Письма издалека

— Ты никогда не чувствовала, что твой Глаз Бога... как-то странно на тебя влияет? Лиза ставит книгу на верхнюю полку и поворачивается к Кэйе. Они одни в библиотеке. — То есть? — Может, ты замечала, как меняются твои воспоминания или характер... — Если ты забыл вовремя сдать отчеты в архив и получил по заслугам, это не значит, что у меня изменился характер. После её слов Кэйа чувствует в руке укол энергии Электро. Он усмехается и потирает пальцы, онемевшие от искр. В утреннем свете Лиза кажется ленивым и сонным библиотекарем, а не строгой бдительницей порядка. Это лишь обман зрения. — Один из новобранцев навел меня на мысль, — привирает Кэйа. — Помню, когда я только получил свой Глаз Бога и ещё не привык к новой силе, то подолгу ходил без него... и прямо-таки стал рассеяннее! Забывал самые простые вещи, даже дорогу до казарм. Потом я стал всегда брать Глаз Бога с собой, и всё прошло. Сегодня новобранец рассказал, что с ним случилась такая же история. Ты знаешь что-то об этом? Лиза тихонько зевает, прикрывая рот рукой. — Немного. Обычно люди рады получить Глаз Бога и не расстаются с ним... но то, о чем ты говоришь, вполне вероятно. Был у меня в Академии Сумеру одногруппник Адэхи, он отлично владел стихией Дендро. С ранних курсов его допускали к раскопкам. Как-то Адэхи проспорил друзьям, что месяц не будет применять свои способности в исследованиях, и тем самым докажет, какой он великий учёный. К концу месяца он забыл, как зовут двух его друзей, и уж тем более забыл о споре. Когда ему помогли отыскать Глаз Бога, Адэхи всё вспомнил... Наши однокурсники тогда решили, что он просто струсил, а друзей разыграл, чтобы сохранить лицо. — Но ты так не думала? — проговаривает Кэйа за неё. Лиза кивает. — Когда я получил Глаз Бога, ты сказала, что я «уплатил цену». Никогда не понимал, что это значит, но запомнил надолго. Она улыбается и снова прячется от него среди книг, уже за другой стойкой. — За силу всегда нужно платить. — Ну, об этом не предупреждают, когда её получаешь. Я бы почитал руководство по использованию Глаза Бога. Скажи мне, как библиотекарь, такое уже написали? Я знаю только о научных и исторических трудах, где исследуется его природа. Даже тому новобранцу посоветовать нечего. — Обращению с Глазом Бога новобранцы учатся на общих тренировках. Поверь, Кэйа, ты не заставишь их читать в свободное время. — И всё-таки интересно. Она вздыхает. — Через мои руки прошли тысячи книг, но я никогда не слышала о таком руководстве. Каждая стихия слишком своевольна, уникальных случаев с Глазами Бога тоже не счесть. Вероятно, ещё не родился тот великий ум, который написал бы об этом всеобъемлющий труд. — Значит, если новобранец жалуется на забывчивость, ему достаточно всегда носить при себе Глаз Бога? — Думаю, что так. — Лиза вежливо прокашливается и всем своим видом показывает, что Кэйа испытывает её терпение. — Хочу предупредить: за каждый последующий вопрос ты должен будешь помочь мне с описями книг. — Уже ухожу! — Кэйа вскидывает руки, и Лиза расслабляется. — Ты права, работа не ждет. — И ещё кое-что, Кэйа, — говорит она другим тоном, когда он открывает дверь. — Не ври новобранцам. Аукнется. Он кивает, но не дает обещаний. Наверное, поэтому и чувствует, как мурашки бегут по спине, будто слабый электрический ток. *** После обеда Кэйю отсылают в Спрингвейл, чтобы он лично разрешил мелкий спор между интендантами ордена и купеческой гильдией. В прошлом месяце кухня ордена Фавония недосчиталась десятка пудов соли. На встрече