/flashback/
Чонгук сидел на диване и ждал, когда приедет Юнги. После их ссоры прошло почти три месяца, и вот он снова вернулся в Сеул. Юнги он не написал ни слова, а решил нагрянуть неожиданно, но старшего не было дома. Юнги выполнил приказ Чонгука. Он кое-как держал себя в руках, чтобы не отправить ему те поэмы в сообщениях, которые писал, но потом просто стирал. Каждый вечер он, через всё своё нежелание, возвращался домой, где его не ждало ничего, кроме тишины. Каждый вечер он и с бутылкой какого-нибудь алкоголя, садился за стол и начинал писать. Писать о том, как без него тяжело находиться дома. Как тяжело засыпать без него. И как тяжело просыпаться. Это было просто не выносимо. Чонгук сам с ума без него сходил. Можно сказать, он был готов бросить всё и ехать из Пусана сразу к нему. Без Юнги тяжело. Без его голоса невозможно просыпаться, а без его объятий невозможно засыпать. Без его смеха невозможно улыбаться. Без него невозможно жить. Именно это понял Чонгука за всё это время. Именно это он осознавал каждый раз, когда ловил себя на мыслях о нём. Поздний вечер, а Юнги всё ещё не вернулся. Чон уже не мог на жопе ровно сидеть. — «Где он? Что он так долго делает?» — только эти вопросы всплывали в его голове. При каждом звуке подъезжающей машины, он бежал на балкон, чтобы проверить кто это. И наконец-то, в два утра и машина Юнги заехала во двор. Он до поздней ночи тренировался к дебюту. Чтобы меньше думать о Чонгуке, он постоянно измучивал себя адскими тренировками, работами над текстами и музыкой с Джуном и Тэ, чтобы под утро вернутся и просто вырубиться, не добивая себя мыслями о нём. Хотя, у Юнги даже на тренировках получалось думать о нём. И работа никак не отвлекала. Но сейчас сил не было даже на то, чтобы выйти из машины, не говоря уже о том, чтобы дойти до лифта и подняться в квартиру. Хроническая усталость, недосып — чудесный букет любой трейни. — Слава тебе башня… завтра выходной. — прошептал он на выдохе, открывая дверь машины. Он посмотрел на балкон своей квартиры. — А я не мог пониже квартирку купить? Хреначить в такую высь. Вот не дай бог лифт не работает. Всем пизда. Его настолько не держали ноги, что он сел прям на пол в лифте, который медленно поднял его на девятнадцатый этаж. В квартире его ждала пустота и тишина. И так весь месяц. Он не стал проходить дальше и просто съехал по стене вниз. — «Сколько можно? Когда он уже вернётся? Уже месяц прошёл.» — он закинул голову назад и тяжело выдохнул. — «Так, Гуки обещал, значит сделает». Чонгук как можно тише встал с дивана и на носочках пошёл в коридор. — Ты будешь, как бомж, на полу спать? Или всё-таки нормально ляжешь? Юнги раскрыл глаза и повернул голову в ту сторону, откуда доносился голос. — Чонгук? — А кого ещё ты надеялся увидеть? Ни Хосока же. — его голос звучал очень строго и холодно. Юнги уже давно не слышал к себе такого тона, но в принципе, он понимает, что только это он и заслужил. — Вставай, давай. Вся усталость, которая, пару минут назад, лишала возможности нормально ходить, испарилась. Он поднялся на ноги и пошёл за ним в сторону спальной. — Ты давно ждёшь? — Целый день. — ответил намного холоднее, чем рассчитывал. Даже сам от себя такого не ожидал. Юнги чувствовал холод и недоверие с его стороны, это передавалось не только через его голос, но и через действия. Избегает смотреть ему в глаза, сторонится его. — «Вещей нигде нет. Значит, он приехал окончательно порвать со мной?» — у Юнги от одной такой мысли чуть сердце не остановилось. Они зашли в спальную. Чонгук сразу рванул в другой угол, чтобы чувствовать себя сейчас более спокойно. Он знал, что Юнги не ляжет спать, пока они не поговорят. — Чонгук… — Юнги. Хоть Хосок и всеми силами против, но… я приехал… чтобы вернуться. — в этот раз его голос звучал на много мягче, чем до этого. — Как бы хреново это не звучало я… просто не могу без тебя. — Юнги очень медленно подошёл к