The moment you arrived they built you up The sun was in your eyes You couldn't believe it Riches all around, you're walking Stars are on the ground You start to believe it
Dying in LA
Трек — Panic! At the Disco
Ощущение того, что ты не справляешься, проявляется по мелочам. Вдруг возникшая в памяти картинка, место, предмет или запах — древесный аромат от «Serge Lutens», и всё начинается заново. Память услужливо рисует длинные развевающиеся волосы, руку с татуировкой змеиной чешуи, широкую снисходительную улыбку. Взгляд чёрных как маслины глаз и родинку… Эта ловушка из триггеров вновь разбивает мне сердце. Мечты, желания. Мироздание воздаёт по запросам с жестоким юмором: всё зависит от того, чего ты в действительности хочешь. Мне было семнадцать. Чего я мог вообще хотеть? Это довольно грустная история. …Мне говорили, что я талантлив и привлекателен. Окружённый улыбками друзей и заботой родителей, думал, что так оно и есть. Да, наверное, тогда я был милашкой. Точёные скулы, яркие глаза, неплохие пропорции. Меня учили точным наукам, рисованию, музыке. Языки давались проще всего. Испанский, китайский. Наверное, потому, что во мне намешана целая куча генов. Мои родственники имеют мексиканские корни, отец наполовину азиат, а мама выросла в Калифорнии. Мы жили в Сан-Диего, а потом отец переехал в Лос-Анджелес, и я поехал с ним. К слову сказать, он был большим почитателем Майкла Джексона, и, наверное, имя своё я получил в дань одной из его песен. Моё имя Джин. Джин Вонг. Произносится как «Билли Джин». Семья не бедствовала, и я не особо заморачивался насчёт денег, предпочитая плыть по течению. Мне хотелось стать великим музыкантом или художником, и когда-нибудь стряхнуть пыль с этого мира. Я играл на гитаре и водил дружбу с такими же праздными мечтателями. До сих пор тоскую по тем беззаботным временам. Когда мне исполнилось семнадцать, отец посчитал, что я уже достаточно вырос, чтобы зарабатывать самому, и устроил на подработку. Нет, не официантом в каком-нибудь кафе или курьером — меня взяли помощником менеджера в один из филиалов Chrome Hearts. Но, несмотря на то, что в должность я впорхнул как бабочка, спрос оказался жёстче, чем с остальных сотрудников. Да, именно потому, что попал я туда по знакомству. Лениться мне не позволяли, поблажек не делали. Хотя сама работа оказалась интересной в плане новых знакомств и перспектив карьерного роста. Я научился разбираться в ювелирке и общаться с клиентами. А ещё считать деньги. И мой круг общения тоже приобретал некую статусность.***
Дайске Андо позволял вихрю впечатлений сминать себя, как парус, подхваченный волнами шторма. Он сразу влюбился в небоскрёбы, движение и ощущение свободы, которое сквозило ветром, капало дождями, слепило солнцем. И заставляло невольно радоваться всем и каждому. Ему не хотелось останавливаться, выдыхать, рассматривать, нет. Внутри горела жажда впитывать, поглощать всё, что попадалось на глаза, и нестись вперёд. Лететь безрассудно, сломя голову. Прекрасное чувство, которого так не хватает на Родине. Свобода. Токио сковывал кандалами примерного гражданина, но в Штатах всё было иначе. Дай впервые почувствовал отсутствие гнёта общественных норм и порицаний. Его никто не знал, всем было параллельно, кто он и чем занимается. Здесь отсутствовала необходимость прятать от людей глаза. От обилия информации кружило голову, но тело жаждало ещё и ещё. Он чувствовал этот кайф. Наркотик под названием «Тебе можно всё». В Chrome Hearts он решился зайти просто за компанию с согруппниками. Знаменитый ювелирный бутик, в филиале которого он уже был, когда приезжал в Нью-Йорк. Неторопливо