/flashback/
Чимин стоял около наполовину разбитого зеркала и отчаянно пытался что-то в нём разглядеть. В отражении он не видит себя. Настоящий Чимин другой. У настоящего Чимина белые волосы, безумный взгляд, в котором невозможно что-то прочитать или увидеть. У него естественного цвета кожа и вечно алые губы, которые Чимин всегда прикусывал до крови, чтобы усмирить дьявола внутри себя, который периодически старается вырваться наружу. А у этого человека волосы чёрные. Они очень сухие. Словно солома, сожжённая чёрной краской. Взгляд очень опечаленный. В нём нет того безумства, которое присуще Чимину. Кожа выглядит очень болезненной и бледной. Круги, которые уже давно не появлялись под его глазами. Даже губы сравнялись с цветом кожи и стали почти не отличимыми на белом полотне его лица. — Что ты там пытаешься разглядеть, Чимин? — крикнул Хосок, сидя около стены. — Сумасшествие не отражается в зеркале. А человека в тебе уже давно нет. Тебе там не на что смотреть. Чимин повернулся к нему и грозно посмотрел на него. — Рот закрой. Иначе, тебе придётся держать там собственную кровь. — Отдача замучает. — крикнул ему. Чимин на это лишь улыбнулся. — Ты не сможешь ничего мне сделать. Не забывай, ты связан по рукам и ногам, а я абсолютно свободен. — Нахера ты меня здесь держишь? Хочешь убить? Давай. Убивай. Но Чонгук всё равно останется здесь. Снова ты его не заберёшь. — Как будто ты мне помешаешь? — Я? Нет. У Чонгука есть люди, которые спасут его от такой гниды, как ты. Чимин злобно оскалился на него и резко подойдя к нему, сильно ударил по щеке. — Видит бог, я не хотел с тобой ничего делать, но раз ты сам нарываешься, я это устрою. — проговорил, хватая пальцами за подбородок. — Ты сам виноват. Потом не проси меня прекратить. Хо заглянул ему в глаза и после недолгих гляделок взял и плюнул ему в лицо. Чимин немного отшатнулся от него. Он был шокирован такой дерзостью со стороны Хосока. Сначала он не понимал, что произошло, на понимал ровным счётом до того, пока Хосок не заговорил: — Всю жизнь мечтал плюнуть в лицо мужу Чонгука. А раз уж этот человек ты, то сдержаться очень тяжело. — Вот сука… — прошипел, проводя пальцами по лицу, желая, как можно скорее, избавится от этой вязкой субстанции на своём лице. — Тебе далеко до того, кого ты называешь сукой…/end flashback/
— Бей сколько хочешь, — ответил тихим голосом. — Хоть до смерти забей. Чонгука я тебе не отдам. Ты уже достаточно поломал ему жизнь. Сделай хотя бы одно хорошее дело за свою жизнь. Отпусти его. — Никогда. — Почему он должен страдать? Тебе совсем его не жаль? Ты можешь себе представить сколько слёз он пролил только из-за тебя? Чимин сильно ударил его по щеке. — Замолчи!!! Хосок сплюнул крови и хищно посмотрел на младшего. — Запомни. Чонгук никогда не сможет полюбить убийцу. Не сможет полюбить тебя. Если ты убьёшь нас всех, он тебя возненавидит. Если умрём мы, умрёт и он. Не забывай, что именно ты сделал из него самоубийцу с неуравновешенной психикой. Ему достаточно малейшего повода. Чимин схватил его за шею. — Не смей посягать на моё. — Чонгук никогда не будет твоим! — прошипел сквозь зубы. Чимин снова сильно ударил его. — Он уже давно мой. — проговорил, наступая ему на руку. — Он никуда от меня не денется. Я его не отпущу. Хосок злостно посмотрел на него и прошипел сквозь зубы. — Будь ты проклят, Пак Чимин! Чимин поднялся на ноги. — Я уже проклят. Причём очень давно… Юнги сидел на полу около кровати, и распиливал своими, почти протрезвевшими, глазами стену. Он сидел прям в уличной одежде и обуви. У него в голове крутились различного рода вопросы, такие как: «Где сейчас Чонгук? К кому он помчался посередине ночи? Что он увидел