Вторжение

Конь жрал траву. Перед этим он вдоволь напился из горного ручья. И вот теперь он с удовольствием подкреплялся, не забывая отмахиваться от редких насекомых, залетевших в эту местность. В целом, здесь было вполне уютно. Здесь даже можно было бы жить, если бы только у него была возможность остаться на одном месте надолго. Но такой возможности не было. Локи поставил последний камень для костра и утер пот со лба. С момента, как конь вынес его на скалистый берег, прошло всего несколько дней. Но чувство было такое, словно он идет уже несколько месяцев. Конь отказывался везти его, и Локи приходилось идти рядом с ним. Он чувствовал себя идиотом. Коня это, очевидно, устраивало. Что он вообще здесь делает? Что с ним случилось, когда он согласился выполнить просьбу девы? Очевидно, она что-то сделала с ним, поскольку в здравом уме согласиться на такое он просто не мог. - Эй, приятель! – Локи махнул коню рукой, и тот, как всегда, отреагировал мгновенно, заинтересованно подняв уши. – Если найдешь здесь хотя бы дохлую ворону – будет тебе мясо на ужин! И присвистнул, глядя, как конь срывается с места и уносится в сторону леса. Здесь еще водились животные. Там, куда они пойдут после заката, не водилось ничего. Локи с тоской взглянул на небо, начинающее принимать тот неповторимый фиолетово-синий цвет, какой бывает перед закатом. Затем он посмотрел на провал в скале, находившийся в нескольких километрах от стоянки. Отсюда его хорошо было видно, в особенности теперь, когда на него попадал свет заходящего солнца. До этого провала дороги нет. Придется карабкаться по скале. Он-то привычный, а вот конь… Впрочем, Локи не сомневался, что это чудовище найдет способ забраться наверх. Сразу за перевалом был его город. Отсюда нельзя было услышать песен, и нельзя было увидеть костров, но он воображал, будто слышит голоса девушек, и видит отсветы пламени. У Локи была одна неприятная черта в характере, которую он сам в себе недолюбливал. В Асгарде он стремился покинуть город в любом направлении, но, стоило ему добиться этого, как он тут же начинал хотеть домой. Возможно, все дело было в том, что его походы всегда заканчивались одинаково… Надо было брать с собой Тора. Он большой и тупой, дева похлопала бы ресничками, и он ради нее сравнял бы эту гору с землей. И всем было бы легче. Но нет, он почему-то согласился построить драккар, который прожил всего пару часов. Затем он согласился разделиться, не спрашивая, куда она пойдет. И еще он согласился взять с собой это чудовище, недобро косившееся на него каждый раз, как Локи устраивался на отдых. Справедливости ради, отдыхал Локи часто. Каждые два-три часа. Что было неудивительно, учитывая, что они шли исключительно вперед и вверх. Очень скоро горные тропки, по которым ходил скот ирийцев, закончились. Закончились и следы поселений, которые стояли в этих местах еще до войны. Локи прошел через них, перебирая руны в кармане куртки. Ему было не по себе среди каменных стен без крыш. Ему казалось, что горы смотрят на него. Что все, кто жил здесь, смотрят на него. Конь шел спокойно, но кожа его изредка подергивалась, и Локи подозревал, что ему тоже не по себе здесь. Он укрепился в этом подозрении, когда конь улегся на ночлег рядом с ним, уткнувшись теплым мягким носом в его ладонь. Ту ночь они провели без сна, но двигаться в кромешной темноте было опасно. Теперь же все следовало сделать наоборот. Дева перед расставанием сообщила только это. В пещеру надо будет войти под покровом ночи. Что ж, до заката было еще полно времени… - Мать твою кобылицу! Я не хочу знать, как ты это сделал, парень, но сегодня у нас будет пир! Конь притащил сразу двух кроликов и небрежно бросил их в спину Локи. Шейки их оказались сломанными, и Локи решил, что конь просто передавил их своими зубами. Поистине полезное в хозяйстве животное. Жрет только так же, как и ты сам… Но этот недостаток с лихвой перекрывается преимуществами. Локи достал кинжалы из ножен и выжег искру. Заранее собранная сухая трава занялась сразу. Подсунув ее под камни, Локи стал раздувать огонь. Использовать свои умения вблизи пещеры дева ему запретила, и это осложняло дело. Он давно не добывал огонь таким образом, и не был уверен, что его костра хватит надолго. Впрочем, им надо было только поужинать, ведь ночью предстояло подниматься на гору. Пока поленья обугливались и начинали понемногу тлеть, Локи освежевал тушки. Конь сожрал головы, лапки и требуху кроликов, но от хвостов почему-то отказался. Локи пожал плечами и положил хвостики в карман, решив, что сделает из них что-нибудь для Сигюн. Шкурки пришлось отбросить подальше и забыть про них. Забрать их он все равно не мог. Нарезав мясо мелкими кусочками для себя и крупными для коня, Локи разложил его на большом камне, подложенном таким образом, чтобы огонь костра нагревал его. Рядом с импровизированной печью лежала разломанная надвое палка, которой он намеревался переворачивать мясо. - Вот ты странное существо, лошадь, - сказал Локи, чтобы заполнить тишину, которую он терпеть не мог. – Ты ешь мясо, но только не сырое. Но и от травы не отказываешься. Почему бы мне не сожрать все мясо, если ты можешь поесть травы? Это был риторический вопрос, но конь в ответ все равно показал Локи зубы. Слишком большие и слишком острые для любого коня. Учитывая, что в пещеру ночью им входить вдвоем, Локи решил не обделять коня и отдать ему часть крольчатины. Пока мясо готовилось, Локи уселся поудобнее и окинул взглядом долину, которую хорошо было видно с его места. Ирий был как на ладони. Окруженный горами со всех сторон, он был надежно укрыт от вторжений, что, однако, не мешало им изредка происходить. Горы мельчали, представители других народов прокладывали не просто тропы, а настоящие тракты, время шло неумолимо… Локи помнил Ирий еще до войны. От былого великолепия осталась только Белая Башня. Площадь города сократилась вдесятеро, как и его население. Легкая добыча для любого соседнего государства, и потому неприкосновенный край. После войны на ирийцев жалко стало смотреть. Они потеряли свои дома и плодородные земли, большинство – своих родных. Выжили только те, кто успел скрыться в крепости. Только те, кто поместился на территории Белой Башни и ее сада. Поговаривали, что там еще оставалось место… Локи мотнул головой и взглянул в другую сторону. Он сидел недалеко от тропы, по которой можно было войти в Асгард, но горы с противоположной стороны наводили на него ужас. За Черным Лесом, за Черной Башней, стояли Мглистые горы, в которых когда-то добывался мрамор для строительства и создания великолепных скульптур. В Мглистых горах водился мрамор различных цветов и оттенков. Именно из такого мрамора была построена Белая Башня, вбиравшая в себя солнечный свет и отдававшая его в ночной тьме. Это было в те времена, когда колдун из Черной Башни еще позволял пройти через свои территории и поставлял оборудование для добычи мрамора. Странно, Локи не мог вспомнить, из-за чего разгорелась война. Хозяева двух башен прекрасно ладили между собой. И вдруг однажды, ни с того ни с сего, началась безумная резня, унесшая почти все население Ирия в небытие. Локи покосился на коня. Если информация в письме, которое он перехватил, верна, колдун в этот самый момент пускает слюни на кроличье мясо в непосредственной близости от него. Локи старался вести себя как можно осторожнее. И удивлялся, почему вдруг деве пришло в голову взгромоздиться на это чудовище почти голой задницей. Хуже всего было то, что она, похоже, знала способ, как расколдовать его. Если это так, Локи припомнит ей все хорошее, если только выживет. Меркантильная часть его сознания уже начала просчитывать выгоду, которую можно извлечь из благодарного колдуна. Трусливая часть то и дело перебивала эти расчеты. Запах жареного мяса пробудил аппетит. Локи пожалел, что у него не было с собой специй. Мясо окажется пресным. Все лучше, чем ничего. Подцепив куски двумя обломками палки, Локи выбросил большие куски на траву и пожелал коню приятного аппетита. Тот фыркнул в ответ и принялся есть, не дожидаясь, пока мясо остынет. Локи тоскливо взглянул на свою часть. С каждой секундой жить ему хотелось все меньше и меньше. Он не хотел подниматься в эту пещеру. Не хотел рисковать своей жизнью. Но, стоило ему задуматься над этим, как вспоминались бездонные глаза девы и ее ласковые руки. И еще вспоминалось, как она прильнула к нему перед тем, как мачта сломалась. Он ощутил биение ее сердца. Ощутил тепло ее тела. Ощутил мягкость ее груди. Она была живой. И, вероятно, боялась так же, как и он сам. Но для нее все это имело смысл. Причем настолько, что сама она предпочла остаться там, в бушующем