Нет, мне не больно.
Вот на неё и обрушиваются всевозможные неприятности. Чтобы в какой-то момент Эцуко Кавамура сдалась и исчезла. И всё встало на свои места.Скажи, хотел бы испытать Чувство, когда тебе не больно?
«Да, пожалуй». Стоп. Она только что ответила строчке из песни? Жуть. Тем не менее, рыжеволосая стала вслушиваться.Узнать о сделке, что пришлось принять мне? Ты и я.
«Смотри, Ринтаро, что ты сделал. Я ищу решение в рандомной песне, проецируя её текст на себя. И тебя». Девушка фыркнула. Не хватает дождя за окном. Для большего драматизма.О, если б могла, Заключила бы я Сделку с Богом – обмен ролями.
«Если бы, Ринтаро. Твоя гениальная персона куда более необходима этому миру, чем моя. Кто я? Случайная девчонка, от силы которой больше проблем, чем пользы?»...Ты не хочешь делать мне больно. ...Скажи, что мы с тобой что-то значим.
«Ты бы сказал, что каждый человек играет свою роль. Большую или маленькую. Если в этом мире что-то есть, оно для чего-то нужно, верно? Как в шахматах: одна пешка может изменить исход игры, став ферзём».Давай, малыш, ну же, дорогой, Позволь мне украсть этот момент.
«Я сказала, что не дам тебе умереть. У нас должно быть больше времени».Давай, ангел, давай, давай, дорогой, Между нами тайны больше нет.
«Ты не сомневался в моих словах тогда. Или ты так ответил, что бы я сама в этом не сомневалась?» Так за каким дьяволом она сидит тут и думает о смысле жизни?! – Я выйду здесь, – встрепенулась девушка, и, быстрее чем таксист сообразил, что произошло, выскочила из машины, оставив на заднем сиденье пару купюр.О, если б могла,
Бегом по знакомым переулкам – и вот она уже в клинике.Заключила бы я
Почти взлетела по лестнице на второй этаж, открыла кабинет, нашла лекарство. Они точно разоряться на этом обезболивающем.Сделку с Богом – обмен ролями.
Бросила взгляд на свою излюбленную «визуализацию». От неё вышло не так много прока, как рассчитывала Эцуко. Пора бы выдвигаться обратно, но девушка продолжала всматриваться в карту. Что они пропустили? Фиолетовые кнопки. Красная нить. Всё, что проверяют люди подпольного хирурга, помечено крестиками, но внутренний голос подсказывал Кавамуре, что они ничего не найдут. Это всегда был голос волка. Нечеловеческое чутьё, которое, по словам Тэкеши, так часто его выручало. Отодвинув логику на задний план, рыжеволосая сделала глубокий вдох. Снова и снова стала осматривать карту. Место пожара. Канализация. Фестиваль. Порт. Береговая линия. Взгляд постоянно возвращался туда. Но там ничего не было. Почему туда? Из недр её существа настойчиво донеслось: – Смотри. Думай. Вспоминай. Вспом... Девушка неожиданно отпрянула в сторону. Карта... была совсем новая. И некоторые места на неё не были нанесены, в силу того, что те давно закрылись. И забылись. Эцуко тоже плохо помнила это место. Как и день, с ним связанный. Но волк не забывал.И по дороге вверх, Сквозь горы, выше всех Взлечу без помех.
