Диагноз - Блэк

Я в тюрьме нахожусь уже три года. Мне семьдесят три, и я заложник немощного тела. Вот уже три года, как я упал на скользком льду зимой и сломал шейку бедра. Кости хрупкие, поди старик. Три года, как за мной ухаживала жена. Три года, как я видел слёзы отчаяния и покорность. Три года, как она обречена видеть беспомощность. Три года, как она потихоньку мечтала о моей смерти. Нет, я не сволочь и не пьяница. Просто устал. Устал лежать и не в силах изменить собственный диагноз. Диагноз не один. Болезней много, и депрессия — одна из них. Я перешёл все виды стадия принятия болезни, и самая главная — ожидание смерти. Я не хочу угасать и видеть, как жена будет переходить эти же стадии вместе со мной. Я обречён. Какая разница, сколько лет осталось? Если б я хотел умереть, то в больнице или на худой конец в автомобильной катастрофе. Только сразу. Безболезненно. Страшно думать о смерти в постели, хотя многие мечтают уйти за грань именно таким способом. Невольно вспоминаю друга, умершего пять лет назад. Его избили до полусмерти, он пришёл домой и умер. Я думал, что умер вместе с ним, но жена как умела, так и утешила. Но рана так и осталась неисцеленной. Он был мне ближе чем друг, но как я мог об этом ей сказать? Да и ни к чему было этого ей знать… Я слишком много думаю о смерти. Можно сказать, я желаю приблизить свою кончину. — Ты ждёшь меня? — спросила она. Я удивился. Ее мутная тень приблизилась к моей постели. Я замер, как мышь. Было жутко и до смерти страшно. Я ожидал её приход, но не таким способом. И не ожидал, что у меня зашевелятся волосы на затылке при её приближении. Казалось, что я живым заперт в могиле. Мне очень хотелось убежать и спрятаться, только встать и уйти я не мог. — Ты можешь умереть в любой момент, когда я захочу, — говорила она. — Но ты не представляешь, чего ты просишь. — Я? Я ничего не прошу, — прохрипел я. — Ты хочешь умереть в битве и с фанфарами. Чтобы тебя чествовали и вознесли на пьедестал. Чтобы тебя помнили и назвали ребёнка в твою честь. Чтобы тебя… — Замолчи! — Я дам тебе такую возможность, — закончила она. — Ты войдёшь в мир, как ребёнок, и выйдешь, как мужчина. Нет, колыбельную тебе никто не споет, однако сможешь уйти, как воин в сражении. Если только… — Что? — Если только не попросишь меня о жизни. Ты хочешь жить? — Мое мнение не важно, — прохрипел я. — Рано или поздно я всё равно умру. — Это правда, — спокойно констатировала Смерть. — Но есть разница — прожить тридцать пять или сто тридцать пять? — Лучше сто тридцать пять, конечно, — согласился я. — Только я хочу знать, что ты меня поприветствуешь лично. Как друга. — Может, ты хочешь быть моим Повелителем? Из-под капюшона блеснули холодным светом глаза. Черная рука в струпьях потянулась к моей ноге. Я не мог пошевелиться и терпел ласку смерти с покорностью жертвы. — Я не дурак, это невозможно. — И всё же? Казалось, Смерть играет со мной в какую-то игру. Она забавлялась странным разговором. Более того, я уловил в её тоне флирт и кокетство, как у любопытной женщины. Интересно, Смерть всегда превращается в красавицу? Потому что под капюшоном появилась улыбчивая симпатичная мордашка. Но явственный холод и чёрные глаза говорили, что не всё ладно с этим обликом. — Обещания, обещания… — проворчал я, пытаясь укрыться под пуховым одеялом. Ноги мне укрыть не удалось, но сама Смерть любезно помогла мне. Её холодные руки в струпьях мгновенно изменились на теплые и гладкие женские. Она провела рукой по моей щеке, и я с трудом выдержал пытку прикосновениями. — Предпочитаю равный разговор, — холодно добавил я. Послышался тихий смешок. — Я дам тебе преимущество, — спокойно произнесла Смерть, — знания и предвидение. Ты можешь сколько угодно знать. Только знания будут ограничены. — Чем же? Чем они будут ограничены? — Твоей головой, — хихикнула Смерть и растаяла. Внезапно я сообразил, что сплю. Где же смерть? Я в чистилище? Хотя это было похоже на ад. Разница в сновидениях была огромной. Дома я был в сытом комфортном тепле, в то время как мне снились темнота и холод. Странный ад. — Ну приснится же