океане. Ради чего она делала все это? Что может быть важнее, чем собственная жизнь? Этот вопрос приводил его в замешательство. Он не понимал, почему она ставит интересы колдуна выше своих собственных, если они не были до этого знакомы. Он не понимал, почему для нее сокровища, разбросанные по всей поверхности материка, важнее всего на свете. Возможно, ее заставили собрать их. Но, в таком случае, кто может быть страшнее смерти? Локи не был уверен, что хотел бы знать ответ на этот вопрос. Конь нетерпеливо пихнул его носом в спину и Локи, вздохнув, принялся за еду. Солнце почти ушло за горизонт. Стал виден свет Белой Башни, распространявшийся повсюду, кроме Черного Леса. Доходил он и до стоянки, ложась на гору ровным синеватым отсветом. Когда солнце исчезло окончательно, света оказалось достаточно для того, чтобы продолжать путь. Конь ушел вперед, и Локи ничего не оставалось, кроме как устранить следы стоянки и отправиться следом. Сперва путь показался ему довольно легким. Он выискивал уступы и остатки троп, проложенных ирийцами еще до войны. Но очень скоро дорога кончилась, и ему пришлось цепляться за выступы и сорную траву руками, а не только упираться пальцами ног. При этом конь, кажется, не испытывал никаких неудобств. Он поднимался боком, впиваясь в гору копытами и выбивая искры. Локи хмуро глядел ему вслед. В какой-то момент его нога поехала, и он вынужден был отвлечься. Восстановив равновесие, Локи с удивлением понял, что конь исчез. Пока он боролся за свою жизнь, конь легко взобрался на гору и скрылся в пещере. С трудом подавив в себе желание нарушить запрет девы и воспользоваться магией, Локи продолжил карабкаться. Он лез вверх по практически отвесной скале, думая только о том, какой идиот выдолбил пещеру так высоко, и как он добирался до нее, когда здесь еще жили ирийцы. Их поселения заканчивались до того, как скала становилась отвесной. От внезапной догадки Локи едва не упал. Это не скала. Это старая башня. Он карабкался по старой сторожевой башне, окна и бойницы которой на нижних уровнях были заложены наглухо. Пещера, в которую он должен был попасть – единственное окно, которое не было заложено. Вероятно, вход в эту сторожевую башню был завален так же, как и другие отверстия. Раздражение исчезло. На смену ему пришло любопытство, и дело пошло быстрее. Камень, из которого была сложена сторожевая башня, все еще хранил в себе тепло. Воздух стремительно холодел. Того и гляди посыплет снег. Теперь ползти вверх было почти приятно. Локи несколько раз останавливался, чтобы перевести дух. Руки устали. Пальцы кровоточили. Луна еще не взошла. Наконец, он нащупал отверстие, которое ранее принимал за пещеру. Подтянувшись из последних сил, он ввалился в помещение, запоздало осознав, что кто-то подхватил его за ремень и помог влезть в башню. Полежав немного лицом вниз и восстановив дыхание, Локи медленно перевернулся на спину, но вставать не спешил. В помещении пахло конюшней, но присутствовали и другие запахи. Локи закрыл глаза рукой и принюхался. Пахло затхлой бумагой, воском. Пахло влажным камнем. И потом. Не его потом. - Долго ты будешь валяться? Локи медленно сел и окинул колдуна внимательным взглядом. Непроизвольно гыгыкнул, убедившись, что колдун не успел одеться, и стоял перед ним, в чем мать родила. Или гора выплюнула, как знать, откуда он появился. В ответ на это колдун очень знакомо фыркнул, перекинул длинные черные волосы через плечо и серьезно уставился на Локи, сведя соболиные брови к переносице. - И как все это понимать? Я проделал весь этот путь только для того, чтобы полюбоваться на тебя? Не спорю, тут есть, на что посмотреть, но я как бы… - Ой, заткнись. – Колдун щелкнул пальцами, и Локи почувствовал, как его губы прилипают друг к другу. – Зашивать, так и быть, не буду. Локи метнул в его сторону злой взгляд, но на колдуна это не произвело никакого впечатления. Убедившись, что Локи не может больше говорить, он повернулся к нему спиной и стал рыться в сундуке. Постепенно из сундука были извлечены шмотки, древние как гора, на которой стояла башня. Одевшись, колдун явно почувствовал себя лучше. Локи глядел во все глаза, стараясь запомнить его в мельчайших деталях. В конце концов, Кощея Бессмертного никто не видел вот уже несколько тысяч лет. Он выглядел так, словно не было этих тысячелетий. На вид ему можно было дать от сорока до сорока пяти лет, после которых каждый уважающий себя колдун останавливает процесс старения. Локи никогда раньше его не видел, несмотря на то, что знал Ирий еще до войны. Не приходилось встречаться. Такое лицо, раз увидев, никогда не забудешь. Длинные волосы ему не шли. Он и сам это знал, и теребил их кончики в явном раздражении. Такое лицо могло принадлежать как выходцу с северной части ирийских земель, так и уроженцу южной части королевства, когда оно еще было королевством, а не горсткой выживших. Широкие брови с красивым изгибом, темные глаза, аккуратная горбинка на носу. Телосложение его было обыкновенным. Не субтильное, как у большинства ирийских колдунов, но и не могучее, как у того же Даждьбога. Обычное тело обыкновенного мужчины. Только лицо его почему-то запечатлевалось в памяти. И мыслилось, что такого лица ни у кого больше быть не может. Только у Бессмертного. Его нельзя было назвать красивым, но что-то в нем определенно было. Локи знал толк как в женской, так и в мужской красоте. И всегда ценил во внешности именно это: то, что не отпускает тебя, пока не насытишься. - Налюбовался? – ухмылка у Бессмертного была совершенно потрясающая: легкий проблеск кровожадности при совершенно непроницаемом взгляде темных глаз. – Теперь поговорим серьезно. Почему снаружи нельзя пользоваться магией, понял? Почему я могу быть собой только здесь, понял? Зачем мы вообще здесь остановились, понял? Локи отрицательно помотал головой не потому, что он ничего не понял, а потому, что голос Бессмертного был так же хорош, как он сам. Говор у него все-таки определенно был южный, хотя все познания Локи о Бессмертном заканчивались на том, что он как раз пришел с севера. Идеальный тембр, который мог быть интимно-низким и хрипловатым, а мог быть высоким и звонким. Такой голос очень полезен в горах. С таким голосом можно петь красивые песни. Локи любил красивые песни. Колдун отвесил ему звонкую затрещину, от которой на мгновение помутилось в глазах. - Я спрошу еще только один раз. Ты все понял? На этот раз Локи кивнул, усмирив свою шкодную натуру. Конечно, ему хотелось позлить Бессмертного еще немного, но он обещал деве оказать посильную помощь, и время для этого пришло. Конечно, он все понял. Именно эта сторожевая башня и была настоящей Черной Башней, а не тот скелет, который был брошен в Черном Лесу. Оттуда что-то пришло. Что-то опасное, что-то сильное, неостановимое. Вот, что уничтожило Ирий. И ушло, затаилось там. А Бессмертный… был ли он частью всего этого? Вполне возможно. От колдунов хорошего не жди, Локи знал это по себе. Колдовать поблизости нельзя. Вероятно, Ирий ждет возвращения Бессмертного, и здесь установлены ловушки, реагирующие на определенные заклинания. Так как Локи учился по Книге, очевидно теперь, что написал ее именно Кощей, что бы там дева ни утверждала. Почему Кощей мог быть собой только внутри башни, тоже вполне понятно. В противном случае, его бы сразу засекли. Значит, расколдовывать никого не надо. Значит, он и не был заколдован. Что, в таком случае, он делал в Ирии столько времени? Почему позволил Дажьдьбогу запереть себя в конюшне и кормить сеном? Локи сделал мысленную зарубку. Оставалось выяснить, что они делают в этой башне. Вероятно, его лицо отразило определенное просветление, поскольку Кощей удовлетворенно кивнул и вернулся к сундуку. Пнув сундук куда-то во тьму, он наклонился и завозился у пола. До Локи донесся скрежет. Вход в помещение и выход из него был не один. Нельзя сказать, чтобы он не догадывался… - Если ты думаешь, что мы могли войти в другом месте, то ты ошибаешься. Башня – не наша конечная цель, а как раз-таки способ до нее добраться. Локи замычал, показывая, что он тоже может поучаствовать в беседе, но Кощей и бровью не повел. Выпрямившись, он упер кулаки в бока и с иронией оглядел своего спутника, все еще сидевшего на полу в позе «жопка пирожком»14 с закрытым ртом и очень возмущенным видом. Очевидно, увиденное колдуна полностью устроило. - Там, куда мы пойдем, твои плоские шутки ни к чему, - сообщил Бессмертный. – Побудешь немного с закрытым ртом, не разорвешься. Локи хотел возразить, что очень даже разорвется, но, во-первых, он не мог ничего сказать, а, во-вторых, Кощей уже спрыгнул во тьму. Локи подошел к люку и постоял у него несколько