такого? Что его заставило так быстро уйти?» и так далее. Но также чётко в его голове крутилась радость. Он действительно рад тому, что эти частые сообщения остановили их на гране фатальной ошибки, от которой пострадали бы все. Им нельзя находиться в одной квартире, нельзя находиться в одной комнате, нельзя смотреть друг другу в глаза. Но они нарушили эти запреты. Все и сразу. Ему на уши давит звонкая тишина. Даже часы на кухне, которые постоянно тикали, сейчас встали и не издают ни звука. Юнги даже своего дыхания не слышит, от того насколько ему морально плохо. Внутри всё горит, всё ломает, всё крошит в мелкую крошку. Рушит внутри всё живое и то, что много лет находилось на грани жизни и смерти. Это не выносимо перенести. Он закрыл глаза и закинул голову назад, и вдруг услышал, как дёргается ручка входной двери, слышит, как медленно она поворачивается и слышит два неуверенных шага. Слышит шуршание одежды и шлёпанье босых ног в сторону спальной. — Юнги-хён, ты почему на полу сидишь? — раздался успокаивающий голос Чонгука в дверном проёме. — Почему спать не ложишься? Юнги повернул голову в его сторону. — Уснёшь тут. — поднялся на ноги. — Где ты был? — спросил достаточно строго, и тут же дал себе мысленный подзатыльник. Он не может допрашивать Чонгука. Не имеет права. Он уже давно не его парень, и он не может позволить себе допрашивать его. Не в его это полномочиях. — Я… — начал Чонгук, но Юнги выставил ладонь вперёд, жестом намекая на то, что не нужно сейчас слов. — Хотя, ты не обязан отчитываться передо мной. Не нужно этого. Я тебе уже никто. — проговорил, проходя мимо младшего с опущенной головой, и неожиданно для самого себя остановился рядом с ним, проговорив полушёпотом. — Я в душ. Спать сегодня буду на диване, так что кровать в твоём распоряжении. Юн на ходу стащил с себя куртку и кроссовки и зашёл в ванную. Чонгук схватился рукой за дверной косяк, чтобы сохранить равновесие, и ни рухнуть на холодный линолеум. Эти слова прозвучали, как гром средь ясного неба, и точно молнией пронзили сердце Чона. Чонгук уже давно не слышал такого голоса в свою сторону. Он уже успел забыть и подумать не мог, что вспомнит. Как только он услышал за своей спиной хлопок двери, его ноги подкосились. Он прикрыл рот ладонью и еле слышно прошептал: — Да, Юнги. Мы с тобой друг другу никто. Только вот почему-то любим друг друга по-прежнему сильно. И ты это прекрасно знаешь… После того, как Чонгук ушёл, в квартире Намджуна повисла тишина. Сам Джун сидел на кровати в своей комнате и распиливал потолок взглядом, а Джин ушёл в свою и не издавал не звука. Лишь на секунду. Всего лишь на секунду взгляды Джина и Джуна столкнулись в коридоре, лишь на секунду Намджун смог в них заглянуть, и лишь в эту короткую, но необычайно длинную секунду, он смог разглядеть в его глазах столько боли, столько тоски и разочарования, столько грусти и отчаяния, столько сожалений и столько страданий. Всё это осталось на его лице, как отпечаток. Он очень чёткий, и не разглядит это всё только абсолютно слепой. Он не может уже лежать у себя в комнате, вслушиваться в любой шорох за стеной и сходить с ума от догадок. Его мысли копошатся в голове, как черви извиваются, не дают даже глаз сомкнуть, поэтому он решает подняться с кровати и пойти к нему. Пойти к тому единственному, кто может успокоить его ноющее сердце. Ведь ещё есть шанс всё исправить. Есть шанс спастись в объятиях друг друга, и Намджун не станет больше тянуть время и упускать этот шанс. В комнате полумрак. Единственное, что освещает пространство, так это небо, с которого понемногу отходит ночная синева, проливая свой свет через не зашторенное окно. Джин лежал на боку, а одеяло