Твои планеты

"Я проведу в ожидании остаток жизни Наблюдая твое цветение, Притаившись возле твоей тени"

Теперь Мо узнает его сразу. Хоть и каждый раз все равно смотрит хмуро, как тогда, но нет в его взгляде беспокойной догадки о чем-то, подозрений или раздражённого непонимания. Подзаебался, наверное, ездить через весь город с подработки домой. Может наудивлялся еще в прошлые разы и теперь позволил этой странной ситуации просто существовать. А может, что-то болит. Не было Чэну интереса раньше до чужих ран, если они не на Тяне или не на себе. Но вдруг (наверняка), под его тонкой худи или затертыми джинсами скрывается ещё не одна гематома или ссадина. Он может признаться в этом только себе, как хотел бы увидеть их все. Прикоснуться к каждой. Рыжему, судя по всему, не привыкать к травмам, но хватит уже боли, неважно какого характера, серьезно. Чэн так считает. Просто прикоснуться. К сбитой до крови косточке на ноге над краем обуви, к острому локтю; большим пальцем по широкой ладони так, чтобы от легкого касания рука его обернулась вокруг Чэнова пальца, останавливая движение, зажимая. Чьи вообще руки он знает? Так, чтобы досконально, до деталей. Отцовские, какими помнит их с детства, маленькую ладошку пятилетнего Тяня. Еще руки Лань Ян, чья плоть ревниво скрывает глубоко под собой все её вены, не давая проступать случайным капиллярам. Руки Рыжего другие. Новые. Из настоящего, а не из воспоминаний. Но в отличие от знакомых ему женских рук, у Шаня вены дерзко вьются по предплечьям и кистям будто напоказ. Будто зацепи их неаккуратно - и брызнет кровь. Чэну нестерпимо хочется дотронуться до них. До этих длинных жилистых пальцев, обвести аккуратные лепестки ногтей. Изучить каждый миллиметр его рук - всего его - как шрифт Брайля, медленно, чтобы навсегда запомнить. Он с досадой крепко зажмуривает глаза. Тоже мне, сраный Гумберт Гумберт выискался, посмотрите на него. Страдалец, блять. Пацан давно уже совершеннолетний.., но не придержать ли вам свое эго, прежде чем убиваться, мистер ебаный Хэ? С чего вообще такая уверенность, что все это не только в твоей больной башке, что какой-то отклик тебе не померещился? Что у тебя есть шанс на взаимность, чтобы воплощать свои странные от долгой эмоциональной спячки желания? А то, что башка больная, так в этом нет никаких сомнений - внутренняя его Лань активно кивает, с готовностью вступая в диалог - да-да, и только она способна принять Чэна внезапно поехавшим. - Я буду в этой стороне завтра. Забрать тебя? Забрать тебя? Забрать? Забрать. И он прокручивает в голове в тысячный раз односложное "угу" и ощущение, как плечо случайно задевает его собственное, когда Мо на этот раз сам прикуривает от протянутой ему зажигалки. *** Опасно-острый ноготок Лань, той, что снаружи, тычет в карту города на экране: - Вот сюда отвези меня, Чэн, - "Чээээээн", - это же рядом. Рядом ведь? Она смотрит на него, благоухая цветочными духами - Чэну всегда они нравились. Раньше. Но сейчас руки его леденеют, а что-то острое как тонкая спица пронзает болью его голову справа - и цветочный аромат становится все тяжелее с каждым вдохом, все невыносимее. Его закрывают в оранжерее, полной лилиями - прекрасными, свежими, белоснежными. Прекрасными убийцами. Их так много, что ему не сделать больше шага, не став погребенным под ними. Они теснят его к стеклам оранжереи сплошь покрытым потеками конденсата, но ему не попасть наружу, к воздуху. Дышать теперь возможно только затмевающей плотной болью, которой он стал. Убийца ведь почти никогда не выглядит как убийца. В шпионе никогда не заподозришь шпиона - он не будет красться на цыпочках подняв высокий воротник пальто. Человек со страшным лицом и безумными