/flashback/
— «Так. Не истери. Успокоишься, прилетишь в Америку, в Нью-Йорк, позвонишь». — прокрутил Джун у себя в голове слова Джина. — «Он ждёт, что я прилечу в Америку? Не дождётся… не хочу и не буду». — он сел за стол и поджёг очередную сигарету. Он не понимал зачем, но думал, что хоть сейчас ему станет легче. От разговора с Джином на душе появилось странное чувство злости вперемешку со жгучей ненавистью. Эти чувства душили. И даже сигареты не помогали ему вдохнуть и расслабиться. — «Уже пятая за полтора часа. Нужно бросать всё это. И всё, что связано с Джином тоже». Намджун его любил. Но их любовь была не такой долгой, как хотелось бы ему. Джин сказал, что больше не любит, что не хочет больше обманывать. А Намджун, за эти слова, за предательство с его стороны, послал Сокджина ко всем хуям и отчаянно попытался возненавидеть. Первый раз он увидел его совершенно случайно. В Нью-Йорке. В тот день они прилетели на свой первый гастрольный концерт в Америке. Он увидел его среди толпы людей, которые ожидали зелёный сигнал светофора, на другой стороне. Второй раз на том светском приёме, где Юнги встретил Чонгука. Третий раз увидел Джина в больнице. Он не изменился, ни капли. Всё такой же красивый. Всё такой же гордый. Всё такой же независимый. Намджун до сих пор любит. До сих пор хочет вернуть его назад. Его оружием стала скрытность. Он скрывал, как только мог и от Юнги, и от Чонгука, и от Тэхёна, и даже от самого себя. Хотя, это не помогало. Он думал, что всё это пройдёт, но как бы сильно Джун не пытался его возненавидеть, он не смог даже разлюбить. Всё точно так же, как и у Юнги с Чонгуком. Но между этими двумя парами было большое отличие. Намджун видел, что Чон любил, все это видели и все это знали. А с Сокджином всё было по-другому. Он даже ни разу не говорил, что любит Намджуна. И если рэперы не понимали, почему Чонгук ушёл от Юнги, то здесь Намджун знал, что не нужен Джину. Он схватил телефон и начал искать ближайший рейс до Нью-Йорка. — Через час. Значит, на нём и прилечу. Он быстро написал ему сообщение:«07:48 est
Джун-и — Мой самолёт через час. Сам знаешь, сколько до Нью-Йорка лететь.» Старший ответил почти сразу, что Намджуна удивило, но прислал всего одно слово.«21:49 kst
Моральный урод.
— Хорошо».
Он откинулся на спинку стула, закидывая голову назад, преподнёс, наполовину истлевшую, сигарету к своим губам и, сделав тягу, выпустил в потолок белый дым. — Чёрт. Зачем я туда еду? Ужасно, когда воспоминания и эмоции терзают душу, лучше бы они терзали тело. Во всяком случае, телесные страдания и раны — это ничто, по сравнению с душевной болью. Телесные раны могут затянуться, если они не смертельные, но раны на душе не затягиваются, не заживают, они могут стать только глубже. Да, на какое-то время, боль может затихнуть, но стоит хоть немного нажать, притронутся, боль снова накроет с головой./end flashback/
Джин сидел в здании аэропорта и внимательно наблюдал за самолётами, которые то прилетали, то наоборот улетали. Все эти двенадцать часов, которые Джин провёл в томительном ожидании, свели его с ума. У него сердце не на месте, только от понимания, что он скоро встретится с ним, с человеком, которого любит. Но он четко знает — добром эта встреча не кончится. Намджун спустился с трапа, в надежде, что Джина ещё нет. Честно, он не хотел его видеть. Он до сих пор не понимает, на кой хрен прилетел в Нью-Йорк, когда сам в больнице выразил желание не видеть их двоих, никогда в жизни. Но, только шагнув на порог аэропорта, его мечта накрылась