нему, чтобы не спугнуть. Он хотел просто обнять его, но после их последнего разговора месяц назад страшно было даже прикасаться лишний раз. — Весь этот месяц Хосок читал мне морали о том, что мне, не в коем случаи, нельзя возвращаться, но я даже перестать думать о тебе не мог. — он развернулся и заглянул ему в глаза. Ни испуга, ни злости, ни холода, а какая-то грусть. Он прижался к нему, обнимая как можно сильнее. — Не могу забыть тебя, как бы сильно не хотелось, просто потому что всё так же люблю. — он глубоко вдохнул тот самый запах, который ощущал последний раз месяц назад. — Можно? — Да… Юнги обхватил его руками в ответ, прижимаясь к нему также сильно, как и он к нему. — Прости меня, Гуки. — прошептал ему на ухо, прикасаясь губами к его щеке. — Я думал, что смогу жить без тебя. Но я даже дома не могу находиться. Чонгуки, меня не существует без тебя. Я не знаю, как бы я смог жить, если бы ты ушёл, но я бы не стал тебя останавливать, если бы захотел окончательно уйти. — Я это уже понял, из нашего последнего разговора…/end flashback/
Шуга вышел из подъезда и сел в свою машину. Парень резко повернул ключ зажигания и тронулся с места с сильным рёвом двигателя. Куда ехать — сам не знал. Он просто хотел побыть наедине со своими мыслями, обдумать всё, чтобы не совершить ошибку, но мысли уходили от этой темы и возвращались к вопросам о нём. В голове — пустота, в душе — хаос, в эмоциях — бардак, в любви — пиздец. В чём смысл всего этого? Кому нужна жизнь, в которой нет ничего кроме боли. Конечно, никому. Но у Юнги всегда находилось то, ради чего стоило оставаться тут. Это его останавливало. И тут в голову прилетает идея: — «Я должен ехать туда…»/flashback/
О чём ты думаешь, когда твои ноги стоят на краю обрыва? О чём ты думаешь, когда знаешь, что, в последний раз, вдыхаешь воздух, пропитанный грозой, дождём, травой, которая была покрыта пылью и грязью целый месяц, запахом моря и теплотой восточного, летнего ветра? Что ты чувствуешь, когда он, в последний раз, играет с твоими волосами и одеждой? Что чувствуешь, когда понимаешь, что в последний раз, слышишь плеск волн прибоя, и видишь голубое, глубокое Японское море, которое заберёт твоё разбитое о камни тело, и оставит на глубине твои кости, забирая вместе с кровью, болью и слезами предсмертные мысли пятнадцатилетнего подростка? Пустота… в этот момент ты ещё понятия не имеешь, что всё. Ты, в последний раз, закроешь глаза и, почувствовав резкую боль, не откроешь их больше никогда. — Мания суицида — заразная вещь… — прошептал на выдохе Чонгук, разглядывая свои запястья, полные шрамов от любимого лезвия, в лучах заходящего солнца. — Никогда не думал, что дойду до такого. Что произошло? Просто нет смысла. Это бы произошло и сейчас это нужно… — Ну и долго ты собираешься стоять? — раздался незнакомый, немного хрипловатый и басистый голос. Из-за дерева вышел высокий парень на вид лет восемнадцати. У него было очень надменное выражение лица, дерзкий взгляд и ярко выраженный Кёсанский диалект, шелковистые чёрные волосы и открытый лоб. Парень был одет в полностью чёрную одежду, а на штанах висела массивная цепь, что в сочетании с берцами устрашали его образ. — Я уже полчаса стою, наблюдаю за твоими жалкими попытками умереть, и ничего не происходит. Мне стало даже как-то скучно. — Мог бы и не ждать. Иди туда куда хотел. — Я уже пришёл, но место моих мечтаний занято «самоубийцей». — последнее слово он не зря запрятал в кавычки, потому что знает, что он не сможет спрыгнуть на глазах постороннего. — Ты мне скажи: зачем ты тут стоишь, если не сможешь спрыгнуть? Я вижу тебя здесь уже две недели, и каждый раз ты уезжаешь отсюда с сорванным голосом и распухшим лицом. Самому не надоело? — Какая тебе разница? — Не особо хочется, чтобы этот пляж закрыли из-за таких, как ты. Чонгук отвернулся, смотря в небо. — Здесь мне становится легче… Это единственное место где я могу быть собой, быть