было скомкано у него в ногах. Парень накрыл его этим одеялом и лёг рядом с ним обнимая и укладывая одну руку ему под голову и тихо прошептал: — Вряд ли ты сейчас услышишь эти слова. Ещё вчера вечером я признался тебе в том, что по-прежнему люблю тебя, только вот, ты забыл об этом. Наверное, это судьба. — немного приподнял уголки губ вверх. — Я люблю и знаю, что ты любишь, но я… боюсь, что ты снова уйдёшь. — провёл носом по его шее. — Прости меня, хён. — прижался к нему, целуя в шею. — Нужно было давно всё это прекратить, ведь мы оба прекрасно знаем, что не можем нормально жить друг без друга. — прикрыл глаза. — Я знаю, что делаю больно и жалею об этом, но не могу по-другому. — обнял его крепче. Джин открыл глаза и печально посмотрел в пустоту. Он не хочет сейчас слышать этих слов, потому что они ему сейчас не нужны. Ему это нужно было до того, как он смирился с неизбежностью своей скорейшей смерти. До того, как Чимин решил убить его. До того, как ему начала угрожать смертельная опасность. — Как же я хочу забыть все эти семь лет, которые прошли без тебя. Все дни и ночи, кроме той, что мы провели вместе в Ньюарке. — замолчал на пару секунд. — Знал бы ты, как я хотел остаться, но я не мог. Знал я, что не смогу потом уехать, если останусь. Джин поджал губы, чувствуя, как внутри всё снова начало гореть. Казалось бы, там уже нечему гореть. Всё что можно уже истлело. А может это начало сгорать сердце? Ведь боль примерно такая же. Ему трудно сдерживаться. Ему трудно выносить такое издевательство над своими нервами, но и остановить всё это не в его силах. Ведь, кто знает, как Намджун отреагирует на то, что Джин всё это время наглым образом подслушивал. А ещё, кто знает, какую правду он может услышать. — Я слишком долго пытался понять простую истину. Всё это время я тебя любил, но постоянно убеждал себя в том, что ненавижу. Я убедил в этом всех. Себя, тебя, близких. Но это не так. Единственный, кто это заметил — Юнги. Он просил меня не повторять его ошибок, не врать себе о том, чего нет. Но я убеждал и снова убеждал себя в том, что ненавижу. Но мало того, что не смог возненавидеть, сука, не смог даже разлюбить. — проговорил с тяжёлым выдохом. — Эта любовь много боли причинила мне, но я уже привык. А Джину от его слов ещё хуже, чем было до этого. Он хочет сейчас взять и начать кричать от собственной беспомощности в этой ситуации. Он ещё плотнее сомкнул губы, чтобы не издать не одного лишнего вздоха и уж тем более звука. — Единственное, от чего по-настоящему плохо, так это от того, что ты сейчас спишь и этого не слышишь. — Слышу. — тихо отозвался Джин. Он не успел понять, как эти слова смогли сорваться с его губ в столь не подходящий момент. Не успел осознать то, что произнёс. Его сердце забилось в несколько раз сильнее и быстрее. На какой-то момент даже показалось, что собственное сердце сейчас пробьёт ему грудь и выпрыгнет наружу. — Прости меня, Джин~и. — прошептал, целуя в макушку. Старший повернулся, заглядывая в опечаленные угольки его глаз. — Перестань. — проговорил, прикоснувшись к его щеке. — Это мне нужно просить прощение. Я сам виноват. — Давай забудем это. Претворимся будто не было этих семи лет. Джин прижался к нему, утыкаясь носом в шею. — Да. Давай забудем… Как только дверь в ванную оказалась закрыта Юнги прижался к ней спиной и с тяжёлым выдохом закинул голову назад, прикрыв глаза. Он уже начал жалеть о том, что сказал Чонгуку пару секунд назад, только вот изменить он это уже не сможет. И слава богу. Им нужно держать дистанцию меж друг другом. Они ведь всё-таки бывшие. Теперь они чужие люди, и родными они уже стать не смогут. Не суждено. Он опёрся руками на раковину и посмотрел