/flashback/
— «Ебучие нью-йоркские пробки!» — подумал Намджун. Они с Джином застряли в пробке на бруклинском мосту и уже почти полчаса стоят и не могут сдвинутся с места. Пробка мёртвая. Конца и края не видно. — На самолёт опоздаешь. — тихо произнёс Сокджин, не поворачивая голову в его сторону. — И что ты предлагаешь? — посмотрел в окно. — Может тебе домой поехать? В следующий раз… — Следующего раза не будет. Я уеду только тогда, когда получу то, зачем приехал. — холодно перебил его младший. Джин повернул голову в его сторону и с тяжёлым выдохом прошептал: — Баран упёртый. — На себя посмотри. — пробубнил. — У тебя тоже крыльев за спиной не наблюдается. Старший ошеломлённо посмотрел на Намджуна. — Ах ты ж ёб твою мать! Нашёлся тут, ангел во плоти. — саркастическим тоном. Джун повернул голову в его сторону, заглядывая в глаза. — По сравнению с тобой, я действительно ангел. — он будет продолжать перерекаться с ним. Просто из принципа. А ещё потому что хочет сделать ему больнее. Хочет задеть самолюбие Джина. Джин сжал кулаки и посмотрел вдаль. — Смотри, нимб хрупкая штука. Уронишь — осколков не соберёшь. — Тебе об этом лучше знать. — с язвой в голосе. Намджун открыл окно, потому что хотел курить. Очень хотел, да и Сокджин бы и сам сейчас от сигареты не отказался, но нет. Он не будет снова вливаться в эту вредную привычку. Он же уже давно бросил, но ему кажется, что после этой встречи, он сорвётся и начнёт снова. — Не кури в моей машине. — очень строго. Будто отчитывает его. — Если так сильно хочешь, дверь открыл и вышел отсюда. На дороге, пожалуйста, кури сколько хочешь. Хоть до тех про, пока лёгкие не выплюнешь. — Тебе повыёбываться захотелось? — достал сигарету из пачки и зажал её между суховатых губ. — Рот закрой, и смотри на дорогу. Сокджин вырвал её, смял и выкинул в открытое Намджуном окно. — Я тебе всё сказал. В моей машине, ты курить не будешь. — прожигающим взглядом начал осматривать его лицо. Намджун повернул голову в его сторону. — Ты охуел? — сказал негромко, но в голосе проскользнула, нарастающая с каждой секундой, злость. — Ещё раз ты так сделаешь, и вылетишь в окно, прям как эта сигарета. — Я всю пачку поочерёдно выкину. Слова ты не понимаешь, буду действиями. — сложил руки на груди, всем своим видом показывая максимальную правдивость своих слов. И он действительно так сделает. Раз Намджун не понял слов, значит нужно действовать. В этой машине ему курить нельзя, потому что это не Сокджина машина, а Чимина, и если вдруг он учует запах этих сигарет, то это будет пиздец. — Рискни здоровьем. — поднял голос младший. — Я тебе сказал, ещё раз ты посмеешь выкинуть мои сигареты, я тебя выкину. Головой в асфальт полетишь. — достал ещё одну сигарету, но Намджун даже не успел её к губам поднести, Сокджин снова выхватил её и выкинул в окно. — Тварь…/end flashback/
Что было дальше понять не трудно. Они чуть не поубивали друг друга из-за этих глупых сигарет. Причём убивали они друг друга ни руками. Они изничтожили себя словами, которые то и дело причиняли невыносимую боль. Намджун уверен, что если в него сейчас будут вбивать гвозди, то для него это будет лёгким, безобидным шлепком. Он встал за дерево, прижимаясь к стволу спиной и тяжело выдохнув, спустился вниз. Внутри всё разрывается, стоит ему прокрутить в голове слова сказанные старшим в его сторону. Каждое оскорбление с его стороны, было сравнимо с огромным ожогом, который жжётся с огромной силой, а каждый его взгляд, как пуля. Сокджин в очередной раз разбил Намджуну сердце. В очередной раз причинил ему нестерпимо сильную боль, которая просто так не пройдёт. Он в очередной раз оставил рану на