***
С доктором Эрскином я встретился в призывном пункте. Война с пришельцами — мимиками, как их прозвали военные — была в самом разгаре, и из каждого утюга неслись патриотические речи. Если вы молоды и полны сил, если вам небезразлична судьба планеты и жизни ваших родных и близких, а также миллиардов других людей, записывайтесь в добровольцы! Мы дадим вам оружие и обучим убивать! Не допустим, чтобы наша Земля досталась инопланетным захватчикам! Я пошел, хоть был слаб и болен. Для своего возраста я не дотягивал ни в весе, ни в росте до общепринятых стандартов, но ведь стране нужны были каждые руки. К моему глубокому разочарованию, мои никчемные слабые веточки оказались непригодны, пусть я и с жаром доказывал врачу обратное, пока конвой не вышвырнул меня из кабинета под издевательский смех других добровольцев, ожидавших своей очереди. Но я был упрямым малым и принялся обивать пороги всех призывных пунктов города, получая отказ за отказом, пока судьба не столкнула меня с евреем-эмигрантом из Германии доктором Авраамом Эрскином. Что он увидел во мне, что услышал в моих горячих речах — я не знаю до сих пор. Но спустя месяц после множества тестов и анализов с истыканными как у последнего наркомана венами я оказался в «саркофаге». Тот день, день эксперимента, разделившего мою жизнь на «до» и «после», я помню, словно он был вчера. Накануне вечером мы с доктором славно поболтали, пока я, нервничая, с трудом запихивал в себя скудный и безвкусный ужин в больничной палате. Док снова и снова рассказывал мне о том, что будет происходить завтра: меня уложат в специальную капсулу, сделают множественные инъекции сыворотки в основные группы мышц и подвергнут облучению вита-лучами. Он умолчал только о том, как невыносимо больно мне будет в этот момент. Я знал, что не был первым подопытным дока. И также знал, что до меня в его экспериментах не выжил никто. Но Эрскин с его программой был для меня реальным шансом попасть на фронт и сделать хоть что-то! Наверное, поэтому я решился и не пошел на попятную. К чему было жить таким, каким я был — подхватывающим простуду от каждого сквозняка и имевшим к своим двадцати пяти годам больничную карту толщиной с двухтомник «Американской трагедии» Драйзера? Док обещал сделать меня сильнее и выносливее, но реальность превзошла все ожидания. Из капсулы на руки медперсонала выпал кто-то другой, не совсем я. Мое тело прибавило в весе больше сотни фунтов и обрело рельеф, словно я только и делал в свободное время, что зависал в зале, тягая штанги. Астма, аритмия, камни в почках и даже кариес, терзавший мои зубы с детства, — все исчезло, излечилось само собой. А тесты, которые Эрскин успел провести до своей трагической гибели, показали запредельный уровень регенерации организма. Усиленный слух, эйдетическая память, высокая обучаемость и аналитические способности — всем этим меня наградила сыворотка. Неясно было только одно — почему я не умер, как остальные подопытные до меня. Жаль, док так и не успел это выяснить. Несчастный случай, нелепая авария унесла его жизнь, и можно до бесконечности строить догадки, кто был виноват — сам он, от усталости перепутавший газ и тормоз, или… Я склонен полагать, что его попросту убрали, лишь бы не дать ход дальнейшим экспериментам. Армия суперсолдат даже в условиях войны с пришельцами — очень непредсказуемая штука. После смерти Эрскина программу быстро прикрыли. Отчасти потому, что док многое держал в голове, не доверяя бумаге или электронным носителям. Отчасти из-за того, что расход добровольцев оказался слишком велик. А я превратился в единственный удачный результат эксперимента, суперсолдата и… изгоя. Я не нужен был в армии — слишком ценный кадр, чтобы бросать меня грудью на амбразуру. Я не нужен был в мирной жизни — слишком «слишком» я был. Меня задвинули на штабную работу и время от времени вытаскивали на свет божий из архивных завалов, стряхивали пыль с «надежды нации», обряжали в капитанский мундир и пихали в руки листки с патриотическими речевками. Теперь я — мое лицо с