Орех и Перламутр: в объятьях сказки.

Сара редко задумывалась над незначительностью времени. Даже наоборот, она стремилась прожить каждую секунду именно так, как и запланировала. Не то, чтобы она устраивала истерику, если какая-то задумка вдруг нарушалась, просто она слишком болезненно воспринимала это в первую очередь для себя. Да и в последнюю тоже, если не считать всех высказываний коту. Но когда Изабелл отворила перед женщиной двери своей мастерской, Сара впервые готова была забыть о времени и остаться в ней навсегда. - Правда впечатляет? – голос Изабелл был наполнен гордостью, как будто мастерская была еще одним ее портретом. - Боже, здесь великолепно! – Сара с восхищением осматривала огромные стеклянные витражи, великолепно выполненные резные столы из красного дуба, холсты с недописанными картинами по всему периметру комнаты и тяжелые шторы из бархата, темно-алого цвета. Сочетание цветов поражало гармоничностью и живостью. Единственным черным предметом в мастерской был даже с виду удобный и мягкий диван. Изабелл с удовольствием наблюдала за реакцией Сары, мысленно подмечая, что женщина просто идеально вписывается в ее мир. Не удержавшись, девушка сделала шаг вперед и мягко сжала пальцами талию Сары, потянув в центр комнаты, на диван. Сара вздрогнула, почувствовав чужие руки на себе. Слова застряли где-то в горле, а сердце пропустило несколько ударов, что совершенно сбило женщину с толку, поэтому она очнулась только в тот момент, когда уже сидела на диване, а Изабелл стояла за холстом, колдуя с красками. Сглотнув, логопед тихо, но глубоко вздохнула, замерев в одном положении и смотря на Изабелл. Какая у нее живая мимика… - отметила Сара, внутренне усмехаясь. Девушка то хмурилась, то вскидывала брови, словно удивленная, как она могла сделать тот или иной штрих. Губы Изабелл в одну секунду словно пели длинное фа-диез, но вдруг смыкались, создавая ощущение, что девушка зажимает между ними что-то тонкое, но очень важное. Резкий выдох и Изабелл раздраженно отбрасывает краски с кисточкой в сторону, посмотрев прямо в глаза Саре и выдохнув одно слово: - Карандаш… Прежде чем женщина успела сообразить, что художница имела в виду, Изабелл схватила со стола большой альбом и простой карандаш. Неведомо откуда взявшийся стул оказался прямо перед Сарой, а следом на него опустилась и сама хозяйка мастерской, смотря своими перламутровыми глазами на лицо женщины. Логопед с огромным трудом подавила в себе желание, тут же сорваться с места и покинуть этот райский уголок. У нее было ощущение, что взгляд художницы приобрел физическую форму и теперь неторопливо и нежно изучает каждый участок кожи на ее лице. Вот ласковое касание к щекам, вызывающий алый закат, легкое дуновение на веках, едва не заставляющее закрыть глаза, и, наконец, долгое, тягучее ощущение прикосновения на губах… Сначала верхняя… После нижняя… Словно поцелуй… - промелькнула мысль в голове Сары, отчего женщина едва не простонала вслух, совершенно захваченная в плен новых эмоций и чувств. Черт… как же трудно сосредоточиться на рисунке… - Изабелл сглотнула, выводя карандашом линию шеи женщины, мечтая почувствовать матовую кожу под своими губами. Взгляд художницы мгновенно метнулся обратно к приоткрытым губам девушки, и в мастерской на несколько градусов стало жарче. Подняв взгляд выше, она встретилась с двумя тлеющими углями цвета опавших листьев в бабье лето. Сара готова была задохнуться, когда ее взгляд встретился со взглядом Изабелл. Художник не должен так смотреть! - мысленно завопила она, впрочем, получая ехидное замечание внутреннего голоса в ответ: «А ты забудь, что она художник, и вспомни, что она женщина. И, судя по всему, женщина, которую ты хочешь.» - Нет! – Сара резко встала. - Нет? Мисс Кенсинг, что… - Изабелл мотнула головой, прогоняя наваждение, и поднялась следом, с непониманием смотря на