••• – Это рискованно, – неодобрительно покачал головой самурай. – Жизнь скучна без риска, Фукудзава-доно, – усмехнулся брюнет. – А если Эцуко права, этот риск себя оправдает. – Значит... – донеслось до них по громкой связи. – Иди, если знаешь, что делаешь. Не мне тебя отговаривать, Окаминоко. – ... – Ты должна быть уже на полпути, Эцуко. Позволю заметить, у меня неплохая сила воли. Она даст тебе время. Это ведь причина, по которой мы вообще сейчас говорим? – с нажимом и лёгким, но необходимым укором продолжил доктор. – Просто не поубивайте там друг друга. Я буду так быстро, как только возможно. – Тогда до встречи, – хмыкнул Огай. На той стороне с несколько секунд сохранялось молчание, как будто собеседница хотела ещё что-то сказать, но в итоге звонок завершился. Смеркалось. Скоро нужно будет включить беспроводную лампу, предусмотрительно лежащую в сумке для цепей. Те, в свою очередь, неаккуратно валялись возле дерева. Использовать или не использовать, вот в чем вопрос. – Эта девочка делает для тебя больше, чем ты того заслуживаешь, – с какой-то усталостью вздохнул самурай. – Вероятней всего, – невесело хмыкнул в ответ мужчина и самостоятельно ввёл себе примерно предпоследнюю порцию лекарства. Они старались экономить, но с каждым разом промежутки между использованием становились всё короче. Огай думал, что лучше бы у него была лихорадка. И заботливая Окаминоко рядом. Но вместо этого он чувствовал, как по его жилам вместе с кровью движется что-то инородное, выматывающее просто своим существованием, доставляя боль, кажется, в каждую клетку тела одновременно. И угрюмый Серебряный Волк рядом. Мори поднял взгляд на пребывающего в постоянной боевой готовности мечника. Сколько хирург помнит, его напарник ходил с этой непроницаемой маской на лице, изредка меняя лишь взгляд с сосредоточенного на раздражительный или пассивно-агрессивный. Вызванный, цитируя, «наглым, ехидным ужом» в лице самого Огая. Но вот он стоит здесь, лично изъявивший желание торчать на одичалой поляне и «приглядывать» за «ужом». Хищник исключительного благородства. – Ваше удручающее присутствие здесь не обязательно, Фукудзава-доно, – нарочито лениво протянул Огай. Стальные омуты скользнули по его лицу. – Едва ли я куда-то денусь отсюда. Можете идти, наслаждаться вечером. Я слышал, там будут представлены удивительной точности исторические постановки. Организаторы решили разгуляться на слав... – Я не уйду. – Самоотверженно, – холодная усмешка коснулась бескровных губ. – А если я тебя убью? – Не убьёшь. – Самоуверенно. – Не без причины. Переглянулись. И усмехнулись на удивление искренне и миролюбиво. Мечник включил лампу. Поставил на землю, чуть поодаль от скривившегося от яркого света напарника, и присел на пень подле него. Впервые всё, что им оставалось, – это ждать. ••• Когда Кавамура добралась до заброшенного консервного завода, уже стемнело. Старое здание, закрытое на ремонт уже лет пятнадцать как, оно было отличнейшим местом либо для ночёвки бездомных, либо для преступных разборок. Либо для распространения биооружия. На первый взгляд, внутри никого не было: свет не горел, людей не видно. Но сверхчутьё было обострено до предела и отлично улавливало звук нескольких сердцебиений в глубине здания. И голоса. Она не ошиблась. Удивительно, но на рыжеволосую даже не накатывали болезненные флэшбэки. У неё была цель, отвлекаться было некогда. Один раз она уже опоздала, больше это не должно повториться. Лёгкие одиночные шаги медленно приблизились к выходу, и на улицу вышел максимально непримечательного вида мужчина. Волк неприязненно рыкнул. Вот и первая гадюка. ••• «Как же больно». Эта мысль была единственной, что крутилась во всё ускользающем сознании. Боль обостряла чувства и притупляла разум. Отвратительная комбинация. Кулак с силой вошел в дерево, но внешняя боль не уменьшила той, что идет изнутри. Кажется, кто-то с ним говорил. Почему бы ему не замолчать... «Где он? Кто с ним говорит? Почему так больно?» Мужчина повернулся в сторону голоса. Светлая размытая фигура, глаза режет какой-то свет. – Свет... Убери... – часть сознания сумела сформулировать мысль и обратиться к неизвестному. Неуверенно, но фигура отошла к источнику света и погасила его. «Да, так лучше». – Мори-доно? «Мори. Да, его имя. Точно». – Что происходит? – брюнет прислонился к дереву, сильно