Письма издалека

Через две недели Джинн вызывает Кэйю к себе в кабинет. Он бы подумал, что она хочет сделать ему выговор, но на это нет и намека. Джинн вполне обыденно говорит с ним по делу, а Кэйа всё равно чувствует, будто в чем-то провинился. Он смиренно стоит напротив её рабочего стола, сцепив пальцы за спиной; то и дело теребит край своей перчатки. — ...в последнее время ты часто берешься за поручения рядом с винокурней, — вдруг говорит Джинн и замолкает. О нет. Это она сказала из-за того, что Кэйа стал часто задерживаться в обеденное время? Но он задерживался и раньше — Джинн никогда ничего не говорила, хоть и не любила опозданий. Он доигрался? Вообще-то, сначала Кэйа зарекся, что лишний раз не станет приближаться к винокурне. Потом в голове стал ныть голос, похожий на остатки совести: как так, надо интересоваться здоровьем Дилюка, надо поддержать Аделинду, надо самому всё проверить — обычно голосу недосовести вторило урчание живота. Так Кэйа и зачастил на винокурню. — Если нужно взяться за другие поручения, я готов. — От настойчивого взгляда Джинн он невольно выпрямляется. — Напротив. Я хочу попросить, чтобы ты сосредоточился исключительно на этих поручениях... и состоянии Дилюка. Рагнвиндры многое сделали для ордена Фавония, и самое малое, что мы можем — это отплатить добром за добро. Кэйе тут же хочется скукожится и уползти от этого разговора куда подальше. — Просто скажи, что ты пытаешься нас «помирить». Джинн тактично прокашливается: это у неё такой особый прием. Сидит себе за солидным дубовым столом дама с тонкими чертами лица, но стоит ей легонько кашлянуть, — не громче, чем позволено леди, — как подчиненные мигом затыкаются. — Ты же не станешь оспаривать решение действующего магистра? — Нет, я просто... — Кэйа бессильно пялится на картину, которая висит на стене рядом со столом. — От тебя не ожидал, Джинн. Я и так вижусь с Дилюком, помогаю ему чем могу, сама видела. Не ходить же мне с ним под ручку? Зря он так сказал. Выразился образно, но в голове сразу всплыла картинка из детства: тогда он вправду постоянно ходил с Дилюком рука об руку, и они оба не видели в этом ничего зазорного. Разбегались, только если кто-то упрекал их в том, что капитану и рыцарю не надлежит так фамильярничать, дурачиться подобно дворовым мальчишкам. Пару раз до Кэйи доходили слухи о том, что якобы они с братом уж чересчур близки, избалованные папенькины сынки, ну просто два холеных сахарных голубка, отлипнуть друг от друга не могут, но Кэйа никогда не придавал этим слухам большого значения. В отличие от Дилюка. — Я лишь расставляю приоритеты. Поручение простое: если ты понадобишься на винокурне, ты должен там быть. Отказы не принимаются. — Да, действующий магистр. — Уголок его губ дергается. — Господин Дилюк теперь мой второй начальник? Или подопечный? — Сам выбирай, как тебе больше нравится. — Джинн явно довольна тем, что они обо всем так быстро договорились. — Твоя задача — помочь ему вспомнить. Время от времени я буду интересоваться вашим прогрессом. — Эм... «нашим»? — Да. Недавно он заходил в штаб, пока был в городе, и спрашивал меня об Эрохе. — Она опускает взгляд. — Я рассказала Дилюку о его прошлом в ордене. Он до сих пор не помнит мрачных подробностей, о них я умолчала... но если бы не ты, сомневаюсь, что он вспомнил бы остальное. — Что ты ему сказала? — Кэйа хмурится. — Всё то, о чем мы с тобой договаривались. Вы с ним присоединились к рыцарям в юном возрасте, в четырнадцать лет Дилюк стал капитаном кавалерии, но когда на его восемнадцатилетие погиб отец, Дилюк покинул пост, чтобы расследовать обстоятельства его смерти. Об Эрохе тоже рассказала совсем немногое. Про то, как ты поймал его, например. — Я? Смешно. Только не говори, что решила меня выгородить. — Я не считаю это смешным. Дилюк тоже. — Да вы сговорились, — бормочет Кэйа себе под нос, но Джинн всё равно слышит. — Предлагаю тебе занять рабочее время не жалобами, а чем-то более полезным. — Она немного приподнимает