минут, дожидаясь, пока Кощей догадается скастовать огненный шар. Кощей догадался. Только после этого Локи аккуратно спустился следом и отряхнулся напоказ, демонстрируя наглядно то, что не мог выразить словами. В свете волшебного огня лицо Кощея выглядело старше. Наверное, все дело было в том, как ложились тени. И еще в том, что Кощей обладал плотной кожей (что говорило в пользу того, что он пришел с севера), на которую тени ложились особо глубоко. На демонстрацию Локи Кощей никак не отреагировал. Он молча повернулся и стал спускаться по винтовой лестнице, уходящей так глубоко в недра горы, что Локи заподозрил неладное. Неожиданно вспомнились детские сказки, в которых рассказывалось, что Кощей ковал свои приспособления в самом ядре планеты. Конечно, все это глупости, но сейчас в это почему-то хорошо верилось. В самом начале спуска лестница была в хорошем состоянии, но, чем глубже они спускались, тем хуже становились ступени. В определенный момент Кощей отвел назад левую руку ладонью вверх и шел так, не оборачиваясь и ничего не говоря, пока Локи не догадался опереться о его ладонь. Догадка пришла к нему одновременно с исчезнувшей ступенькой, пропустив которую он едва не свалился в провал, но вместо этого споткнулся и больно ударился носом о шею Кощея. Зато чуть позже, когда нос перестал ныть, Локи смог расшифровать запах кожи Кощея. Он пах, как пахнет камень у моря. Непередаваемый запах нагретого камня, соли, песка и индивидуальный сладковатый запах тела, какой бывает только у выходцев с южных гор. Локи окончательно запутался в попытках определить, из какой части Ирия Кощей вышел на свет. Его разрывало от желания спросить, куда они идут, и как долго будет длиться спуск. Тот факт, что Кощей, который в виде коня несколько раз едва его не утопил, а потом еще и не давал доехать на себе до места, поддерживает его ненавязчиво, но твердо, только добавлял вопросов. Локи начинал подозревать, что его принесут в жертву. Или сожрут, если путь будет слишком длинным… - Твои мысли громче, чем твои слова. Локи демонстративно задышал ртом, но не стал никак комментировать это заявление, боясь разозлить Кощея снова. Кто знает, может, на сей раз и вправду зашьет… - Как раз за этим предметом мы и идем. – Голос Кощея опустился до шепота, от которого кожа покрывалась сладкими мурашками. – Это ход в Белую Башню. Мы спустимся под гору и пройдем под землей до города. Там мы таким же манером пройдем в Белую Башню и заберем кое-что мое. Очень скоро нам это понадобится. - Как ты собираешься войти в Белую Башню? – как мог тихо поинтересовался Локи. – Если тебя ждали здесь, неужели никто не позаботился о том, чтобы закрыть проход с той стороны? И зачем тебе я? Кощей остановился, и Локи едва удержался от нового столкновения. Когда Кощей повернулся, лицо его сделалось задумчивым и немного печальным, но уголки губ упрямо приподнимались. Едва заметно, но Локи видел. - Я не смогу вернуться с тобой. Только я знал точно, как войти в эту башню, только я знал точно, как спуститься и как пройти, не попав ни в одну из ловушек. Видишь, я тоже подготовился к тому, что меня могут искать внутри. Поэтому она не послала тебя одного. И еще потому… ты прав, конечно же, наше появление не останется незамеченным. Локи удивленно взглянул на Кощея, и тот, наконец, слабо улыбнулся. - Ты уйдешь. Я останусь. Второй раз фокус с конем не сработает. Возможно, меня снова повесят на двенадцать цепей над кипящим котлом. Возможно, мне удастся что-нибудь придумать. Кто знает. Не забивай голову. Кощей продолжил путь, оставив Локи в глубокой задумчивости. Нет, Локи послушно двинулся за ним, поскольку Кощей не отпускал его руки даже во время монолога, и Локи оценил этот жест. Однако вопросов меньше не стало. Он не знал, почему Кощей позволял Даждьбогу относиться к себе как к животному, это было выше его понимания. Но после того, как он получил свободу, разве не логичнее было бы остаться свободным навсегда? Он мог бы уйти, куда угодно. Но он вернулся. Потому что она попросила его. Локи стало стыдно за то, что он хотел бросить все и не выполнять обещания. Чем рисковал он? Да ничем, кроме потраченного времени. А Кощей рисковал всем. Возможно, его нельзя было убить. Но можно было лишить его свободы. Не зря же ему дали такое прозвище15… Просьба девы к Локи не могла обернуться для него ничем фатальным. Просьба девы к Кощею могла привести к тому, что он опять окажется заточен, причем в ужасных условиях. И, как подсказывала Локи интуиция, безосновательно. Как могла она потребовать от него такую услугу?! Как мог он вообще на такое согласиться?! Локи требовательно потянул Кощея за руку, и тот нетерпеливо повел плечом, показывая, что больше не хочет разговаривать. Возможно, он знал, о чем Локи хотел спросить. И не знал, что здесь можно ответить. Или в двух словах и не расскажешь… Локи вспомнил взгляд девы. Бездонные глаза, в которых нет ничего, кроме вечности. Для него. Но для Кощея, быть может, в этих глазах было что-то еще. Для Кощея, быть может, в этих глазах и заключался смысл существования. Лестница кончилась. Они ступили на твердую землю. Точнее, на твердую горную породу, присыпанную каменной крошкой. Кощей не отпустил его руки. Впереди, насколько хватало света, виднелся широкий коридор. Кощей постоял немного, напряженно вглядываясь в темноту и прислушиваясь. Затем он все-таки отпустил ладонь Локи, которая успела вспотеть, и движением руки погасил огненный шар. Локи не успел возмутиться, как что-то щелкнуло, и весь коридор оказался залит неровным светом ламп. - Ух ты… - только и смог выдохнуть он. – У нас нигде… - Генератор еще работает, но я не знаю, надолго ли. «У вас нигде» именно потому, что до войны все было так. Во всяком случае, в Ирии. Это техническое освещение. Для всего остального я использовал другой вид энергии. Не будем сейчас вдаваться в подробности. Надо идти. Кощей обошел Локи, слегка задев его плечом. В другой ситуации Локи решил бы, что Кощей специально провоцирует его. В другой ситуации Локи не упустил бы такой возможности и испытал бы терпение колдуна на прочность. Но сейчас он мог только покорно следовать за ним, ступая так аккуратно, как только возможно. Малейший звук в этом коридоре казался слишком громким, как и гудение электрических ламп. Локи запоздало сообразил, что Кощей и не собирался возвращаться. Он даже не пытался провести операцию незаметно. Включив свет в коридоре, по которому никто не ходил тысячи лет, он заявил Даждьбогу, что он вернулся. И что он идет. Под ложечкой противно засосало. *** Когда Белая Башня засияла ярче прежнего, осветив даже Черный Лес, Даждьбог находился в кузне. Он перебирал оружие, выкованное еще Сварогом, но так и не востребованное никем. Война закончилась сама по себе, оставив после себя лишь некоторых женщин и детей, да стариков вдобавок. Сам он тогда был еще ребенком. Потому, видать, и уцелел. Белая Башня никогда не сияла так, как в эту ночь. Свет ее вернул в Ирий день, и Даждьбог выбежал из кузни с топором в руке, позабыв, что хотел сделать. Такой свет мог означать только одно. Оттуда, из старой сторожевой башни, кто-то включил дополнительное освещение. Освещение, каким не пользовались со времен войны с небытием, единогласно уговорившись, что технологии эти не принесут ничего доброго Ирию. Ранее, еще до его рождения, во всех городах был такой свет, при каком ночь делалась похожей на день. Все пирамиды и лабиринты Та-Кемет освещались круглые сутки. Олимп весь полыхал разноцветными огнями. На восточные острова открывался великолепный вид с неба: там устраивали праздники, делая механических драконов с разноцветными лампами и запуская их в небеса. Многие чудеса были известны тем, кто жил в те времена. Даждьбог помнил очень мало. Он помнил только, что ворота в Ирий когда-то открывались и закрывались сами по себе. Что город когда-то был надежно защищен от атаки с воздуха непробиваемым куполом, который нельзя было потрогать, но который уничтожал любую форму жизни, не занесенную в охранную систему. Пульт управления этой системой находился в подвале Белой Башни, и от сырости давно проржавел. И еще он помнил, что смотрел живые картинки в Черной Башне вместе с другими детьми. И в тот день он тоже смотрел живые картинки. А потом все вдруг заволокло туманом, дети начали плакать и кричать, но их голоса обрывались один за другим, словно кто-то просто выключал звук. Глядя на ослепительный свет Белой Башни, Даждьбог неожиданно вспомнил все до мельчайших подробностей. Теперь он помнил тот день так, словно пережил его только что. Он не чувствовал, как слезы текут из его глаз и теряются в пышной рыжей бороде, но зрение его затуманилось, и он