вдавившись в него затылком. Голова болела сильнее всего. – Мы ждем Эцуко. Она не перезванивала, возможно, нашла... продержаться... «Эцуко. Кто такая эта Эцуко? Почему он должен ждать и терпеть боль?» – гадкая ядовитая змея кольцами сжимала его мозг, путая все мысли. «Прямо из-за угла к нему выскакивает рыжий вихрь и с забавным вскриком стремительно падет вниз, не давая ни единой возможности смягчить приземление. Тут же вскакивает, и знакомые фисташковые глаза с золотым ободком одаривают его подозрительным, но любопытным взглядом. На миловидном, но уже не детском лице, обрамлённом взъерошенными яркими кудрями, ни капли робости или стыда за устроенный погром. Живое воплощение фразы: «Вижу цель, не вижу препятствий». – Эцуко. Кавамура. Рад познакомиться, Эцуко Кавамура. Маленький, бесстрашный волчонок». – Ты можешь сделать это, Окаминоко, – едва слышно пробормотал доктор. – Только бы ты оказалась права. ••• Их было не много, и умирали они быстро. Не успевали даже приблизиться, как синие всполохи с силой отшвыривали их в стену до хруста шеи или расколотого черепа. Эцуко не дожидалась, пока из них выползет мерзость. Просто шла дальше. Как в квесте, где с каждым поверженным противником она приближается к Боссу. Из меньшего зала, в который зашла волчица, раздавалось два последних сердцебиения. Обладатель первого не скрывался. Высокий, среднего телосложения брюнет в чёрной рубашке и чёрных штанах, излишне свободно висящих на нём. Он стоял, словно встречал дорогую гостью. Более того... – Я ждал тебя. В её жизни было слишком много бреда, что бы она удивилась. Обвела взглядом помещение, но обладатель второго, чрезвычайно медленного пульса отсутствовал. Эцуко не знала точного устройства фабрик и заводов, и не знала, где точно находится, но здесь не было никакого оборудования, только трубы, уходящие в какое-то подвальное помещение. Где, по всей видимости, находился слив. Вот, где был последний человек. – Неужели? – наконец соизволила ответить Кавамура, останавливаясь метрах в семи от собеседника. Это точно был Босс. Тогда кто внизу? – Меня зовут Исао Хи... – Мне плевать, как тебя зовут. Кажется, он слегка оскорбился. На лице появились замешательство и раздражение. – Что-то не так? Я говорю не по сценарию? – как ни в чём не бывало, продолжила Эцуко. – Ты убила моих людей, – по тону не похоже, чтобы ему было жаль. – Я и тебя убью. Как насчёт не затягивать с этим? Я, знаешь ли, тороплюсь. Хочу на салют успеть. У мужчины на лице заходили желваки, но он сделал глубокий вздох и продолжил. – Мне послали тебя, как испытание. Ибо путь к великой цели всегда тернист и опасен. Она? Испытание? Ух ты, надо будет добавить это в резюме. Боже, у этого парня реально проблемы. – И, пройдя его, я докажу правильность деяний моих и чистоту помыслов. И тогда... – А если, ну, чисто теоретически, – с карикатурной заинтересованностью снова перебила Кавамура. – Не пройдёшь? Он пытался выглядеть спокойно, но напряжённо сжимал кулаки и с трудом удерживал благочестивую, мать её, улыбку. Открыл рот, чтобы ответить, но... – А знаешь, не утруждайся. Я сама всё узнаю. В него тут же полетела синяя вспышка. И врезалась в ледяную стену, появившуюся из неоткуда. Эспер. Ну конечно, он же считает себя избранником Бога. Но если этот парень управляет льдом, то кто производит «Укус Гадюки»? Спустя десять минут пришлось признать – этот псих с комплексом Спасителя был неплох. Особенно с преумножающим его силу наркотиком. Силу способности, ко всему прочему, тоже. Интересно, это был акт мученичества «во имя высшей цели», или он ожидал, что Бог избавит своего избранника от смерти, если он пройдёт испытание? И вообще, разве это не жульничество? Пригнувшись от ледяной дроби, Эцуко вынудила противника отступить, сорвав с потолка старый железный каркас. Это убрало его из поля зрения, поэтому дальше она передвигалась спиной к стене. Все относительно крупные трубы, за которыми можно спрятаться, они уже снесли. Уповать лишь на силу воли Ринтаро и мастерство Серебряного Волка было нельзя, а значит, нужно закончить с этим поскорее. Она уловила местоположение мужчины. На пальцах заиграли голубые вспышки. Резкий скачок в сторону, когда её ноги попытались превратить в замороженный фарш. Переворот, быстро встать и... «Ауч», – нет, не так. «Блять. Сука. Вот ведь мразь», – да, это больше подходит для описания чувства, когда тебя протыкают насквозь. Эцуко опустила взгляд, чтобы увидеть, как толстый ледяной прут пригвоздил её к стене. Интересно, сколько её органов только что отказали? Если она правильно помнит анатомическую карту человека – желудок, печень, возможно лёгкое. Вот и кровь ртом пошла. Вышеупомянутая мразь медленно приближалась, не торопясь её прикончить. Пожалуйста, только не злодейский монолог! – Я благодарен тебе, – он остановился в самом основании ледяной глыбы, по которой неторопливо стекала кровь. – За эту жертву. Я ждал, пока появиться... Да, это был злодейский монолог. – ...