тем человеком, которого во мне не знает никто. — И ты надеешься, что когда-нибудь пересилишь себя и прыгнешь? Пф. Я тебя умоляю, если ты не хочешь, ты не умрёшь. Мне поверь, как старшему. Это уже пройденный этап. — парень подошёл к нему и встал рядом не обращая внимание не на что, кроме синей пустыни под его ногами, которая неразборчива что-то шептала. — Тебе же семнадцать или около того? — Ну, допустим пятнадцать. — Мне девятнадцать, поэтому просто поверь, всё проходит. Проблемы не бывают вечными и несчастья тоже. По себе знаю. — он развернулся и направился к лесу. — Удачи тебе спрыгнуть. Но мой тебе совет: задумайся, стоит ли просто так сводить счёты с жизнью? Конечно, это твоё дело, но всё же, нет такой цены, которую ты сможешь отдать за лишний час жизни, после смерти. Эти слова пронеслись эхом в его голове, и ударили, словно обухом. Он повернулся к нему, сталкиваясь с чужим взглядом. — Как тебя зовут? Парень искренне улыбнулся, прищуривая глаза от яркого луча солнца, который рыжим цветом освещал его лицо. — Мин Юнги…/end flashback/
— «Тогда я стал твоим спасением. Я вытащил тебя из дерьма, и утопился в нём сам. Замечательно!!! Так и продолжай, Юнги!!! Через некоторое время ты по уши влюбишься в Хосока, и он тоже тебя предаст. Класс!!! Ну, почему бы и нет, разрешай и дальше себя мучать!!! Юнги, блять, ты не для того собирал своё сердце из осколков, чтобы его снова разбили!» Холодный воздух вперемешку с непрекращающимся вчерашним дождём. Эстетика любимой погоды Юнги. Серое небо и такой же серый взгляд на всё. Его жизнь лишилась всех красок, кроме белой и чёрной. Мир стал абсолютно серым и неживым и это всё вина только его слабости. Он всегда был ранимым к предательствам, что в детстве, что три года назад, что сейчас. Этот страх не даёт даже спать спокойно, не говоря уже о том, чтобы снова начать кому-то доверять. Вкус этого предательства Юнги на долго запомнил. Он был готов принять пулю за него, но Чонгук держал в руках пистолет и выстрелил с улыбкой на лице ему в спину. Два часа езды и вот он стоит на том самом обрыве, где они впервые встретились. Та самая судьбоносная встреча, которая изменила жизнь в самую лучшую сторону, но которую Юнги мечтает забыть, а Чонгук проживать снова и снова в собственных мечтах и снах. — «Как убить себя без суицида?» Он так часто задавал мне этот вопрос… теперь им задаюсь я. Как же я хочу, чтобы ты появился в моей жизни снова. Хочу увидеть хоть краем глаза, почувствовать прикосновение твоих рук к моему телу, к моему лицу, вкус твоих губ, запах твоих волос… что будет, если я останусь с Хосоком? Что я потеряю, и что обрету? Я, тем самым, променяю свою любовь на друга…» Он сел на край, свесив ноги вниз. Его переполняли все оттенки чувств, но в тоже время душило пустотой и внутри, и снаружи. Дикий крик боли и эмоций разорвал пространство, но плеск воды внизу и сильный удар о скалу смог хоть чуть-чуть, но заглушить его. Молчать гораздо больнее, чем кричать до срыва голоса, до трещин и крови от напряжения горла, разрывать себя на части, с корнями вырывая волосы на голове, оставляя царапины на своих собственных руках. Молчать гораздо больнее, чем звучать настолько сильно, что самому закладывает уши, что начинает болеть не только горло и тело, но и голова из-за того, что подскочило давление. Хотелось свалиться вниз и разбиться о камни, но в то же время хотелось убежать от всех проблем куда угодно, и остаться с кем угодно, только не в одиночестве. Одиночество — это самая ужасная компания, и Юнги это знает, но не может жить по-другому. Лучше в одиночестве, чем с болью. Голос сорвался, осталось только жалкое подобие хриплого стона вперемешку с шёпотом. Выдох боли и облегчения. — Сука… самое главное выжить. Скоро станет легче… — он посмотрел вперёд, на то как серое небо начинает рассеиваться, пропуская редкие и мелкие лучи солнечного света. — Чтоб тебя, Чон Хосок, я согласен…