рассматривая антураж и витрины, японец выхватил взглядом миловидного мальчишку-менеджера, сфокусировал, будто в объектив камеры — такого свежего и умытого, удивляясь невинно распахнувшимся ему навстречу глазам. Ухмыльнувшись идиотской идее, Андо на успех не особо рассчитывал. Но решил попытаться. Ненавязчиво. Поведётся или нет? Высокие скулы, раскосые глаза, стройное тело. И ярко выраженные азиатские корни. Интересно, он совершеннолетний? О чём ты думаешь, Дай? Язык обвёл сухие губы. Мужчина заставил себя перевести взгляд на витрину. Он протянул руку, и само движение послужило провокацией, вызвав в парне ненадуманное смущение. И пока мальчишка, краснея, подбирал ему размер кольца, Дайске фантазировал другие обстоятельства и иной антураж, где, помогая себе язычком, горячий рот раскатывает по его члену презерватив. Боги, он гнал от себя эти мысли, но ситуация очень располагала. Думать о сексе всегда приятно, и… он же ничего не предлагал напрямую? Пока не предлагал. — Ты любишь музыку? Что делаешь завтра вечером? Снова распахнутый и удивлённый взгляд, и музыкант резко одёргивает себя: тут не бордель, и он не за утешением на ночь пришёл. Просто мальчик такой славный. И в его глазах полыхает вопрос, вынуждая вернуть внимание к чёртовому кольцу. — Выписать вам чек? — юноша робко улыбнулся. Ещё совсем ребёнок! От него и пахло детством. Зелёный чай и молочный шоколад… Парнишка вдруг замер. Наклонился ближе, вдохнул глубоко, прикрывая веки. «Это ещё что такое было? Всё, стоп! Ему просто понравился твой парфюм, — повторял себе Андо. — Скажи спасибо и уходи. Пофантазировал и хватит…» — Как называется ваша группа? Вы бывали в Калифорнии раньше? Дай что-то пробормотал про Манхеттен и Нью-Йорк, ощущая как имя «Билли Джин» вкусно перевернулось во рту неудобной «л». В мозгу таймером щёлкнул единственный и самый важный вопрос, но как бы правильно его сформулировать? — В Лос-Анджелесе… принимают на работу детей? — Мне семнадцать, сэр. — Возмущённо. Опа! Холодный душ на голову. «Всё, Дай, ты его не нагнёшь. Убери контрамарку сейчас же! И отстань от ребёнка, бля. Он несовершеннолетний». Но… неплохое приключение получилось.***
Америка. Колыбель мирового шоубиза, и покорить её — означает получить мировое признание. Покажите мне, какой творческий человек не мечтает о славе? А иностранцы вообще отличаются особым упорством в попытках завоевать этот «Олимп». Я и слыхом не слыхивал о Dir en Grey, пока не увидел воочию, и Дай появился в моей жизни, когда группа только начала путь к успеху заграницей. В магазин зашла делегация из Японии — хорошо одетые парни и переводчица. Ничего особенного, только улыбка одного из них была чересчур задорной. Другие держались более сдержанно, разглядывая украшения на стенде. А парень рассматривал меня, будто я был экспонатом вернисажа, который он собирается купить. Воспитанные люди так себя не ведут. Но его это вообще не заботило. Он сиял как солнце, ослепительно и ярко. Такой вот, безмерно довольный всем человек. Приблизившись к витрине, мужчина остановился, и его взгляд рассеяно заскользил по ней. Я кивнул, подзывая для консультации девушку-продавца, но он отказался, замотав головой, и вдруг указал на меня пальцем, жестом приглашая подойти. Для японца парень был рослым, под метр восемьдесят, неплохо сложен, и выглядел не старше меня, но на самом деле его возраст… собственно, лет ему оказалось намного больше, чем я думал. — Вам что-то показать? — Да, я подбираю кольцо, — он поднял руку, и на запястье звякнула связка тяжёлых брендовых браслетов. Широкая ладонь, длинные пальцы. Честно сказать, я бы посоветовал