Дикие Карты Атлантиды

– Мне кажется, шагать в эту пропасть без парашюта не стоит. Аромор Ваганто стоял на звёздном мосту и смотрел, как внизу несёт свои воды из Ниоткуда в Нигде река Слёз. В этих водах бывает страшно, особенно тем, кто забыл, что умеет плавать. – Мне кажется, мы опять пытаемся разделиться и идти куда-то не туда, – просто сказал Дин. Он уже не изображал чудовище, он просто был. – Или не за тем, за кем стоит идти, – задумчиво подтвердил Аромор. – Там в реке на дне нашла своё ничто та самая дурная злобная тень, которая охотилась на нас. И ты теперь смотришь в пропасть эту и жалеешь эту мерзость, – Дин решил не тратить время на дипломатию. Аромор вздохнул. Это было необычно, нелепо, абсурдно, самоубийственно даже. Хотя сыны Атлантиды бессмертны. – А что, если всё-таки можно спасти? Дин усмехнулся. В его глазах промелькнули знакомые искры здорового гнева. – Ты врёшь себе, Аромор, если думаешь, что действительно способен это спасти. Ты позируешь сам перед собой, когда считаешь, что это можешь исправить. Но всё, что ты можешь, это либо сигануть следом за тенью и утратить себя, стать питательным, сходящим с ума кормом для тени, либо идти в Зачарованный Лес вслед за Флугенхава и жить. Исцелить то, что настолько мертво не получится. Не все стоят того, чтобы их спасали. Не все хотят исцеления. И… ты так и не понял, Аромор? Исцелить того, в чьих глазах ты мразь и бог, кто хочет твою душу и тебя в рабство нельзя. Это хуже врага для тебя. Это сбрендивший вирус. Хочешь чесать своё эго и просрать весь свой свет – прыгай следом. А я пойду за Флугенхава, раскрою крылья и буду лететь с ней рядом. Она не вмешалась тогда, когда Марсо Плумито грохнул эту дрянь, защищая её. Хотя могла. Но не стала. Я ей верю. – Суны сейчас здесь нет. – Прямо тут? – Дин изогнул бровь. – И что с того? Ты знаешь, где она есть. Я знаю, где она есть. Я иду к ней. В это всепрощающее небо, в этот мир, в котором есть жизнь, есть любовь, есть дружба и честь. В род Флугенхава. Я выбрал Крылатую Стаю. Я – твоя некогда тёмная сторона – выбираю жизнь. Ей не нужны ядовитые порошки, чтобы летать, творить и любить. Всему роду не нужны. Я выбираю Атлантиду. Ты волен делать, что хочешь. – Мы же по отдельности долго не протянем, – усомнился Аромор. – Дин Ваганто без Арамора Ваганто может быть и не протянул бы долго, став безумным животным, спятившим от яда бездушной тени дохлой феи. Дин Флугенхава вполне жив, любит жизнь и знает, зачем он живёт. Я не собираюсь ни воевать, ни удерживать тебя, Аромор. Как только ты сиганешь в эту пропасть, я стану цельным. Твой свет и сила, сердце войдут в меня. В пропасть улетит питательная в своём токсине туша, которая уничтожит и тень, и себя. Я останусь, понимаешь. При любом твоём выборе. Таков её дар. В род Флугенхава вхож лишь тот, кто и за гранью отчаяния выбирает жизнь. Выбирает любовь. Выбирает свет. – Вот ты пафосен-то, – с досадой произнес Аромор. – Я рисуюсь, конечно, – Дин ухмыльнулся. – Почему бы и да? Суне нравится шоу. Оно вызывает интерес. А вот тухлятина, которую так страждет Повелитель Мух, ей не по вкусу. Каждый сам выбирает, как ему жить и что со своей жизнью делать. – Меня уже тошнит от твоих формул правильной жизни. – Это твои формулы, Аромор. Того, кто ещё не отравился дрянными феями и поисками жемчуга в канаве с навозом. Причём заранее зная, что жемчуга в ней нет. Только навоз. Ты боишься стать счастливым, Аромор. Потому что чувствуешь себя виноватым перед теми, кому счастье чужеродно. Но ты не бог, Аромор. Ты не можешь исправить то, что сгнило, да и откровенно, изначально было тухлым. Как яблоко с гнилой сердцевиной. По воде пошли круги. Тень на дне агонизировала и звала. Орала, что она тут, что её надо срочно вытащить, спасти, что её такой сотворили, что она может иначе. Аромор шагнул к перилам. Дин – к середине моста. Какая-то тонкая грань между