экранов телевизоров в каждом доме, мой голос из радиоприемников — вещал всю эту чепуху о том, что нельзя оставаться равнодушным, когда наши солдаты гибнут в неравных боях с пришельцами. Я звал за собой молодых ребят на верную смерть. Я видел сводки, сам лично подшивал их в папки в подвале архива: из сотен солдат выживали лишь единицы. И я так дальше не мог! Наши споры с полковником Филлипсом, в чье подчинение меня направили, с каждым днем становились все ожесточеннее. Я настаивал, просил, умолял послать меня туда, где мои сила и способности окажутся куда полезнее, чем здесь, среди бесконечных полок, заполненных толстыми папками с казёнными серыми обложками. Но полковник был непреклонен. Я использовал все аргументы от разумных доводов до шантажа, но день за днем я спускался на минус второй этаж, где с утра до вечера сортировал донесения и сводки, сканировал их и подшивал. Бесконечно.***
С Тони, вернее с Энтони Эдвардом Старком, я столкнулся в штабной столовой. К огромным порциям, которые я уносил с раздачи, окружающие давно привыкли, но Старк был здесь впервые. Командование пригласило его для технических консультаций по вопросу модернизации экзоскелетов, в которых солдаты сражались с мимиками. Экзоскелет, боевой скафандр — единственное на сегодняшний день наше преимущество перед мимиками. Эта конструкция, разработанная хитрыми китайцами, расширяет возможности простого человека, усиливает его физическую мощь, а встроенные датчики позволяют сканировать местность и определять местонахождение противника. Модели, которые использовались сейчас в бою, представляли собой именно скелет, внутрь которого помещался солдат. При этом почти все его тело оставалось незащищенным от внешних воздействий. Но эта модель была достаточно дешевой для серийного производства и легко ремонтировалась силами штатных механиков. В свое время на костюмы, закупленные для американских солдат, компания СТАРК Индастриз устанавливала системы вооружения. Сейчас же, насколько мне было известно, Тони Старк работал над прототипом экзоскелета, представлявшего собой полностью закрытый бронекостюм, работающий от энергии дугового реактора. Я знал Старка по его выступлениям по телевидению и скандальным статьям в желтой прессе. Журналисты одинаково охотно смаковали подробности его насыщенной личной жизни и финансовые успехи. Невысокий темноволосый мужчина в мятом костюме с усталым лицом, мешками под глазами и аккуратно выбритой эспаньолкой — таким Старк предстал передо мной в столовой. Он с удивлением оглядел гору еды на моем подносе, а после плюхнулся рядом, даже не спросив разрешения. — Ты что планируешь съесть все это, здоровяк? — спросил он меня. Я сухо кивнул и отправил в рот первый из десятка сэндвичей. Я успел привыкнуть к тому, что на меня глазеют, словно на диковинный музейный экспонат, и потому пристальный взгляд Старка не смущал меня. — Твое лицо мне отчего-то знакомо. Я вздернул бровь. Да уж, не узнать меня было сложно — за год телевидение сделало меня популярной медиа-персоной. Патриотические речевки в моем исполнении показывали после каждого выпуска новостей, крутили в кинотеатрах вместо рекламы, а плакаты, где я позирую на звездно-полосатом фоне, были расклеены по городам всех пятидесяти штатов. — Стивен Грант Роджерс, капитан Америка, — я тщательно вытер руку о салфетку прежде, чем подать ее Старку. Тот нахмурился, словно вспоминая что-то, и, наконец, широко улыбнулся. — Точно! А ведь ты знаменитость! Энтони Старк! — его рукопожатие было крепким, а ладонь — приятно прохладной. — Знаменитость — это громко сказано, пожалуй, — покачал головой я. — Так, очередной выскочка, прячущийся от войны за чужими спинами. — Я в курсе твоей истории, — кивнул Старк. — Жаль, не мне выпала честь работать над проектом генератора вита-лучей. Эрскин ведь использовал разработки русских. — Да, — кивнул я, — доктор Эрскин работал с русским физиком Иваном Ванко. Я видел его всего пару раз, а после гибели дока он, вроде бы, вернулся обратно в Россию. Старк рассеянно подхватил со своей