носить более лёгкое серебро. Но подчинился правилу, что клиент всегда прав. Нас так учили. Слушать желание покупателя. — Спасибо, что не отказались помочь. — Приятный голос. Его английский был тогда не очень хорош из-за акцента. Но для японца парень говорил прекрасно. — Как к вам можно обращаться? — Джин, — ответил я. — Произносится как «Билли Джин». — Джин… Напиток? — сыронизировал он, и неожиданно рассмеялся. — Что-то терпкое и противоречащее… — Просто Джин… — Я ощутил, что краснею. Без понятия, какие ассоциации возникали в его голове, только смутить меня у него получилось на раз. — I’m sorry, — извинился человек, сверкнув зубами. — Да всё в порядке. «Можешь издеваться и дальше». — Дай, — вдруг представился он. И неожиданно поинтересовался: — Давно здесь работаешь? — спросил он, указав на часы. Я поднял брови, пытаясь разобрать суть вопроса. Он некорректно выразился, и в подтверждение этому характерно тряхнул волосами, мол, забудь, проехали. А я вдруг подумал, что окажись он рок-звездой, то одним таким кивком, наверное, мог бы завести толпу. Кстати, ему шло быть… звездой… Океан обаяния. Море шарма. И имя у него певучее — Дайске Андо… — Неплохо, — он изучал средних размеров перстень, который я только что надел ему на палец. Руки у мужчины были красивые, и мысленно я одобрял его выбор. — Мне нравится. — Выписать вам чек? Он кивнул. — Ты любишь музыку? — вдруг наклонившись ко мне совсем близко, спросил назвавший себя Даем. — Мы выступаем завтра… Здесь. — Вы музыкант? — Guitaristo. Запах парфюма резковатый, но изысканный, ударил по ноздрям. Аромат показался таким необычным, что я невольно подался навстречу, вдыхая ещё. Спросить бы название, но как-то невежливо всё это. Из молчаливого транса вывело ощущение затянувшейся паузы и его снисходительная усмешка. — Где именно? — встрепенувшись, поинтересовался я. На самом деле никуда идти не хотелось. Тем более на неизвестных Dir en Grey. Только улыбка Дайске сияла так искренне, что услышав название «The Wiltern Theater», я поменял планы. — Вам нравится в Калифорнии? Вы бывали в Лос-Анджелесе раньше? — Пару раз, и, кроме звукозаписывающей студии, мало что могу вспомнить… Предпочитаю Манхэттен, — вежливо ответил он. — Приходи на концерт, если найдёшь время. Джин.***
Не имея никаких ожиданий, не представляя, ни что они собираются играть, ни как выглядят, я купил билет. И, конечно же, не думал, что какое-то шоу перевернёт мою жизнь. Полные харизмы, энергии и хаоса они производили ошеломляющее впечатление. У группы оказалось много поклонников, и клуб набился так, что негде было повернуться. Предчувствие чего-то неизбежного шевельнулось в груди, когда он вышел на сцену. Дайске Андо. Красивый, свободный, наполненный страстью! И разница между этим образом и тем человеком, с которым я говорил в магазине, показалась колоссальной. Я был поражён, покорён и сметён эмоциями — слишком сильное впечатление произвёл на меня тот концерт. Интересно, если бы знать заранее, кто он, что-нибудь бы изменилось? …Потом я долго не мог собраться с мыслями, и, конечно, ругал себя, за то, что упустил шанс познакомиться ближе. Ощущая странную тоску, я перерыл интернет, читая о них всё, что находил: сплетни, интервью, слухи, рассматривал фотки и даже скатился до фанфиков. Пошёл учить японский… Узнал всю дискографию, и скупая мерч, «подковался» не хуже самых преданных фанатов. Но этого было недостаточно. Ничтожно мало! И я снова взял в руки гитару… Оглядываясь назад, оправдывать интерес к Дайске любовью к их музыке было невообразимо глупо. Хотя тогда именно так я всё и чувствовал. Немыслимую тягу к Dir en Grey. Но я даже представить не мог, что через два года смогу запросто пожертвовать работой, чтобы увидеть концерт в Нью-Йорке. Нет, не так. Чтобы увидеть ЕГО.***