зрел теперь только внутренним оком, заново переживая каждую секунду того дня, когда тьма вышла из Черной Башни. В тот день колдун снова показывал живые картинки. Он делал так каждый шестой день, после полудня, когда основные работы уже были завершены, и дети были предоставлены самим себе. Колдун любил детей, и дети любили его. Никто не уходил из башни без подарка. В этот день живые картинки были про любовь. Даждьбог был слишком мал, чтобы понять, что происходило на экране, зато он мог послушать музыку, которая звучала с экрана. А дети постарше, уже отроки, увлеченно следили за сюжетом картины. Когда начал наползать туман, колдун сидел в углу и дремал. Даждьбог помнил это, потому что ему стало скучно. Он встал и пошел к колдуну, чтобы разбудить его и попросить показать что-нибудь и для него тоже. Первый крик он услышал, не дойдя до колдуна всего двух-трех шагов, а туман уже стелился по каменному полу, и был таким черным и таким плотным, что Даждьбог не видел своих ног. Колдун проснулся мгновенно. Крик еще не успел оборваться, а он уже был на ногах. Он подхватил Даждьбога на руки и прижал его к себе. Даждьбог слышал бешеное биение его сердца. Он не думал тогда, что колдун мог испугаться, но теперь, внимательно изучая свое воспоминание, понимал, что колдун все-таки испугался. Даждьбог стал тогда выворачиваться, потому что дети кричали, но крики их были недолгими. Звук даже не угасал, он просто прекращался. Будто стиралось само воспоминание о звуке. - Не смотри туда. Закрой глаза и не смотри. Колдун повернулся к туману спиной и побежал, крепко прижав Даждьбога к груди. Он запретил смотреть. Но Даждьбог все-таки посмотрел. Он не увидел ничего, так ему тогда показалось. Но теперь Даждбог понимал, что он увидел Ничто, и Ничто пожирало каждого, кто встречался ему на пути. Колдун проворно спустился по лестнице, перепрыгивая через несколько ступеней. В этой башне тоже был какой-то пульт, на нем было много разноцветных мерцающих кнопок. Одну из них колдун ударил кулаком и закричал страшным, незнакомым, надтреснутым голосом: - Всем отойти к Белой башне! Немедленно! Всем отойти к Белой башне! Ничего лишнего не брать! Затем он ударил по соседней кнопке, и его голос стал разноситься повсюду, повторяя то, что он только что прокричал. От этого голоса, и от того, что он никак не замолкал, и от чувства опасности и беспомощности, Даждьбог заплакал. Колдун поцеловал его в лоб и сделал неуклюжую попытку укачать, продолжая нестись по коридору, залитому ровным белым светом. А позади разливалась тьма. Колдун вылетел на улицу. Яркий свет на мгновение ослепил Даждьбога, и он зажмурился. Когда он проморгался, то обнаружил, что колдун уселся на коня вместе с ним. До этого дня Даждьбогу не доводилось еще ездить на коне, и он очень обрадовался. Он забыл уже о том, что произошло в башне, что все его друзья исчезли. Он был слишком мал, чтобы понять, что вообще происходит. Он радовался светлому и теплому дню, запаху могучего коня и тому, что колдун выделил его из всех, и только его взял с собой кататься. Колдун посадил его прямо перед собой, и Даждьбог с удовольствием вцепился в конскую гриву. Он смотрел на свои маленькие детские пальцы. Глядел между конских ушей. Видел, как деревья слились в сплошную коричнево-синюю полосу. Конь вывернул, замешкавшись и заскользив копытами. Влетел на Калинов мост. Колдун кричал что-то нечленораздельное, а затем… Затем Даждьбог обернулся. У колдуна было бледное лицо с капельками пота над верхней губой. Он стоял на конском крупе и явно готовился спрыгнуть. Несмотря на скорость, он даже не раскачивался, и Даждьбог хотел захлопать в ладоши, но передумал, побоявшись упасть. За спиной колдуна была теперь только тьма. Не было леса. Не было моста. Только темнота, на фоне которой колдун казался очень маленьким. - Я тебя не брошу, - голос колдуна пропадал, словно был записан на истершуюся пленку. – Я тебя защищу. От чего? Даждьбог не знал. Он никогда не боялся темноты, поскольку редко ее видел. Тьма за спиной колдуна не казалась ему враждебной. Он не умел еще увязать последовательность событий. Он не понимал еще, что тьма убила всех. Лишь многие годы спустя он сможет в полной мере осознать, сколь разрушительны были эти полчаса, в течение которых разразилась война во всех городах. Точнее, истребление. Конь влетел в ворота, и они закрылись. Когда добрые руки матери сняли Даждьбога с седла, животное дрожало, и пена виднелась на черной морде. В бешеных, навыкате, глазах не было и намека на разум. За воротами бушевала тьма. Она набегала уже на купол, который искрил и должен был вот-вот исчезнуть. Только свет от Белой башни позволял еще видеть друг друга. Мать плакала. Конь ржал и хрипел. Колдун оставался за воротами. Мать увела его тогда. А затем ему рассказали, как он думал тогда, правду. И в эту правду он верил всю свою жизнь, поскольку не помнил этого дня, и не знал, что колдуну он был обязан жизнью своей и своего города. И вот теперь… И вот теперь Белая башня вновь вспыхнула так, как в те времена горела всегда, разгоняя тьму вокруг и делая ночь подобной дню. Даждьбог не исключал, что его мать не обманывала его. В конце концов, в других городах были свои колдуны, которые периодически приносили множество бед. В Та-Кемет была Огдоада, о природе которой можно было только догадываться. В Элладе был Гадес, истинные затеи которого не были никому известны. Восточные острова и вовсе оставались местом неизведанным, но Даждьбог был уверен, что и там нашлись бы похожие колдуны. О Локи даже вспоминать не приходилось: его лицо было первой ассоциацией на слова «колдун» и «неприятность». Однако теперь Даждьбог был старше, и уже не столь легко поддавался женским россказням. Он жалел только, что всю жизнь свою ненавидел того, кого следовало бы отблагодарить. Впрочем, случай должен был вот-вот ему представиться, судя по тому, что Белая башня снова горела. Следовало спуститься в подвал, где, он помнил, была дверь, ведущая в горный туннель, сообщавшийся со сторожевой башней. По этому туннелю тогда спаслись многие ирийцы, жившие в тех горах. Колдун и сам вышел из тех гор. Черная башня, остов которой нависал над лесом с немым укором, была его рабочим кабинетом и местом, куда любили бегать ирийские детишки. До Черной башни было рукой подать, а вот сторожевая башня, в которой он жил, располагалась много дальше. Даждьбог глубоко вздохнул, отложил топор на скамью и вернулся в кузню, чтобы умыть лицо. Его захватил жгучий стыд за то, как он обошелся с Мореной. Ее, он знал, колдун любил и ценил. Так-то он будет встречать своего спасителя? Так-то он отвечает на добро, причем бескорыстное? Даждьбог крякнул и опрокинул на себя ведро с ледяной водой. Хорошо хоть лишних глаз не будет. Макошь уставала за день, и ночью спала беспробудным сном. В иные дни это обстоятельство злило Даждьбога, но сейчас это было как нельзя кстати. Успокоившись и освежившись, он вышел из кузни и решительно направился ко входу в Белую башню, чтобы спуститься в подвал и встретить гостей. Он не знал, почему решил, что это именно колдун. В конце концов, проникнуть в сторожевую башню мог, кто угодно, включая и того гарипа. Гарип, к слову, мог и умертвить коня вместо того, чтобы дать колдуну новое тело. Мог вызнать все секреты и теперь возвращаться в Ирий, чтобы захватить его. Исключать такую вероятность было нельзя, поэтому Даждьбог по пути заглянул в оружейную, где хранилось его собственное оружие, и захватил молот, доставшийся ему от отца. Дверь в подвал поддалась с трудом. Посыпалась пыль и горная крошка, пахнуло затхлостью и мокрым камнем. Лестница в подвал оказалась освещена. Даждьбог приторочил молот к поясу и начал спуск, держа руку наготове. Лестница вилась довольно круто. С непривычки немного кружилась голова. От нетерпения Даждьбог шагал широко, рискуя упасть и свернуть себе шею. Когда лестница завершилась, и он ступил на твердую горную породу, сердце его стало биться спокойнее. Здесь же обнаружился и пульт, давно уже проржавевший и потухший. Бесполезно было нажимать на кнопки, но Даждьбогу почему-то захотелось попробовать. Выбрав одну, белую кнопку с изображением стрелы, он нажал на нее, но ничего не произошло. Или произошло где-то в другом месте, далеко от него. Пожав плечами, Даждьбог взялся за рукоять молота и стал ждать. Голоса он услышал раньше, чем шаги. Судя по всему, к нему приближались двое. Один говорил свистящим шепотом, стараясь, видимо, оставаться незаметным. Второй отвечал ему монотонно и гулко, слов разобрать было нельзя. Даждьбог усмехнулся. Судя по истеричным ноткам первого голоса, это был Локи. Судя по тому, как онемели руки при звуке второго