на себя в зеркало, только вот, себя он там не видит. Это кто-то другой смотрит на него из зазеркалья и в глазах кричит о помощи. Юнги видел этого человека лишь однажды, когда выходил из двух недельного запоя, после расставания с Чонгуком. У этого человека были такие же печально-пустые глаза, такое же бледное лицо. Только вот раньше у него были чёрные, как смоль, волосы, а теперь, как у Юнги — блонд. И от одного лишь осознания, что этот человек, застрявший внутри зеркала, является отражением Юнги, хочется разбить это его, чтобы не видеть себя никогда больше, но единственное, что его остановило, это осознание того, что куда бы он не посмотрел, то везде увидит себя. Холод стены обжигает, но в то же время он приводит в сознание, а холодная вода, стекающая вниз помогает окончательно протрезветь. Только вот этот холодный душ ни капли не успокаивает. В его голове всплывает всё, что происходило в студии, а воображение дорисовывает сюжет. Продолжение всего того, что могло бы быть, если бы они не остановились. И ведь эти картинки не вылезают из головы. Они намертво там засели. Они возбуждают. — «Господи, Мин Юнги, хватит! То, что ты представляешь всё равно не произойдёт. Он не твой. Всё! Держи себя в руках. Забудь!» — ему самому от себя противно. Противно от того, что эта мелкая ошибка вот так выбила его из колеи. Ведь это всего лишь поцелуй. Всего лишь всплеск гормонов от долгого воздержания. Так почему же Юнги чувствует себя так, будто его прожевали и выплюнули? Юнги весь горит. Горит от воспоминаний о прикосновениях Чонгука, горит от его поцелуев, горит от стыда… Да. Именно от стыда. Ведь Юнги сам начал целовать его, обнимать. Он не сдержался. И никто бы не сдержался в такой ситуации. Он смыл мыло со своей головы, жадно глотая воздух, как будто задыхается под струями, которые стекают по его лицу. Дышать ему и в правду тяжело, просто потому что лёгкие сжимаются от каждой секунды рядом с ним, а воздух просто выбивается, словно тяжёлыми ударами. В тишине, которая нарушается только звуками падающей воды, он расслышал тихий скрип двери, шуршание одежды, и звук открывающейся дверцы душевой кабинки. Он чувствует, как к нему прикасаются холодные, дрожащие пальцы, чувствует, как Чонгук прижимается к нему, чувствует, как он целует его в шею. — Мы не закончили то, что начали в студии. — прошептал младший, проводя ладонями по его торсу. У Юнги ступор. Он чувствует его прикосновение и тает. Он не знает, что сейчас делать. Его будто парализовало. Чонгук прижимается к нему плотнее и Юнги чувствует весь жар его тела, которое просто обжигает его. Но к своему же счастью, Юнги быстро сообразил и нервно скинул с себя его руки. — Чонгук, уйди. — сделал небольшой шаг прочь от него, всем своим видом показывая, что Чонгуку нужно уйти отсюда. Хотя, если признаться честно, он этого не хочет. От этих слов и действий у Чонгука по коже прошли мурашки. Он поцеловал его в плечо. — Ты же знаешь, я никуда не уйду. — Чонгук, то что было там — просто ошибка. Наша пьяная ошибка, которой не… — Тогда оттолкни. Оттолкни меня. — проводя губами по его шее, обжигая своим дыханием. Юн зажмурил глаза. У него ломаются все тормоза, которые и до этого работали через раз, а все демоны похоти внутри прямо-таки срываются с цепей, и приказывают: «Давай, Юнги. Хватит мучиться. Вы оба хотите этого.» Только вот где-то очень далеко внутри, отзывается здравый смысл, который говорит: «Юнги, нельзя! Даже не думай.» — Уходи. Пожалуйста. — умоляюще просит старший, но единственное, что он слышит, это тихое чонгуково «Нет. Хватит с меня ожидания», которое просто раскладывает его на микрочастицы. Эти слова окончательно срывают все запреты от здравого