Гитарист ёрзал на стуле, философски размышляя над тем, чего ещё преподнесёт жизнь, когда, казалось бы, он уже прочувствовал все её прелести. Свежий тур по Америке в этот раз не привнёс ничего нового в их путешествие. Менялись лишь локации. И люди. Через группу, сидящую за длинным столом, сочился поток фанатов, и Дай улыбался всем им, потому что так надо. Потому что это его работа. Потому что они заплатили за это деньги. ОНИ. ЗАПЛАТИЛИ. Да, иногда автограф-сессии после выступления выливались в сущий ад. Помещение давило закрытыми окнами, и гитарист задыхался в запахе мускуса и немытых тел, продолжая механически кивать и скалить рот в улыбке. Усталость, затёртая благожелательностью, въелась глубоко в мышцы лица, превратив его в застывшую маску. И хоть допинги в сочетании с алкоголем отчасти спасали ситуацию, мужчина чувствовал, что долго так не протянет. Его улыбка вдруг исчезла; на мгновение гитарист позволил себе слабость, закрывая отяжелевшие веки. За тёмными стёклами очков этого всё равно никто не заметит. Просто посчитать до трёх… «Душу бы продал за глоток кислорода» — подумал он, боковым зрением отмечая приближение очередного восторженного детёныша. Сейчас мальчик срывающимся от волнения голосом начнёт благодарить за то, что было и чего не было. Гитарист вяло и холодно усмехнулся предсказуемости. Но парень промолчал, тем самым нарушая привычное течение подобных встреч. — Вы в порядке? Без обычного здрасьте. Не шевелясь, Дай медленно поднял глаза, ощущая как очки съезжают на нос, но поправлять их не было сил. — Нет, — ответил чисто на автомате. Потому что ещё немного и его стошнит. Просто вывернет наизнанку. Пальцы до онемения сжали ручку, чтобы хоть немного отвлечься от этого состояния. — Откройте окно! Человеку плохо, — юноша произнёс это очень тихо. Но так отчётливо, что все повернули к ним головы. Внимательные глаза не отрывались от показавшегося знакомым лица. Удивительно, что его голос вообще услышали. Мальчишка волшебник, не иначе. Андо застыл под тревожными взглядами согруппников и толпы. Чья-то рука участливо протянула стакан с водой. Прибежала тур-менеджер Нора. И через мгновение свежий воздух ворвался в помещение. Шум в голове рассеивался, разделяясь на отдельные голоса. — Всё нормально. Дышать стало проще. Взгляд зажёгся интересом и остыл меньше чем за секунду: мало ли кто приходит на их концерты. А разве не надо сказать спасибо? Дайске молчал, изучая глазами столешницу. «Вы предполагаете, а провидение располагает» — думал гитарист, выводя маркером автограф на чужом телефоне. — …Спасибо. Это он должен сейчас благодарить этого юношу, а не наоборот. — Пожалуйста, — И Андо удивился тому, с каким одолжением он это сказал. Слишком. По-мудацки. Ты скотина, Дай. Неблагодарная. Бездушная. Скотина.***
Вы почувствуете разницу между встречей в неформальной обстановке и официальным meet-and-greet, где общение с фанатами напоминает музыкантам отягощающий конвейер. Огромное количество людей проходит через них, требуя ответного внимания, и выдерживать это жуть как утомительно. И, наверное, Дайске не очень хорошо себя чувствовал, потому что, по мере того, как продвигалась очередь, его лицо становилось бледным, как лист древнего пергамента. Ну, я попросил кого-нибудь открыть окно… Не знаю, правильно ли было это делать, но, свой шанс пообщаться я снова профукал. В общем, это был второй крутой концерт, на котором мне удалось побывать, но meet-and-greet там оказался полным