голоса, колдун пережил войну, Даждьбог не ошибся. С трудом подавив в себе желание броситься навстречу и испросить прощения за свою вину, он продолжил стоять на месте и улыбаться в бороду, поджидая гостей и предвкушая шутку, которую он сыграет с Локи, отомстив, тем самым, за все свои обиды. - Он наверняка ждет нас там с молотком своим, - шипел Локи, вызывая на лице Даждьбога еще более широкую ухмылку. – А ты прешься, дурья твоя башка! Ответ Кощея прозвучал как гул камней, катящихся по горному склону. Даждьбог не разобрал ровным счетом ничего. Но, услышав их шаги четко и ясно, понял, что вот-вот они выйдут из-за поворота. Он перехватил молот поудобнее, предвкушая, как перекосит лицо Локи, когда кто-то похлопал его по плечу. Даждьбог не испугался, но молот сам выскользнул из его руки, и был ловко подхвачен красивой мужской ладонью, явно привыкшей держать подобное оружие. - Время идет, - проворковал Локи, выглядывая из-за плеча Даждьбога, - а ты не меняешься. Хоть что-то должно оставаться стабильным в этом переменчивом мире, как я скучал! Но Даждьбог не смотрел на него. Он даже не разозлился. Мысли о личных счетах исчезли из его головы, как только он встретился взглядом с темными глазами колдуна. За время, что они не виделись, Даждьбог вырос, возмужал и сделался правителем Ирия. Колдун же остался точно таким, каким он его помнил. - Ты мне расскажешь, что тогда произошло? – неожиданно для самого себя спросил Даждьбог. - Нет. Колдун обогнул Даждьбога, вернув ему молот, и стал подниматься по лестнице, не дожидаясь, пока остальные последуют за ним. Что-то произошло с ним за то время, что они не виделись. Тот колдун, которого Даждьбог помнил, был приветливым и улыбчивым, а речь его лилась горной рекой. Память Даждьбога прорвало, и теперь вспоминались веселые песенки, которые колдун пел детям Ирия в любое время дня и ночи, и страшные сказки, и просто рассказы. Колдун, который поднимался теперь по белой лестнице, выглядел по-прежнему, но был совершенно иным. Впрочем, кто знает, что сделалось бы с самим Даждьбогом, если бы его после подвига объявили виновником всех бед и заочно приговорили к вечному заключению. Он имел полное право сердиться или сделаться более замкнутым. - Куда хватил, ну! – грубовато одернул колдуна Даждьбог, нагоняя его и оттирая плечом. – Куды прешь, конская твоя морда, а то ты дальше конюшни выходил! За мной идите. Медом угощу. Даждьбог не привык признавать свои ошибки, и теперь молча страдал от того, что не умел выразить своих чувств. Колдун, тем не менее, одобрительно хмыкнул и похлопал его по плечу, от чего Даждьбогу стало немного легче. Колдуны ведь должны уметь мысли читать. А Локи совершенно не обязательно знать, в чем тут дело. Когда они вышли из башни, Даждьбог удивился в который уж раз за ночь. Над Ирием раскинулся голубоватый купол, который Даждьбог помнил еще с того дня. Но более его уж не включали. Колдун иронично приподнял одну бровь и улыбнулся одними уголками губ. - Хорошо на эту кнопку нажал, - неопределенно заметил он, не продолжая свою мысль. - Живописный вид, - Локи, видимо, не терпел, когда говорит кто-то, кроме него. – И актуальный, между прочим. Взгляд, который колдун метнул на Локи, мог бы испепелить, кого угодно, но асгардец оставался безмятежным. Даждьбог смекнул, что речь идет о гарипе. - Пойдемте в терем-то, - предложение снова прозвучало грубо и неуклюже. – Меду поставлю. Обсудим. - Вы идите, а я тут постою. - Здесь свободных женщин нет, - издевательски проговорил колдун, тем не менее, разворачиваясь, чтобы уйти. - А мне и не надо, - спокойно отреагировал Локи, доставая кисет с табаком и трубку. – Покурить хочу под куполом, посмотреть, куда дым пойдет. Колдун неопределенно повел плечом, и Даждьбог поспешил за ним. Если Локи с колдуном, то оставить его одного посреди Ирия вполне можно. Во всяком случае, в это Даждьбогу хотелось бы верить. Как только Кощей с Даждьбогом отошли на достаточное расстояние, Локи насыпал табаку в длинную изогнутую трубку, утоптал его мизинцем и высек искру щелчком пальцев. Оказалось, он скучал по возможности использовать магию. Курить ему не хотелось, но он не мог отказать себе в удовольствии создать огонь, пускай даже и по такому пустяковому поводу. Глядя на то, как тлеет табак, Локи размышлял, как ему выполнить то, о чем они договорились с Кощеем в туннеле. Вдохнув ароматный дым и выпустив несколько разноцветных колец, Локи уселся прямо на землю в свою любимую позу и задумался. Взгляд его блуждал по окрестностям, ни за что не цепляясь и ни на чем долго не останавливаясь. Ирий никогда не нравился ему. Даже в электрическом сиянии Белой Башни, даже под голубоватым защитным куполом. Ирий его отвращал, и Локи собирался закончить с делом как можно быстрее. Времени у него было до рассвета. То, что Кощей отвел ему роль вора, с которого сдерут шкуру, если найдут, Локи не оскорбило. Он привык к тому, что ему поручают только такие задания, и прекрасно понимал, почему Кощей принял такое решение. Конечно, он мог бы разобраться с делом и самостоятельно, но в таком случае ему уже нельзя было бы рассчитывать на помощь со стороны Ирия, и он уже не мог бы стать посредником между девой и Даждьбогом. Таким образом, перед ними стояла не одна, а две задачи. Локи должен был украсть некий предмет, а Кощей должен был наладить взаимоотношения между Ирием и Золотым городом. Любопытно, знает ли Золотой город, что он налаживает какие-то там отношения… В туннеле Кощей был немногословен, и рассказал лишь то, что требовалось знать для дела. Информацию о Золотом городе Локи вытряс из него силой убеждения и харизмы, выразившейся в повторении одного и того же вопроса на разный лад около получаса подряд. Кощей сдался. Так как орать в старом туннеле было опасно, ему пришлось сменить гнев на милость и рассказать хотя бы малую часть. Нельзя сказать, чтоб Локи не подозревал о том, как обстоит дело на самом деле. Вероятно, он первым догадался о возникновении нового королевства, но не подозревал о том, где оно может располагаться, и сколько там всего жителей. Кощей выглядел более осведомленным. В очередной раз Локи задался вопросом, что связывает его с девой. Перед Локи она особо не распространялась о своем городе, сводя все разговоры к постройке драккара или к разговорам об артефактах, которые хранились в разных городах. Учитывая, как быстро они расстались, Локи подозревал, что его она просто использовала и бросила, в то время как возвращения Кощея она наверняка ждала с нетерпением. Локи любил чужие тайны, и намеревался раскрыть и эту тоже, несмотря на явную опасность для жизни со стороны Кощея, который ясно дал понять, что не потерпит вмешательства в его личную жизнь. Произошло это после того, как он сдержанно поведал о Золотом городе, который, оказывается, уже несколько сотен лет висел над ничего не подозревающей твердью. Кощей не остановился для диалога, он продолжал упрямо двигаться вперед, но Локи видел, как напряглась его спина, сделавшись подобной монолиту. Кощею не нравилось говорить об этом. Если точнее, не нравилось говорить об этом ему. Локи не был обидчивым, но такая избирательность его покоробила. То есть, подумалось ему, ты тащишь меня в Ирий, чтобы я спер то, что тебе нужно, но не хочешь рассказывать, ради чего я должен это сделать. Мне полагается, подумалось ему, просто восхититься сомнительным тельцем незнакомой бабы и сделать это ради нее. Прекрасный расклад, восхитительный. Локи разозлился. Огонь вспыхнул неожиданно даже для него самого. Локи остановился, объятый яростным пламенем, недоумевая, почему в этот раз магия вырвалась сама по себе. Почему мысль о том, что его используют, в этот раз так разозлила его. Асгардцы использовали его всю жизнь, и ничего ведь. Его это даже не задевало, а иногда и веселило. Кощей не стал задаваться тем же вопросом. Он погасил пламя легким движением руки и пригрозил, что Локи вообще больше не сможет колдовать, если немедленно не успокоится. И тогда Локи ответил. Он сказал, что не может успокоиться, зная, что от него скрывают самое главное. Что он может поверить в любую чушь от Одина, поскольку последствия будут касаться всего Асгарда, и это для Локи что-то да значит. Но верить в чушь от Кощея и девицы он не обязан. Золотой город его не волнует, пусть он хоть на твердь грохнется и прихлопнет их обоих. И вот тогда разозлился уже Кощей. Тогда Локи испугался, а теперь вспоминал эту вспышку гнева с удовольствием, смакуя каждое мгновение. Кощей на некоторое время сделался самим собой. Откуда ни возьмись, в туннеле возник нестерпимо холодный ветер, принесший с собой горную пыль и опавшие листья, тлевшие здесь, быть может, веками. Взгляд