сердце, которая просто так не затянется. Она будет гноится и с каждым днём болеть сильнее. А что происходит у Сокджина в душе, даже описать невозможно. Намджун сейчас вырвал ему сердце. Равнодушно. Без какого-либо сожаления. Сокджин любит Намджуна. До сих пор любит. До безумия сильно. И он бы никогда от него не ушёл, если бы у него был выбор. У Сокджина не было выбора. Сокджин соврал Намджуну, когда уходил, и дико об этом жалеет. Он не мог тогда остаться в Сеуле, потому что тогда нужно было, как можно быстрее бежать. Он сказал, что предал, только вот это лживое предательство разбило не только Намджуна, но и самого Сокджина. Он уехал потому что, тогда хотел жить, хотел, чтобы был жив Намджун и хотел остаться на свободе. Потом он, вроде как, влюбился. Влюбился в Чонгука. В того человека, который никогда не полюбит его в ответ, в того человека, в которого, как оказалось, по уши влюблён Чимин. И он думал, что уже окончательно разлюбил Намджуна, но стоило Сокджину увидеть его в больнице, то он понял, что «любовь» к Чонгуку исчезла, будто её не было никогда. Теперь он сожалеет обо всём. Жалеет о том, что они встретились тогда, на этой грёбанной вечеринке в честь дня рождения Намджуна, жалеет о том, что сразу в него влюбился, жалеет о том, что начал общаться с ним, жалеет, что стал лучшим другом Намджуна, жалеет о том, что признался ему в своих чувствах. Жалеет обо всём, что было между ними. И жалеет потому что хочет, чтобы всё это повторилось. Эхо его голоса, в голове Сокджина — огромная царапина, по живому мясу. Его улыбка в плёнке воспоминаний — гаррота на шее, которая не отпускает. Он постоянно разворачивает время вспять, чтобы слышать его шаги, чувствовать его прикосновения. Но это всё лишь воспоминания, а как бы хотелось, чтобы всё стало реальностью… Он с тяжёлым выдохом вышел из машины, разминая больную шею. Взгляд, как-то самостоятельно, полетел в сторону Намджуна, который сидит за деревом, и выпускает изо рта густой сигаретный дым. — «Мне нужно что-то с ним делать. Я так сильно хочу вернуть его…» Тэхён проснулся совсем один в совершенно пустой и чужой квартире. Он даже не сразу смог вспомнить, кому она принадлежит. Только обойдя всю квартиру, он наконец-то понял, что находился у Хосока дома, а спал он в его кровати. Но тогда появляется вполне разумный и своевременный вопрос: где сам Хосок? Какого хрена его нет? Он нашёл свой телефон, чтобы позвонить Хоби, но он опередил его и написал сообщение аж в пять утра. «Тэхёна, я у Юнги. Как проснёшься сразу приезжай. Ключ от квартиры на столе. Смотри, не потеряй!» Тэхён, прочитав это сообщение, широко улыбнулся. Но теперь новый вопрос: зачем он так рано поехал к Юнги? Может у него что-то случилось? На кухонном столе и правда лежали ключи с очень знакомыми брелоками. Эти ключи принадлежали Чонгуку. Чонгук всегда был ярым фанатом их группы и поэтому себе на ключи повесил брелоки с их лицами. Теперь понятно, почему эти ключи нельзя потерять. Это ещё одно напоминание о том, что он вообще был в их жизни, ещё одна очень важная нить, которую не в коем случае нельзя упустить. Он взял ключи в руку, рассматривая фотографии, вспоминая каждый момент, проведённый вместе с ним, с их табором. И каждое воспоминание ранит. Очень сильно ранит. Оставляет в сердце огромные осколки, которые просто убивают и хоронят. — Чонгуки… как же рано ты ушёл… — прошептал, прикрывая глаза с тяжёлым выдохом. Он сожалеет. Очень сожалеет о его смерти. Если бы можно было как-то помочь, сделать что-то, чтобы он остался в живых, Тэхён бы сделал. Не задумываясь. Боль от его смерти уже не та. Тэхён всегда думал, что со временем она успокоится и ему