смысла и все цепи у внутренних демонов, которые и до этого держались на соплях. Он резко развернулся к нему, прижимая к холодному стеклу, впиваясь в красные губы, чувствуя, как внутри всё всколыхнуло, зажглось, загорелось адским огнём. Он уже не сможет остановиться. Он уже не может ждать и оттягивать эти жалкие мгновения, потому что только об этом единственном поцелуе он и мечтает. Всё то время пока он с ним, Юнги хотел прижаться к его избитому телу, чувствовать каждый его вздох, слышать его голос, чувствовать его тепло каждой клеточкой своего тела. Чувствовать себя счастливым. Вернуться на семь лет назад в тот самый понедельник. Он уже не может ждать и оттягивать эти жалкие мгновения, потому что в этом нет никакого смысла. Да и не было изначально. Первые пару секунд Чонгук не понимает, что происходит, поэтому просто замирает, как в копанный. Но этот шок прошёл так же быстро, как и появился. Уже буквально через пару секунд Чонгук начинает отвечать на поцелуй, обнимая мокрое от воды тело. — Ты сумасшедший, Чон Чонгук… — шепчет в приоткрытые губы младшего, немного сводя брови к переносице. Ему тяжело бороться с собой, удерживать себя на невидимых цепях, чтобы не совершить то, что хочется им обоим. Тяжело удерживать себя на цепях, если Чонгук не собирается стараться хоть как-то удержаться. Тяжело, если Чонгук сам эти цепи разрывает. — В этом мы с тобой похожи. — проговорил быстро, вновь прижимая его к своим губам. Давно такого не было. Они целовались очень развязно, очень нагло, очень влажно, до неприличия пошло, с причмокиванием и тихими смущёнными стонами прямо в губы. Они не давали друг другу дышать, потому что воздух им сейчас совсем не нужен. Они заменяют друг другу кислород. И Юнги это что-то очень напоминает. Так было много лет назад. Ведь именно в этом душе был их последний поцелуй, ведь именно здесь их отношения закончились. И кажется, что всё это было вчера. Только вот между «вчера» и «сегодня» прошло семь лет. Юнги разрывает поцелуй и ведёт влажную дорожку от подбородка к шее, прикусывает бледную кожу и сразу зализывает, опускается к ключицам, проводя по ним своим языком, отчего Чонгук издаёт первый сладостный стон, который возбуждает ещё сильнее, но в то же время заставляет прийти в себя. У него едет крыша. Демоны внутри него ликуют, приказывают не останавливаться, а здравый смысл только к этому и взывает. И Юнги не знает, что слушать. Он хочет поддаться Чонгуку, хочет сдаться ему. Но в то же время он прекрасно понимает, что этого лучше не делать, что поддаться ему — невероятно глупое решение. Но всё же желания в этот раз оказались намного сильнее разума. Он подхватил его за ягодицы, заставляя Чонгука обвить свою талию ногами. Вообще, Юнги не думал, что всё будет так. Он немного по-другому представлял себе их примирение. Он думал, что пройдёт намного меньше времени. Год. Ну, максимум два. Но уж никак не семь лет. Думал, что правда будет не столь жестокой, по отношении к ним. Думал, что после примирения у них начнётся новая, счастливая жизнь. Только вот в реальности, как всегда всё оказалось иначе. Теперь ему ещё хуже, чем было до этого, ведь Чонгук снова забирает его себе, поглощает без остатка. Всё это напоминает прошлое, просто потому, что раньше было всё точно так же. Ведь Чонгук самый настоящий собственник. Юнги принадлежит только ему. На меньше и на большее он не согласен. А почему? Да потому что, кроме него, Чонгуку больше ничего не нужно. Чонгук плавится в его руках. Его конкретно несёт от всех этих нежностей с его стороны, ведь Чонгук уже давным-давно отвык от всего этого. Он привык к тому, что это он должен удовлетворять, а не его. Он забыл, что может быть