/flashback/
Чонгук уезжает. Чонгук больше не вернётся… — Нет… Нет, нет, нет, нет, нет, нет!!! — единственное, на что ему хватило сил. Осознание того, что Юнги в очередной раз потерял Чонгука, что в очередной раз его увели у Юнги из-под носа, что Юнги так легко его отпустил, пронзило его, как молния. Юнги сильно ударил кулаком по двери, скребя ногтями по её поверхности, сильно сцепляя зубы. Словно дикий зверь в клетке, которого удерживают всевозможными цепями, чтобы тот не сорвался. Точнее сказать, что это Юнги удерживает своего внутреннего зверя, чтобы не побежать за ним. Его ноги делают пару мелких шагов назад, чувствуя, как в сердце снова начинает ныть старая рана. Он сжимает руки в кулаки, потому что прямо сейчас ему хочется что-нибудь разбить, сломать. Уничтожить. А почему он этого хочет? Потому что его самого только что уничтожили. Только что разорвали голыми руками. Он оглядывается по сторонам, пытаясь глазами найти пачку, чтобы хоть немного остыть с помощью сигарет. Только вот слишком резко и неожиданно осознаёт, что оставил её на балконе. А сигареты ему сейчас нужны, как никогда раньше. Именно они смогут хоть как-то успокоить беспорядочно бьющееся сердце, которое то колотится, чуть ли не выпрыгивая из груди, то резко останавливается. Без сигарет, он не сможет сейчас и минуты прожить. По крайней мере Юнги так кажется. Открыв дверь на балкон, в его сторону сразу начинает дуть ледяной ветер, который сразу вызывает мурашки на оголённых и разгорячённых чужими прикосновениями участках кожи. Он тянется руками к пачке, лежащей на перилах и вдруг слышит, открытия двери из подъезда, слышит, как она закрывается с достаточно сильным хлопком. И буквально через пару секунд в поле его зрения, попадает Чонгук, который очень быстрым шагом, чуть ли не бегом, направляется прочь от дома Юнги. Но буквально через пару секунд он начинает замедляться, а потом и вовсе останавливается, медленно разворачиваясь лицом к дому, устремляя свой взгляд на балкон девятнадцатого этажа. Они встречаются взглядами, чувствуя, как бешено колотится сердце у каждого из них. Но что происходит потом, повергает Юнги в полный шок. Буквально пару мгновений они стоят и распиливают друг друга печальными взглядами и вдруг Чонгук срывается с места, бегом возвращаясь в тот подъезд из которого только что вышел. И Юнги тоже не может стоять на месте. Он вылетает с балкона, как пробка из бутылки, выбегая из собственной квартиры, даже не закрыв за собой дверь. Он летит вниз по лестнице, чуть ли, не падая и не котясь по ней кубарем, слушая, как Чонгук внизу точно так же быстро поднимается вверх. Чонгук как можно быстрее поднимается по этим ненавистным ступеням перешагивая за раз по две — по три штуки, чуть ли, не спотыкаясь и не падая. Перила — это единственное, что действительно помогает ему подниматься быстрее к Юнги, который так же быстро бежит к нему. Десятый этаж. На нём Юнги начинает видеть Чонгука и именно это заставляет его бежать к нему ещё быстрее. Заставляет мчаться к нему перепрыгивая по несколько ступенек в раз. Седьмой этаж. Чонгук видит его и чуть ли не задыхаясь летит к нему наплевав на проступившую боль в ногах, которая появилась из-за очень сильного напряжения. Он просто бежит к нему. Лестничная клетка между восьмым и девятым этажами. Чонгук буквально влетает в Юнги, прижимаясь к нему, как можно сильнее, ведь его не держат собственные ноги. Они дрожат и подкашиваются, и единственное, что удерживает его от падения, это крепкие объятия Юнги, его руки, которые прижимают его к себе, как можно сильнее. Он не может отдышаться от такого марафона. Как собственно и Юнги, который пробежал на несколько этажей больше, чем он. — Отдышись. — шепчет Юнги, проводя дрожащей ладонью по его спине. — Я здесь. Отдышись… — Я… — хрипло проговаривает младший, никак не справляясь с этой чёртовой отдышкой. — Я не могу с тобой расстаться. — он прижимается к нему ещё сильнее, цепляясь за ткань чужой одежды. — Я не могу так просто от тебя уйти… В ответ на эти слова Юнги целует Чонгука в щёку, зарываясь носом в чужие волосы. — Я не могу наслушаться, как ты дышишь. — целует в макушку, не желая отпускать его от себя ни на секунду. — Я слишком долго ждал тебя, чтобы так просто отпустить. — Юнги… — шепчет младший, немного отстраняясь и проводя ладонью по чужим щекам, соприкасаясь лбом со старшим. — Скажи мне. Скажи мне эти запретные слова. Старший зажмурил глаза, чтобы не дай бог не встретится с ним взглядом, ведь тогда, он точно не сможет отпустить его. — Я люблю тебя. — шепчет, проводя пальцами по чужой щеке. — Я до одури люблю тебя. — он целует его в лоб, вновь прижимая его к себе. — Мне ничего не нужно без тебя. И Чонгуку от этих слов хочется реветь и орать от счастья и от горя одновременно. От счастья, потому что эти слова наконец-то прозвучали. А от горя, потому что эти слова прозвучали слишком поздно. Ведь больше он никогда не услышит не то что этих слов, даже его голоса. — И я люблю тебя. — шепчет младший, утыкаясь носом в чужую шею. — До смерти люблю тебя. — он целует чужое плечо. — Для меня, ты всё в этом мире. Юнги глубоко вдыхает воздух, который за одно мгновение стал невыносимо горячим. Он обжигает его изнутри, в принципе так же, как и слова