станет легче, думал, что со временем всем им станет легче, что Юнги с Хосоком смирятся, что Тэхён с Намджуном смогут перестать винить себя, но нет. Время идёт, а им всё хуже. Тэхён не смог сразу начать собираться. Его притянула к себе комната донсента. Он не смог противостоять себе и открыл дверь в комнату. Здесь всё ещё ощущается присутствие Чонгука. Словно, вот сейчас, он выйдет из-за двери и, по-детски, улыбнётся ему или же сейчас раздастся его смех. В груди с невероятной силой защемило. И дышать стало тяжело. Стояло ему только сделать шаг внутрь, сердце внутри забилось в два раза быстрее. Теперь Тэхён понял, что имел в виду Юнги, когда говорил, что чувствует на себе взгляд Чонгука. Тэхён тоже сейчас его чувствует. Ощущение, будто он сейчас набросится на него со спины и просто на просто придушит. А Тэ, даже сопротивляться не будет. Он заслужил это. Парень сел на кровать Чонгука и устремил свой взгляд в потолок, опираясь затылком на стену. — Если бы ты только остался в Сеуле тогда… сейчас бы ты был жив… Намджун достаточно долго ждал, когда его гнев успокоится. Минут двадцать точно. Но даже этого времени ему не хватило. Стояло ему посмотреть на Джина, вся злость вернулась назад. Но времени на это нет. Хотя. Нет. Время есть. Намджун уже опоздал на свой самолёт. Терять нечего. Он поднялся с земли и вышел из-за дерева. Джин сидел на коленях около одной из могил, приближённой к дороге. Намджун подошёл к нему и услышал тихое причитание со стороны старшего: — Прости меня, Кванджэ. Прости, что не смог спасти тебя. — в его голосе слышно дрожание. Будто он сидит и держится, чтобы не разревется навзрыд перед этой могилой. Парень устремил свой взгляд на надгробие. Пак Кванджэ. Это имя ему ни о чём не говорит. Он не знает этого человека, но зато, он без труда смог понять, что для Джина этот человек был дорог. Может даже очень. — Кто это? — тихо спросил Джун. Джин, услышав его голос, сразу замолчал, быстро вытирая лицо и поднимаясь на ноги. — Какая тебе разница? — Очередной бывший? Джин сильно сжал кулаки и с тяжёлым выдохом поднял голову вверх, закусывая губы, чтобы не издать лишних звуков. Ему больно. Намджун это видит и чувствует. — Из-за этого человека, я до сих пор жив. — злобно кинул Сокджин в сторону младшего. — Он меня из-под пуль вытащил. А сам, к сожалению, не выжил. — повернул голову в его сторону, кидая в него злой взгляд. — И даже, если бы у нас было что-то, кроме дружеских отношений, тебя это уже давно не касается. — спрятал свои красные глаза за тёмными, солнцезащитными очками, и прошёл мимо Намджуна, сильно ударяя его плечом. Шли они не долго. Ровно до тех пор, пока Сокджин не остановился, поворачиваясь к белому надгробному камню. — Вот он. И правда. На камне, в двух разных вариациях, английской и корейской, было начертано имя Чонгука. И всё. Как только Намджун это увидел, у него сразу сердце встало. Душу словно кинжалом пронзило, а точнее десятком сразу. Он думал, что со временем у него всё пройдёт, ведь даже новость о смерти Чонгука ударила по нему не так сильно, как по всем остальным. Он даже подумал о том, что это ненависть выжгла внутри него всю ту родительскую любовь к этому ребёнку, которую Намджун испытывал. Но сейчас, находясь на этом кладбище, смотря на могилу Чонгука, чувствуя, как внутри всё разрывается в клочья, не оставляя ничего, он начал понимать одну простую вещь; всё это время он жил в отрицании, до последнего момента думал, что Гуки жив, что его, как и Тэхёна, и Юнги, и Хосока, очень жестоко разыграли. А теперь, совершенно резко и неожиданно пришло осознание того, что Чонгук действительно мёртв. — Я тебя оставлю. — холодно