медным тазом. Их взгляды пересеклись и, в этот момент, время остановилось. Всё вокруг перестало существовать, лишь только они вдвоём. Джин видел такое лицо у Намджуна всего лишь однажды. Тогда в больнице. Такое же серьёзное и в тоже время немного злое. В Джуне говорит недосып. За всё время перелёта он не смог и глаза сомкнуть, из-за переживаний о встрече с Сокджином. А ещё он хочет курить. Очень сильно хочет. Последние пару часов от перелёта он провёл в ужасно сильной ломке. Его просто выворачивало на изнанку от непереносимо-сильного желания сделать хотя бы маленькую, коротенькую затяжку. — Привет. — смущённо произнёс Джин, когда младший подошёл к нему. Намджун строго осмотрел его и холодно ответил. — Говоришь так, как будто давно не виделись. — Ну, вообще так и есть. Целый месяц… — Это не так уж и долго. — ответил, как можно холоднее и серьёзнее. Намджун обошёл его, подходя к панорамному окну. — Сколько времени? — Два часа ночи. Джун закинул на плечо портфель, с которым прилетел и направился в сторону выхода из здания. На улице было прохладно, дул неприятные сильный ветер, который вызывал мурашки. От этого казалось, что на улице очень холодно. Парень сразу достал пачку и прикурил сигарету. От этой затяжки, с тела сразу спало напряжение, которое до этого мешало даже идти нормально. — Я думал, что ты давно бросил. — чуть ли не шёпотом сказал Сокджин, за спиной младшего. Парень закатил глаза, и выпустив из себя белый дым, ответил. — Как бросил, так и начал. Не твоё дело. — Хватит так со мной разговаривать! — на повышенном тоне сказал Сокджин, подходя к нему и заглядывая в глаза. — Я тебе ничего плохого не сделал и вообще… — Я бы возразил, но сейчас мне могила Чонгука важнее наших старых разборок. Всё. Это финал. Намджун этими словами сделал больно не только Джину, но и себе. Его с головой накрыло болью и сожалением. В этот момент в головах каждого из них прокрутилась только одна фраза, которую они услышали от одного и того же человека: «моральная расчленёнка — вот что по-настоящему больно». — Зачем ты тогда приехал, если даже разговаривать со мной не хочешь? — тихо спросил старший опуская голову вниз, начиная прожигать опечаленным взглядом асфальт. — Я уже сказал, могилу Чонгука мне нужно найти. Ты чем слушал? — Только это? — «Нет…» — прислонил к своим губам сигарету, медленно втянул, делая большую тягу, которой выкурил чуть ли не половину сигареты за раз. — Да. Больше мне здесь ничего не нужно, тем более от тебя. — парень отбросил окурок в сторону и развернулся к Джину. — Всё? Вопросы закончились? — А почему один? Я думал, что все остальные приедут с тобой. — Если бы они были со мной, то ты бы уже задыхался в луже собственной крови. — с ухмылкой проговорил младший. Он бы хотел посмотреть на то, как Юнги убивает его. Хотел посмотреть, как Сокджин будет извиваться в предсмертной агонии, только вот он себя знает, и прекрасно понимает, что даже если очень сильно захочет, то не сможет этого допустить. — Юнги бы такого не сделал… — уверенно сказал Джин, но в глаза заглядывать не стал. Боялся, что его уверенность в этих слова сразу разобьётся словно хрустальная ваза. — Юнги? Кто тебе сказал такую глупость? Тебе повезло, что ты Хосока и Тэхёна в гневе не знаешь. — Гнев Хосока знаю. И поверь мне намного лучше, чем ты. Намджун замолчал и пошёл по дороге вперёд, по направлению к ближайшему отелю. И Джин за ним — как тень. Ни слова. Ни звука. Хосок как можно быстрей бежал в сторону дома Юнги. Вокруг тишина даже не одной машины нет на дороге. Такое