и когда нашёл её... Наверное, ей нужно послушать. Может девушка даже поняла бы, на фоне чего он двинулся. Но всё её естество противилось этим пафосным, бессмысленным речам. – ... сильные избавятся от слабых, а тех, кто дойдёт до конца... Ещё и её любимая куртка. Чёрт. – ...сыновья и дочери Творца нашего... Девушка улыбнулась, но так увлёкшийся важнейшим моментом своей жизни парень этого не заметил. Он всё говорил, и говорил, наслаждаясь звуком своего голоса. – ...никто не будет заб... Бах. Перебитый в последний раз праведник неторопливо завалился назад с зияющей дырой между глаз. Этот эксклюзивный миниатюрный револьвер доктору Мори подарил один благодарный торговец огнестрельным оружием за лечение (вот так ирония) безнадёжного огнестрельного ранения. Забавлялась с новой игрушкой исключительно Эцуко, стреляя по провинившимся мягким игрушкам Элис, приговорённых ею к казни. Даже удобную, боковую кобуру купила. И очень удачно прихватила из клиники. Как говориться, на силу надейся, а пистолет всегда кстати будет. Рукой со всё ещё зажатым в ней оружием она треснула по льду и расколола его на куски. Инерция и тут же заставила её припасть на колено, прижимая вторую руку к животу. На то, чтобы быть в состоянии передвигаться, ей понадобилось около четырёх минут. Регенерация тоже возросла с обретением контроля. – Ты может и сын Божий, – поднявшись на ноги, отчуждённо заговорила волчица и направилась вниз. – Ну а я – дочь Дьявола. Решётки, трубы и шум воды вдалеке встретили её в пункте назначения. Группа фанатиков и доступ в канализацию – вот и всё, что нужно для ужасного массового убийства. А ещё... Девушка. Сидела к ней спиной в инвалидном кресле со вставленной в руку капельницей. И совершенно не обращала на рыжеволосую внимания. Ну, допустим, этого она не ожидала. Эцуко медленно обошла фигуру по кругу и встала напротив. На вид не больше двадцати, бледное лицо, сухие, соломенные волосы и совершенно мёртвые бесцветные глаза, смотревшие в одну точку. Только девушка была жива. Волк мгновенно узнал в ней причину всего переполоха. Эта девушка – эспер, которого Эцуко мечтала убить последнюю неделю. Тогда почему сейчас она застыла? Проследила за мёртвым взглядом: лёд, чёрный. Хотя нет, фиолетовый. Большие ёмкости с крупицами льда, уже начавшего оттаивать. В виде льда наркотик прошёл бы большее расстояние, прежде чем слиться с обычной водой. Богопослушному ублюдку не была чужда наука. Снова посмотрев на девушку, Кавамура вздрогнула: мёртвые глаза косились точно на неё. Голова же оставалась в неподвижном состоянии. Полный паралич. Это был не живой человек, а овощ. Горло сдавила отвратительная горечь. Эцуко присела прямо напротив калясочницы. Бесцветные радужки следовали точно за ней. Капилляры в глазах были фиолетовыми, но не лопнувшими, как у других. Глаза. Сколько же в них было боли. А ещё сожаления... – Ты ведь не хотела этого? – заговорила Эцуко, не то спрашивая, не то утверждая. – Эта была его идея. Ты ничего не могла сделать, – её голос едва не дрогнул. Девушка моргнула. В сильно расширившихся глазах показались крупицы влаги. Такие же скопились на глазах Эцуко, но она загнала их обратно. Револьвер снова оказался в руке. Мёртвые глаза это заметили. В них появилась безумная мольба. Не о жизни, о смерти. Эта способность, «Укус Гадюки», была таким же проклятием для носителя, как и для всех, на кого действовала. Отравляющая существование. Эцуко не знала истории сидящей перед ней, не знала почти ничего. Тем не менее: – Мне жаль. Правда жаль. Бесцветные, мёртвые глаза заполнились пониманием и облегчением, на мгновение возвращая в них жизнь. Проронили лишь одну слезинку и закрылись. Уголок чужих губ дернулся в неудачной попытке