Чонгука о любви. Причём он знает, что любовь эта далеко не на словах. Но сейчас, наверное, единственный момент, когда Юнги не хотелось бы знать о том, что Чонгук его любит. Он не хочет этого знать. — Ещё минуту. — шепчет Чонгук, поднимая взгляд на старшего, встречаясь с его печальными глазами. — Проведи со мной ещё хотя бы минуту. И тут Юнги совершает свою самую главную ошибку. Впервые в жизни он проклинает свою прямолинейность. Он озвучивает то, что должно было быть только в его мыслях. Только вот, он сам не успевает заметить, как слова сорвались с его губ, раня их обоих настолько сильно, что если рана была бы физическая, то они бы просто умерли. Причём мгновенно. — Если бы у меня была такая возможность, я бы провёл с тобой всю жизнь. И Чонгук, как можно быстрее, прикасается к его губам, чтобы не дать ему наговорить ещё каких-нибудь красивых слов и красивых фраз, ведь сердце и так рвётся на части. Он жмётся к нему, сплетая их руки в замок, обнимая так, словно Юнги у него отнимают. Им нужно намного больше, чем жалкая минута. Им и пяти лет ни хватит, чтобы нормально с друг другом попрощаться, но каждый из них понимает, что время сейчас далеко не на их стороне, они понимают, что сейчас всё это должно закончится и каждый из них уже готов к тому, что прямо сейчас они потеряют друг друга раз и навсегда. Чонгук отстраняется от него, крепко сжимая руку старшего. — Проводи меня до лифта. — шепчет он, не разрешая себе поднять взгляд на Юнги. В ответ он всего лишь кивнул, делая пару медленных шагов назад, крепче сжимая их руки, потянув его следом за собой. Они медленно поднимаются на девятый этаж, нажимая на кнопку вызова лифта. Только вот он приезжает намного быстрее, чем обычно. Открываются раздвижные двери, и Чонгук понимает, теперь уже точно пора. Он в последний раз целует его, в последний раз обнимает его, в последний раз смотрит в его глаза. — Прощай, Юнги-хён. — скрепя сердце, проговаривает младший дрожащим голосом. — Прощай, Чонгук. — еле выдавливает из себя старший. Чонгук, не отпуская чужой руки, заходит в кабину лифта, нажимая на кнопку первого этажа, не отрывая взгляда от Юнги. Но как только двери начинают смыкаться они разъединяют руки, и постепенно исчезают из поля зрения друг друга. В один момент у Юнги начинают подкашиваться ноги. Он опирается на дверь, сильно сцепив зубы, чтобы не за орать. Он борется с невероятно сильным желание рвануть вниз наперегонки с лифтом, лишь ради того, чтобы вновь оказаться рядом с ним. Но он понимает, что сейчас, единственное, что он может, это дать ему уйти. Большего он не может. Именно поэтому, чтобы не изводить себя искушением, он нехотя поднимается на свой злосчастный и ненавистный девятнадцатый этаж, чувствуя, как колотится сердце, приказывая сменить направление и идти вниз. Но разум строго и чётко ведёт его на верх. Туда, где для Юнги уже не будет спасения…/end flashback/
/flashback/
Стоит ему только захлопнуть за собой дверь в собственную квартиру, как вдруг раздаётся настойчивый стук, и первая мысль, которая его посетила, что это Чонгук. Что он вернулся и побудет с ним ещё хотя бы пару мгновений. Он, недолго думая, распахнул дверь в надежде, что увидит на пороге Чонгука, но каково было его удивление, когда на пороге своей квартиры он увидел Чимина. — Ты? — Здравствуй, Юнги. — он подошёл чуть ближе. — Позволь пройти? Удивление в глазах Юнги сменилось на гнев, который вспыхнул в его глазах подобно стогу сена, на который вылили канистру бензина. Зубы сцепились, создавая неприятный скрип, кулаки сжались настолько сильно, что ногти на пальцах, могли совершенно спокойно проткнуть кожу. — Убирайся отсюда! — он собирался закрыть дверь, но Чимин поставил ногу, создавая помеху. — У меня нет ни времени, ни сил воевать. Повоевать мы с тобой ещё успеем. Я пришёл просто поговорить. Юнги направил в его сторону прожигающий, взрывающий, убивающий, пожирающий взгляд, в котором отражалась только одна сплошная злость, полыхающая костром. — Зря пришёл «просто поговорить». У меня нет ни времени, ни сил, ни желания тебя слушать. — А меня не волнует твоё мнение. — он открыл дверь и вошёл в квартиру, закрывая её за собой, но сразу был прижат головой к двери за шею. — Я убью тебя. — процедил сквозь зубы Юнги, сжимая шею Чимина сильнее. Вот он. Человек, которого Юнги больше жизни ненавидит. Человек, который разрушил его жизнь и жизнь всех вокруг него. Именно этого человека, он хотел задушить собственными руками. Он хотел перерезать ему горло и просто наслаждаться тем, что убил его, потому что такие как он — жить не должны. Он хочет убить его прямо сейчас, но единственное что его останавливает, так это, что хоть Чимин и козёл из красной книги, но как никак он человек. Юн не может убить подобного себе, потому что не хочет становиться нелюдем. А ещё его останавливает то, что Чонгук никогда не сможет любить убийцу. Даже убийцу такого гада, как Чимин. Чимин по наглому улыбнулся и начал говорить тихо, экономя нужный ему воздух. — Да нет, Юнги, сейчас ты выведешь меня, и тут уже я убью тебя. Я ещё вчера хотел это сделать. И не только вчера. Я уже давно точу на тебя зубы. — Юнги ещё сильнее сжал его шею. Чимин низко засмеялся, доставая из кармана складной нож. Он разложил его упирая в