можно редко увидеть. Обычно такую тишину приятно слушать, хочется просто замереть и наслаждаться… но не сегодня и не Хосоку. Если он сейчас остановится и начнёт вслушиваться в тишину, то снова начнёт сходить с ума. Он остановился, чтобы хоть чуть-чуть перевести дыхание. — Квартал… остался всего квартал… — но вдруг он услышал, как его зовёт очень знакомый голос. — Хосок? Привет. Парень поднял голову и на противоположной стороне дороги увидел… — Анхо? Что ты здесь делаешь в такой час? — Да так. По дороге домой машина сломалась, а такси хрен вызовешь. — перешёл через дорогу. — А ты, как оказался так далеко от дома, да ещё и ночью? — Я иду к Юнги. Помнишь его? — Юнги? Как о нём можно забыть? Я около месяца назад его с того света вытаскивал. Такое не забудешь…/flashback/
— «Я не могу быть с тобой, но и без тебя тоже никак. Хватит с меня этого дерьма!» — в три утра над водой туман, от испарения. Летней ночью достаточно холодно, но ему по фиг. Удар. Он в воде. Вода холодная, даже можно сказать ледяная, но разве это важно? Нет. Юнги кричит, кричит настолько сильно, что если бы он не был под водой, то сорвал бы голос. Боль в сердце с каждой секундой становилась всё сильнее, и если раньше от этого ему могло стать легче, то теперь легче не станет, а боль не пройдёт. «Со временем всё проходит». Так говорят только те, кому в жизни никогда не было по-настоящему больно. Воздуха стало не хватать, и с каждой секундой нахождения под водой нехватка росла. Вдруг рядом с ним раздался ещё один удар по воде. В воду упал ещё один мужчина. Он подплыл к нему, и, схватив за рукав толстовки, потащил на поверхность. — Юнги, Юнги, твою мать! — позвал его очень знакомый голос. Юн слышал его много раз, так почему не может вспомнить кто это. Даже глаза открыть и посмотреть, кто это не может. Веки, как будто каменные, отказываются подниматься. — Юнги, какого хрена тебя дёрнуло вниз сигануть? Жить надоело? Или Чонгук манией суицида заразил? Живи, гад! Хосок с Чонгуком с ума сойдут. Не хочешь о них позаботиться? Чужие руки начали сильно давить на грудную клетку. Юнги открыл глаза. На секунду, всего лишь на секунду ему показалась, что сейчас рядом с ним Чонгук. Его Чонгук. Но как же больно было осознавать, что это всё лишь его личная паранойя. — Анхо? — Слава богу. Живой… — парень сел на песок. — Ты какого хрена с обрыва скинулся? — А тебе какая разница? Мы же вроде давно не приятели, и уж тем более не друзья. Будь я на твоём месте, я бы спрыгнул за тобой, только ради того, чтобы помочь тебе утопиться. — как можно строже сказал Юнги, поднимаясь на локтях. — Как мило. Но не переживай, на тебя мне похеру, я переживаю за Хосока с Чонгуком. — Не переживай за них. Им твои переживания не нужны…/end flashback/
— А он всё такой же грубиян. Ты там научи его с людьми разговаривать нормально. — парень улыбнулся, и Хосок понял, что пропал. Нет. Он не разлюбил его. Как можно разлюбить его? Это же невозможно! — Как он? А как Чонгук? Они всё ещё вместе? — Анхо… месяц назад Чонгук… погиб… — проговорил заикаясь. От улыбки на лице парня не осталась и следа. — Не может быть… Как? Хосок очень болезненно выдохнул. Хоть и прошёл уже месяц, но Хосоку всё также тяжело даются и мысли, и слова о смерти Чонгук. — Мы с ним… попали в аварию… я выжил, а он… умер так и не приходя в сознание. Анхо схватил его за руку и заглянул в глаза. — Прости… я не знал… Соболезную вашей утрате… — Спасибо, хён. — Сам-то как? В порядке? — в его голосе явно читалось беспокойство и переживание. — Да. Я в порядке. — он