с купцами выяснилось, что во всем виноват их новый счетовод и «пропущенная цифра» в документах. Кэйа принимает глубочайшие извинения, договаривается о компенсации и уходит от купцов быстрее, чем рассчитывал. Завернет за низкий холм — выйдет к винокурне, снова увидит Дилюка. Когда-то он хотел этого, а теперь кривится от шепота двух секретарей гильдии: «Вы слышали? Поговаривают, что господин Рагнвиндр в свое отсутствие продал кому-то винокурню. Сегодня туда приехал какой-то темноволосый мужчина, его видели у виноградников». «Быть не может, кому-то почудилось». «Или он всё-таки вернулся...» «Да не мог это быть он, говорю тебе!» Как скоро весть разнесется по Мондштадту — вопрос времени. Во всем ордене о возвращении Дилюка знал только Кэйа. Может, Джинн обидится, что он не сообщил ей сам? Или кто-то ещё? «Не ври», сказала Лиза. «Я не предлагаю врать ему, но... может, это ваш шанс начать всё заново?», спросил Чарльз. Чем ближе Кэйа подходит к винокурне, к бывшему дому, тем больше выдумывает изящных оправданий. Его ложь не продлится долго, даже если Чарльз предложил сделать её общей. Кто-нибудь да проколется. Если Кэйа вернет Дилюку Глаз Бога — поступит правильно, но получит кулаком в морду, и они больше никогда не заговорят, как и хотели изначально. Не вернет — возможно, память Дилюка пострадает ещё сильнее. Но тот говорил, что товарищи помогали ему не забывать, и он хотел, чтобы Кэйа рассказал ему о прошлом. Такая ли это большая ложь, если пока что он утаит всего пару деталей? Кэйа едва помнит, что на него нашло в ту ночь. Они только что потеряли отца, но нет, надо было добить Дилюка новостью о том, что его брат предатель. Он был юн, глуп, воспитан Крепусом на идеалах чести и рыцарской добродетели — слишком опасное сочетание для пешки Каэнри'ах. Ни одна из добродетелей не искоренила в нем след родины. Дилюк всегда выкладывал ему всё как на духу, доверял бесспорно, и единственный раз Кэйа решил довериться в ответ, только сделал это очень не вовремя. Получил по заслугам. Щёлк. Ничего этого не было, всем почудилось. Так и запишите. «Привет, Люк, милый брат, я ужасно скучал по тебе. Пожалуйста, больше никогда не покидай Мондштадт. Отца нам ничто не вернет, но мы всё ещё братья, мы всё ещё есть друг у друга. Давай заживем как раньше». Мир, счастье, процветание. Эту чушь все хотят от него услышать? Кэйа опирается на ближайшее дерево и больно зажимает рот рукой, чтобы не засмеяться. Он почти дошел до винокурни. Первым его замечает винодел Коннор, удивляется его появлению, но встречает радостно: даже добавляет, что Кэйю ждали. Тут же подбегают Моко и Хилли, чтобы провести его внутрь. Говорят, Дилюк сейчас на втором этаже, час назад к нему приходил лекарь. Моко и Хилли просят Кэйю подождать внизу, неловко носятся с ним — растерялись. К нему выходит Аделинда. Кэйа изредка навещал её, и визиты почти всегда были приятными. Но сейчас, когда они вновь остаются вдвоем в гостиной, у обеденного стола и огромного портрета над камином, он опять чувствует себя загнанным. — Добрый день, господин Кэйа, мы рады видеть Вас на винокурне. Могу я поговорить с Вами наедине? — Всегда, Аделинда. Что сказал лекарь? Как Дилюк? — Ему выписали несколько снадобий. Лекарь предположил, что во время путешествия господин ударился головой или иначе пострадал, но не помнит этого. — Она едва не закатывает глаза. — Ты веришь в это? — Господину я верю больше, а он винит во всем Глаз Порчи. Уже распорядился положить его в сейф и не доставать. От этого пользы будет больше, чем