живот Юнги. — Отпустил меня. Быстро. Юнги с начала опустил глаза вниз, а потом заглянул в глаза Чимина, которые раздражали настолько сильно, что прямо сейчас хотелось их выколоть. — Бей. — с напускным спокойствием в голосе. — Бей, но помни, убьёшь меня — убьёшь Чонгука. — А если задушишь меня — задушишь Чонгука. — прохрипел Чимин, сильнее прижимая нож к животу Юнги. Старший стиснул зубы и резко отпустил его шею, немного отходя назад, слушая, как Чимин кашляет, сложившись пополам. — Вот чтобы этого не произошло проваливай отсюда. Чимин поднял на него голову с хамской ухмылкой. — А что если я этого не сделаю? Поубиваем друг друга и похороним Чонгука заживо? — он выпрямился, немного закинув голову назад. — Ты его уже убил, скотина! — крикнул в его сторону. — Чонгук уже давно не считает себя живым и всё это из-за такого морального урода, как ты. Ухмылка слетела с его губ практически мгновенно. — Ещё хоть раз ты меня оскорбишь, я реально тебя убью, а за тобой всех остальных. Всех тех, кто держит Чонгука здесь. И первым, после тебя, будет Хосок. — его голос звучал очень чётко и холодно. Настолько, что у Юнги пошли мурашки по коже. Ведь он прекрасно понимает, что сейчас нельзя произносить ни одного лишнего слова, потому что Чимин — неуравновешенный психопат, и может любое слово Юнги обернуть против всех дорогих для него людей. И смертельно это будет в первую очередь для Чонгука. — Чего тебе нужно? — уже более спокойно проговорил Юн, опираясь на стену. Чимин еле заметно ухмыльнулся, в который раз подмечая то, что фокус с угрозами каждый раз работает именно в той степени в которой это нужно. — Вот так бы сразу. — он расстегнул пару пуговиц на своём чёрном удлинённом пальто. — Я пройду. Ты же не против? А то на пороге такие вопросы не решаются. Именно после этой фразы в голове Юнги промелькнула фраза: — «Ты, сука, заявился ко мне домой, тратишь моё время и нервы, а ещё и разрешение пройти просишь. Слишком много чести.» — только ни слова ему в глаза сказать он не решился, поэтому ни сказав не слова он прошёл за кухонный стол. Чимин не особо торопливо разулся и не снимая своё пальто, медленным шагом пошёл к столу. — Да. У тебя дома ничего не изменилось. Всё по-прежнему. — проговорил, пробегая оценивающим взглядом по помещению квартиры. — Всё осталось на своих местах. Хотя и прошло уже очень много лет. — повернулся в сторону Юнги, который прямо сейчас уже был готов просто взорваться. И Чимина взорвать вместе с собой. — Сколько прошло? Лет семь или восемь? — Слушай, говори быстрее и убирайся. Чимин улыбнулся и сел за стол, напротив Юнги. — Ты снова проиграл мне. — проговорил Чимин, своей интонацией голоса вдавливая Юнги в грязь. — Я пришёл сказать то, что Чонгук был в Сеуле в последний раз. Больше он никогда в жизни не попадёт сюда. — сложил руки на столе чуть нагибаясь к Юнги. — И вас он больше никогда в жизни не увидит. Я не позволю этому случится. Юнги в этот момент просто выпал в осадок. Его разложило на микрочастицы и раскидало по каждому сантиметру его собственной квартиры, которая в эту самую секунду стала похожа на минное поле. И на каждой из них Юнги подрывается сам и подрывает собственные нервы. — Поиздеваться пришёл. — проговорил, сжимая кулаки под столом. — Так я и знал, что нужно было выкинуть тебя отсюда за шкирку. — Я пришёл, чтобы вы не питали себя надеждами. — поднялся на ноги нависая над старшим. — Ты никогда его не получишь. Никогда не увидишь. Даже не услышишь о нём. — его голос сменился на холодный и грубый тон. — Я сделаю так, что даже имя это ты никогда больше не услышишь. Максимум, что у тебя будет — это воспоминания. Как и у меня когда-то. Только я так жил три года, а ты так будешь жить. Всю. Оставшуюся. Жизнь. — проговорил, выделяя каждое слово. — Чонгук никогда не сможет полюбить такого, как ты. — холодно вставил Юнги. Он уже не может держать себя в руках, от того, насколько сильно его ранит каждое слово, сказанное Чимином. — Насильно мил не будешь. — Со временем полюбит, потому что ему будет некуда деваться. — Чимин ухмыльнулся и подошёл к нему. — Стерпится слюбится, Юнги. — нагнулся к нему. — А ты сейчас говоришь это из зависти. Ты ведь даже увидеть его не сможешь, не говоря уже о том, чтобы прикоснуться к нему. — его губы растянулись в самодовольной улыбке. — А я смогу. — нагнулся к его уху. — И смогу намного больше, чем какое-то жалкое прикосновение. Сам понимаешь о чём я. — он нагибается к его уху, и шепчет то, что запустило внутри Юнги процесс самоуничтожения. — Ты был не осмотрителен, и я забрал у тебя самое дорогое. Я забрал твоё будущее. Юнги резко отвернул голову от него, еле удерживая себя в руках от той самой фатальной ошибки, которую когда-то допустил Чонгук. — Пошёл вон. — процедил сквозь зубы, вновь до боли сжимая кулаки. Самодовольная улыбка Чимина стала ещё шире. — Я-то пойду. И пойду к Чонгуку. А ты останешься здесь. Один…/end flashback/