улыбнуться. Эцуко стремительно встала и сделала один выстрел прямо в сердце. ••• Даже сейчас, не осознавая себя и происходящего, подпольный хирург не отказался от возможности разделать его своими излюбленными скальпелями. Сжимая их до побеления костяшек, брюнет наносил удар за ударом, двигаясь удивительно точно. Мышечная память и отточенные рефлексы, очевидно. В тренировочных поединках они чаще всего уходили в ничью, так как были практически равны по всем показателям. Сейчас у Фукудзавы было преимущество в виде способности здраво и расчётливо действовать, а Огай значительно превышал его в физической силе и выносливости. А так как заведомо смертоносные удары самурай наносить даже не пытался, он ушёл в уверенную оборону. Так они и кружили друг против друга по залитой слабым лунным светом поляне, то сходясь, то расходясь, как кошка с собакой. Трудно, очень трудно доверять свою жизнь в чужие руки. Находиться в неизвестности. Только если Огаю было сейчас плевать, Фукудзава начал чуть тревожно рассчитывать, на сколько их ещё хватит. И что будет, если у Эцуко ничего не выйдет. И из-за этих мыслей он отвлёкся. Самому ему удалось извернуться, но катана оказалась вне зоны его досягаемости. В отличие от щадяще выключенной лампы. Миг, и белый свет, отвратительно резко даже для Юкичи, пронзил ночной мрак. И заставил на добрых три метра отшатнуться его соперника. Это только больше разозлило. Хирург не скрылся и стал подступаться к самураю всеми возможными способами. В последний момент не выдерживая и отворачиваясь. Юкичи добрался до меча, выставив лампу как щит. Словно отгонял вампира солнечным светом. Самурай не был особенно хорош в метафорах, но эта ему запомниться надолго. Снова сцепились. Пропущенный удар заставил самурая согнуться и противник получил преимущество. Юкичи мог бы нанести значительный урон, лезвием катаны пройтись по открывшимся местам. Но не хотел. Тянул, до последнего. Опять на ногах, в стойке, готовый к атаке. Которой не произошло. Изогнувшись в судороге, брюнет опустился на колени, одной рукой упёршись в землю, а другой держась за горло. Через мгновение с удушающим хрипом Огай буквально выкашлял гадюку из своей глотки. Мечник не успел осознать произошедшего, как та растворилась в воздухе. Вложив катану в ножны, Фукудзава опустился рядом с заходившимся кашлем Огаем, кладя руку тому на спину. Мужчина, сделав спасительный глоток воздуха, умудрился усмехнуться. И не в силах больше держать голову на весу, уткнулся лбом в плечо напарника. Тот не возражал. Облегчённо выдохнул. Оба подумали об одном: «Она смогла». ••• Медленно переставляя ноги, Эцуко пробиралась через толпы гуляк, собравшихся со всего города. У трудолюбивых японцев редко появляется возможность нормально отдохнуть, вот они и пользуются, пока могут. Наслаждаются жизнью. Никто не обращает на совершенно не поддающуюся всеобщему веселью девушку в конце октября без куртки, зато в чёрно-жёлтой футболке с эмблемой Бэтмена. В уличной барахолке у неё был выбор: эта или белая с Сейлор Мун, но вторую купили прямо у неё под носом. Пришлось совершенно бесстыдно стащить то, что осталось. Её одежда ушла в топку для костра бездомных. Если пройти ещё пару кварталов, наверное, можно будет сориентироваться и выйти к скверу. Там хотя бы людей меньше. Девушка брела достаточно долго, чтобы даже сверхъестественный слух перестал улавливать звуки сирен службы спасения, съехавшихся к разрушенному до основания заводу. Ах, да. Она разрушила завод до основания. Просто накатило. Всё сразу. Всё, что копилось в ней всю неделю. Вообще-то, всё, что копилось в ней с того момента, как она вообще обрела вторую способность. История циклична, чтоб её. Она прошлась по тому цеху, где ещё можно разглядеть грязные кровавые пятна, подумала о Ринтаро и Фукудзаве, о состоянии которых она ничего не знает, ибо телефон она обронила в пылу битвы и тот пал смертью храбрых... Расползаясь по кирпичной кладке, трубам, каркасам синие всполохи медленно оплетали здание снизу. Она не видела, но чувствовала каждый охваченный способностью сантиметр. Как будто сознание частично отделилось. Но сама Эцуко стояла на месте с пылающими глазами, рвано дыша, заполняя собой всё больше и больше пространства. А потом она закричала. Со злостью. Обидой. Тоской. И сила схлопнулась, кошмарными трещинами разламывая значительную