от снадобий. — Согласен. — Господин рассказал о вашей с ним встрече, и я хочу поблагодарить Вас за учтивость. — Она чуть кланяется. — Можем ли мы и дальше рассчитывать, что вы останетесь в добрых отношениях? — Я всегда желал ему добра. — Кэйа сжимает зубы. — Знала, что на Вас можно положиться. — Решили всей винокурней притвориться, что ничего не было? — Он не выдерживает и переходит на шепот. — Однажды кто-то да расскажет Дилюку, что у него был брат, что они повздорили, когда тот во главе с отрядом рыцарей не успел спасти их отца, и Дилюку пришлось убить того из милосердия. Ах да, потом братцу ещё и досталась его должность в ордене, какая досада. Что тогда будете делать? — Никто даже не сказал господину, что Вы его брат, — еле слышно шепчет она в ответ. — Решайте сами, готовы ли Вы им назваться. Я лишь считаю, что мы не вправе вмешиваться. — Спасибо, Аделинда. — Кэйа шумно выдыхает через нос. — Он всё ещё хочет поговорить со мной? — Разумеется. Идемте, я отведу Вас к нему. Кэйа следует за ней, хотя и знает дорогу к комнате Дилюка лучше, чем хотелось бы. Они проходят мимо двери, ведущей в бывшие покои господина Крепуса, и Кэйа отворачивается. Аделинда вежливо стучит в дверь, и ей тут же открывают. Дилюк просит оставить их с Кэйей наедине, и она откланивается. Рубашка на нем новая, с узорчатыми рукавами. Должно быть, Аделинда приказала на первое время купить новых вещей господину, который явно вырос из старых. Темные волосы Дилюка собраны в хвост, но они такие короткие, что тот не достает ему до плеч. — Рад, что ты пришел. А Кэйа — нет, но он кивает. Не был в этой комнате целую вечность. Всё выглядит так, будто он жил в поместье ещё вчера, будто четырех лет и не было, будто Дилюк никуда не уезжал. Горничные старательно убрались по приезде господина, но его вещи никто не трогал годами. — Ты очень вовремя, — продолжает Дилюк и возвращается к своему рабочему столу. — Я хочу спросить тебя кое о чем. Кэйа не узнавал его вчера, не узнает и сейчас. Он в силах всё прекратить. Пиро Глаз Бога лежит в его поясной сумке, нужно только вернуть его владельцу. Кэйа уже открывает рот, но тут Дилюк поворачивается к нему с альбомом в руках. Там фотографии из их детства. Фото на восьмой День рождения Дилюка, через некоторое время после того, как Кэйа очутился в доме Рагнвиндров. Их совместные фото с Крепусом после церемонии посвящения обоих в рыцари, фото на пирах по случаю новых достижений Дилюка. Фото на отдыхе у моря, где они вдвоем стоят рядом с огромным замком из песка и уловом ракушек. — Ты не просто друг или приятель, — говорит Дилюк. — Мы выросли вместе, но почему-то тебя нет на самых ранних фотографиях, где я с отцом и мамой. Похоже, она умерла, когда мне было около семи лет. Кэйа отдергивает руку от поясной сумки. — Меня бросили у винокурни в страшную непогоду, а твой отец приютил меня. Можно сказать, я... друг, который прожил в вашем доме десять лет. — Выходит, мы почти братья... Зря ты не сказал мне сразу. — Пальцы Дилюка трепетно задевают фотографии в альбоме. Руки у него все в мелких шрамах, новых и старых. — Ещё рядом с альбомом я нашел ракушку... с того отдыха, я так понимаю. Почему-то мне кажется, что это твой подарок. Он поворачивается, достает её из ящика и кладет на стол, ожидая ответа. Кэйа пришел не обсуждать прошлое. Он пришел вернуть ему Глаз Бога и свалить куда подальше, потому что по-другому быть не может. Или может? Во что ему верить, когда Дилюк ведет себя так? — Мы тогда поспорили, кто больше ракушек соберет за