Если не брать в счёт разрушенных надежд, в очередной раз разбитого сердца и всех тех ран, которые он сам себе причинил, то всё, как всегда. Ничего не изменилось. Он просто сидит, просто курит, просто смотрит телевизор. Просто коротает вечер. Очередной порыв ветра заставляет его поёжится, потому что помимо холодного ветра в квартиру сырыми хлопьями попадает снег, который сразу тает, как только ложится на пол. Он поднялся на ноги и подошёл к одному из окон. Зачем он держит его открытым? Потому что до сих пор верит в то, что вместе с воздухом, отсюда смогут исчезнуть все воспоминания о Чонгуке. До сих пор надеется, что они выдуются отсюда. Но это не помогает. Не помогло ни семь лет назад, ни три года назад, ни сейчас. И это, наверное, обиднее всего. — Хватит, Юнги. Пора смириться. Пора отпустить. — прошептал, закрывая окно. Он сам не верит, что произносит эти слова, но тем не менее он прекрасно осознаёт, что как ни бей, ни ломай всё вокруг себя, как не кричи и не истери, ничего не изменится. Чонгук не выберется. Чонгук утонул в паутине Чимина. Чонгука засосало это болото. И как бы Юнги не пытался отрицать очевидное, как бы он не тешил себя надеждами, что Чонгук когда-нибудь вернётся, то в реальности всё будет совсем по-другому. Надежды не оправдаются. — «Мы прерываем данную программу экстренным выпуском новостей.» — раздался голос женщины-телеведущей, который сразу привлёк внимание Юнги. — «Здравствуйте. В студии Цой Йевон с экстренным выпуском новостей. Сегодня шестого декабря в восемь часов вечера произошла авиакатастрофа. Самолёт летевший из южнокорейского международного аэропорта Инчхон потерпел крушение в воздушном пространстве России. Самолёт направлялся в Нью-Йорк.» — Юнги быстро вернулся на диван и схватив пульт прибавил звук. — «На борту находилось около двухсот человек. Причины падения устанавливаются. На месте крушения уже работают российские поисковики. На данный момент информации о выживших нет.» Юнги округлёнными глазами смотрел в экран переваривая данную ему информацию. В его груди бешено заколотилось сердце, а мозг просто отказывался воспринимать сказанное телеведущей. — Сокджин… Намджун… В ушах раздалась звенящая тишина, а кружка недопитого кофе, выпала из рук, разбиваясь о жёсткую поверхность пола. Его словно оглушило. Словно ударило обухом по голове, из-за чего все мысли, которые были в голове пришли в беспорядочный вид. Все его мысли, все его думы начали извиваться, пожирать нормальное осознание происходящего. Рядом с ним резко пропал весь воздух, который именно сейчас был так нужен. Внутри болезненно сжалось сердце от страха, который сковал всё тело в цепи от новости об аварии нью-йоркского самолёта. Руки затряслись от страха, который пронзил словно молнией. А в ушах, словно на повторе: «информации о выживших нет.» Раз за разом Намджун слышит эти слова, как будто ему прокричали их на ухо с огромным эхом. И нет ничего в мире хуже, чем хоть раз в жизни услышать эти слова. Он схватил в руки телефон и начал набирать заветные цифры номера Джина дрожащими пальцами. Сначала в трубке раздаётся секундное молчание, которое показалось Намджуну вечностью. Оно оглушило его окончательно. Заставило нервы взвиться до предела. Но потом звучит самая страшная для Намджуна фраза: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети». И всё. У Намджуна на глазах начинает рушиться весь мир. Но он не сдаётся. Он набирает ещё раз и ещё раз. Но всё одно и то же… Первый звонок… Второй… Третий… Четвёртый… Пятый… Все они остались без ответа. Его нервы и переживания начали зашкаливать. А вдруг… вдруг это тот самый самолёт? Вдруг на этом самолёте улетел Сокджин? Вдруг он был там во время крушения? Вдруг Джин сейчас там, где-то в вечно холодной России лежит под обломками самолёта? Вдруг он ранен? А вдруг он… не выжил… Но Намджун не даёт себе даже на секунду допустить подобного рода мысль. Сокджин не мог так просто погибнуть. Не мог. Не имел право. Он ведь обещал, что скоро вернётся. Обещал, что любой ценой сюда вернётся. Именно поэтому он не мог умереть, потому что если Джин обещает, то он вывернется наизнанку, но выполнит обещание. — Джин, ответь. Пожалуйста. — умоляюще проговаривает он, раз за разом прикладывая телефон к уху, надеясь, что вместо противного голоса автоответчика, раздадутся гудки, а после них и приятный голос Сокджина, который успокоит его фразой: «Со мной всё в порядке». — Родной мой. Пожалуйста. Ответь мне, Джин. — прикладывает руку к губам, от нервов прикусывая собственные пальцы, нарезая уже тысячный круг по кухне. — Прошу, прошу, прошу, прошу, прошу. — но его надежда вновь разбивается о холодный, уже надоевший голос автоответчика. Его глаза снова въедаются в экран телевизора, в котором появляются первые кадры разбившегося самолёта. Из ящика звучит голос репортёра, который прибыл на место крушения, но Намджун будто не слышит того, что он говорит. Единственное, что он сейчас может делать, это смотреть в стекло телевизора и пытаться по картинкам хоть как-то собрать в голове целостный ужас ситуации. Пожар, который только ещё находится в процессе тушения… металл, кусками разбросанный по земле… турбина… огонь… Его мгновенно начинает трясти. Он боится, что сейчас в этих кадрах с места катастрофы он увидит изломанное, изуродованное, обгоревшее тело Сокджина. Или какие-то вещи, которые принадлежат ему. Одежда, в которой он улетел. Его чемодан. Он боится увидеть хоть самую незначительную деталь, которая даст ему чёткий намёк на то, что это действительно Джин. И вдруг снова, как кислотой в лицо: «На данный момент