миром бессмертным и Пустотой на миг стала туманом и… Аромор увидел на берегу двоих крылатых. Суна и этот её чудоковатый названный брат. Марсо. Он посмотрел в небо, и увидел огромную тень крыльев Креинто Флугенхава. Он вновь присмотрелся к реке. Вода ещё бурлила, ярость и агония тени была всё сильнее. Аромору показалось, что он задыхается, захлёбывается вместе с этой тенью, подыхает в этом иле, смешанном с песком, в этой уродливой и притягательной иллюзии прощального кайфа, в этой рвоте, в этой нежизни. Он пошатнулся и едва не рухнул вниз. Следом за скотской тенью дохлой феи, которая так хотела стать Суной Флугенхава, но осталась лишь тем, чем была. Она смешалась с илом, стала им. Скоро течение реки выбросит и это в то самое Нигде. В Пустоту. Вечность, как и верность – они не для всех. – Мне кажется, шагать в эту пропасть без парашюта не стоило. Марсо Флугенхава усмехнулся. Суна сидела на перилах и смотрела, как воды реки Слёз несут свои тайны в вечность. Это очень странная река. У неё столько ответвлений. Но впадает она всё-таки в вечность. Только часть её уносит всё дрянное в Ничто, оставляя праху помойку под названием Нигде. – В эту пропасть и с парашютом сигать не стоит, если не знаешь наверняка, что там на самом дне, – спокойно ответил Марсо. – А уж зная, что там булькает… Это просто глупо. И плакать о тех, кто всё-таки сиганул. Не стоит. Ты сама это знаешь. Они были. В твоем сердце осталась их любовь. Это сила. Ты есть. Вот и всё. – Ты когда таким мудрым стал? – с улыбкой спросила Суна. – Да сам не знаю. Сердце заставило что ли. Ну и Креинто со своими чудесами. Я тоже так захотел. Вызывать любовь, быть тем, к кому приходят согреть и согреться. Быть сильным и мудрым. Беречь. Понимать. Ты плачешь? Суна опустила голову и с грустью смотрела в реку. Там, на дне реки умирало что-то. – Это не твоя боль, Суна, – Марсо был спокоен. – Ты просто чувствуешь чужие слёзы. Но это мёрзлые слёзы, понимаешь. Это капли ртути на статуе плачущего ангела над заброшенной могилой. Отключись от неё. И вообще, пошли уже отсюда. В Атлантиде уже заждались. – Знать бы ещё, кто нас там ждёт… – Свои. Нас там ждут свои. Род. Семья. Родная Стая. Они неспешно шли по звездному мосту к Зачарованному Лесу, где дороги и тропы всегда приведут домой. А дом – это там, где ты счастлив. – И всё-таки в эту пропасть без парашюта шагать не стоило, – констатировал Аромор Ваганто. Арбитро Сортро понимающе кивнул. – Хорошо ещё у самой воды вспомнил, что умею летать. А то ведь и правда бы ушёл камнем на дно мертвечину прошлого кормить. Аромор сидел в таверне, существующей во всех мирах, в которую вход может порой открыться в самых неожиданных пространствах. Этот постоялый двор для уставших ангелов и сбитых с толку судеб, где они набираются мудрости и сил, оплачивая это прекрасное рассказами о своих дорогах. Эта таверна уже ни раз исцеляла бессмертных от пренеприятной простуды под названием одиночество. И дарила силы тогда, когда казалось, что всё кончено. Арбитро Сортро слишком не любил дурных концовок, а могущество его рода, изначальная сила была такова, что отменяла грустный финал. Ведь эти истории рассказывали детям: любимым и любящим, хранимым и хранящим сынам и дочерям Атлантиды перед сном. Они ткали реальность Словом. И правда Атлантиды в том, что ни один безусловно любящий не захочет и материю перекроит, но сделает так, чтобы его любимое дитя уснуло с счастливой улыбкой, а не по пояс в слезах. – И куда ты теперь? – как бы между прочем спросил Арбитро Сортро. – В Атлантиду, конечно! – Аромор даже удивился такому нелепому вопросу. – Кем ты войдёшь в Алтантиду? – Аромором Флугенхава. Тем, кто летит рядом. – Да будет так! В этот миг всё зло, весь прах, прихватив дохлую тень и мертвых фей всех с собой, что застрял было в водорослях на дне реки Слёз, отцепилось наконец и было смыто в предназначенное ему Нигде.