его, и без того сумрачный, сделался еще более тяжелым. Изменился даже его запах, Локи ощутил это, когда ветер переменил направление. Раньше запах Кощея был теплым, южным. В момент гнева он стал холодным. Пахнуло снегом с горных вершин, вереском, каменной крошкой на склонах гор. Почему-то немного тянуло бараньей шерстью. Все эти впечатления уложились в одно мгновение, поскольку Кощей быстро взял себя в руки, причем в прямом смысле. Он обхватил себя руками, словно ему требовалось физически сдерживать себя. Плечи его приподнялись, и он стал похож на нахохлившуюся птицу с хищным клювом. И тогда Кощей рассказал ему, цедя сквозь зубы, что дева очень важна для него лично, хоть на Золотой город ему также плевать. Он сказал ему, подойдя так близко, что Локи ощутил холод его дыхания, что Золотой город будет жить, покуда дева того хочет. Что он сделает все, что она скажет, и что Локи лучше бы разделять его мнение. Выплюнул словно горькие семечки слова о том, что с ними обоими, и с ним, и с девой, лучше поддерживать добрые отношения. Локи пожал плечами и примирительно похлопал Кощея по предплечью. Он был холодным. Таким холодным, что Локи сразу же отнял ладонь. Даже лед, кажется, был бы теплее. Кощей еще долго стоял напротив, глядя на него взглядом таким хищным и страшным, что Локи занервничал. Кощей ничего не говорил, только смотрел на него, и в его глазах Локи увидел Ничто, и понял, кто перед ним, и почему его заочно приговорили к смерти, несмотря на то, что фактически он не был виноват в уничтожении многих живущих на тверди. Испугался ли Локи? Конечно же, нет. Трусость Локи была избирательной, и в этот раз решила не проявлять себя. А вот любопытство разгорелось с новой силой. Теперь ему еще больше хотелось знать, что связывает Кощея с девой, и как такая хрупкая малышка смогла подчинить себе то, что вообще подчинить невозможно. Только ради этой информации Локи решил выполнить задачу, поставленную перед ним Кощеем. Конечно, подробности задачи выяснились много позже, когда Кощей перестал распространять вокруг себя могильный холод, а ветер перестал завывать в туннеле. Эта информация приободрила Локи и настроила его на рабочий лад. Оказалось, что Кощей должен был задержаться в Ирии, чтобы соблюсти интересы Золотого города. Ну и, конечно же, чтобы на время отвлечь Даждьбога, и пропажа обнаружилась бы несколько позже. В это время Локи должен был проникнуть в место, где хранилась шкатулка в виде яйца. Требовалось открыть эту шкатулку и извлечь из нее иглу. В самой шкатулке ничего особенного не было, ее можно было оставить. Но вот иглу следовало отнести в Та-Кемет со всей скоростью, на какую он способен. Локи слышал об этой игле. По легенде ею можно было сшить абсолютно все, что угодно, и сделать мертвое живым, а живое – мертвым, если только уколоть живое существо концом этой иглы. Как она попала в Ирий, никто не помнил, но все правители Ирия хранили ее как зеницу ока. Даждьбогу эта обязанность досталась по наследству. В целом, в Асгарде было такое же отношение к Книге, только Один сумел-таки разглядеть в ней одним глазком, как продлить собственную жизнь. Локи хихикнул и подавился дымом. Одним глазком Один теперь будет глядеть не только в книги, такова была плата за дар. Только Локи нашел способ открыть Книгу и прочесть ее всю, не отдав при этом ни одной части своего тела. Вероятно, именно поэтому шкатулку должен был открывать он. Несмотря на то, что небольшая откровенность Кощея прояснила его ближайшее будущее, кое-что все-таки не складывалось. Дева переменила свое намерение слишком внезапно. Они вышли в Тетис и должны были пройти по кромке Панталассы. Им надо было только обогнуть материк, и они вышли бы к восточным островам. Локи правил драккар плавно и уверенно, море было спокойным. Дева сидела на нижней палубе с конем. Когда бы он ни взглянул в ее сторону, она расчесывала гриву, а конь периодически всхрапывал и прядал ушами. И тут вдруг, ни с того ни с сего, она поднялась к нему и заявила, что к островам они не пойдут, что им срочно надо разделиться, и что сейчас он должен покрепче схватиться за гриву коня, поскольку она будет творить шторм. Локи хотел рассмеяться ей в лицо, но дальнейшие события развивались настолько быстро, что он просто не успел этого сделать, и пришел в себя уже на скалистом берегу в компании вонючей скотины. Оглядываясь назад, Локи задавался вопросом, кому в действительности было нужно все это: деве или Кощею. Не поэтому ли он так разозлился, когда Локи задал ему прямой вопрос? Не потому ли, что чувствовал свою вину за то, что дева осталась одна, а ее планы были нарушены? Тогда становилось еще интереснее. Что такого мог узнать конь, находясь на драккаре посреди моря, что ему срочно потребовалось пробраться в Ирий и спереть иглу? Локи чувствовал, что подбирается к самому интересному, но никак не мог раскопать истину, которая скрывалась за всей этой шелухой. Ему недоставало информации. Ну, ладно. Локи хлопнул себя по бедрам, высыпал табак из трубки прямо на землю, убрал ее во внутренний карман куртки и встал, кряхтя и охая. На самом деле он не испытывал трудностей с тем, чтобы быстро выпрямиться в полный рост. Однако кто-то мог наблюдать за ним, и требовалось создать видимость демиурга, который никуда не спешит, а просто выбил свою трубку и отправился, например, отлить. Локи сладко потянулся, по-кошачьи зажмурившись. Со стороны казалось, что в этот момент он абсолютно беззащитен, однако на самом деле он быстро оглядел окрестности через полуприкрытые веки и убедился, что Ирий спит. Асгард был более настороженным городом. Там нельзя было сидеть посреди города ночью так, чтоб никто не уставился на тебя. Там всегда кто-то следил за тобой, даже если ты заперся в сортире. Или так бывало только с Локи, поскольку Один считал, что за ним нужен глаз да глаз. Локи снова хихикнул. Убедившись, что никто за ним не следит, включая возможных домашних животных и домовых мышей, Локи поискал взглядом ориентир, указанный Кощеем, и пошел по направлению к Калиновому мосту, насвистывая похабную песенку, услышанную им однажды от знакомого великана. Сделать требовалось всего ничего: в одиночку пересечь Черный лес, проникнуть в Черную Башню, в которой никого не было с самой войны, спуститься в подвал, проверить, работает ли генератор, подняться на верхний этаж по наполовину сгнившей лестнице, найти нужный сундук и достать оттуда яйцо. Открыть его, извлечь иглу и спрятать ее так, чтобы она не повредилась, и чтобы ее не отобрали. Затем тем же путем требовалось вернуться обратно в Ирий. Там Локи должен был сразу подняться в царские покои, где к тому времени должен был почивать Даждьбог, открыть дверь в хранилище, обойти охранные заклинания Макоши, спереть поддельное яйцо и только после этого скрыться в неизвестном направлении. И все это – до наступления рассвета. Раз плюнуть. *** Рассказы про Черный лес не врали. В чем-то даже преуменьшали. Это Локи понял, еще не достигнув его границы. Едва ступив на мост, он ощутил мощную ауру смерти. Словно купол она стояла над лесом. Он знал, что, едва его нога ступит на лесную тропу, его поглотят тишина и тьма. И кто знает, что окажется сильнее. Но надо было идти. Локи остановился на середине моста и глянул на речку Смородину, бушевавшую далеко внизу. Темные воды пенились, встречаясь с острыми камнями. Шум реки был единственным звуком в ночи, но он знал, что и днем здесь не бывает других звуков. Вода в реке была мертвой, пропитавшейся кровью павших в битве при Смородине многие тысячи лет назад, когда нынешний правитель еще помещался поперек лавки. Тогда Ничто вырвалось из глубин Черной башни, и никто не мог точно сказать, как Ирию вообще удалось выстоять. В сказку про свет Белой башни никто особо не верил. Локи тоже не верил до сегодняшнего дня, ведь защитный купол, который он видел своими глазами, служил прекрасным доказательством подготовленности Ирия к натиску любого врага. Что-то захрустело и заохало в лесу, неподалеку от тропы. Локи поежился, прекрасно зная, впрочем, что нежить его не тронет. Во всяком случае, если лес все еще верен Кощею. Он с сожалением обернулся, подставив лицо мягкому свету башни, вздохнул и тронулся в путь. Следовало поторопиться, он и так потерял много времени, стоя здесь, на мосту, и ожидая неизвестно чего. Просто оттягивая неизбежное. За мостом его встретил могильный холод, несмотря на то что в Ирии было достаточно тепло даже глубокой ночью. Локи призвал несколько небольших огненных шаров и повел рукой, заставляя их кружить вокруг себя, сменяя друг друга в причудливом танце. Движение успокаивало его, а свет дарил ощущение дополнительной безопасности. Он шел в