто ничего не бывает. Алина не выдерживала. Напряженная атмосфера, болезненное восприятие, что все между ними кончено, что эра их крепкой дружбы прошла. Она сорвалась на крик. — Ты меня бросаешь просто потому, что я сглупила. Ты ставишь на кон нашу дружбу из-за невинных заигрываний! — она быстрыми шагами дошла до него и больно тыкнула в плечо друга. — Дружбу, которая длилась не один год, Николай Ланцов! — Невинные заигрывания всегда могут перерасти в нечто большее. — с нажимом процедил сквозь зубы парень, сделав шаг назад. — Или уже переросли. Откуда мне знать?! Невинные заигрывания. Она и сейчас врала. И хорошо бы, если бы Алина сама того не осознавала. Просто пыталась враньем удержать друга. Последняя светлая крупинка в беспощадной темени. Он действительно не мог найти в себе сил, чтобы поверить ей. Снова. Как прежде. Вернуть все на круги своя. Понять и простить, пережить, забыть. — Ты такого мнения обо мне? — разочарованно выдала его Алина, тоже отойдя, будто ее окатили ледяной водой. — Ты… Ты действительно думаешь, что я бы отбила у тебя Киригана? Неужели он считает ее до такой степени бесчувственной? Такой подлой? — А разве осознанно или неосознанно, какая к черту разница, ты не это делала?! Делала. — Нет! — Мысль свою ты выразила ясно, ее я понял, тебя – ни в коей мере. Разберись в себе, Старкова. Николай схватился за лямку рюкзака, намереваясь уйти. — Знаешь что? — он остановился, чтобы выслушать брюнетку. — Если ты такого низкого мнения обо мне, тогда я не разочарую тебя. — Алина сморозила глупость от нахлынувших эмоций, но рядом не было никого, кто мог бы остановить ее. — Говоришь, отбивала у тебя Киригана? Я отобью, Ланцов, не сомневайся. Между ними выросла непреодолимая пропасть. Непреодолимая, потому что ни один из них, упертых и разрозненных, не сделает шаг вперед, ни один не будет сутками ломать голову, чтобы преодолеть ограждение, ни один не пойдет на уступки ради компромисса. Они общими усилиями выстроили крепкую стену. Стену из обоюдного презрения, бессмысленной ревности, банальной обиды и беспричинной злости. — Вот теперь ты заговорила от чистого сердца и души. — горько усмехнулся Ланцов. Он был слишком на эмоциях, чтобы распознать безобидную ложь в ее словах. Его разум был затуманен гневом, колыхающейся яростью сердце закрылось для оправданий. Он воспринял все буквально, счел за правдивые намерения Старковой. И эти намерения в конец угробили его, как хорошего друга Алины Старковой. — Я услышал тебя. Но если думаешь, что я дам тебе такую возможность, то глубоко ошибаешься. И он ушел. Оставил ее одной. Алина обессиленно упала на колени и закрыла лицо руками. Все кончено.