хрень, — пробормотал я, кутаясь в тонкое одеяло. Я не сразу сообразил, в чем ощущалась разница в сновидениях. Смерть мне приснилась? Я дома или умер? Вопросов было множество, и все они мешали уснуть. Я был очень голоден, меня сотрясала дрожь, и я очень боялся. Но чего я боялся? Страхи были частью моей натуры, они преследовали меня с детства. Я боялся зачинщиков драк, смерти друзей, предательства брата, угасания звезд и гибели солнца. Боялся темноты и старости. Боялся… Просто боялся. От безысходности я заплакал. Отчего так разрывается сердце? Почему мне так плохо? Я уснул, сосредоточившись на слабом дыхании. Сердце рвано билось в грудной клетке, запуганное и мечущееся. Прошло немало времени, прежде чем оно успокоилось. Мозг подкидывал странные сны. Школа, друзья и девушки. Старик директор. Враг. Нет, не так. ВРАГ. Поединки и проказы. Смехи и шутки. Беззаботное детство. Но внезапно раздался взрыв, и я проснулся в холодном поту. Что произошло? Это наяву или во сне? Мелькнуло мимолетное видение умирающих людей и безумный смех. Я сошёл с ума или брежу? Я ущипнул себя за ногу. Что-то не так. Я чувствую боль. Нога дергается, я рефлективно сгибаю её и наконец-то понял очевидную вещь. Я могу ходить и двигаться! От радости я заплакал. Смерть подарила мне ноги! Живые подвижные ноги. Я здоров! Но всё остальное оказалось ужасным. Я заснул в своей постели, а проснулся в темной зарешеченной комнате. В углу раковина с унитазом. И темнота. Это всё, что у меня было. Я в тюрьме? Как я сюда попал? И самый главный вопрос: как отсюда выбраться? Но солнечный свет принес другой вопрос. Кто я такой? За что меня арестовали? Мысли путались, грозясь головной болью. Сам я не чувствовал себя виновным в аресте, в чём бы он не выражался. Кроме этого, я заросший и ощущаю себя грязным чурбаном. Одежда — какой-то балахон. Ни брюк, ни носков, ни обуви на мне не было. И ещё звуки. Я услышал, что где-то капает вода, кто-то громко дышит и храпит, шуршат крысы, кто-то тихо чавкал. И смех. Безумный смех женщины. Казалось, он раздаётся сквозь стены. — Сириус проснулся, — послышался визгливый истеричный голос, до этого смеющийся. — Заткнись, Белла, — машинально огрызнулся я. — Вовек не слышал бы твой истеричный визг. Разом послышались стоны и кряхтение. Просыпались узники. До меня медленно доходила правда. Я в тюрьме, меня окружали заключенные, и моё имя — Сириус. Рядом на одном этаже сидели моя кузина Белла, ее муж и его брат. Подальше — Долохов, ещё дальше Руквуд. — Гарри Поттер?! — взвизгнул я. — Я — Сириус Блэк и нахожусь в Азкабане? — О! Сириус сошёл с ума, — прозвучал бесцветный голос Руквуда. — Гарри Поттер и Азкабан в одном предложении — мне нравится, — пропела Белла. — Дети, — хмыкнул Долохов. — Мне надо подумать, — пробормотал я. — Что я могу сделать? В голове выстроились в ряд прочитанные в детстве книги. Прошло много лет, но я всё помнил. Так сейчас меня забросило в поттериану? Мне это снится? Так как же я хожу на своих двоих? Со злости я стукнул о стену кулаком. Я был зол и несчастен. Я убил лучшего друга и его жену! И во всем виноват лишь я! Мысли и чувства смешались. Чужие вполне подходили, как и свои, что с трудом укладывалось в голове. Реальность исчезла и оставила меня наедине с драконами. Без надежды, без сил и спокойствия. — Какой сейчас год? — вслух спросил я. Своим вопросом я вызвал на этаже смех и веселье. Кряхтел Руквуд и один из Лестрейнджей. Долохов кашлял через силу. Лишь Белла ответила: — Тысяча девятьсот девяносто второй. Я чуть не сказал спасибо, но вовремя остановился. Стал размышлять. Через два года я сбегу из Азкабана, а через четыре — умру. Расклад мне не нравился. Более того, я с удивлением заметил, что с появлением здоровых ног появилось желание жить. Но до счастливой жизни было очень далеко. Меня окружали Пожиратели Смерти. Волдеморт охотился на Гарри Поттера. И сейчас гулял василиск по Хогвартсу. И еще — Питер Петтигрю. При упоминании Хвоста я заскрежетал зубами. Вот кого мне хотелось убить! С трудом взял себя в руки. Это не мои эмоции, не мои. Первое правило Блэка — отделить