По ту сторону

«Кто теперь у тебя в военных наместниках, а, Робар? Чьи советы ценнее моих — настолько, что ты уверен, что они не загонят Миртану в полную задницу?» — Ли хотел бы заглянуть в рожу того, кто занял его место. Он сильно сомневался, что новый королевский генерал ему не знаком. Робар не станет держать при себе первого встречного, если окончательно не выжил из ума. Того человека Ли наверняка знает, причём хорошо. У него была возможность получать вести с той стороны Барьера, однако он намеренно упустил её, покинув Старый лагерь. И ни разу не пожалел: Гомеза более чем устраивал магический купол. Тот здесь барон, самопровозглашённый правитель, а по ту сторону превратится в обычное преступное отребье, которое наверняка казнят, если не сбежит и не спрячется. Казнят жестоко, по заслугам — за убийство прежнего управителя этих земель, за незаконный захват власти… Всего и не перечислить. Гомез — опасный тип, которому без надобности дорогу лучше не переходить. Если бы Ли не умел руководить воинами, Новый лагерь не зажил бы отдельной, свободной жизнью. Ларес в одиночку не удержал бы власть, но без него бы Ли не справился. Там, где не пройдёт тролль, без труда пролезет мясной жук — эта поговорка известна с детства, и она как нельзя лучше отражала происходившее. Если бы Ларес не догадался разнюхать, что происходило в лагере на болотах, Ли не понял бы, как развернуть течение событий в нужное ему русло. Пока всё шло так, как его устраивало — у сектантов, наконец, начал проходить угар от болотной травы. Они потеряли Ю’Бериона — и потерялись сами. Вера в Спящего развеялась с дымом дури, которую они курили. Им ничего не осталось, кроме как довериться магам Воды… Внутри что-то сжималось — от предвкушения, что скоро всё закончится. И не только. Ли не любил, когда путь, которым он вёл войска, оказывался слишком гладким, будто выстланным для него. Как правило, выяснялось, что всё сложнее, чем он просчитал — враг направил свои войска иным путём, например. Сатурас пообещал, что взорвётся только Барьер, а ему нет оснований не верить. Руды, с его слов, достаточно, магические камни отыскались. Осталась самая малость… — Здоро́во! — это приветствие ненадолго прогоняло мысли. Ли приветствовал в ответ и тут же терял интерес к собеседнику. Но не в этот раз. Сейчас он вытаращился на округлившиеся от удивления глаза Роско, охранника Лареса. — Хм, ты точно сюда идёшь? — Ты намерен меня не впустить? — съёрничал Ли. — Или думаешь, что я явился, чтобы поточить с тобой лясы? — Нет, конечно! — Роско сдул упавшую на лоб прядь. — То есть проходи. Ещё бы он осмелился не впустить! Удивление его объяснимо, потому что Ли захаживал в эту хижину крайне редко. Оба главаря Нового лагеря предпочитали иные места, и если заглядывали друг к другу, то исключительно по делу. Прошлый визит Лареса — исключение. Им руководили чувства, а не он ими. Ли же подобного себе не позволял, потому что не имел права в бытность по ту сторону генералом — да и по эту вспыльчивость и излишняя гневливость его не украсили бы. Он переступил порог и запер дверь, неплотно, чтобы не поддразнить Роско желанием подслушать разговор или подглядеть. Ларес сидел на колоде, служившей стулом, прислонившись спиной к стене. Ноги он устроил на столешнице рядом с миской похлёбки. Он не курил, однако пахло болотной травой. Чем больше времени проходило, тем сильнее выщербленные стены впитывали вонь этой дури. Ларес не поднялся, только опустил ноги на пол. Его брови дёрнулись, рот искривился, когда он увидел, кто явился. Но не заговорил. И у него, и у Ли была общая черта — первым начинает беседу тот, кто пришёл. Ли уселся на колоду и устроил локти на столешнице. Он не собирался стоять, если его собеседник сидел. — Просто зашёл узнать, не отправился ли человек в Старый лагерь, — заговорил он. — Гонцы магов — в твоём подчинении. — Охо-хо. Так не терпится убраться? — Ларес даже в глаза не посмотрел, а в сторону. Потеребив тёмно-русую бородку, пояснил: — Будто не знаешь, кто крепко снюхался с магами и кому они доверяют важные дела. Несомненно, Ли это знал. Просто не вникал, чем именно человек — как его звать-то? — так привлёк магов, что теперь у них на посылках. Те использовали его и по мелочам, с которыми справился бы, например, Мордраг. Разумное решение: предстояла не просто передача запечатанного послания. Маги Огня могли заупрямиться, и их следовало убедить. Кому в таком случае доверить важную задачу, как не тому, кто умел втираться в доверие и выслуживаться? Ли перетянул того парня на свою сторону, потому что тот тоже хотел выбраться из колонии — и не скрывал этого. Даже дал несколько уроков, как драться двуручным мечом, потому что не желал допустить гибели столь способного отыскать лазейку даже в Барьере человека. — Всё? — Ларес вскинул брови, одну выше, потому что другая плохо двигалась из-за пересекавшего её шрама. — Для этого не стоило тащить ко мне зад самому. Мог бы послать гонца. Верно, мог бы. Даже хотел — того же Орика, кому Ли доверял, Роско не посмел бы не пропустить, однако… — Посторонние не всегда услышат каждое слово. А ещё могут всё преподнести