брови. — На сегодня всё. Он кивает и выходит из кабинета. Хочется прислониться к двери, упасть на неё и пару секунд поразмышлять, что это сейчас был за разговор; хочется что-нибудь пнуть. Он пытался помогать Дилюку меньше, а не больше, потому что его помощь на самом деле никакая не помощь, а скорее откуп, попытка рассчитаться. За что — Кэйа сам не уверен. У него есть чужая вещь, и он должен её отдать, вот и всё. Он всегда возвращает то, что ему не принадлежит. «Я чувствовал, что в Мондштадте меня кто-то ждет», сказал Дилюк. Наследство, да-да. Глаз Бога. Аделинда, слуги, работники. Столько всего оставил. Кэйа идет к себе и зарекается, что сегодня он пообедает в «Хорошем охотнике». *** Вчера он был молодцом, действительно пообедал в «Хорошем охотнике». Назавтра он забывает взять с собой мору. Это Кэйа понимает, когда пытается купить пару закатников у бродячего торговца в окраинах Вольфендома, чтобы унять голод. Торговец пожимает плечами и удаляется вместе с тележкой сочных спелых плодов, чья оранжевая шкурка маняще блестит в лучах полуденного солнца. Наверное, торговец пошел караулить голодных охотников и рыбаков. Кэйе надо бы вернуться в город, взять мору и сходить в таверну — да и в ордене неплохо кормят, в конце концов. Тоскующий по готовке Аделинды урчащий живот с ним не согласен. До винокурни рукой подать, и Кэйа сдается. Он идет почти не глядя: ноги помнят дорогу. У крыльца его встречает Хилли, что-то ласково щебечет, провожает в зал. Сегодня на обед пряный томатный суп и свиные ребрышки в медово-горчичном соусе, на десерт мятный мусс. Дилюк час назад вернулся со встречи с поставщиком и отдыхает у себя. Его состояние не ухудшается, но и существенных улучшений в работе памяти лекарь не наблюдает. «Я бы мог устроить ему существенные улучшения, это тут же приведет к ухудшению», думает Кэйа. Сегодня Глаз Бога не с ним. Он попусту надеется, что Дилюк не спустится к нему со второго этажа, по крайней мере, не сразу. Вдруг он очень устал после встречи, отобедает позже: хозяева отдельно, гости отдельно. Но Хилли тут же несется докладывать господину о прибытии Кэйи, и уже через пару минут Дилюк живо спускается вниз по лестнице, чтобы его поприветствовать. Какой-то он сегодня уж слишком прихорошенный: темные волосы распущены, на нем белая рубашка, застегнутая под горло, синий жилет с серебристыми пуговицами, строгие брюки. Не успел переодеться после встречи? Но он ведь вернулся час назад... — Здравствуй, Кэйа. Я уж думал, ты не придешь. — Извини, замотался. Джинн решила загрузить меня по полной. — Джинн?.. Дилюк так хмурится, словно не понимает, о ком речь, и Кэйю это настораживает. Он не дает подсказки: ждет, когда Дилюк вспомнит сам, но тот напряженно молчит и смотрит в пол. — Джинн, — повторяет Кэйа. — Вы недавно виделись в ордене. И со мной, и без меня. — А... да, действующий магистр. — Оцепенение отпускает Дилюка. — Вспомнил, мы говорили о моем прошлом в ордене и об инструкторе... нет, инспекторе Эрохе. О том, как ты помог вычислить предателя в рядах ордена. Стоило убрать Пиро Глаз Бога куда подальше, как память Дилюка снова начала ухудшаться, пускай и незначительно? Это пугает не меньше, чем его попытки увидеть в Кэйе героя. — Что ты. Джинн, можно сказать, сама обо всем догадалась. — Кэйа старается не ухмыляться. — Но я больше не собираюсь спорить на эту тему. Как твое самочувствие? — Давай обсудим за обедом. Проходи, пожалуйста. — Дилюк слабо улыбается, и Кэйю передергивает от его учтивости. Он нехотя отдает свою меховую накидку Хилли и идет за Дилюком в зал. Не успевает Кэйа занять привычное место на противоположной стороне, как для него отодвигают стул рядом с хозяйским местом во главе стола: Дилюк стоит, придерживая спинку, и ждет, пока Кэйа сядет. Он уже чует что-то неладное, но садится. Пока разумнее считать, что Дилюк заигрался в радушного хозяина — и стульчик подставляет, и кормит-поит, и вниманием окружает, лишь бы выведать что-то ценное про свое прошлое. Нет уж. Кэйа