и без каких-либо эмоций проговорил Джин. Он развернулся, и таким же тоном добавил: — Буду ждать в машине. — двинулся прочь. Намджун сначала просто стоял и смотрел на этот камень. Но, когда Сокджин исчез из зоны видимости, он опустился на корточки и прикоснулся к земле. — Господи… Чонгук… На смену неверию и отрицанию пришла самая тяжёлая стадия отчаяния. Она приходит в такие моменты, когда разбивается последняя надежда, когда все доводы и мысли развеиваются, как пепел, по ветру, в конце концов, когда исчезает, единственная на данный момент, мечта. Мечта — это последнее, что остаётся у человека. А если и мечта умирает… то это вообще пиздец… Намджун не знает, что сказать, и не знает, нужно ли что-то говорить? Чонгук ведь всё равно его не услышит. Хотя, если подумать, то говорить ничего не надо, ведь отчаяние не любит слов. Отчаяние любит тишину… Тяжело находиться рядом с человеком, который страдает по прошлому. Рядом с человеком, который не может отпустить боль, и который заражает тебя своей печалью. Эта квартира, с момента смерти Чонгука стала похоже на кладбище. Здесь даже трупы есть и свежие захоронения. Тут покоятся частички душ Хосока и Юнги, погибшие вместе с Чонгуком. Тэхёну тяжело находиться в их окружении, потому что каждый раз, когда он пытается хоть чуть-чуть отойти от этой боли, запрятать её в глубины себя и запереть на все возможные замки, Юнги и Хосок снова напоминают об этом, срывая все замки. Причём, чтобы вспомнить об этом, Тэхёну достаточно посмотреть на этих двоих. Юнги и Хосок стараются этого не показывать, но им очень тяжело даётся каждый день без него. Без Чонгука. Выдают это только глаза, ведь глаза не умеют врать. Юн, после ночных мучений, после морального самоубийства, долго не мог уснуть. Ему внутри просто душу убивали. Сделали решето, не оставили не одного живого места. И только с помощью снотворного он смог снова заснуть. Без хитрости Хосока тут конечно же не обошлось. — Хосок-хён. — шёпотом позвал Тэ, привлекая внимание старшего, который сидел на кровати, поглаживая спящего рядом Юнги по голове. — Что? — самым тихим шёпотом, почти беззвучно. — Что с ним? — присел рядом со старшими, поочерёдно вглядываясь в лицо каждого из них. Хосок на это лишь махнул рукой, показывая, что совсем не нужно ему об этом знать. Но Тэхён не отступает. Если он решил докопаться до сути проблемы, то он оземь расшибётся, но узнает. — Обратно бессонница началась? — спросил чуть громче, но по-прежнему шёпотом. Старший отрицательно мотнул головой. — Ему сегодня Чонгук приснился. — тяжело выдохнул. — Скучает по нему. — вновь провёл пальцами по чёрным волосам, путая в них свои пальцы. — Он ведь остался самой яркой вспышкой в его жизни. — посмотрел на Тэхёна. — Только ему не говори, что я тебе рассказал. Иначе он меня прибьёт. Младший кивнул. Он понимает, как Юнги тяжело. Он не хочет показывать свои страдания, не хочет казаться слабым в глазах донсентов, но эти чувства, пожирающие изнутри, скрывать тяжело. Его молчание подобно крику. Его глаза подобны глазам слепого человека. Его натянутая улыбка подобна слезам. И ни один из этих видов его не красит. Он лишился смысла жизни и жизни в целом. Это расплата. Только вот за что он платит — не понятно. Может за жалкие секунды счастья. Может за любовь. Но тогда появляется весьма разумный вопрос: зачем нужна такая любовь, за которую потом придётся расплачиваться своей жизнью? Какой-то не очень честный обмен. В коридоре абсолютно неожиданно раздался стук в дверь. Оба парней мгновенно вздрогнули и посмотрели в сторону коридора. — Кого-то ждёте? — спросил Тэхён переводя взгляд на Хосока. — Нет. Тэ поднялся с кровати