тарелки пару ломтиков картофеля фри, макнул их в кетчуп и пихнул в рот. — И почему такой ценный экземпляр как ты пропадает здесь, на базе Лихай? Я думал, ты одерживаешь победу за победой на полях сражений. — Так говорит пропаганда, но, как видите, мистер Старк, слухи расходятся с реальностью, — я пожал плечами и постарался сохранить невозмутимый вид, хотя эта тема была для меня очень болезненной. — Брось это «мистер» и зови меня Тони. Но это неслыханно! Люди пачками гибнут, а суперсолдат, буквально созданный для этой войны, прохлаждается в подсобке! Какого черта там думают эти высокие военные чины? Я немедленно… — Не нужно! — осадил его пыл я. — Полагаете, я не пытался? Думаете, мне самому это по душе? Я бы с радостью оказался сейчас на поле боя и сделал все, что в моих силах. Но полковник Филлипс считает, что я принесу больше пользы здесь, в штабе. — Филлипс-швиллипс, старый дурак, — пробурчал Старк, теребя свою бородку. — Я попробую что-то сделать с этим. Тогда я и не думал, что у него получится. Но, как сказал мне Тони уже в самолете, для Старка нет ничего невозможного. Он пробыл на базе две недели, и мы ежедневно обедали вместе. Тони оказался занятным собеседником. Я многое узнал от него о том, как на самом деле вооружены солдаты, сражающиеся на передовой. Китайские костюмы часто замыкало, да и электроника была ни к черту, и многие бойцы гибли, намертво застряв в своей заклинившей посреди битвы броне или пытаясь сделать выстрел из оружия с заглючившей системой наведения. За день до отъезда Тони под столом пихнул мне в руки конверт, в котором оказались документы на имя Кристофера Роберта Эванса, уроженца штата Юта, и записка. «Если хочешь выбраться отсюда и сражаться, мой самолет доставит тебя в Лондон. Командование стягивает там силы для броска на побережье Нормандии. Твой Филлипс проболтался, что это сражение может решить исход всей войны. Вылет завтра в 23:13. Ждать не буду ни минуты. Если не придешь, решу, что ты струсил. Э.Э.С». Я не раздумывал. Мы провели в самолете чуть больше семи часов и сели в Хитроу после полудня. Это было самое запоминающееся путешествие в моей жизни, учитывая, что раньше я, во-первых, не покидал пределы Штатов и, во-вторых, никогда не летал. При жизни матери мы с ней вместе ездили в Бостон, Вашингтон и Филадельфию на автобусе, а больше я нигде и не был. Мама умерла за несколько месяцев до начала войны, и я радовался, что ей не довелось увидеть кошмара, в который превратилась жизнь всей планеты. Перед самой посадкой Тони дал мне кое-что, на поверку оказавшееся миниатюрным передатчиком. — Не знаю чем, но ты мне понравился, Стив, — сказал он. — Я понимаю, что, возможно, везу тебя на верную смерть, но это твой выбор, и никто не имеет права решать за тебя. Если ты выживешь, а я на это очень надеюсь, или если тебе понадобится моя помощь, просто нажми сюда. Тони приложил мой палец к сканеру, и верхняя панель передатчика съехала в сторону, открывая кнопку. — Здесь все настроено на твои отпечатки, любой палец сгодится. Кнопка активирует сигнал, который перехватит мой спутник. А ДЖАРВИС, искусственный интеллект, который я создал, незамедлительно вышлет за тобой транспортное средство, и тебя доставят в Нью-Йорк или туда, где я в тот момент буду находиться. — Тони… спасибо, — у меня не было слов, чтобы выразить свою благодарность. Этот человек, который знал меня всего ничего, столько сделал для меня. — Не за что, кэп. И, если серьезно, не вздумай умереть! Оттуда, — Старк ткнул пальцем вверх, — еще никто не возвращался. — Есть, сэр, — усмехнулся я. — А теперь, рядовой Эванс, мой вертолет оттранспортирует тебя прямиком на базу. Найдешь там генерала Бригхема и передашь ему пакет от меня. Дальше он определит тебя в отряд. Хорошо, что у тебя так быстро растет щетина. Никто и не заподозрит в этом хмуром лесорубе лощеного капитана с картинки. На этом мы пожали друг другу руки, и я выбрался из самолета и пересел в вертушку. Несмотря на волнение, в пути я успел задремать и проснулся уже на подлете к Портсмуту.