день, — нехотя признается он. — Ты выиграл, но страшно выдохся. А потом понял, что выиграл только по количеству, потому что самую красивую ракушку нашел я. Я устал смотреть, как ты от зависти поджимаешь губы при виде неё, поэтому и подарил тебе. — Правда? — Вместо ответа на вопрос Кэйа просто пожимает плечами, и Дилюк фыркает. — Да что там ракушка, я забыл даже маму. Но раз ты был рядом почти всю мою жизнь... Кэйа, помоги мне вспомнить. Расскажи всё, что знаешь. — Это не на один час, сам понимаешь, — увиливает он и пятится к приоткрытой двери. — Я оказался рядом с винокурней по работе, вот и зашел тебя проведать... Мне нужно поскорее вернуться в штаб. Аделинда сказала, что к тебе приходил лекарь, так? Я рад, что всё в порядке... кроме, ну, твоей памяти. — Да... кроме памяти. — Дилюк уже не так радостно смотрит на фотографии и ракушку. — Ладно, мы сможем поговорить потом, когда у тебя будет больше времени. Но прошу, останься хотя бы на обед. Только не это. — Не думаю, что... — Можешь избегать меня, но не избегай хотя бы Аделинду. Она сказала, что тоже давно тебя не видела. Ясно, в ход пошли грязные приемчики. Как будто Аделинда станет с ними обедать: манеры горничной и этикет диктуют другое. В этот момент она как назло проходит мимо комнаты и слышит свое имя. — Господин Дилюк, Вы звали меня? — Аделинда, помоги мне убедить Кэйю пообедать с нами. — На обед у нас ростбиф с рисом и вялеными томатами под соусом тоннато, картофельный крем-суп и яблочный пирог со взбитыми сливками. Но, наверное, господин Кэйа спешит вернуться к рабочим обязанностям... — Да, я очень... — «Спешу», хочет сказать он, но в знак несогласия его живот громко и постыдно урчит на всю комнату. Все замирают, а Кэйа мученически выдыхает. — ...не против остаться. Дилюку он ещё мог бы отказать, но против двоих он бессилен: проще сразу согласиться. Аделинда самодовольно переглядывается с Дилюком, и тот дает указание подготовить для Кэйи место за обеденным столом. Через полчаса горничные накрывают на стол, просят их пройти в зал. Всем руководит Аделинда, и когда они садятся есть, она остается стоять в обеденном зале за спиной Дилюка. Аделинда не обманула: обед на винокурне правда роскошнее, чем всё, что подают при ордене или в «Хорошем охотнике». Кэйа ёрзает на стуле. Блюда — просто пальчики оближешь, такие же вкусные, какими он их помнит, но аппетит портят другие воспоминания. Когда Кэйа в последний раз сидел с Дилюком за одним столом, Крепус ещё был жив. Дилюк пытается завязать разговор, что-то да выпытать, но Кэйа плавно переводит тему на какую-нибудь безобидную историю из детства, с которой он точно не проколется, либо рассказывает о новостях ордена и города, но только не о себе. — Кстати об ордене, — Дилюк заканчивает с супом и переходит к ростбифу. — На одном фото в альбоме мы стояли в униформе... Значит, мы с тобой были рыцарями? Подловить пытается, значит. Кэйа напряженно прожевывает мясо. — Всё так. — Просто... ещё я нашел в своих вещах потрепанную эмблему, видимо, тоже рыцарскую. Её будто пытались порвать, но я не знаю, с чем это связано. Скажи, а до каких званий мы дослужились? Он решил, что потрепанная эмблема — признак сильных переживаний о карьере в ордене? Как мило. — До капитанов, — уклончиво отвечает Кэйа. — Потом погиб господин Крепус, и ты оставил свою должность, чтобы отправиться в путешествие. Может, поэтому и надорвал эмблему, как бы прощаясь со старой жизнью. «Наверное, ты разодрал её в бешенстве, когда узнал, что рыцари попытались замять