и как можно тише вышел в коридор. Заглянув в глазок, он увидел стоящего на пороге Намджуна. Парень быстро открыл дверь. — Привет, хён. — полушёпотом. — Тише. Юнги спит. Старший прошёл в квартиру. — Привет. Чего это он? — Потом расскажу. Из комнаты вышел Хосок, и зевая опёрся плечом на дверной косяк. — Привет, Намджун-а. — Привет, Хосок. — Как ты себя чувствуешь? Юнги сказал, что ты заболел. — Ничего серьёзного. Не переживай. Нужно было отлежаться. — проговорил, а в мыслях прокрутил: — «Ох, пиздабол. Я выгляжу так, как будто не спал двое суток, а Хосоку затираю, то что дома отдыхал. Как ты можешь врать ему? Гореть тебе в аду, Ким Намджун». Хосок на эту фразу ели заметно улыбнулся. — Чудно… Юнги проснулся около четырёх утра, о того, что услышал щёлканье зажигалки рядом, и два тихих голоса. С трудом открыв глаза, он увидел на балконе тёмные, две достаточно высокие фигуры. Одна с белыми волосами, вторая с тёмными. Он вслушивался в их разговор. … — Я вообще бес понятия, что между нами происходит. По нему видно, что у него ко мне чувств не осталось. Вообще никаких, но тем не менее… — Подожди, хён, я немного не понимаю. Вы начали ссориться, как только ты приехал в Нью-Йорк, потом поссорились из-за того, что ты проспал, потом из-за сигарет, потом на кладбище из-за могилы какого-то левого парня, а потом из-за чего? — Я сам не понимаю. Всё началось на пустом месте. Когда я увидел могилу Чонгука меня охватила такая сильная ненависть к нему. А почему, понять не могу. — Дыма не бывает без огня. — У нас с ним бывает. Слово за слово, и всё. Мы можем начать с ничего, а закончить тем, что было пять лет назад. Юнги узнал этих двоих по голосам. Конечно его удивил тот факт, что Намджун здесь. По сути, он ещё должен был быть в Америке, тогда вопрос: что он тут делает? — Намджуна, Тэхёна? — позвал хрипловатым от сна голосом. Парни повернулись на свои имена. — Хён, ты чего? Мы тебя разбудили? — спросил Тэхён. Старший сел на край кровати. — Типа того. — посмотрел на старшего из двух донсентов. — Намджун, а ты тут давно? — Достаточно. — Понятно. — он вышел на балкон и встал между донсентами, опираясь локтями на периллы, прикладывая ладонь ко лбу. У него очень сильно болела голова. Словно по затылку битой херачили. Ощущения не из приятных. — Тоха, сколько я спал? Младший на пару секунд задумался. — Часов…десять, наверное. Юнги на это кивнул, а в мыслях прокрутил. — «Понятно почему мне так хуёво». — он протянул руку к пачке сигарет, лежащим на перилах. — Я думал, что ты позже приедешь, Джуни. — Нечего мне там делать. Я только рад, что уехал оттуда. Старший заглянул Джуну в глаза. Он заметил в них какое-то знакомое ему самому чувство, но никак не мог распознать, что это. Толи сон ещё не отпустил его, и поэтому он не понимает его, толи ему кажется, толи Намджун скрывает эти чувства так, что по глазам можно заметить, но нельзя понять. — Что случилось? — Он с Ким Сокджином поцапался. И не может понять почему. — Дело не в этом, Тэхён. Мне, по сути похеру почему мы поссорились, меня волнует то, что случилось потом. Юнги и Тэ переглянулись. — Расскажешь мне всё сначала? — спросил Юнги. Тяжело выдохнул, устремляя свой взгляд в пустоту. — Попробую…/flashback/