часть завода. А там уже цепной реакцией начало обрушиваться и всё остальное. Как карточный домик. Прерывая злосчастный цикл. И знаете, ей полегчало. Эцуко была довольна, хоть и чувствовала усталость, тянущую боль в мышцах, да и вообще – у неё только недавно дыра в животе была. Понадобится n-ное количество времени, чтобы восстановиться, но важное открытие Кавамура сегодня сделала. То, что внутри неё, – Фенрир, появившийся в результате слияния двух способностей, – намного могущественнее, чем она могла представить. Ей было почти жаль работников спецслужб, которым она в такой вечер работы подкинула. По крайней мере, городской совет наконец обратит внимание на нуждающееся в «ремонте» предприятие. Оставшиеся силы волчица тратила на методичное переставление ног. Холод чуть разбавляли скопление народа и пар от уличных палаток с едой. Она старалась не думать о том, что её ждёт в сквере... – Как видите, Фукудзава-доно, я отлично справляюсь. Волчий слух уловил это в водовороте многочисленных голосов и разговоров. По привычке, инстинктивно. И мгновенно отбросил весь побочный шум на задний фон, выслеживая источник голоса. – Отрадно слышать, Мори-доно. Но если вы без сил рухнете прямо здесь, я не подам вида, что мы знакомы. И пойду смотреть историческую постановку. – Ах, Фукудзава-доно. Лжёте и не краснеете. Я так плохо на вас влияю. – Не льстите себе, Мори-доно. Прибавив шагу, Эцуко проталкивалась через людей, пока на лице сама собой растягивалась улыбка. Остановилась, стала судорожно оглядываться. Наконец высмотрела в толпе две знакомые фигуры. Огай, всё ещё болезненно бледный, но совершенно точно живой, демонстративно легко шагал впереди с ехидной усмешкой, а позади шёл не такой уж и угрюмый, относительно не пострадавший на вид Юкичи. Какое-то время она просто смотрела. Живые, обменивающиеся язвительными репликами – бальзам на её измотанную душу. Смотрела, мало волнуясь, что они тут делают и куда вообще собрались в этом потрёпанном состоянии. А потом кроваво-ало-рубиновые глаза посмотрели точно на Эцуко. И она сорвалась с места. В несколько секунд достигнув мужчины, обхватила руками и прижалась покрепче, уткнувшись носом куда то в шею. Зверь внутри счастливо заурчал и удовлетворённо затих. Только не плакать, только не плакать. Пришлось чуть нагнуться из-за разницы в росте, но ни это, ни вспыхнувшие остаточной болью конечности не помешали Огаю мягко приобнять волчицу в ответ. Подбородок защекотали рыжие кудри. Нет, они не стояли в объятиях, потеряв счёт времени. Убедившись, что Ринтаро вполне материален и никуда не денется, Кавамура отстранилась. Но ладони продолжали обхватывать мужскую шею, когда фисташковые омуты вглядывались в родное лицо. Спокойное. Разве этого человека вообще что-то может вывести из равновесия? Глаза доктора, тем не менее, провели беглый осмотр девушки, оставляя их владельца вполне довольным. – Я не дала тебе умереть, Ринтаро, – деланно беспечно сказала волчица, кривовато усмехнувшись. – Не дала, – во взгляде мужчины была серьёзность, пусть губы и изгибались в пространной улыбке. Он наклонился к девичьему уху, словно собирался рассказать большой секрет. – Спасибо, – и выпрямляясь, почти вскользь, прикоснулся губами к её щеке. И проснулись бесы да закатили праздничную вечеринку в адских омутах. Эцуко в улыбке поджала губы и покачала головой. Вот ведь... Ринтаро. Теперь девушка перевела взгляд на чрезвычайно тактично не смотревшего в их сторону Юкичи. Тот с вернувшейся серьёзностью оглядывал толпу и совершенно точно не ожидал, что являлся следующим в очереди на объятия. Растерянный взгляд опустился на рыжую макушку, а потом переместился к довольному хирургу. – К этому привыкаешь, – почти тепло, но с долей ехидства, сказал брюнет. Фукудзава едва заметно улыбнулся. ••• Уже сидя в какой-то забегаловке и поедая очень неплохую жареную картошку, девушка рассказала обо всём, что с ней случилось. На вопрос, как они оказались в гуще фестиваля, мужчины же ответили, что это был ближайший путь до того треклятого завода. Она ведь на телефон не отвечала. А с такси у них всех как-то не заладилось. Про случившееся больше не говорили, хоть она и была уверена, доктор Мори в своей голове отложил это на полку «Просмотреть позже». Её выходку с разрушением здания тоже быстро замяли. Волчица и не акцентировала на этом