обстоятельства смерти твоего отца». — Хм... любопытно. — Дилюк ненадолго замолкает, а Кэйа ждет, на чем его попробуют подловить следом. — Могу я завтра наведаться к тебе в орден? Кусок ростбифа едва не застревает у него в горле. — Что? Зачем? — Думаю, я вспомню больше, если окажусь там. Заодно покажешь, где ты сейчас работаешь, мне очень интересно. Всех подробностей в рассказ не уместишь, верно? — Эх... Боюсь, завтра не выйдет. У меня на этой неделе сплошные вылазки и выездные поручения. — Он боится другого: как только Дилюк переступит порог штаба, то мигом вспомнит куда больше, чем нужно. Это точно не лучшим образом скажется на его здоровье, но если Кэйа откажет, Дилюк может наведаться в орден без его ведома. — Может быть, заявимся туда на следующей неделе? Я очень хотел бы показать тебе всё лично. Очаровательнейшая улыбка в его арсенале должна подействовать. Когда-то с таким выражением лица Кэйа уламывал Дилюка на самые невероятные авантюры, и тот всегда поддавался. — Хм. — Дилюк явно сомневается, но что-то заставляет его согласиться. Кэйа лучше него знает, что именно. — Если ты так хочешь... я готов подождать. Гора с плеч. Недели хватит, за неделю можно всё подготовить. На уме уже вертится план: Кэйа обязательно зайдет за Дилюком на следующей неделе, и они проследуют от винокурни к городу, но только не по той дороге, на которой погиб Крепус. Рыцарей в штабе ордена Кэйа предупредит о визите их бывшего капитана, и они будут держать язык за зубами. Кэйа не станет показывать Дилюку кабинет Эроха. Да что там, и собственный кабинет лучше не показывать, ведь когда-то он принадлежал Дилюку, но рано или поздно тот узнает, какое у Кэйи полное звание, и что тогда? Вспомнит ли, что и сам когда-то был капитаном кавалерии? Нужно всё равно быть начеку, рассказать Джинн и остальным сегодня же. Дилюк может и не выждать неделю. — Господин Кэйа, Вы же сегодня были в Спрингвейле по делам? — спрашивает Аделинда, стоящая у камина. Кажется, она почувствовала, что пора вмешаться в разговор. — Именно. К вечеру от меня ждут отчёта о проделанной работе. — Надеюсь, мы не слишком задержали Вас внезапным приглашением на обед. — Что ты, Аделинда, я только рад. Но мне в самом деле лучше поторопиться. Намек ясен, и Дилюк кивает. После этого они оба начинают жевать чуть быстрее, а разговор стихает. Кэйа благодарит Дилюка и слуг поместья за гостеприимство, прощается и раскланивается, а сам думает, как побыстрее уйти, чтобы со стороны не показалось, будто он бежит. — Кэйа. Он оборачивается у парадной двери и видит протянутую руку Дилюка. Кэйа неуверенно пожимает её в ответ. — Спасибо, что зашел и ответил на мои вопросы. Обязательно заглядывай ещё на обед... или просто так. Тебе здесь всегда рады. У Кэйи дергается бровь. Распирает желание вывихнуть руку Дилюка. Бросил всё и всех, пропал на четыре года, лишил возможности отвечать на его высокомерные письма, а теперь рад видеть и поговорить. Так не бывает. Или бывает, если лишаешься памяти из-за артефакта необъяснимой природы, будь то Глаз Порчи или же оставленный Глаз Бога, но Кэйе тяжело свыкнуться с этой мыслью. Пиро Глаз Бога всё ещё лежит в его поясной сумке. Он должен был отдать его, он правда хотел, но не смог. Кэйа сжимает ладонь Дилюка в последний раз и отпускает. Надо же, тому не противно. Он в состоянии пожать Кэйе руку. Он хочет пойти с ним в орден. Это лучше, чем ничего. Как только они окончательно прощаются, и двери поместья закрываются за спиной, Кэйа начинает шагать в сторону города вдвое быстрее.