Остаться в живых

Октябрь 2002 год. Из-под земель, из царства самого Аида доносился детский плачь. Крики младенца продолжались на протяжении полутора часов, как раз с того момента, как ребенок родился. Матери рядом не было, что очень удивляло, ведь ребенок не кормлен... один. Можно, конечно же, подумать, что мать родила дочь и ушла восвояси, однако не все так просто. Стены комнаты, если её можно так назвать, были из гранита, полы тоже. Как и положено, в аду было жарко на нет, что ребенок, задыхаясь в столь томной духоте, потел как проклятый. Дымный запах стоял невыносимый, постепенно добираясь до едва раскрытых младенческих лёгких, заполняя их. Внезапно ребенок перестал плакать и кричать, успокоился одним словом. В комнате рассеялся черный дым, запах гари сменился благовониями цветов, в комнате стало попрохладнее. По черным, словно сажа, волосам она провела лёгкой рукой. Ребенок, почувствовав умиротворение и добрую энергетику, слегка задрав голову, посмотрел на девушку, которая улыбалась ему, ребенку, поглаживая по маленькой головке. — Это кто у нас тут плачет? — игриво спросила девушка. — Ты моя сладкая. Девушка взяла младенца на руки и поцеловала в макушку тёплыми любящими губами. — Сидней. Послышался тяжёлый стук каменных дверей. В комнату вошла женщина, которой по виду было не больше 30 лет. По крайней мере это мог предположить любой смертный. Женщина была смуглой, в черном платье в пол, с большим разрезом до бедер, оголяя правое колено. — Что ты здесь забыла, ведьма? — бросила женщина, не успев войти в комнату. — Это ты что здесь забыла, Персефона? — высокомерно задрав голову, съязвила девушка. — Разве можно новорожденного ребенка так бросать? Персефона злобно засмеялась, закатив глаза. — Ты будешь мне указывать, что делать? — улыбка с лица Персефоны пропала, а лицо сделалось каменным. — Как ты посмела войти сюда без дозволения свыше! Она подходила к ней все ближе, прожигал взглядом. Девушка отстранилась на пару шагов. — Отдай мне дочь. — Она не твоя дочь, Персефона. Она даже на тебя нисколько не похожа. У нее левый глаз зелёный. У простых смертных радужка глаз голубая. А у нее глаза зеленые... — ...и черные! — закончила Персефона, после подошла ещё ближе к ненавистнице. Девушке с ребенком больше не было куда ступить, сзади находилась большая кровать с белыми простынями, на которой и лежал ребенок. — Это дочь Прометея. Персефона снова засмеялась, только смех её стал более угнетающим и раздражительным. — Гея, ты стара, чтобы иметь детей! А я и мой муж ещё полны сил, чтобы иметь детей. — Да? Так почему их за 3 тысячи лет так и не появилось? — Гея довольно улыбнулась, довольствуясь своим умением подкладывать других. — Я не шучу, отдай! Персефона бросилась на Гею, выставив руки, дабы забрать ребенка, но Богиня «отплыла» в сторону. — Я не собираюсь у тебя ее забирать! Дай мне её покормить, ребенок же есть хочет! — Это не моя вина, понимаешь? Едва ли она родилась он забрал ее и принес сюда. — И ты за полтора часа не обзовелась желанием её увидеть? — Аид не хотел ее, он принес её в жертву душам. Гея положила ребенка на кровать и подошла к Персефоне с тем же надменным взглядом. — Я знаю, ты не ангел, Персефона. Но что вам сделал невинный ребенок. — Богиня повысила тон голоса. Персефона ничего не смогла ответить, лишь проявила слабину и опустила голову вниз. — Аид не знает, что я пришла повидать дочь. — И правильно. Пусть он и дальше остаётся в неведении. Я лишь буду приходить сюда каждый день и кормить её. — Гея обернулась и глянула на дитя, изучающего маленькими глазенками черный потолок. Комнату освещали факелы с огнем, потому и самих Богинь, и все вокруг было отчётливо видно. — Однако я не оставлю вас всех в покое. Сидней я заберу на днях, а своему мужу скажешь, что души умерших ее уже приняли. — Но куда ты ее спрячешь? — на лице Богини плодородия отразилось беспокойство. — К Гермесу.