внимания, заявив что-то о «заметании следов». Слабовато, но всё же. Закусочная была заполнена примерно на две трети. Люди небольшими группками занимали столики, отовсюду раздавались разговоры и смех, на фоне играла ненавязчивая мелодия, к счастью, без слов. Всё было так нормально. И даже их странная компания из подпольного доктора, самурая и самой неординарной школьницы Японии вписалась в эту атмосферу. Они разговаривали и наблюдали за жизнью фестиваля через окно. Ремарки Огая, ворчание Юкичи, смех Эцуко – это будет хорошее воспоминание о хорошем завершении сложной недели. Ведь что ещё может случиться? – Позволите присоединиться? От неожиданности Кавамура едва не поперхнулась. Над их столиком возвышался мужчина лет, возможно, пятидесяти, с маленькими усиками, в шляпе-котелке и с тростью в руках. Один глаз прикрывала медная чёлка, а второй, янтарно-жёлтый, смотрел дружелюбно, но при этом таил в себе необъяснимую мудрость. Но как, чёрт возьми, он незаметно подобрался к двум лучшим бойцам в Йокогаме?! И почему эти бойцы выглядят как опешившие нерадивые подростки? О! – Нацумэ-сэнсэй?! – синхронно вырвалось из мужчин. – Мне казалось, я не так сильно изменился с последний встречи, – сказал он присаживаясь на указанное место рядом с Юкичи. Эцуко оказалась прямо напротив, сидя рядом с Мори. – Ну, разве что парочкой новых морщин обзавёлся, – усмехнулся. Он был похож на доброго дедушку, который и ласковое слово скажет, и мудрый совет даст. Но это учитель Мори Огая и Фукудзавы Юкичи. «Добрый дедушка» совершенно точно не так прост, как себя преподносит. – Простите, сэнсэй, – взял слово мечник. – Но как вы тут оказались? – Проходил мимо, заметил знакомые лица – вот и решил заглянуть. В конце концов, поздравить с успешным завершением дела первостепенной важности. – Как он?.. – Надеюсь, тебе уже лучше, Мори-кун? – Значительно, сэнсэй, – с искренним уважением, но всё же прохладно ответил брюнет. Ни он, ни Фукудзава не были удивлены подобной осведомлённости. – Это хорошо, – и, спохватившись, перевёл взгляд на пытающуюся анализировать происходящее Эцуко. – Простите мне мои стариковские манеры, юная леди. Эцуко, верно? – Да, Кавамура. Но вы и так знаете, что верно, Нацумэ-сэнсэй. Полагаю, благодаря вашим ученикам мы оба заочно знакомы. Янтарный глаз по-кошачьи прищурился, но в нём сквозило одобрение. Очевидно, она стала объектом изучения ещё одного гения. – Я хочу выразить благодарность, Эцуко, – первый, кто обратился к ней так, по имени и без всяких чанов, санов и т. д. Как ей нравилось. – Сегодня я несколько настороженна к благодарностям, – вспоминая сначала «мученика», а потом и «Спасибо» от Ринтаро, ответила девушка. – Чем же я заслужила похвалу от столь уважаемого моими друзьями человека? – она никогда в жизни не была такой вежливой, но с этим человеком хотелось общаться именно в такой манере. Как будто эта была часть игры, правила которой ей неизвестны. Пока. Мори и Фукудзава не вмешивались, внимательно переводя взгляд от девушки к учителю. – Тем, что присматриваешь за своими друзьями, конечно. Я уже не в том возрасте, чтобы угнаться за этими талантливыми юнцами, ведущими себя, ко всему прочему, как совершенные обормоты. Вышеупомянутые обормоты переглянулись, и в угрюмом (о боги!) смущении синхронно отвернулись к окну. Невероятно! – Кроме того, – усмехнувшись, продолжил сэнсэй. – Именно ты сыграла главную роль в этом хаосе с «Укусом Гадюки». Впечатляющие детективные навыки. И самоотверженность. – Я была не одна. Я бы ничего не сделала одна, – Эцуко говорила это не только для того, чтобы труд сидящих рядом мужчин не обесценивался, но и потому что это была очевидная правда. Она импульсивна, нетерпелива, без жизненного опыта и имеет очевидные проблемы с гневом. Далеко она бы не ушла. Да и мотивация у неё была довольно... эгоистичная. Какая уж там самоотверженность. А вот если бы Мори и Фукудзава расследовали это без неё, успех, вероятно, был бы такой же. Просто Кавамура экстремально форсировала события. Она смотрела на Нацумэ, не заметив брошенных на неё ободряющих взглядов. Тот, качнул головой и улыбнулся, наверняка уже что-то для себя определив. – Вероятно. Быть одиночкой – сложный путь. Его надо выбирать с умом, – янтарный глаз смотрел, кажется, прямо ей в душу. Прежде чем рыжеволосая среагировала на это завуалированное «нечто», старик