выживших не обнаружено.» — Нет… нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет!!! — он сильно ударяет кулаком по столу, сильно хватая себя за волосы. Он снова берёт телефон в руки начинает искать хоть какую-то дополнительную информацию об этой аварии. Начинает просматривать фотографии, видео от свидетелей, которые уже успели всё слить в сеть. И каждый раз просматривая всё это он молится только об одно: не встретить на фото или видео лицо Джина… — «Телефон абонента занят. Перезвоните позже». — уже в третий раз слышит Юнги эту фразу, продолжая свои отчаянные попытки дозвониться до Намджуна. Но, насколько Юн уже успел понять, Намджун и сам уже узнал о катастрофе. И похоже ему совсем не до Юнги. Терпение заканчивается намного быстрее, чем Юнги мог себе представить. Ещё и желание узнать, что там произошло подливает масло в огонь. Хоть и везде говорят о том, что выживших в этой аварии нет, Юнги всё равно не верит. Не верит, потому что не хочет. Ведь если Сокджин реально был там, если он и вправду мёртв, то сейчас в жизни Намджуна начнётся такой же пиздец, который был в жизни Юнги. Юнги, как никто другой, знает, что потеря любимого человека просто невыносима. Он, как никто другой, знает этот вкус, и честно сказать, он даже врагу не пожелает испытать такое, потому что это слишком больно, а перенести, вынести, пережить — слишком тяжело. Это уровень «невозможно», потому что далеко не у каждого хватит сил смириться. Принять. Жить с этим. Именно поэтому Юнги не может больше сидеть на месте. Не может, потому что понимает, в каком сейчас состоянии Намджун. Понимает, как его крошит и ломает, понимает, что внутри него запустился процесс самоуничтожения, который будет изводить его до тех пор, пока не станет понятно, что с Сокджином на самом деле. Он знает, что в такие моменты, нужно, чтобы кто-то был рядом. Чтобы кто-то сказал тебе то, до чего ты сам не додумаешься. Намджун когда-то был таким человеком для Юнги. А теперь пришло время поменяться местами. Он как можно быстрее собрался и вылетел из собственной квартиры, даже забывая запереть дверь. Ему сейчас не до этого. Он переживает. Переживает, ведь сам прекрасно знает, что в таком состоянии мозги у него были набекрень. И он больше, чем уверен — у Намджуна сейчас также. Пока он мчит по ночному городу в сторону квартиры Намджуна, он параллельно наяривает на его номер, в надежде, что он ответит ему. Но нет. Намджун без передышек пытается дозвониться до Сокджина. И для Юнги это первый сигнал того, что младший уже сходит с ума от переживаний. Поэтому он вдавливает в пол педаль газа, разгоняясь как можно быстрее, ведь лишняя секунда промедления стоит Намджуну уйму испорченных нервных клеток… За окном самолёта пролетают одиночные пушистые облака. Под самим самолётом простираются красивые города. Чимин внимательно смотрит на этот вид и не может отвести взгляд. Когда он смотрит на что-то свысока, он чувствует себя настолько великим и важным, что в душе появляется умиротворение и настоящее спокойствие. Только вот его идиллию и умиротворение нарушает Вон Иль, который совершенно неожиданно сел рядом с ним. — Как Чонгук? — спросил, не отводя взгляд от иллюминатора. — Точно так же сидит, и не отрываясь смотрит в окно. — взял в руки бокал вина, который стоял перед ним. — Прям, как и ты. Чимин повернулся в его сторону. — Есть отказался? — Отказался…/flashback/
Вон Иль открыл дверь, и вошёл в другой отсек самолёта. Туда, где с самого начала полёта сидел Чонгук. Он сидел в одном из кресел и поджав ноги к груди, смотрел в окно. Его глаза, были красными, как будто заплаканными. Они выражали в себе непреодолимую печаль, которая точит его изнутри уже далеко не первый час. Вон Илю не нужно быть психологом, чтобы видеть то, насколько Чонгуку плохо. — Чонгук. — позвал Вон Иль, медленно приближаясь к нему. Чонгук повернул голову в его сторону. — Чимин спрашивает пойдёшь ли ты есть? — Чонгук медленно помотал головой, в знак отказа. — Может всё-таки пойдёшь? Чимин будет недоволен, опять придёт и будет на тебя орать. Тебе это надо? — Я просто не хочу. — снова отвернул голову в сторону иллюминатора. Вон Иль мрачно глянул на него и проговорив тихое: «Как скажешь» медленно направился к двери, только вот его остановил зов Чонгука. — Юн Вон Иль. — парень повернул к нему голову, встречаясь со взглядом младшего. — Спасибо тебе. Огромное. — Сочтёмся, Чонгук. Когда-нибудь сочтёмся…/end flashback/
Чимин прошипел сквозь зубы. — Вот зараза! Сейчас ведь за шкирку выведу! — он поднялся с кресла, и уже хотел ринутся туда, но его остановил Вон Иль. — Чимин, оставь его. Дома разберётесь. Не поднимай сейчас нервы ни себе, ни ему. Младший посмотрел на него с презрением. — Не лезь не в своё дело! — не сильно оттолкнул его от себя. — Я сам разберусь со своим мужем. Он быстрым шагом прошёл в соседний отсек, резко открывая дверь. Чонгук по-прежнему сидел на одном из кресел, смотря как будто бы в пустоту. — Может хватит строить из себя жертву обстоятельств? — чуть ли не криком спросил старший. Чонгук повернул на него голову. — Я просто не имею желания идти есть. Каким образом я строю из себя жертву? — поднялся на ноги. — Как будто не знаешь, что я плохо переношу перелёты и именно поэтому никогда