ему ничего не скажет, только не так. С него хватит разговоров — пускай лучше Дилюк заберет чертов Глаз Бога и разгребет свои воспоминания сам. Неужели он об этом хочет поговорить, забрать свое? Может, Джинн рассказала, что у него был Глаз Бога? Кэйа выжидает, когда за едой Дилюк начнет рассказ о своем самочувствии — тогда вряд ли заметит, что Кэйа уж слишком голодно уплетает суп и свиные рёбрышки. Дела у Дилюка идут неплохо. После визита с Кэйей в орден он постарался запомнить тех, кого встретил, но сейчас ему досадно, что он забыл людей, с которыми общался совсем недавно. Джинн и Клаудию ещё помнит, но он понятия не имеет, кто такие Лиза, Сахароза и Эола. — С орденом мне всё более-менее ясно. Может, однажды я вернусь туда, если для меня найдется место... — продолжает Дилюк, когда они доедают суп, и Кэйа едва не роняет ложку. — Но сейчас я пытаюсь привести в порядок дела винокурни. Думал слегка обновить наш ассортимент... вином из валяшки по новой рецептуре, например. И я как раз хотел попросить твоей помощи. — С чем же? Только бы не пришлось бегать за ягодами на Пик Буревестника. Хотя... это же Джинн расценит как поручение с винокурни? Срочная помощь Дилюку, он лично попросил. Для ответственного сбора наилучшей валяшки потребуется не меньше недели, это точно. Кэйа бы подыскал рядом с Пиком какую-нибудь глухую деревеньку, в которой можно отдохнуть, и принялся бы за дело. Когда целый день напролет собираешь ягоды на свежем воздухе, совсем нет времени общаться на неудобные темы. — Чарльз сказал мне, что ты частый посетитель «Доли Ангелов», — продолжает Дилюк. — Значит, с нашим ассортиментом знаком как никто другой. И раз ты жил в нашем доме, отец наверняка привлекал тебя к делам винокурни... поэтому я хотел бы пригласить тебя на дегустацию. Мне очень пригодился бы твой совет. Он говорит так почтительно, будто перед ним сидит не Кэйа, а Председатель Верховного совета по одобрению вин. — Пригласить? — Его вилка звякает о тарелку. Кэйе не нужно подсказывать, как дегустировать вино или упиваться им всласть, но он подозревает, что Дилюк хочет чего-то ещё. — Пока мы ещё размышляем над упаковкой, но завтра будут готовы первые образцы. — Дилюк аккуратно касается губ салфеткой. — Я хочу обсудить с тобой новый напиток. Сам я не слишком люблю вино, хоть и вынужден в нем разбираться... Много дегустаций подряд уже не выдерживаю. Не выдерживает, потому что совершенно не умеет пить, сколько бы Кэйа ни пытался его научить в юности. Но в таком Дилюк не признается, вряд ли он вообще об этом помнит, а Кэйа не собирается ему напоминать. — Эм... ладно, — говорит он, а потом осознает, что это прозвучало как согласие; слова «вино» и «дегустация» затуманили ему разум. — Правда? — Выражение лица у Дилюка не меняется, но в голосе слышно легкое волнение. — Тогда завтра после обеда мы могли бы... — Это хорошо, но мои дела в ордене... — Кэйа пытается увильнуть, превратить свою непонятную реплику в мягкий отказ, но Дилюк замирает. Глаза раскрываются чуть шире: он внимательно ловит каждое слово Кэйи и выглядит так, будто готов принять удар. — Дела в ордене могут меня немного задержать. Ничего, если я приду позже обычного? — Нет, что ты. — Отлично. Продолжай, пожалуйста. О чем Вы договорились с поставщиком? Дилюк еле заметно выдыхает и продолжает рассказ. Кэйе показалось, если он ляпнет ещё что-нибудь, то лишит Дилюка неясной надежды, понятной только ему одному. «Когда всё кончилось, я снова почувствовал, что оставил здесь нечто важное... Я даже не могу вспомнить, что это, но это как-то связано с тобой». «Я чувствовал, что в Мондштадте меня кто-то ждет». Дилюк помнил, как потерял Крепуса, но забыл, как потерял ещё часть семьи, только совсем по-другому. Не семью ли он пытался обрести? Поэтому его тянуло к Кэйе? Зря, разумеется. Но рассказать об этом будет ещё тяжелее, чем правду об Эрохе. К концу обеда у Кэйи окончательно пропадает аппетит. Он бы запил разочарование вином прямо сейчас, но подождет до завтра.