как-то по-другому. Забыл и не думал, что вспомнит. Он зарылся пальцами в сырые волосы, а другой рукой обнял его за спину. — Юнги… — тихо протягивает младший, привлекая к себе внимание старшего. Юнги немного отстраняется от него, заглядывая в чужие глаза, которые точно так же затуманены пеленой возбуждения. — Ты всё ещё можешь сказать, что не любишь меня? Или что ненавидишь? — спрашивает чуть ли не шёпотом, прикасаясь ладонью к его щеке. — Нет. — Юнги примыкает к нему лбом, проговаривает в нескольких миллиметрах от его губ. — Я люблю тебя. — шепчет, борясь с невыносимо сильным желанием вновь примкнуть к ним. — Я люблю тебя, Чонгук. Чонгук еле заметно улыбнулся, ведь он ожидал этот ответ, только вот не думал, что действительно услышит эти слова от старшего. — Тогда поцелуй меня. Поцелуй так, как тогда. Как семь лет назад. Юнги два раза просить не нужно. Он с превеликим удовольствием выполнит то, о чём его попросили. Он сразу же прижимается к его губам. Как будто если прямо сейчас не поцелует его, то потеряет навсегда. Будто Чонгук исчезнет, как ведение. Целует так, словно пытаясь этим поцелуем доказать Чонгуку, что его чувства к нему не остыли. Что тот пожар, который всегда пылал между ними — не угас. Что он любит его так же, как и семь лет назад, а может и чуть больше. И Чонгук это чувствует. Юнги не изменился. Не грамма. Он всё так же сладко целует, так же прикусывает его губы, так же обнимает его, прижимая к себе, как можно ближе. Всё как тогда. А если человек не изменился, то почему любовь должна меняться? Правильно. Человек не изменился, а значит и любовь должна быть неизменна. Каждое прикосновение, каждый поцелуй с его стороны, каждый вздох, который резонировал от стеклянных стенок душевой, пьянил намного сильнее, чем алкоголь, присутствующий в организме, пробуждая самое настоящее животное желание овладеть Чонгуком, присвоить его себе и больше не отпускать. Это нельзя сравнить ни с каким, даже самым сильным наркотиком или самой сильной зависимостью. Нет. Это намного хуже. Это одержимость. Острая необходимость, от которой, по сути, невозможно избавиться. Руки до сих пор помнят его тепло, помнят, как нужно прижимать его к себе, чтобы заставить поддаться. Юнги даже не подозревал, что помнит о таких вещах. Он думал, что за семь лет они просто стёрлись из его память. Хотя, они не могли стереться. Потому что он перекручивал их в воспоминаниях, каждый раз, когда вспоминал про самого Чонгука. Всё происходящее для Чонгука сравнимо с пистолетом, который приставили к виску, проходя пальцами по спусковому крючку, словно намекая о том, что прямо сейчас будет выстрел. И честно признаться, он готов почувствовать на себе этот выстрел. Готов почувствовать эту жгучую, но секундную боль, ведь всё что они сейчас делают — запрет. И за нарушение этого запрета придётся заплатить очень высокую цену, как и самому Чонгуку, так и Юнги, ведь если Чимин, каким-то волшебным образом узнает о том, что у них что-то было, то он расстреляет их обоих. Но Чонгук готов заплатить за это. И Юнги тоже. Он уверен. У старшего мгновенно спирает дыхание. Когда он начинает проникать в него, он перестаёт регулярно дышать, а весь воздух из лёгких выпустился, становясь подобием первого стона. Он своими холодными пальцами сжимает талию Чонгука, притягивая к себе, зарываясь носом в его волосы, улавливая лёгкий запах сигарет, который успел приесться к нему, за то время, пока Чонгук находится у него. У Юнги внутри всё пылает, всё рвёт и горит. От каждого прикосновения к Чонгуку его раскладывает на самые мельчайшие частички, и за одну секунду собирает заново. Так всегда было, и похоже уже не изменится. Он проводит ладонью по