иначе. Орик бы так не сделал, передал бы всё дословно. Ли захотел увидеть Лареса, но признался в этом только самому себе. Потому что соскучился. Истосковался по упрёку: «Ты когда-нибудь пробовал пожить одним днём?» …и по пальцам, удивительно юрким, которые и сейчас не остались неподвижными. Ларес постукивал ими по столешнице. На большом и указательном — жёлтые пятна оттого, что между ними нередко зажат косяк болотной травы. Ларес не сдерживался — ни в словах, ни в чувствах, не притворялся и не врал даже себе. — Дурацкое оправдание, — высказал, а не утаил он мнение. — Тоже мне, нашёл мальчишку, которому можно высморкаться в уши. И в глаза посмотрел, не моргнув. — Хорошо, — сдался Ли и переставил ноги. — Я подумал над тем, что ты мне понадобишься, когда выберемся отсюда. — Зачем? — Ларес прищурился. Затем, что Ли поостережётся вломиться в город, пока не выведает, что произошло по ту сторону Барьера за все годы, пока он торчал в колонии. Ларес же сможет просочиться. Если в крови первого — твёрдость и напористость, то во втором — гибкость и текучесть. Но ведь не из-за этого Ли хотел бы, чтобы Ларес остался с ним. Точнее, не только из-за этого. — Зачем? — вырвалось наболевшее, просившееся наружу после той треклятой ссоры, затребовавшее засунуть гордость себе же в жопу. — Мне тебя будет не хватать. Напрашивался короткий вопрос: — Почему? Но Ларес промолчал, только пожевал губами и подпёр подбородок кулаком. Пальцами второй руки он по-прежнему стучал по столешнице. Ли наклонился и накрыл их ладонью — не потому, что его раздражал стук, а потому что захотел прикоснуться, погладить обветренную кожу. — Не могу вышвырнуть тебя из жизни после того, через что мы здесь прошли. Ларес промолчал, что на него не походило. Только вывернул руку так, чтобы схватить Ли за запястье, погладил большим пальцем ладонь… И пристально посмотрел прямо в лицо, не отвёл глаза в сторону. Ли сказал бы больше, если бы язык был подвешен, как у Лареса, а не заточен, чтобы отдавать приказы. Поведал бы о том, чему научила его жизнь по эту сторону. О том, как научился видеть в угодивших в колонию преступниках не только отребье. О том, что Ларес покорил его прямотой, а не лживостью. Потому что он предпочёл покинуть Старый лагерь, потому что, как заявил сам: «Лучший вор в одном месте должен быть только один. Двое — это уже грызня гло́ток за звание лучшего». Он не смог ужиться в одном месте с Фингерсом, считавшим себя («Вполне заслуженно, замечу!» — подметил Ларес, когда поделился рассказом с Ли) лучшим вором, и ему было срать, что его уход кто-то расценит как проявление слабости. У ублюдков из Старого лагеря было много времени, чтобы убедиться, кто из двух воров лучший. Ли поймал взгляд Лареса, пристальный и испытующий. — Ладно, — согласился тот к его радости, старательно скрываемой. — Но учти: твои шашни с королём — это только твои шашни. Меня в них не впутывай. Ли согласен, как бы ни было нелегко — осознавать, что он просто тянет время. По ту сторону у них если и появится общая цель, то ненадолго. Рано или поздно они разбегутся по разным краям королевства. Впрочем, за время страсть может затухнуть. Должна затухнуть, на то оно и время, что гасит пламя. Однако Ли нутром чуял — заразился, что ли, чуйкой? — не забудет Лареса, даже если чувства поостынут. — Насчёт этого можешь не волноваться, — успокоил он и поднялся. Ларес дырявил его спину взглядом, когда он уходил, это ощущалось очень явно. Ли толкнул скрипучую, висевшую едва ли не на соплях, прогнившую дверь. Он сделал вид, что не заметил, как Роско отпрыгнул. Жаль, что тот успел. Треснуть бы по башке дверью! Под козырёк скалы проникали лучи. День в самом разгаре. Хотелось туда, где легко воображалось, как снежно-белые — Робар II поседел очень рано — волосы слипаются от крови. Туда, где плющило, как выражался Ларес. На плотине Ли слушал шум воды и негромкий гул, издаваемый Барьером. Скоро, совсем чуть-чуть — и эти звуки перестанут вгонять в уныние и отбирать надежду выбраться из колонии. Сомнительно, что направлявшийся к плотине парень решил просто прогуляться. Тот заметно торопился — наверняка, чтобы успеть попасть в Старый лагерь до вечера. Ли заговорил первым — и поэтому себя не узнавал. Он поведал тому, чьё имя не удосужился выяснить, о жизни, оставшейся по ту сторону Барьера; про убийство жены короля, которого он не совершал. Он объяснил, что жаждет свободы, чтобы отомстить — за враз обесценившиеся заслуги, благодаря которым Миртану не порвали на куски. Умолчал только о том, какой урок извлёк. Ли испытал на своей шкуре, каково это — чувствовать ненавидящие взгляды знати, брошенные на простолюдина, пусть и генерала. По эту сторону Барьера он нашёл в преступниках верных людей, в иных из которых куда меньше гнили и грязи, чем в паладинах. Ли не получил слов в ответ на свой рассказ — и они ему не нужны. Он проводил взглядом собеседника, заметно возмужавшего с той поры, как тот впервые ввалился к нему. Пора… Хватит стоять на солнцепёке. Ли прогуляется до плотины после захода солнца — не потому, что одержимость местью не даст ему уснуть, а в надежде услышать: — Пс-ст!