опустил голову вниз. Парень прижал его к себе, поглаживая дрожащей рукой по спине. — Чонгуки был замечательным человеком. И милым, и добрым. С ним никогда не было скучно. Сколько ему было? — Первого сентября должно было исполниться двадцать четыре. — Такой молодой… Хосок не смог сдержать слёз. И пофиг, что его, впервые в жизни, обнял любимый человек. Ему сейчас больно как никогда. Они оба молчали, потому что каждый из них ушёл в глубину себя. Наедине со своими мыслями очень легко сойти с ума. Вдруг в кармане Анхо зазвонил телефон. Он, не отстраняясь от Хосока, опустил руку в карман джинс. — Йерин звонит. Мне пора идти. — Йерин? Твоя невеста? — дрожащим голосом проговорил Хо. — Да. — он отстранился от него и ответил на звонок. — Да, любимая? — «Любимая. Так ты её называешь? Почему ты так жесток? Почему?» — Я сейчас приду. Не переживай. — парень посмотрел на Хосока и сбросил. — Прости, Хоби, мне пора. Может, мы встретимся как-нибудь на днях? — Посмотрим. Не будем загадывать. — Тогда, созвонимся. — проговорил старший разворачиваясь к Хосоку спиной. — Пока. — Пока. — проговорил, помахав ему рукой. Хосок не знает зачем, но он очень долго смотрел ему в след. Снова эта боль. Она никуда не делась, а осталась при нём, просто ушла вглубь. — Анхо, если бы ты только знал… прости. Ветер подул с новой силой, перебирая пряди волос и смахивая слезинки, которые остались на щеках. Как будто сама природа успокаивает, обнимает, закутывает в свои тёплые объятья, не давая тонуть в собственных мыслях. Только сейчас он смог понять простую, как день, но очень важную истину. Все говорят, что не заменимых людей нет… ложь. Самая настоящая. Такие люди есть, и у каждого свои. Для кого-то любимые, для кого-то родственники, для кого-то друзья. Хосок нашёл у себя этих не заменимых людей… Чонгук, Юнги, Анхо. Юнги не сможет заменить ему любовь, просто потому что он не Анхо. Намджун никогда не сможет заменить ему лучшего друга, потому что он не Юнги. Никто, в целом мире, не заменит ему брата, потому что они не Чонгук. Именно эти люди заставляют нас подниматься с постели каждое грёбаное утро, выслушивать критику в лицо, и за спиной, скрывать от них свои слёзы, чтобы не давать повода для переживаний, надевать улыбки на лица, и прятать в глазах печаль, чтобы ночью задыхаться от тихой истерики, которая душит словно змея. Хосок понимал, раз он потерял Чонгука, значит должен держаться за двух других. Это всё напоминает бездонную дыру отчаяния, а Чонгук, Анхо и Юнги три выступа, за которые он время от времени держится, чтобы не свалиться вниз. Сейчас, когда один из этих выступов пропал, нужно всеми силами держаться за два других, ведь соблазн слишком велик. Сдаться проще, чем бороться… Дверь в квартиру Юнги открыта, и это настораживает не меньше, чем тишина внутри. Нигде не горит свет, нет ни одного звука, ничего, что подавало бы хоть малейшие признаки жизни. Юнги тоже нигде нет. Ни в комнате, ни на балконе, ни в гостиной. Осталось только одно место, где он мог быть. Ванная… внутри нет света, но дверцы душевой кабинки плотно закрыты. В самой ванной висит огромное облако сигаретного дыма. — «Он точно должен быть здесь». Хосок раздвинул двери и столкнулся с новой порцией сигаретного дыма, который вышел оттуда. Юнги сидел в углу, прижимая колени к груди, выкуривая уже хрен знает какую сигарету. Но кое-что необычное было. Даже не необычное, а поразительное. Юнги смотрел прямо ему в глаза, хотя целый месяц делал всё, лишь бы его не видеть. — Хосок, пожалуйста, спаси меня от самого себя…