не ем в самолёте. — почти без эмоциональным тоном проговорил младший, протягивая руку к бутылке с водой, которая стояла рядом с ним. — Ты как со мной разговариваешь?! — подошёл к нему ближе, схватив за плечи, развернув к себе лицом. — Как всегда. Совершенно спокойно. Без криков и лишней ругани. Орёшь из нас только ты. У Чимина скрепят зубы. Ему хочется вломить Чонгуку что есть силы, только вот он не позволяет себе этого, потому что понимает, что если вновь сорвётся, то вновь потеряет его. А он и так почти целую неделю провёл без него. Чонгук нужен ему. Без него Чимину жизнь в тягость и парень понимает, что, хотя бы иногда своих внутренних демонов нужно удерживать на цепи. Он медленно побеждает своё желание ударить его. Его гнев уходит на другой план, но та агрессия, которая до этого горела внутри него проявилась в поцелуе, который происходит слишком резко. Он сильно кусает его губы, прижимая Чонгука к себе вплотную, и из этой хватки Чонгуку не выбраться, ведь он даже шелохнуться не может. Он пытается оттолкнуть его от себя, ведь этот болезненный поцелуй с привкусом гнева и металла ему ни капельки не нравится, только вот, как бы сильно Чонгук не пытался, Чимин лишь сильнее сжимает его в своих тесках, из которых Чонгуку выбраться не суждено… Взгляд раз за разом скользит по экрану телефона и телевизора. Со всех сторон он видит новые кадры аварии, узнаёт новые подробности этой катастрофы, выслушивает всё новые и новые интервью от всех очевидцев и медленно сходит с ума, потому что сколько бы он не слушал и не искал, пока ответ на всё один: «Выживших нет». Парень хватается за сигареты потому что только они сейчас помогут ему, хоть чуть-чуть, но расслабиться и начать мыслить здраво, а не руководствоваться своими эмоциями. Но раз за разом поджигая сигарету, он не чувствует ни расслабления, ни успокоения, ни контроля над эмоциями. Он чувствует будто его поджигают. Будто об него тушат бычки. Это омерзительное чувство. Нервы сдают раньше, чем Намджун предполагал. Он со злостью откидывает телефон в сторону, потому что от него нет никакого толка, и как можно быстрее идёт в комнату, чтобы начать переодеваться. У вас может появиться вопрос: «А куда он поедет в таком состоянии?». В аэропорт. Он едет туда в надежде, что там ему смогут помочь успокоить сердце, которое в данный момент колотится как не родное. Но в это же самое мгновение его останавливает настойчивый стук в дверь. Он на негнущихся ногах походит к двери и смотрит в глазок. — Юнги… Он быстро открывает дверь, пропуская старшего внутрь своей квартиры. — Намджун, ты почему не отвечаешь? — зашёл в его квартиру, заглядывая в глаза Джуна. — Я тебе уже полчаса долблю. Без перерыва. — Намджун смотрит на него и не может понять ни слова из того, что он сейчас сказал. Он всё услышал и расслышал, но понять смысл этих слов он не мог. — Ты уже слышал новости? — осторожно спросил Юнги. — Самолёт… — Джин не отвечает. — перебил его Джун, опираясь на стену. — Я уже сбился со счёта, сколько раз я звонил ему. — сжал кулаки. — Бесполезно. — поднял на него голову. — Хён, ведь он не мог умереть. Просто не мог. Он мне обещал. — приложил ладонь к глазам. — Я собираюсь в аэропорт. Мне нужно хоть что-то узнать. — Тебе там ничего не скажут. — проговорил Юнги, стаскивая со своих плеч куртку. — Такая информация доступна только ментам и официальным опекунам. И в Россию ты поехать не сможешь. Тебя сейчас просто не выпустят из страны, потому что поднимется лишняя шумиха. — Тогда что мне делать? — громко спросил младший, смотря на Юнги со злостью. — Я не могу сидеть здесь и ничего не делать! А если он был там? Если он сейчас лежит там, заживо похороненный под обломками? — приблизился к нему и схватил за плечи. — Что мне делать, Юнги? — Ждать. — тихо ответил Юн, опуская голову. Он прекрасно понимает каково это, когда ты сидишь и ничего не можешь сделать, когда родной тебе человек может умереть. Он знает каково это и не хочет, чтобы Намджун через это проходил. — Я знаю, как для тебя сейчас звучат эти слова, ведь ожидание, когда ты ничего не можешь сделать — убивает. — очень печально ухмыльнулся. — Мне поверь. Намджун поднял на него глаза, вспоминая, что было с Юнги последние несколько лет, вспоминая, как он страдал, когда ему сказали о смерти Чонгука. Сколько времени он ходил в непреодолимой депрессии. — Скажи мне, хён, что ты почувствовал, когда Тэхён сказал тебе, что Чонгук мёртв? Юнги взглянул на него, понимая, что Намджун сейчас будет готовить себя к самому худшему исходу событий. Понимал, что будет настраивать себя на самый ад, ведь если рассудить логически, то если Сокджин и вправду был в том самолёте, то шансы выжить у него крайне малы. — Врать не буду. Я думал, что ёбнусь. — разулся и прошёл в кухню, присаживаясь за стол. — Эта потеря была просто невыносима. Сам знаешь. По ночам мучили кошмары. А днём легче не становилось. Я видел его во всех вещах. — достал из кармана свои сигареты и зажал меж губ, поджигая зажигалкой, которая лежала на столе. — Помню, у меня даже была мысль сесть в машину, разогнаться до полной скорости и разбиться о стену или о какой-нибудь столб. Не потому что хотел умереть, хотя и это желание у меня присутствовало. Я просто хотел, чтобы ушла боль. — коротко