дерьмом. — …Спасибо. — Пожалуйста. За неимением с собой диска или открытки, я протянул гитаристу телефон. Так на моём стареньком Самсунге появилась заветная закорючка автографа. Даже не имя, которым он обычно подписывается; это был иероглиф «hito». Улыбчивая холодность, с которой Дай поднял взгляд, болезненно уколола — ведь я так надеялся, что он меня узнает… И когда этого не случилось, бессильному разочарованию не было предела. Ночь навалилась тяжёлой бессонницей с литром кофе и вариантами, что бы такое придумать, чтобы на меня, наконец, обратили внимание. Я подключил всех знакомых и друзей, до кого только смог дозвониться, и которые имели отношение к делу, чтобы получить пропуск за кулисы. И хоть теперь на моей шее висел бейдж с надписью «All area» — уверенности это никак не прибавило. Я был одержим желанием увидеться с ним. И прокручивая возможные варианты, совершенно не продумал, что скажу ему при встрече. «Вы меня помните? Лос-Анджелес. В позапрошлом году вы заходили в Chrome Hearts…» Руки опускались. Кто я ему? Дай не обязан запоминать всех продавцов во время шоппинга, когда-то случившегося в туре. Только идея пообщаться неформально раздирала мне мозг. И пока я ломал над этим голову, виновник мучений почти прошагал мимо. Снова. — …How are you doing? — с дежурной улыбкой и невидящим взглядом он протянул мне руку. И не оставалось ничего, кроме как пожать её, промычав ответное приветствие. После этого я сдался.***
Этот мальчик промелькался перед глазами уже достаточно, чтобы не остаться незамеченным. И конечно, у Дайске назревали вопросы. Чей-то друг? Знакомый? Сначала автограф-сессия, теперь вот, за кулисы пролез. И гитарист обратился к местным техникам: — Знаете его? — Да, конечно. Это свой. Джин Вонг. Хороший парень. Тоже гитарист, — добавили с улыбками. — В Ютубе можно глянуть. Он доставляет вам неудобства? — Вообще никаких. Просто вижу его часто. — Ну, он, типа, волонтёр. Помогает нам с аппаратурой. И вообще, меломан. — Мело… что? Кто? — не понял Дайске. — Типа человек, влюблённый в музыку. Тусуется на концертах. — Ааа, ясно. Спасибо, — усмехнулся Дай. Вернувшись в гримёрку, мужчина достал планшет и забил имя в поиске. Он не хотел тратить на эту чушь много времени. Просто взглянуть одним глазком, чтобы разобраться. Надел наушники, нажал «play»… Да не может быть! Наблюдая в мониторе свою более молодую и не очень ловкую копию, Дай невольно втянулся. И пока просматривал видео, заинтересованная улыбка не покидала его лица. Чёрт подери, до чего наивно! Но как же всколыхнулось прожжённое эго! Он словно признание в любви услышал. «Ты меня совсем не знаешь, малыш. Я вовсе не такой» — думал гитарист, но приятное чувство разливалось по венам, согревая внутренности. Польстило, ух, как польстило! Джин Вонг? «Произносится как Билли Джин». Имя знакомо царапнуло нёбо неудобной буквой, отразившись воспоминанием про мальчишку-менеджера, которого гитарист неудачно пытался клеить где-то и когда-то. А ты подрос, БиЛЛиДжин. Дай повторил это имя вслух раз двадцать. — …Того парня видишь? — гитарист указал технику на брюнета в толстовке. — Передай ему проходку, пожалуйста. Его зовут… Неважно, просто скажи, что он приглашён на after-party. Я приглашаю, — уточнил мужчина, цепляя взглядом исчезающую в толпе спину. — Пусть вернётся за кулисы. После концерта. Спасибо.***