мух от котлет. Иначе говоря, думать, как Блэк, я могу, но действовать должен сообразно собственным решениям. Блэк слишком импульсивен и горяч. Мной же управлял холодный ум и трезвый расчет. Как не сойти с ума? Это первый пункт плана. Я глубоко задумался, когда принесли тёплую кашу с сахаром. Овсянка. Надо было поесть, чтобы набраться сил. Сириус Блэк — анимаг. И сбежал из Азкабана в облике собаки. Вопросов было множество. Один из них был в желании судить меня по всем правилам. Более того, я знал правду. И знал, где находится Питер, как к нему подобраться. Я мог многое, но с помощью Альбуса Дамблдора. Именно он мог дать ход судебному разбирательству и оправдать меня. Однако он не сделал этого. Что он хотел для Гарри, тоже не секрет. Я же хотел только одного — семью, но Сириусу не дали такой шанс. Он дал ход в свой особняк ордену Феникса и дал Дамблдору управлять своей жизнью. Отсутствие живых родственников он компенсировал обаянием и уступчивостью перед чужими Уизли. И что в этом случае делать? Вернуть живых родственников не могу, выгнать Уизли — тем более. Очередной удар кулаком в стену меня отрезвил. Я вспыльчив, и лишь присутствие Пожирателей утихомиривало, но не до конца. Ну да, меня тоже считали приспешником Волдеморта. А что если… Следующая мысль, безумная, как у всех Блэков, ощеломила. Мне хотелось освободить этих Пожирателей. Я знал их привычки, идеи и мысли. После завтрака они не могли наговориться и вспоминали. Лишь я злился, не в силах заткнуть им рты. Но это был прежний Блэк. Я собирался изменить свою судьбу. Мне мешала кузина и её приятели, но мы в одной лодке, пока не объявится Волдеморт. Итак, план? Но план провалился с наступлением темноты. Выползли твари дементоры. Ужас, какой я испытал прошлой ночью, вернулся с удвоенной силой. Я забыл о побеге и скулил от отчаяния. В ушах грохотал взрыв, перед глазами стояло видение умершего друга. По лицу текли слёзы, а сам я замер, будто в шаге от бездны. Бездна манила, и я был готов сделать ещё один шаг и раствориться в безмолвии и страхе. Утром, когда сквозь решётку в стене проник яркий солнечный луч, в голове прояснилось. Оказывается, голова Сириуса светлая, надо лишь убрать страх перед дементорами. Но как это сделать? Сириус — анимаг, а я кто? Как я превращусь в собаку, если не имею понятия о волшебстве? В Азкабане невозможно было колдовать. Но анимагия — нечто другое. Это не способность махать палочкой, это врождённое качество. Не все волшебники — анимаги, но все анимаги — необычные волшебники. Анимагия — это скорее возможность быть в гармонии с самим собой, чем просто показывать чудеса трансфигурации или пытать узника с помощью волшебной палочки и заклинаний. Мне приходилось вспоминать, благо память Сириуса мне была доступна. Я запрещал себе думать о друзьях или крестнике и сосредоточился на раскрытии магических способностей. Вспоминать приходилось утром и заканчивать в сумерках. Страх перед дементорами был чрезвычайно силен. Он базировался на инстинктах, но я боролся. Учился медитации и спокойствию. Учился заново волшебству. Вспоминал забытые учебники. Гимнастика ума бесполезна без тренировки тела. Часами я преодолевал двадцать футов в длину камеры. Я ходил и молчал, учась не отвечать на подколки Пожирателей. Белла глумилась, думая, что я сошёл с ума, выхаживая свои двадцать футов. Но именно так я мог преодолеть заплыв до берега и сбежать из Азкабана. Единственная проблема оставалась за пределами понимания. Это, собственно, стать собакой. Я понимал путь превращения, как мысль принять собачью природу. Часами я медитировал, пытаясь постичь трансформацию в собаку, но дементоры убивали желание на корню. Я был готов сдаться. Вспоминая прошлую жизнь прикованным к постели инвалидом и осознавая теперешнюю жизнь узником, я ощущал разницу. Здесь мне хотелось жить, смеяться и бороться. Обреченность обстоятельствам, когда отделяет один шаг к смерти, сменилась надеждой. Здесь мне было тридцать три года, а не семьдесят три. Я был молод и полон сил. Относительно, конечно. Здесь я мог ходить и петь, чем ужасно раздражал