круге теплого мерцающего света, и от его тела на ближайшие деревья падали причудливые танцующие тени. Если бы он продолжал идти только по дороге, где было вполне безопасно благодаря мощным заклинаниям, к башне он поспел бы лишь через несколько дней. Кощей строго наказал ему идти только до ручья, а затем свернуть прямо в чащу и идти строго против течения. Ручей должен был привести его прямо к башне, причем всего за пару часов. Правда, для этого пришлось бы карабкаться через бурелом, и безопасность его становилась весьма относительной. Локи убеждал себя, что не испытывает страха, но с каждым шагом решимость его становилась все менее очевидной. Он не знал, сколько прошло времени. Звезд не было видно из-за сошедшихся над его головой темных крон. Привычных лесных звуков не было тоже. Не ухали совы, не было слышно мягкой поступи лисы или других хищных животных. Периодически до его слуха долетали звуки ломающихся веток, ничем более не сопровождавшиеся. Звуки эти приводили его в ужас. Известно было, что лес этот мертв, и мертв давно. В нем не живет зверье, в заводях не водятся рыбы и даже пиявки, не заводятся здесь и лягушки. Даже птицы предпочитают огибать это мертвое место. Посему – некому было ломать ветки в лесу. Некому было двигаться параллельно его маршруту, выжидая, пока Локи дойдет до ручья и повернет в чащобу. Но кто-то все-таки двигался. Журчание ручья Локи услышал задолго до того, как дошел до него. Звук этот не обнадеживал и не придавал уверенности, ведь вода в ручье была такой же мертвой, как и все вокруг. Вздумай он выпить хотя бы глоток, дух его отлетел бы тут же. И вряд ли смог бы выбраться из леса, чтобы позвать на помощь. Смрад он почуял чуть позже. Ветра в лесу не было, нечему было донести запах гниющей плоти. О том, что в ручье течет мертвая вода, знали не все. Последние шаги Локи проделывал невероятно аккуратно и осторожно, стараясь не ступить на осклизлые останки дружинников, которые должны были патрулировать тропу, но стали жертвами внезапной жажды. Он и сам ощутил ее, но в его фляге все еще оставалось немного воды. Чего, видимо, нельзя было сказать о несчастных, чьи трупы он теперь перешагивал. Чем ближе он подходил к ручью, тем невыносимее становилась жажда. Жалких глотков из фляги оказалось недостаточно, чтобы ее утолить. Локи глухо застонал и потер лицо ладонями. Вероятно, ручей служил неким барьером, возможно, одним из многих, сотворенных Кощеем в незапамятные времена для защиты башни. Во всяком случае, ничем иным он не мог объяснить невероятное желание припасть к источнику и пить, пить, пить… Ветка хрустнула совсем близко. Локи повел рукой, заставляя огненные шарики подняться над его головой, чтобы ему лучше было видно, что творится в лесу. Он видел покореженные черные стволы деревьев, перегнившие листья, обломки доспехов и мечей, но не видел ничего, что могло бы стать причиной этого звука. Кроме тьмы, что клубилась чуть поодаль. И в эту тьму ему предстояло войти. Усилием воли он подавил желание сделать хотя бы глоток из ручья. Вопреки расхожему мнению Локи отличался здравым рассудком. Он прекрасно знал, что может обойтись без воды очень и очень долго, как бы сильно ему ни хотелось пить. Поэтому он просто запретил себе испытывать жажду и свернул в чащу. Не без труда, но причиной тому теперь был страх перед неизвестностью. Кощей не смог сказать ему, к чему следует подготовиться. Как ни любил Локи импровизировать, он все же предпочитал делать это в более приятной обстановке. Становилось все темнее, хотя вряд ли это было возможно физически. Тьма буквально обволакивала его. Казалось, он чувствует ее прикосновение, хоть это и было абсурдно. Он не заметил, как погас первый огонек, зато заметил, как погас второй. Этот огонек сиял прямо перед ним, и потому его исчезновение не прошло незамеченным. Локи повел рукой, выстраивая огоньки в линию перед собой, и вот тут-то он увидел, что один из них уже был погашен. Все это было странно. Странно и неприятно. Локи не знал, что можно с этим сделать, кроме как сотворить еще два огонька на замену. Но делать этого не стал. Вместо этого он ускорил шаг. Чем быстрее он шел, тем быстрее гасли огни. Локи перешел на бег, глядя только себе под ноги. Если бы он споткнулся о валежник и упал, тьма неизбежно поглотила бы его, и он не хотел узнавать, каково это было бы. Если верить Кощею, от ручья до башни прогулочным шагом было всего полтора-два часа пути, даже с учетом преодоления естественных препятствий. Бегом должно было получиться в два раза быстрее, однако Локи вовсе не был уверен в том, что ему хватит света на все это время. Оставаться в полной темноте ему совершенно не хотелось. Он бежал так быстро, как только мог, то и дело взмахивая рукой, посылая огни в разные стороны, отгоняя тьму, освещая сложный путь, устланный почти истлевшими костями, проржавевшим оружием и сломанными ветвями, сплетенными в жуткие узлы. Наконец, путь его уперся в стену из поваленных деревьев и сплетенных ветвей. Локи остановился и отдышался. У него еще оставалось три огонька, дававших достаточно света для того, чтобы осмотреться. На стене четко виднелись следы. Кто-то перелезал через нее совсем недавно. Кто-то живой. Во всяком случае, у нежити кровь не должна была течь. И уж точно нежить не носила столь богатых одежд: во все времена помирали здесь, в основном, дружинники или простой люд. Судя по куску алого бархата, совсем недавно здесь проходил знатный путник, истекающий кровью. Локи поднял огни чуть выше, чтобы расширить круг обозрения. Времени на то, чтобы устанавливать точные обстоятельства и читать следы, у него не было. Он надеялся только, что знатный путник по ту сторону все еще жив. Вместе возвращаться было бы куда веселее. Погасший огонек подстегнул его решимость, и Локи легко взбежал на стену, подталкивая самого себя кратковременным, но весьма ощутимым дуновением магического ветра. Со стены ему открылось настолько невероятное зрелище, что он, не удержавшись, присвистнул, застыв на верхнем стволе и не спеша спускаться. Черная башня стояла на положенном ей месте, но во дворе ее было вовсе не так пусто, как должно было быть. Здесь лес кончался. Он продолжался за башней снова, но сама она стояла на чистой и ровной поляне, и над нею сияли звезды. Свет от них и от желтоватой луны освещал поляну достаточно ярко, чтобы Локи мог хорошо разглядеть происходящее. А посмотреть было на что. Обнаженная женщина с хорошенько отделанным лицом стояла у башни, прислонившись к ее стене, призывно выгнув спину. На ее разбитых губах блуждала задумчивая улыбка. Глаз ее Локи не видел, но догадывался, что ничего хорошего в них нет. Посреди сада застыл клубок постоянно изменяющейся тьмы, похожий на грозовое облако. Маленькие яркие молнии вспыхивали в этом клубке то тут, то там, освещая контуры тела, застрявшего во тьме. Взгляд Локи упал на алый бархат, волочившийся по земле под этим клубком, и он сам не заметил, как соскочил со стены и оказался у облака тьмы. - Не вздумай, асгардец, - проговорила обнаженная женщина, мягко отделяясь от стены башни и делая несколько шагов навстречу. – Не вздумай помочь ему. Гордецы получают по заслугам. Он думал, что может подчинить себе Ничто. Он считал, что сильнее изначальной Тьмы, из которой все мы вышли. Он останется здесь. Будет пищей. - Нет, дорогая, - Локи подарил ей самую обольстительную из всех своих улыбок. – Так не пойдет. Кощей ничего не говорил мне о том, что кто-то должен быть какой-то пищей, а башня его. Как ни крути, ему и решать. - Бессмертный? – женщина выросла перед ним в одно мгновение, и в ее глазах Локи увидел одну лишь пустоту и неутолимый голод. – Он послал тебя? Он послал тебя за мной? - Нет, дорогая. Не за тобой. Локи никогда раньше не использовал огонь для убийства нежити. Да и для убийства вообще. Однако в данном случае он не мог поступить иначе. Женщина вспыхнула. Молча. Из огня на него продолжали смотреть ее большие и красивые, но совершенно пустые глаза. За мгновение до того, как она пала на землю теплым пеплом, ему почудилось, будто в ее глазах мелькнуло что-то живое. Такое нередко случалось с теми, кто вынужден был бродить, привязанный к одному месту. Во всяком случае, так ему рассказывали. Локи постоял еще немного на всякий случай. Убедившись, что воскресать никто не собирается, а со стороны стены к нему пока никто не приближается, он повернулся к облаку тьмы и сотворил новые огни, чтобы хорошенько рассмотреть фронт работ. Он понятия не имел, как будет вызволять путника, но чувствовал, что обязан это сделать, причем как можно быстрее. Обойдя клубок тьмы с другой стороны, Локи выяснил, что облако покрывает путника неоднородно. Сильная