женщину. - Простите… Мне… Мне пора… - Но, мисс Кенсинг, я еще не… - Не надо! – Сара махнула рукой, быстро двигаясь к двери. - Мисс Кенсинг! – тонкие пальцы крепко обхватили плечо женщины и резко повернули ее лицом к Изабелл. Девушка не рассчитала, и их лица оказались совсем близко друг от друга. Обе женщины прерывисто вздохнули, не спеша выдыхать, и сгорая во взглядах друг друга. - Нет… Нельзя… - приглушенно прошептала Сара, чувствуя, что сердце готово вырваться из грудной клетки. - Можно… – голос Изабелл завораживал, глаза околдовывали, а губы были все ближе. И когда Сара с тихим стоном поражения закрыла глаза, карман художницы едва ли не взорвался от телефонной трели. Изабелл глухо зарычала, когда Сара резко распахнула глаза и моментально отстранилась от девушки, тут же разворачиваясь и исчезая из мастерской, словно ее и не было. Глухой рык перерос в громкий, и, не медля, Белл кинулась за женщиной, но было уже поздно. Огни машины Сары, скрывались в темноте вечера. Девушка в сердцах пнула перила, ероша и без того лохматую шевелюру. Телефон зазвонил вновь. - Алло!!! – рявкнула Изабелл, ответив на звонок. - Однако здравствуйте! Почему мне кажется, что ты меня сейчас прямо таки за что-то не любишь? - Изя! Твою же ж маму! - Ой, не надо пугать меня действиями в сторону моей маман! За любые действия маман сама сделает вдвое больше, так что лично я не советую! - Я ненавижу тебя!!! – Изабелл вновь пнула перила, тяжело дыша от сдерживаемого гнева и бушующего внутри возбуждения. - Ха! Ты говоришь, как дядя Ёся своему другу в штанах, когда узнал, что его жена снова беременна. А ведь это был четырнадцатый ребенок… - Изя… - девушка зажмурилась и тихо прорычала, - если ты сейчас же не прекратишь нести чушь, я повешу трубку! - Да повесся хоть вся, рыба моя, я буду лить свои миазмы в молчащую трубку, мне так даже таки комфортней! – наглый еврей ничуть не напугался, тихо посмеиваясь. - Айзек! - голос девушки не предвещал ничего хорошего. - Ого! Все, теперь верю, теперь боюсь под столом в каске! Солнышко, я звоню тебе за узнать у тебя ли Сарачка? - Уже нет! - Уже? А была еще? Хотя можешь не отвечать, я таки прервал ваши шуры-муры на самом непотребном? Художница глубоко вздохнула и опустилась на скамейку рядом с домом: - Я ее почти поцеловала. - Почти? Это шо значит почти, золотце ты мое? - Не твое. Упаси Господь. Я уже чувствовала ее дыхание на своих губах, когда тебе приспичило позвонить! - Милая, не надо все валить на старого еврея! А если бы мне приспичило не на позвонить, а на сходить в туалет? Я по-твоему тоже был бы виноват, громко оповещая воздух о своих действиях? Изабелл возвела глаза к небу, пробормотав: - Seigneur! Pourquoi moi? S'il vous plaît me sauver de ce Juif! ( пер. фран. - Господи! За что мне это? Пожалуйста, спаси меня от этого еврея!) - Чито? Ты таки материшься прямо на меня всего или говоришь с Всевышнем, но опять же на мой цорес? Девушка сжала телефон и пропела елейным голосом: - Изя, будь добр, не звони мне сегодня больше, иначе я лишусь телефона, разбив его вдребезги! – под конец фразы художница сорвалась на крик и, наконец, отключилась. Ночь предстояла быть долгой… *** Сара далеко уехать не смогла и остановила машину, едва свернув за угол. Ее трясло. И она искренне не понимала от чего именно. От неожиданного и острого желания, что у нее вызвала близость Изабелл? От раздражения и злости на предательство собственного тела? Или от разочарования, что она позорно сбежала, так и не позволив себе лишнего? Женщина глубоко вздохнула и прислонилась лбом к прохладному рулю, совершенно сбитая с толку, наверное, впервые за несколько последних лет. Крепко зажмурив глаза, она тяжело вздохнула и откинулась на сидение. - Больше. Я. Ни. Ногой. В. Этот. Дом. – раздельно отчеканила женщина в тишине салона машины, еще не подозревая насколько сильно она ошибается в своем обещании.