затянулся, устремляя взгляд на Намджуна, который всё ещё стоял в коридоре. — Не делай поспешных выводов. Не хорони его раньше времени, но и излишне не надейся. Ты же не знаешь наверняка где он и что с ним. Может он уже в Америке, и просто забыл выключить режим полёта. — Намджун подошёл к нему и сел рядом. Старший сделал ещё одну тягу и протянул почти целую сигарету младшему. — Посмотри на меня. Я три года думал, что Чонгук мёртв, а оказалось, что он жив и здоров. Намджун лишь кивнул, осознавая, что Юнги сейчас действительно прав. Но мысли о том, что Джин мог быть там, не давали ему покоя. — Я не знаю, что со мной будет, если он не выживет. Я… люблю его, Юнги. Ели заметная улыбка тронула губы Юна. Намджун наконец-то признал это. — Я знаю. Всё время знал. Ведь любые слова о ненависти обозначают, что её нет… На кухне уже достаточно давно царит мёртвая тишина. Она повисла здесь ровным счётом с того момента, как Хосок и Тэхён вернулись из аэропорта. Хосок сидит на кухонном подоконнике словно в воду опущенный и смотрит в окно. Его голова просто сходила с ума. Мысли словно роем пчёл рассекали его мозг, принося невыносимую боль. Чонгук уехал и его жизнь сразу стала серой. Парень был готов орать в голос, когда Чимин увёл Чонгука из зала ожидания. Его отчаяние просто пробило дно в тот момент, когда дверь закрылась и скрыла его из виду. Но ещё и ко всему эту его очень сильно тревожило состояние Юна. Он не отвечал на звонки, сообщения не читает. И поэтому у Хосока уже сдают нервы. Он поворачивает голову к Тэхёну, который сидит за столом с очередной сигаретой, настукивая пальцами какой-то странный бит, чтобы спасти их обоих от пронизывающей тишины. — Тэхён. — позвал его тихим голосом, на что младший тут же обернулся. — Набери ему ещё раз. С его стороны раздался тяжёлый выдох, потому что он в отличии от Хосока понимает, что Юнги трубку брать не будет. Ему сейчас явно не до этого. Скорее всего он сейчас где-то носится по городу или сидит на своём обрыве. Или поехал в студию, чтобы попытаться отвлечься. Он может быть сейчас где угодно, но вряд ли он дома. Только вот Хосоку это объяснить нереально. Именно поэтому он берёт в руки свой телефон и вновь набирает его номер. Но на этот раз вместо холодных гудков слышит голос автоответчика. — Недоступен. — проговаривает Тэ. Хосок сжимает кулаки и отворачивает голову в сторону. — Как думаешь, как он? — Ну уж явно не скачет от радости. — в кухне раздался своеобразный хлопок, от кнопки, которую лопнул Тэхён. — Может уехал куда-нибудь, а телефон выключил, чтобы никто его не искал. — Думаешь он не дома? — Вряд ли. — повернул голову в его сторону. — Сам знаешь, он не сидит дома, когда ему больно. Хосок повернулся к нему, спускаясь с подоконника. — Давай доедем до него. — сел за стол рядом с ним, заглядывая в глаза Тэхёна. — Я не могу спокойно сидеть не зная, что с ним. — схватил его за руку. — Если с ним что-то случится, то Чонгук меня не простит. Младший смотрит на него и понимает, что если откажет ему, то Хосок всё равно поедет туда, но один и со скандалом, а Тэхёну этого не хочется. У них и так только недавно всё наладилось. И это хрупкое равновесие терять не хочется. — Ладно. Сейчас докурю и поедем… Холодный город укрыт толстой пеленой кромешной ночи. На небе безумно холодным осколком светится полумесяц. Его можно было сейчас сравнить с Юнги. Ведь у него тоже отняли половину. На улице холодными шарами горят фонари, но Юнги будто их не замечает. Он едет по дороге в сторону студии, но не может различить ничего из того что видит. Он уехал от Намджуна, сказав, что ему нужно время, что нужно побыть одному. И это действительно так. Ему нужно хоть немного прийти в себя, после последних событий. Выпить. Покурить. Поработать. Отвлечься. Только вот Юнги кажется, что ничего ему не поможет. Всё вновь повторилось. И от этого Юнги чувствуют боль в своём сердце. Тот, кто должен быть рядом, сидеть справа и смотреть своими блестящими глазами, вновь на другом континенте. Их в очередной раз разделяют тысячи километров и миллионы метров. Ведь так не должно быть. Между любящими людьми не должно быть такого расстояния. Но, к сожалению, в жизни всё происходит не так как хочется. Он подъехал к одному из домов, который находился не далеко от студии. Он не хочет, чтобы кто-то знал о том, что он сидит в этой студии сутками. Поэтому в целях собственный скрытности, паркуется как можно дальше от того здания где находится студия. Тем более, прогуляться и хоть чуть-чуть проветрить голову перед трёхдневным затворничеством в четырёх стенах, ему сейчас не помешает. Когда он открывает дверь в свою студию, то сразу бросает свой взгляд на пианино. Здесь пахнет сексом. Пахнет развратом и похотью. Пахнет тем, чего Юнги так и не смог предотвратить. Воздух пропитан каждым мимолётным касанием. Любовью, которую Юнги и Чонгук выстроили вновь, но которую уничтожил Чимин. Юнги даже пройти не может. Его буквально вколачивает в закрытую дверь, а ноги будто врастают в бетонный пол. Взгляд мечется от одного предмета к другому. Две бутылки из которых они пили. Смятый листок, на котором написано то самое стихотворение. — Я же просил тебя, Чонгук. Не нужно было заходить так далеко. — что есть силы сжал кулаки и как