соседей. Я начал развивать силу. Тренировал тело и ум. Добавил больше физической нагрузки, и вскоре заметил, что не приходило и дня, что бы я не посвящал себя тренировкам. Азкабан внушал страх всем волшебникам, но я стал благодарить саму магию этого места, ведь она меня делала сильнее. Лишь ночи беспокоили меня, но светлая мысль, что я — невиновен, держала меня на краю бездны беспамятства. Дементоры не могли украсть мою невиновность, ведь это была не эмоция, а факт. Сколько времени прошло, неизвестно. Недели, месяцы? Однако потихоньку становилось тепло. Похоже, наступила весна. Дыхание не превращалось в пар, и всё больше было слышно журчание воды. Кажется, таял снег. Весна подарила мне безумную надежду. Появились стражники, проверяя, не помер ли кто. Белла сварливо переругивалась с ними. Руди молчал, а Басти засмеялся, когда его спросили, всё ли его устраивает. Август многозначительно хмыкнул. Но я молчать не намерен. — Я требую пересмотра своего дела. Я невиновен в убийстве Поттеров и могу это доказать. Пусть меня судят! Потянулись долгие дни ожидания. По очереди меня посещали стражники, начальник тюрьмы и чиновник из Министерства магии. Они допрашивали, я отвечал, соседи по этажу злобно комментировали. Появилась информация, что меня посетит сам Министр Магии. Но принесет мне газеты только через год. Так что, мне с ним чай пить? Я разочаровался в нём. Слишком сильно боится Дамблдора и полагается на его мнение. — Мой дорогой, признать вину просто, но не просто тебя оправдать. Понимаешь? — Именно поэтому существует судебная и уголовная система. Или же вы не собираетесь меня судить? — Дамблдор… — начал Фадж. — Так это Дамблдор вам посоветовал не вмешиваться? — разозлился я. — Это он не хочет оправдать меня? И какой в этом смысл? Я невиновен! — прогрохотал мой рык. Фадж сбежал из камеры. Наутро у меня появились пергамент, чернила и перья. Стали приходить газеты и книги. И — неожиданно! — одна из них была по анимагии. Было ли это издевательством или расчетом на побег, но я изучил эту книгу. В тот же вечер я превратился и сбежал. Сбежал раньше, чем рассчитывал Дамблдор. И тут же пожалел. Собака была слабее человека, и мне пришло превращаться обратно. Путь на берег казался бесконечным. Я ориентировался по звездам. С тех пор убийственные кошмары сменились на бесконечный заплыв. Но это было лучше, чем каждый раз видеть умирающих друзей и дементоров. На рассвете я ощутил под ногами дно и со здоровой злостью доплыл оставшиеся несколько футов. Берег украшали меловые стены, и мне пришлось обрывать пальцы и ногти, чтобы добраться наверх. Но это было полбеды. Недалеко находились аккуратные домики и машины около них. Крадучись, как вор, я поспешил сократить расстояние между ними. Азкабанским беглецам везёт, потому что я увидел ряды белья, сушившегося возле одного дома. Избавившись от противного балахона, я надел рубашку. Брюки были женского покроя и болтались на мне, как на вешалке. Мне нужны были деньги, чтоб поесть и уехать поскорее отсюда. Можно было ещё превратиться в собаку и трусить через всю страну собачьим ходом, но у меня возникла мысль, которая заставила меня забеспокоиться. Что Дамблдор сделал с домом Блэков? Есть ли мне туда ход? Живы ли родители? Что случилось с Регулусом, я знал. Эльфы живы ещё? Нужно запечатать особняк! — Кричер! — закричал я. — Быстро объявись, или я за себя не отвечаю! Эльф свалился мне под ноги, да так, что я не удержался и наступил на него. — Бессовестный наследник Блэк… — начал бубнить он. Я почесал макушку и свирепо гаркнул: — Немедленно перенеси меня домой! Иначе отрублю голову! Домовик вжал голову в плечи, продолжая бормотать всякую чушь. — Бессовестный наследник Блэк… — Кричер! — крикнул я. — Ты… Переход произошёл так внезапно, что в этот раз я снова свалился на эльфа. Я оказался дома. Везде валялись вещи, будто здесь дрались и что-то искали. Кроме того, было очень пыльно и грязно, отчего я чихнул три раза подряд. — Наследник Блэк разбил сердце матери! — зло повторил Кричер и исчез, оставив меня одного. Тюрьмам конец. Каково же быть свободным?