Пропущенные моменты

-Не... любит, - отрывисто шептал принц, находясь в горячее, - я принц... больше никто... Гаюс стал со стула, вздохнул, глядя на раненого наследника престола, и положил свою ладонь на его лоб, покрывшийся испариной. Тот сильнее заметался по постели, сминая в кулаках простыню и сжав зубы, а спустя несколько минут успокоился, но перед этим жалобно всхлипнул: - Не любит... Лекарь много раз видел, как обеспокоенные родители обнимали своих детей и не забывали их при этом ругать, если ребенок был виноват в том, что с ним случилось. Но Утера Гаюс иногда вовсе не считал человеком, потому что не понимал, как можно оставить шестилетнего мальчика на день в чулане, ведь темнота зачастую пугает ребенка; не понимал, как можно не обращать на собственного сына внимания неделями, если тот чем-то провинился; не понимал, в конце-концов, сколько придирок существует к сыну у несчастного короля. Но Артур продолжал любить отца, старался радовать его и не обращать внимания на многочисленные наказания, правда, последнее сделать было трудно. Гаюс помнил, как лечил принца сначала от коликов, потом от простуды ( потому что не надо было бегать поздней осенью в легкой курточке!), потом от травм, полученных на тренировках. Он давал советы, а сын короля, хоть и заносчивый выскочка, слушал и менял свое мнение об окружающих. Он развил любовь в светловолосом мальчишке, развил нежность к животным и растениям, он часто вставал между отцом и сыном, если у Утера искры из глаз летели от очередного проступка наследника. *** - Вы преувеличиваете, Артур, - спокойно произнес лекарь, прикладывая к разбитой губе наследника тряпочку, намоченную целебным снадобьем. – Отец заботится о Вас. Принц сидел, опершись руками о стул, согнув локти. Нервно дернулся и пальцами провел по опухшей горячей щеке: - Сильно заботится, Гаюс, очень сильно. Начиная с другого конца, наверное. *** Утер вздрогнул, наклонил голову набок ; его пальцы задрожали, сам он задрожал будто в припадке. Вино плескалось в кубке, брызги попадали на белые рукава накрахмаленной рубахи, оставляя на ткани розовые пятна. Зазвенело серебро, соприкоснувшись с полом. Артур нагнулся, поднял посуду и вздохнул. - Отец, ты устал, перенапрягся. Тебе стоит отдохнуть. Когда монарх лег и закрыл глаза, а сын укрыл его одеялом, он прошептал: - У меня вообще то есть слуга, Артур. Губы принца дрогнули в горькой улыбке: «Сир, я Ваш слуга на всю жизнь» «А жизнь моя пренебрежительно мала», - подумал тотчас король и закрыл лаза, так ничего больше и не сказав. Пламя свечей отражало под глазами монарха тени, освещало малозаметные морщинки. Артур разглядывал полностью седые волосы отца, сжав зубы, - он помнил, как еще года три назад у отца не было такого внутреннего опустошения, не было слабости, выражаемой дрожанием рук и головы. Принц бы убил того, кто предвидел бы такое будущее королю Утеру Пентрагону. Отец был сильным! - Спокойной ночи, сир, - тихо произнес Артур и быстро вышел из покоев отца. И никакого ответа не услышал. *** - Прости меня... - прошептал король, повернув заросшее грубой щетиной лицо к сыну. Седые волосы он отбросил дрожащей рукой назад. Артур сидел напротив и запнулся, едва услышав голос отца. Полчаса назад он пришел к нему, в тысячный раз проклиная свое доверие к Моргане. Он рассказывал Утеру о всех делах, которые происходят в королеве, а тот молчал и иногда кивал. - Отец? - вскинул взгляд Артур и не увидел в родном человеке того грозного правителя. - Я был слишком строг с тобой, верно? - прошептал тот. - Я видел, что ты страдаешь от того, как отношусь я к тебе и к Моргане. Тебя редко хвалил, часто наказывал, а ее никогда. Покупал дорогие украшения, развлекал, а тебя однажды в то время отправил в темницу. Тебе было четырнадцать... ты хотел посмотреть на бродячий цирк, на их представления, но за день до этого провинился... - Отец, не стоит, - сын взял короля за ладонь. - Помолчи, - тихо попросил тот и продолжал:- и я запер тебя в каморке Гаюса, приказал ему следить за тем, как ты изучаешь кодекс. А сам отправился с Морганой на главную площадь смотреть на клоунов. - Отец... - Я сказал, помолчи, - несвойственно мягко отозвался отец. - Представление длилось часа два, и ты все это время изучал кодекс. А потом ты перестал проявлять свой интерес к народу, творчеству, оружию при мне. Редко стал показывать свои эмоции, это длилось месяца три-четыре. Гаюс мне тогда рассказал, как однажды ты был ранен на тренировке и был в бреду. - голос дрогнул - ты шептал обо мне, сестре, любви... Прости меня, Артур. Я... я деспотом был, прости... У Утера слезы навернулись на глазах. Сын встал перед ним на колени и взял в руки его рабочую левую руку, прижал ее и приложил к губам. Он долго стоял, покачиваясь иногда, долго дрожал, и одному богу известно, о чем думал Артур. Когда он ее прижал к щеке, она стала влажной. - Мальчик мой, - прошептал Утер, протянув другую руку к склоненной светлой голове, дотронулся до макушки и погладил вихри. - Спасибо тебе… Артур замер. Как давно отец не делал этого, как давно перестал его гладить, словно котенка, прижимать, говорить, что защитит его от любых невзгод. Как давно такого не случалось. И все-таки Гаюс был прав, когда поздним вечером много лет назад сказал одной крестьянке, что будущий король будет велик и милосерден.