стеклу, оставляя смазанный отпечаток на запотевшем стекле, жадно хватая губами воздух, который прямо сейчас стал ему так необходим. Чонгук уже забыл, что от секса можно получать не только боль, но и удовольствие. И именно сейчас, находясь рядом с Юнги, чувствуя, как он двигается внутри него, целуя куда-то в плечо, жаля холодом своих вечно холодных пальцев, он ощущает это удовольствие, ощущает тот самый кайф от секса, о котором уже забыл. Все ощущение открываются заново, а сам Чонгук, будто очнулся от долгого кошмара, попав в самый сладкий и прекрасный сон. Он ногтями карябает чужую спину, хватаясь за Юнги как за спасательный трос, чувствуя, как чужие поцелуи переходят с плеча на шею. Чувствуя, как Юнги то толкается внутрь, то резко останавливается, заставляя чуть ли не метаться от желания, которое переполняет его. Руки Юнги не знают стыда. Они заново начинают изучать каждый изгиб, каждый миллиметр. В принципе, как и его язык, который полноценно хозяйничает во рту младшего. Но тем не менее, Чонгука всё это устраивает. Ему это нравится, он этого жаждет, ведь именно такого ему не хватало последние семь лет. Чонгук опускает голову к шее Юнги, покрывая её поцелуями, слизывая языком капельки воды, которая падает на них сверху, делая все прикосновения скользкими. Прикусывая кожу, оставляя свои авторские метки, которых достоит только Юнги. Он не терпит между ними не миллиметра расстояния, поэтому с каждым своим поцелуем прижимается ближе к нему и ближе к стеклу. Но, к огромному сожалению, вся эта нега, вся эта сладостная погоня за страстью продолжается недолго. Долгое воздержание от секса даёт о себе знать. Причём у обоих парней. К телу начала подступать приятная нега наступающего оргазма, приближающийся с каждым толчком. У Чонгука закатываются глаза, сердце начинает стучать ещё сильнее, чем до этого, с его губ срывается достаточно громкий стон, и по телу волной проходят крупные мурашки. Вот он самый настоящий оргазм, которого он не испытывал уже очень давно. Хоть он и старался оттянуть момент выброса, растянуть всё это как можно дольше, но организм в таких ситуациях не обманешь. Именно поэтому что бы удержать послеоргазменную негу на подольше, Чонгук прижимается к старшему улавливая его сбитое дыхание и такое же сильно сердцебиение, понимая, что этот оглушительный выброс произошёл не только у него. — Пойдём в спальную? — бормочет Чонгук, прикасаясь к его щекам, примыкая к нему лбом. — Мне этого мало. — шепчет немного смущённо, ведь уже давно подобного рода слова не слетали с его губ. И Юнги с ним полностью согласен. Этого слишком мало. За такое короткое время они совсем не успели насытиться друг другом, не успели зализать друг другу раны, нанесённые друг другом, не успели друг другом надышаться. И он готов продолжить, но в голове что-то щёлкает. То, что не позволяет ему продолжить, то, что разгоняет всех его похотливых демонов по местам и обратно усаживает на цепи. — А стоит ли? — шепчет, прижимаясь к нему лбом. Самый идиотский вопрос, который он мог задать после всего того, что было, ведь ответ очевиден. Конечно стоит. — Да. — он берёт его за руку, переплетая пальцы. — Забудь обо всём. Думай обо мне этой ночью. — Я всегда только о тебе и думаю. — совершенно неожиданно для Чонгука и для самого себя проговаривает Юнги. Эта фраза навсегда должна была остаться в его мыслях, но видимо что-то пошло не так. Младший ухмыльнулся и раскрыв стеклянные дверцы, потянул Юнги следом за собой. И Юнги поддаётся, ведь выдержка прямо в эту секунду сломалась окончательно. Всё-таки внутренние демоны Юнги очень сильно любят Чонгука, ведь как только он появляется в его сердце, то здравый смысл сразу шлётся нахуй…