мужская рука безжизненно свешивалась из облака, едва касаясь земли кончиками пальцев. Перстней на руке не было, равно как и наручника, по которому можно было бы судить о его происхождении. Приходилось полагаться на свою интуицию. Локи опустился на колени, вложил руку в ладонь путника и вскрикнул от неожиданности. Чужие пальцы плотно обхватили его руку, а в облаке зажглись два небольших алых огонька, в которых Локи признал глаза путника, как только заново обрел возможность соображать, избавившись от липкого ужаса, сковавшего его тело. Такого он в своей жизни еще не видел, и теперь лихорадочно соображал, встречалось ли ему в Книге нечто подобное. Вероятно, встречалось, но от неожиданности и страха он никак не мог вспомнить, что требовалось сделать, чтобы прекратить все это. Времени оставалось все меньше. В конце концов, он пришел сюда вовсе не для того, чтобы освобождать незнакомца, а за волшебной иглой. Или все-таки Кощей знал больше, чем показывал? Локи грязно выругался. Пожатие чужой ладони ослабело пропорционально тому, как потускнели глаза в облаке тьмы. Не ясно было, сколько незнакомец вообще протянет. Локи решил действовать самым очевидным и простым способом. Создав вокруг себя стену огня, он окунулся во тьму и обхватил путника за грудь. Сердце его все еще билось, но ритм был рваным и слабым. Тьма шипела вокруг, но прорваться сквозь стену огня не могла. Локи решил не снимать защитные чары до тех пор, пока не выдохнется окончательно. В конце концов, теперь он был ответственен не только за себя. Перекинув ношу через плечо, он тяжело двинулся к башне, надеясь, что лестница не прогнила окончательно и выдержит двоих. Рассматривать добычу времени не было, но нести было тяжело и неудобно, из чего Локи заключил, что ему достался кто-то вроде Тора. Во всяком случае, наощупь они были вполне себе похожи. В башне было темно и сыро. Где-то наверху с потолка на деревянный пол капала вода. Живности здесь, как и следовало ожидать, не водилось. За исключением звука капающей воды можно было сказать, что в башне царила мертвая тишина, как и везде в лесу. Локи осторожно ступил на лестницу. Она заскрипела, застонала, но выдержала. Внимательно глядя под ноги и ругаясь сквозь зубы (тело на плече иногда перевешивало, и Локи вело в сторону), он медленно поднимался по винтовой лестнице все выше и выше. Снова затрещали под ногами почти истлевшие кости. Слишком маленькие и тонкие, чтобы принадлежать взрослым ирийцам. Локи на мгновение прикрыл глаза. Он не знал имен этих детей, но надеялся, что их ведогонь достиг лучшего места, а не застрял навсегда в этом лесу. Путь до самого верха занял около десятка минут. Не так много, как он ожидал. Войдя в небольшую комнатку, заваленную сундуками и прочим хламом, Локи сгрузил тело прямо на пол и огляделся, уперев руки в бока. Света от огня было достаточно, чтобы в комнате не осталось ни одного темного уголка. - Где же, - Локи говорил сам с собой, поскольку ему осточертело молчать и вообще быть в тишине. – Где же ты, иголка засранная. Здесь столько хлама, что можно годами возиться и ни хрена не найти. Она была в шкатулке. Значит, будем искать шкатулку. Сказать было значительно проще, чем сделать. Он пнул несколько сундуков, заставив их выплюнуть содержимое, поворошил мыском сапога старый затхлый хлам, но ничего похожего на шкатулку не обнаружил. Возможно, ее вовсе не было уже в этой комнате. Возможно, все путешествие Локи совершил напрасно. Вернуться к Кощею с пустыми руками он не мог, поэтому потратил оставшееся до рассвета время с пользой: призвал ветер и перевернул все, что только можно было перевернуть, собрав все оставшиеся вещи в небольшую кучу. Шкатулки не было. Либо ее уже кто-то спер, либо ее не было здесь изначально. Локи тяжело вздохнул и бросил страдальческий взгляд на тело, неподвижно лежащее у его ног. Тащить его на себе нельзя было назвать делом приятным и легким. Колдовать весь путь от башни до Ирия Локи тоже уже не мог: слишком много сил потратил на то, чтобы выжить в этом лесу. Следовательно, выбор у него был невелик. Что ж, помимо магии у него был при себе вполне добротный нож, запрятанный в голенище сапога, так что в случае необходимости он вполне мог позаботиться о себе. Конечно, драться с нежитью на ножах не каждый додумается, но Локи славился нестандартными решениями возникающих проблем, и такая перспектива его не смущала. Следовательно, он мог позволить себе отдать остатки сил на то, чтобы создать портал до Ирия. Останавливало только то, что раньше он никогда ничего подобного не делал. Локи сосредоточился и остановил свой взгляд на сияющем шпиле Белой башни, от которого отражались лучи восходящего солнца. Разрыв в пространстве формировался медленно. Ткань мироздания здесь неохотно подчинялась его воле, но все-таки подчинялась. Локи казалось, что он даже слышит треск, с которым она разрывается, хотя, конечно же, никаких звуков при создании портала не возникало. Наконец, дело пошло быстрее. Краем глаза он видел богатые хоромы и очертания чьей-то фигуры с другой стороны. Очевидно, ему помогали. Наконец, силы его иссякли, и Локи рухнул на влажный пол, опустошенный и невероятно уставший. Фигура шагнула из портала и опустилась рядом с ним на одно колено. - Для того, кто славится своими шалостями и неожиданными решениями, ты слишком предсказуем. Я был бы разочарован, если бы не надеялся на то, что именно так ты и поступишь. – Кощей не сделал попытки помочь ему встать, а от его изучающего взгляда по спине Локи пробежали мерзкие холодные мурашки. – Я рад, что наши пути пересеклись. Ты действительно мне понравился. Я надеюсь, со временем ты простишь меня. Я просто не могу позволить тебе рассказать о том, что ты здесь видел. И о том, что слышал. В том числе, и от меня. Кощей встал и повернулся к нему спиной. Локи хотел встать, хотел дотянуться до ножа, но тело перестало его слушаться. Он отдал куда больше, чем у него было, и не мог больше не только творить магию, но даже и просто шевелиться. Все, что он мог – тяжело дышать, тратя последние свои силы на то, чтобы фокусировать затухающий взгляд на Кощее, который всего лишь поднял руку, и шкатулка сама материализовалась на его ладони. - Я не обманул тебя, - сказал Кощей, стоя вполоборота к нему. – Она действительно была здесь, просто спрятана не в сундуке, а в самой ткани мироздания. Обычно все, что мне действительно дорого, я прячу именно там. Мне жаль, но ты никогда не научишься этому, даже если изучишь Книгу вдоль и поперек. Локи выругался бы, если бы мог, но с губ его сорвался только страдальческий стон. Кощей опустился рядом с ним на колени и сочувственно пожал его предплечье. Игла блеснула в пальцах его свободной руки. Локи начал соображать, но по всему выходило, что сделать он ничего не сможет. - Будет больно, - в голосе Кощея слышалось сожаление, но легче от этого не становилось. – Но, как я и сказал, я не могу позволить, чтобы ты рассказал хотя бы кому-то о том, что здесь было. Я не удовлетворю твоего любопытства. Возможно, однажды ты сам узнаешь, кого нашел здесь. Возможно, тебе расскажут другие. Возможно, ты и вовсе не доживешь до разгадки. Но я обязан сделать это. Не держи на меня зла. Как он и обещал, было больно. Локи не мог уже даже мычать. Игла проходила сквозь его губы, плотно сшивая их между собой безо всякой нити. Локи знал, что игла шила нитями темной материи, из которой было соткано все, что его окружало. Разорвать эти нити не мог ни он, ни кто-либо другой. На этом его знания заканчивались, а знания окружающих и не начинались. Разве что Кощей однажды подумал бы, что можно освободить его. К своему удивлению, Локи не испытывал ненависти к нему. Во всяком случае, ему сохранили жизнь. Локи знал, что сам на месте Кощея убил бы без угрызений совести. Потому и не мог ненавидеть его или хотя бы злиться. Умел принимать подарки. Покончив с его губами, Кощей повел рукой, и игла со шкатулкой исчезли снова. Силы покинули Локи, и он рухнул на пол, чувствуя отвратительный привкус крови и вечности во рту. Теперь он видел только ноги Кощея в пыльных сапогах и внимательный взгляд красных глаз из-под полуопущенных ресниц. Тот, кого Локи сюда притащил, пришел в сознание, но не выдал этого. Перед тем, как Кощей поднял его без помощи рук, незнакомец подмигнул Локи и сомкнул веки, принимая вид абсолютно безжизненный. Локи решил последовать его примеру. Сейчас он уже не мог ничего исправить и уйти из башни тоже не мог. Оставалось надеяться, что его не сожрет какой-нибудь утопец или гуль, пока он будет приходить в себя. Кощей ушел, не попрощавшись. Локи засыпал под глухую боль в сшитых губах и ритмичный звук его удаляющихся шагов.