можно сильнее зажмурил глаза. — А ты, как обычно, не слушаешь никого кроме себя и своих желаний. — сцепил зубы, сильно ударяя кулаком по двери. Это сигнал… Сигнал к началу конца… Время тянется как резина, сводя с ума от томительного ожидания. Намджун уже около двух часов сидит и не переставая названивает Джину, параллельно ища новую информацию. Ведь если так подумать, то ничего другого не остаётся. У него уже не хватает сил нормально переваривать всё то, что говорят эти чёртовы журналисты, от которых как обычно нет никакого толка. Только пустые домыслы о причине катастрофы и в сотый раз произнесённая фраза: «Выживших нет». — Да сука!!! — он подходит к телевизору, хватаясь за его края. — Как это нет выживших?! — сильно сжал кулаки. — Как это возможно? Должен быть хоть кто-то! Должен быть жив Сокджин!!! — он с надеждой устремляет взгляд в экран. — Пожалуйста… Господи, не отнимай его у меня. — примыкает лбом к экрану. — Пожалуйста! Только вот, как бы он не молился, как бы не просил, ничего не происходит. На любых каналах, на любых сайтах всё одно и то же. «Выживших нет…» «Выживших не обнаружено…» «В этой катастрофе спастись не удалось никому…» Он сильно сцепляет зубы и со всей силы бросает телефон на пол. — Не может быть, чтобы никого!!! — с такой же безумной силой он ударил кулаком по столу, чувствуя, как в груди начинает гореть сердце. Намджун буквально мечется в лихорадке, в агонии. Руки трясутся, ноги, которые до этого почти не сгибались, в одно мгновение начинают подкашиваться. Голова идёт кругом от всего услышанного. — Он не может быть мёртв… — шепчет на грани истерики. Его нервы уже не выдерживают столь томительного ожидания. Он уже три раза за прошедшие два часа собирался ехать в эту грёбанную Россию, но вспоминая слова Юнги, он понимал, что никакая Россия ему не светит. Он звонит… Курит и звонит… Смотрит новости и звонит… Слушает информацию об аварии и звонит… Намджун себя знает. Он прекрасно понимает, что не сможет успокоится до тех пор, пока не узнает, где его Джин. Пока не узнает, что с ним. Он не успокоится, пока не узнает, что Сокджин жив. Но с каждым звонком в его голову всё больше и больше закрадывается сомнение, что Намджун ещё хоть раз услышит его голос. Хоть и Юнги дал ему маленький шанс на то, что он может быть жив, и Джун был уверен, что так и есть, но теперь эта надежда рассыпается крупными кусками. А время идёт. Торопится. Летит со скоростью света, но в то же время жёстко тормозит. Секунды тянутся так не охотно. Как будто издеваются. И это время не даёт надежду. Не даёт ни намёка на какой-то хороший исход. Время наоборот эту надежду отнимает. Хочет убить любую надежду внутри него. И самого Намджуна время тоже хочет убить. Потому что такой аттракцион для нервов может выдержать не каждый. Третий час ожидания начинается с раненного вопля, потому что сто первый звонок Сокджину остался без ответа… Хосок дёргает за дверную ручку чужой квартиры. На его удивление дверь поддаётся. — Открыта? Странно… — проговорил, поворачиваясь к Тэхёну, который стоит за его спиной. Тэ серьёзно посмотрел на него и приложил указательный палец к своим губам, давая чётко понять, что сейчас нужно молчать. Он открывает дверь, встречаясь с той тьмой, которая словно пелена, повисла в квартире Юнги. Они как можно тише и аккуратнее заходят внутрь. Здесь тяжело дышать. По крайней мере так кажется, что вся темнота и напряжение, повисшее здесь, перехватывает воздух. — Юнги-хён. — достаточно громко зовёт Тэхён. Но в ответ на его зов раздаётся только еле слышное эхо, которое словно попрыгунчик, отскакивает от всех поверхностей. Он проходит вглубь квартиры, слыша, как что-то хрустит под ногами. — Хён, включи свет. — просит младший. Квартира резко озаряется белым светом, и тогда двоим парням открывается не совсем лицеприятное зрелище. — Что за… — проговаривает Тэхён. Хосок как можно быстрее хватается за дверную ручку ванной, широко открывая дверь и включая свет. Там тоже был отчаянный пиздец. Настолько, что даже одна из стеклянных дверец душевой была разбита. На белоснежной раковине, уже запёкшиеся капельки крови. — Тут кровь, Тэхён. — громко говорит Хосок, выглядывая в коридор. Но Тэ там уже не было. — У меня тут тоже кровь. — слышится его голос из спальной. — Кровь есть, а Юнги нет. Он медленно прошёл в спальную. Там история было похожа на ту, что он увидел в кухне. Снова стекло, какая-то вода или жидкость. Вещи разбросаны по полу. И такие же точки из капель крови что и в ванной. Хосок посмотрел на него. — Что тут с ним было? — Не знаю, что было, — прошептал, поворачиваясь к нему. — Но знаю то, что ещё дня три его точно можно не ждать. — заглянул к нему в глаза, складывая руки на груди. — Скорее всего он уехал на обрыв… — Мне всё равно куда он уехал. — строго проговорил Хосок. — Мне нужна гарантия, что с ним всё будет нормально. Мне нужна гарантия того, что Юнги сможет перенести всё это. Ты мне сможешь дать эту гарантию? — Могу. — спокойно проговорил младший, прикасаясь рукой к щеке Хосока. — Ради Чонгука он и будет беречь себя. Ради того, кого любит он и кто любит его. — проводит большим пальцем по его коже, в надежде, что это прикосновение сможет хоть как-то его успокоить. — Поверь мне. Просто дай ему время…