Кое-как успокоившись, Намджун поднялся с земли, проводя ладонью по мрамору. У него в душе начал пылать огонь ненависти, и ненависть эта была к Ким Сокджину и Пак Чимину. Намджун прошептал что-то невнятное и развернувшись бросился прочь от этого места. Сейчас им владело желание убить. Убить Сокджина. Хотелось придушить его к чёртовой матери, чтобы больше никто не страдал по его вине. Сокджин только что вышел из машины. Он за всё то время, пока Намджуна не было, даже подремать успел, но сильная боль в шее напомнила о себе, стояло ему хоть чуть-чуть отклонить голову в сторону. Намджун выбежал на дорогу быстрым шагом направляясь в сторону старшего. Он стал ничего говорить, просто прижал его спиной к машине, стоящей сзади, хватаясь за ткать одежды, и натягивая её до треска. Джин даже сначала не понял, что происходит, но после первой фразы, он всё осознал. — Это вы… вы убили его. Специально, что он не рассказал, да? Он же знал обо всех ваших секретах! Поэтому вы его убили? — проговорил свозь зубы, вжимая старшего в машину за ним. — Думай, что говоришь! Мы любили его! Он был дорог и Чимину, и мне. Не было смысла его убивать! — Ты? Любил? Чонгука? — он засмеялся, потому что это реально была очень смешная шутка с его стороны. — Да вы с Чимином не способны на такие чувства. А ты тем более. У тебя камень вместо сердца. Тут Сокджин не выдержал. У него внутри закипел котёл злости, который, того гляди, скоро польётся через край. Тогда он решился на самое отчаянное действие, о котором потом несомненно пожалеет, но которое нужно именно сейчас, чтобы умерить их бешенный пыл. Ведь если они сейчас оба не успокоятся, то между ними ядерный армагеддон начнётся. Третья и четвёртая мировая в одном флаконе. Он не стал говорить никаких фраз, ни одного лишнего слова. Он прикоснулся к его губам своими, и как можно быстрее прижимая его к себе, что бы Джун не оттолкнул, не отстранился. Ему в этот момент хотелось чувствовать его, потому что раньше только его поцелуи успокаивали его. Он запирал злость очень далеко внутри, или наоборот выпускал, забывал. Только Джин мог успокоить его за долю секунды своими прикосновениями. У Намджуна шок. Шок. Изумление. Смятение. Ступор. Растерянность. Оцепенение. Непонимание. Ахуй, в конце концов. Он даже представить не мог, что всё повернётся так. Ему хватило пару секунд, чтобы понять, что сейчас сделал Сокджин, что бы понять одну вещь: лучше бы Джин убил его… прямо сейчас… ему было бы не так больно. Младший пытался оттолкнуть парня от себя, но Сокджин не сдаётся так просто. Он прижимает его сильнее к себе, чтобы не было не одного свободного миллиметра, и ждёт. Ждёт того, что Намджун сдастся. И Джун сдался. Уже по хер. Он разбудил в нём старые чувства, заставил снова чувствовать боль внутри. Он попал в капкан. Из него ему уже не выбраться. Сердце пропускает удар за ударом и воздух спирает. Джин немного отстранился, чтобы видеть его глаза. — Зачем? Зачем ты это делаешь? — спросил младший, заглядывая в глаза Джина. — За тем, что до сих пор люблю тебя…/end flashback/
— Намджун-хён, а ты любишь его? — спросил Тэхён, заглядывая в глаза старшему. В принципе, он знал, какой ответ получит, но всё же спросить нужно. Он на секунду задумался над этим вопросом. И ведь есть огромный соблазн, сказать «да», и вся проблема решена, но никому об этом знать не нужно. Даже самому Намджуну. — Нет. Тэхён поочерёдно посмотрел на двух старших и достаточно тихо выдохнул. — Почему ваши ситуации так похожи? Вы ведь обо говорите, что не любите, но при всём при этом страдаете. — На это есть причины. — проговорил тихо, отворачивая голову в противоположную сторону. Он не мог сейчас смотреть на них, потому что понимал, что Юнги и Тэхён могут прочитать правду в его глазах. А правда очень сильно отличается от сказанного. — Ты соврал, Намджун. — раздался голос Юнги. — Если эта ситуация тебя хоть как-то задела, если во время того, поцелуя у тебя внутри что-то ёкнуло, то у тебя остались к нему какие-то тёплые чувства. — повернул на него голову. — Не допускай моих ошибок. Не лги себе. Это не выход…