Расстроенный, я шатался по закулисью, наблюдая за отстройкой музыкантов, и уже собрался выйти в зал, когда меня вдруг догнал кто-то из стаффа, на ломанном английском попросив задержаться. «Пропуск на мероприятие, — объяснили мне, и я обнаружил в ладони кусочек картона с названием заведения. — После шоу вас приглашают пройти в гримёрную.— А потом он очень тихо назвал имя: — Дай». Если счастье есть, то я ощутил его именно в тот момент. И сердце рвалось выскочить из груди. Сильнее, чем тогда, оно ещё никогда не билось. Предчувствие долгожданной встречи кружило голову. И когда весь трясущийся от волнения, я постучал в гримёрку, там уже ждали. Компания в баре отеля, где они остановились, собралась небольшая, несколько знакомых и друзей группы и, конечно, девушки. Общение в тесном кругу дарило совсем другие эмоции, когда не сдерживаемые официозом музыканты, позволили себе расслабиться. И Дай уже не выглядел недосягаемым божеством. — Ну, здравствуй, — поздоровался гитарист, подсев рядом. Сигарета красиво тлела между пальцами, на одном из которых блестело кольцо, что я продал ему больше года назад. Рваные на коленках джинсы, рубаха в клетку, футболка. И длинные волосы. Он выглядел как самый обычный человек. А парфюм был другим… со свежими морскими нотами. — Джин Вонг, ты привлёк внимание. Последние слова заставили напрячься. В смысле? Типа я сталкер, или что? Зачем он это сказал? Даже ладони вспотели. — Отличное выступление, Дай… — А вчерашнее не считается, да? — он хитро усмехнулся, показав ряд белоснежных зубов. — А два дня назад? Это же ты попросил открыть окно? А я не сказал спасибо. — Ах, это… да не за что. А почему вы… не… — Because… — упреждающе улыбнулся он. Но всё же, он ведь мог сказать, что вспомнил меня? — А у нас с тобой общие знакомые, — кивнул гитарист на друзей со студии, решив, видимо, сменить тему. — Так, значит, ты играешь на гитаре? — Откуда вы знаете? В ответ он просто улыбнулся. Наблюдая гитариста на сцене, я абсолютно забывал обо всём. Пытаясь перенять манеру игры, копируя его движения, снимая партии, я думал, что, таким образом, смогу больше узнать. Научиться чему-то новому. На самом деле я сублимировал. Сделал несколько каверов и выложил в интернет. Шанс, что Дай это посмотрит, был, конечно, мизерный, но он существовал! Музыканты же пользуются соц-сетями! А сейчас Дайске Андо сидел рядом. Так близко, что мы почти соприкасались коленями. От осознания, что, мол, вот, я запросто болтаю с мужчиной, о встрече с которым столько мечтал… В общем, мысли путались. Какой ОН на самом деле? Когда без этих всех официальных масок? — Ты скромный, да? — губы мужчины сложились в покровительственную улыбку. — И пока единственный, кто добился сходства с оригиналом, — рассмеялся он. — У тебя неплохие данные, Билли Джин. — Буква «л» прозвучала идеально, будто бы Дай тренировался в произношении. Господи, он посмотрел видео! И вспомнил Лос-Анджелес. — Поделись, каково это… представлять себя мной? — Полушутливо, неприветливо, отстранённо… Ещё минуту назад, он не позволял себе говорить в подобном тоне. Это что, проверка какая-то? Оценивающий взгляд, полный цинизма, пронизывал насквозь. В нём читалось «Ты никто, малыш, просто фанат, который хочет ко мне на коленочки». — Пользуйся возможностью, Джин, в следующий раз её может и не представиться. Да что он о себе думает? Считает меня пустышкой? — Вы всегда так развлекаетесь?! Провоцируете? Унижаете?! Если так, то мне здесь делать нечего. Я поддался гневному порыву уйти, только пальцы, вдруг сжавшие ткань моего рукава, не позволили это сделать. Рука, с браслетами на запястье, крепко держала за локоть. — Я лишь пытаюсь узнать, что за демон скрывается за твоим милым личиком. Мы ведь почти незнакомы. Вдруг ты маньяк, который замыслил убийство? — Это что, шутка такая? — Это проверка такая. И ты её прошёл. — А знаете, маньяк здесь вовсе не я! Дайске смеялся, как