Born in blood, sworn in blood

      Джианна вздрогнула от ощущения тяжелого дыхания совсем рядом. Страх прострелил тело, парализуя его на краткий миг. Кто-то забрался в их апартаменты? Они в опасности? Что-то случилось с Маттео? Сейчас она ощутит, как пуля пробивает череп?       Открыв глаза, она резко села на постели, ища источник шума взглядом. Дверь в спальню оказалась закрыта. Датчик сигнализации на стене мигал зеленой лампочкой — всё в порядке, никакой попытки проникновения. Тогда что это было?       Тишина вновь прервалась судорожным вздохом, похожим на всхлип, и Джианна перевела ошарашенный взгляд на лежащего рядом с ней Маттео. Его тело немного подрагивало, а губы едва слышно что-то шептали, с каждым разом делая это громче и громче, пока не образовали четкое слово:       — Мама...       Сердце Джианна сжалось болезненно в груди от этого звука. Ещё никогда голос Маттео не звучал так жалобно. Она склонилась к нему ближе, касаясь осторожно его предплечья, чтобы не напугать. Кожа его оказалась огненно горячей и слегка влажной от пота.       — Маттео, — ласково прошептала она своему мужу, убирая взмокшие тёмные пряди с его лба и прислоняя ладонь, чтобы почувствовать температуру.       Брови сошлись на его переносице в одну линию, а на лице застыла гримаса невыносимой боли. Всё его тело дернулось, будто от удара током, и он заскулил, словно раненный волк.       — Маттео, — вновь позвала его Джианна, чувствуя как ком в горле мешает сделать вдох, в носу тут же неприятно защипало, а взор затуманили подступающие к глазам слезы.       Джианна терпеть не могла беспомощность. А сейчас она не могла ничего сделать. Она боялась его напугать. Она боялась, что он не спит. Она боялась, что это что-то физическое — Маттео ещё не оправился от сотрясения мозга после нападения на них. Она боялась, черт подери, потерять человека, в любви к которому только-только нашла в себе силы признаться.       — Маттео, пожалуйста, — она настойчивее потрясла его за плечо, не обращая внимания на скатившиеся предательски слезы по щекам.       Её муж вздрогнул, молниеносным движением запустил ладонь за изголовье кровати и достал нож с изогнутым лезвием, направляя его на неё. Судорожный вздох сорвался с её губ и она замерла, пока Маттео тяжело дышал, постепенно осознавая, где он находится и с кем.       — Черт, — пробормотал он, убирая лезвие керамбита от горла своей жены, и включил прикроватную лампу — тусклый свет озарил их спальню, — Прости...       — У тебя жар, — перебила его Джианна, склоняясь к нему ближе, вновь касаясь его лица, — Что тебе снилось?       Она убрала кудряшки с его лица, вновь ладонью принимаясь поглаживать его щеки и лоб, силясь успокоить то, что внутри у него вскипело. Дрожь остаточная всё ещё сотрясала его тело, а во взгляде читалась полная растерянность.       — Я... видел маму, — пробормотал он, взглядом уставившись на нож в своих руках. — Точнее, её тело.       Джианна замерла, чувствуя как внутри неё всё сжимается. Это первый раз, когда он заговорил о своей матери. Всё что она знала об этой женщине — та не выдержала жизни с их отцом и перерезала себе вены в ванной.       — Так много крови, — Маттео провёл кончиками пальцев по лезвию ножа, — Я до сих пор вижу её кровь на лезвии.       Джианна вздрогнула, едва сдержав судорожный вздох, и перевела ошарашенный взгляд на нож в руках её мужа.       — Я убил многих этим ножом после, но только вид её крови преследует меня. Я помню, как Лука отмывал его для меня в тот день... а я просто стоял и плакал. Как слабак.       — Ты был всего лишь ребёнком, — запротестовала Джианна, сглатывая слезы и аккуратно касаясь его дрожащих рук.       — Мне было семь.       — Всё ещё ребёнок.       — Мне раньше часто снились её мольбы по ночам, — признался Маттео, нерешительно беря жену за руку, позволяя себе побыть слабым в её обществе, — Я слышал, как она кричала, просила его не делать ей больно. Я слышал её рыдания, но... — он нахмурился, силясь справиться с одолевающим его гневом и пожирающим чувством вины, — ...я ничего не сделал. Я не защитил её. У меня уже был нож. Я мог бы...       — Нет, — резко перебила его Джианна, склоняясь к нему ближе, вынуждая посмотреть ей в глаза, — Не смог бы. Твой отец был взрослым мужчиной и убил бы тебя. Ты не виноват. Ты отомстил ему, когда не пошёл по его стопам, — она увидела смятение в его взгляде и потому поспешила пояснить: — Все ждали, что ты выбьешь из меня всю спесь. Никто не осудил бы тебя, если бы ты изнасиловал меня в том номере отеля. Все ждали, что ты сломаешь меня, сделаешь покорной.       — Тебя невозможно укротить, — уголки его губ дернулись непроизвольно в блеклой улыбке, — И я не хочу укрощать тебя. Никогда не хотел.       Джианна смахнула слезы, скатившиеся вновь по щекам, и оставила мягкий поцелуй на щеке мужа. Маттео потянулся к ней в непривычно беззащитном для него жесте, безмолвно прося ласку. Сердце в её груди вновь болезненно сжалось и она снова зарылась пальцами в его волосы, замечая, что легкие поглаживания кожи головы его успокаивают.       — Почему ты хранишь его? Почему пользуешься им?       — Я... не знаю точно, — Маттео вновь напрягся, пытаясь подобрать слова, — Я боялся его брать в руки сперва. Но отец бы избил меня до полусмерти, если бы я избавился от ножа. В его глазах это было бы признаком слабости. А потом... — он нахмурился, заметно призадумавшись, — Может потому что я хочу помнить её. Пусть и такой... может я хочу убить этим ножом как можно больше ублюдков, похожих на моего отца, чтобы её кровь на этом лезвии не была напрасной. Я не знаю. Я не знаю, Джианна. Просто не могу с ним расстаться.       Ненадолго повисло молчание. Джианна слушала его рваное дыхание, чувствовала, как он старательно пытался взять себя в руки, но прошлое утаскивало его в свои сети. А она-то думала, что ей с отцом не повезло. Витиелло старший был тем ещё ублюдком, и хорошо что его тело изрешетило пулями.       — Джианна, — нерешительно позвал её по имени он, — Я... когда ты узнала, что должна будешь стать моей женой и когда я выследил тебя в Мюнхене, ты думала о самоубийстве?       — Нет. Я слишком люблю жизнь.       Маттео заметно расслабился от её ответа. А Джианна была благодарна как никогда за то, что в комнате царил полумрак и её муж не смотрел ей в глаза в этот момент. Потому что она думала. Дважды. Первый раз, когда ей сказали что её выдают замуж за Маттео, который знает как выбить из неё всё свободолюбивое дерьмо, как выразился тогда отец. И второй, когда люди отца и Маттео везли её в отель в Мюнхене. Она для себя решила тогда, что если ей не удалось сбежать от них в другую страну, то она сбежит туда, где её никто не сможет достать. На своих условиях.       Но Маттео не отказался от неё, хоть она и была в глазах их мира порченным товаром, которому место там, где обитают все шлюхи. Только поэтому Джианна дала себе тогда чуть больше времени, не надеясь на многое.       Браки редко в их мире бывают основаны на любви, скорее предпочтителен страх. Но ей повезло, и потому она не смогла причинить своему мужу правдой ещё больше боли. В её силах было сломать его своим ответом, но она предпочитала видеть Маттео с игривым взглядом и надменной улыбкой, а не одолеваемого своими призраками прошлого.       Их мир — не сказка со счастливым концом. Потому за краткие моменты спокойствия нужно цепляться с удвоенной силой.