добродушно продолжил: – Интересно, в ассортименте этого заведения есть мятный чай? Не могла бы ты узнать, Эцуко? Буду очень благодарен. Вот её ненавязчиво выпроваживают. Ладно, она подыграет. – Конечно, – встала и отошла к барной стойке. Очевидно, здесь нет мятного чая. Сэнсэй ведь в курсе, что у неё необычайно острый слух? Она обернулась, и Нацумэ, мгновенно распознав её мысль, с чуть упрекающей улыбкой покачал головой. Рыжеволосая всё ещё могла подслушать, но казалось, мудрый старик точно это поймёт. И она не стала. Впечатляющей силы влияние. Теперь ясно, почему доктор и самурай так его уважают. Хотя бы наблюдать ей никто запретить не может. Эцуко видела, как сэнсэй, более серьёзный, чем при разговоре с ней, о чём-то говорит. Потом спрашивает. Фукудзава отвечает. Вообще, говорили в основном Фукудзава и Нацумэ. Огай внимательно слушал, но инициативы вступить в разговор не проявлял. Словно привык, что Юкичи и так прекрасно всё расскажет. В его слове необходимости нет. На мгновение встретился с ней взглядом. Подмигнул с лёгким намёком на усмешку, но как-то без задоринки. Снова вернул внимание разговору. Образное мышление заработало с новой силой. Превосходный учитель. И два лучших ученика в классе перед ним. Учитель одинаково высоко ценит заслуги обоих. Но больше внимания всё равно уделяет одному. Лучших учеников может быть и двое. А любимый – всегда один. «Вы ведь знаете, что делаете, Нацумэ-сэнсэй. Но для чего?» Старик встал, Мори и Фукудзава тоже поднялись и синхронно поклонились. Потом сэнсэй направился к выходу, добродушно кивнув наблюдающей за ним девушке. Теперь она может вернуться к вновь сидящим напарникам. Эцуко резво вскочила с барного стула и вышла на улицу. Нацумэ неторопливо шёл по тротуару и совершенно не удивлённо обернулся, когда она его окликнула. Из окна забегаловки их было уже не видно. Вот и славно. Можно было долго подбирать слова, но волчица постаралась вложить всё, что думала, в один вопрос: – К чему это приведёт? Конечно он понял её. – У тебя, возможно, есть предположение, – теперь серьёзность взгляда сэнсэя коснулась и её. Чёлка сдвинулась, и теперь её рассматривали оба янтарных глаза. Подозрительно знакомых. Но ведь они раньше не встречались... – Двое мужчин. Похожих и отличающихся одновременно. И у каждого есть роль, которую вы отвели им, – она рассуждала прямо на ходу. – Это ведь нечестно. – Поверь, Эцуко, эти двое прекрасно осознают свои роли. И не противятся им, – у него в глазах промелькнуло сожаление. А может ей показалось. Кавамура горько засмеялась. – Вы как тот классический добродушный мудрец, который есть в любой сказочной истории. Очевидно положительный персонаж, но никогда не знаешь, какие мотивы им двигают. Зачем он помогает главному герою, по сути, манипулируя им. – Интересное сравнение, – он задумчиво улыбнулся. – Такая яростная защита близких похвальна, а эти двое тебе ближе всех, не так ли? Но поверь, Эцуко, мой мотив прост – помощь этому городу. В которой он так давно нуждается. Для этого необходимо равновесие. А его не получится создать, пока уравнители не окажутся по разные стороны весов. Сделав усилие не закатить глаза на эту метафору, девушка чуть агрессивно спросила: – Вы свели их вместе, чтобы потом разделить? Нацумэ не ответил, но в этот раз лёгкое сожаление совершенно точно появилось в его глазах. «Это не честно» – читалось на лице Эцуко. Но вслух она ничего не сказала. Можно было продолжать этот разговор до бесконечности, но не ей оспаривать мотивы умудрённого жизнью человека. – В чём моя роль? – глухо, чуть болезненно спросила Эцуко. Нацумэ снова смотрел на неё, как дорогой дедушка. – Я не хочу выбирать. – Иногда сохранять нейтралитет сложнее, но при этом важнее, чем быть на чьей-то стороне. – Вы не любитель простых ответов, да? – она сокрушённо покачала головой. – Не мучай себя зря измышлениями старика, Эцуко. Вечер так чудесен, – он глубоко вздохнул. – И не упусти возможности насладиться фейерверками, – напоследок по-кошачьи лукаво сверкнув глазами, сэнсэй удалился. Волчица какое-то время смотрела на его удаляющуюся спину и обернулась точно, когда доктор и самурай вышли из закусочной. Они не спрашивали, о чём был разговор. Огай лишь окинул её вопросительным взглядом. Эцуко мягко улыбнулась. – Идём смотреть фейерверки. У них всё будет хорошо. Будет ведь?