глазами чаще оказывается твоим истеричным соседом, но никак не потрошителем. А цветы, красивые девчонки и птицы не должны мочь убивать. - Ты волнуешься, - Лань смотрит почти по-матерински, мол, а мальчик-то мой вырос! - Да, - Чэн не отрицает. - Жарко. - Очень. У тебя даже пальцы посинели... Спицу из мозга вынимают лишь затем, чтобы через две секунды вогнать ее снова. Боль горячо и ярко растекается на глаз знакомыми уже искрами короткого замыкания. - Расскажешь мне, кто тот человек, к которому ты спешишь? Из-за меня же ты так никогда не бесишься, - театрально вздыхает Лань с улыбкой на темно-бордовых губах, - даже когда я специально тебя достаю. Подступающая, нет, уже развернувшаяся на такой плодородной почве паранойя не позволит ответить ей честно. Даже если скрывать ему нечего, он не скажет: "мальчишку одного до дома подкинуть нужно". Нет, он не даст узнать о нем, только не ей - жадной до всего новенького, чем бы оно ни было, и без царя в голове. Чэн медленно находит таблетку и запивает ее остывшим сладким кофе со сливками из стаканчика с отпечатком губ. Медленно возвращает пропахший духами картон в лилейные руки Лань. Медленно - потому что боль ждет его резких движений, чтобы разгореться сильнее, злее, чтобы до слез. Ждет его учащенного дыхания. Когда он не успевает к обещанному времени, застряв в девятибалльной пробке, Лань Ян ни при чем. Просто совпадение. *** Если неприятности не идут к Рыжему - Рыжий идет к ним сам. Буквально - Рыжий идет по намертво замершему городу такой заметный в людском потоке. Лавирует между машинами, подходя все ближе. Он честно ждал у служебного входа в свою кафешку ровно полторы сигареты, те самые, от Хэ-старшего, и теперь просто шагает домой. Профессиональная деформация характера сыграет Чэну на руку. Он надеется. Он уверен. Он не сделает ни единого неверного движения, не позволит себе лишнего взгляда. Только хищной птице поселившейся в Лань Ян, совершенно наплевать на его внешнюю безэмоциональность. Опираясь белой мягкой рукой на его бедро, приклонившись вперед, она следит. Найдя безошибочно и прицельно. - Ммм... Какой рыжуля, Чэн! Он и вправду симпатяжка, как я думала. Чээээн. Темноты перед глазами больше, чем света, и сейчас он надеется только на то, что Рыжий не удостоит его даже похуистичным взглядом, пройдет мимо. Пожалуйста. Он заставляет себя быть каменным истуканом, как бы его не тянуло повернуть голову, жестом попросить подождать. Остается сидеть в мертвой пробке на улице, название которой не помнит в данный момент. Название трофейной отцовской зажигалки в своем кармане он не помнит тоже. Номер своего телефона. Название своей планеты. *** Чэн видит базальтовые скалы. Нагромождения на первый взгляд рукотворных столбов у ленивого темного моря. Пока он шагает вдоль берега, утопая по щиколотку в холодном черном песке, но уже знает, что скоро произойдет... Он внезапно окажется посреди бескрайних водных просторов, которые чаще всего разливаются в неположенном им месте. Они всегда появляются внезапно. На месте полей, дорог, транспортных развязок. Он не успевает заметить, даже оглянуться, как оказывается по пояс среди недвижимой воды. От ужаса невозможно двинуться. Берегов нет - куда плыть? Не к чему направляться. Обычно выходом становится плавно и почти неуправляемо подниматься вверх. Взлетать. Но чаще это оказывается еще ужаснее - приземляться-то некуда. Он просыпается так резко, будто его толкнули. Руки судорожно сжимают одеяло и единственная мысль настолько отчетлива, что почти имеет плоть и кровь. С тяжелым болезненным светом, в отличие от света озарения, и весом с пару кирпичей - он физически чувствует, как они материализовались в его голове. Надо уезжать.