сумасшедший. Конечно — нашёл себе клоуна, а я и рад стараться. Только было не смешно. — Молодец! А теперь сядь! — просмеявшись, сказал он, и я подчинился. — Тебя бы и близко ко мне не подпустили. — Зачем вы так? — Затем, что компанию мне обычно подбирают рандомно, приходится фильтровать. Непонятно, да? Я не хотел тебя обидеть, извини, Джин. Забудь всё, что я тут наговорил, ладно? Типа, это был не я. И вообще, ничего не было. Да расслабься ты! Фух… Пиво будешь? Я возьму. Я простил его. Я до сих пор готов прощать ему всё на свете. Кажется, мы выпили слишком много, и я завис, утопая во тьме его зрачков. Я мог бы отдать что угодно, лишь бы он продолжал смотреть на меня так же, как смотрел тогда. Ласкал, не касаясь руками… Этот мужчина смущал меня. Всё смущало. Его близость, взгляд, голос. К другим парням я не чувствовал влечения, но Дайске — он совсем другой… особенный, он волновал всё моё существо. Восхищал, мотивировал и… сердце начинало биться чаще. Ощущать это было странно, и, наверное, неправильно, только я заставлял себя не думать. И он видел моё замешательство… Взгляд маслянистый и хмельной, просто раздирал этим знанием. Он испытывал меня. А я… смотрел на него, без понятия, что сказать. Разглядывал тёмные волосы, которые за два года выросли и закрывали ему лопатки. Вплести бы в них ладонь, пропустив сквозь пальцы, мягко сжать в кулаке. В ухоженные, блестящие. — Можно тебя поцеловать? Опьянённый вниманием гитариста, я мало что соображал, глядя на него со слепым обожанием. Ему было уже тридцать пять, а я, младше более чем на десять лет, оказался слишком молод, чтобы верно оценить ситуацию. Мне казалось, мы просто станем хорошими друзьями, и был так счастлив, что меня выделили из толпы. И, чёрт возьми, я не считал себя геем и даже не предполагал, что окажусь перед подобным выбором, но… о Боже, тогда меня будто плавили изнутри. — Да… Я ловил ртом его губы… и, хотя практиковался раньше лишь с девушками, мне хотелось его целовать. Ощущать руки, как-то незаметно и правильно скользнувшие под толстовку. Чувствовать пальцы, жадно изучающие каждый позвонок. Обнимать за плечи. Да… Я не представлял нас в постели, но не хотел, чтобы он останавливался. Не желал осознавать разницу между реальностью и фантазией, потому что к его циничной реальности я точно не был готов. Ведь я мог отказать. Оттолкнуть его. Уйти. Конечно, мог. МОГ. Но не сумел. — Ты сплошное противоречие, Джин, — прошептал Дайске в лифте, пока мы поднимались к нему в номер. Всегда считал, что лишить партнёра невинности, это как получить особенный подарок. Я имею в виду, что, наверное, классно быть у кого-то первым. Принять доверие и чувства другого человека. Но Дайске Андо так не думал. Ему хотелось расслабиться, и, перспектива нянчиться с неопытным мальчиком гитариста не особо прельщала. Думаю, он почувствовал это сразу, как только прикоснулся ко мне. Мою неуверенность. — Я у тебя первый? И, видимо, вообще первый мужчина, на которого у тебя встал… Не молчи. Почему ты не сказал сразу? — Как? — выдал я бездумно. — Здравствуйте, у меня ещё не было секса, ну, чтоб вы знали, если вдруг захочется трахнуть? — я проклинал свой несдержанный язык, потому что меня запросто могли выставить за дверь. И поделом. Дай неожиданно посерьёзнел. А мне вдруг стало очень страшно. Страшно заглянуть ему в глаза и понять, что… — И что мне с тобой делать? Многие считают его открытым и добрым, только за время, пока мы общались, я понял, что он очень жёсткий, особенно в плане самоорганизации, и улыбка его не всегда признак благосклонности. Он ценит своё время, и когда что-то идёт не так, сюсюкаться не станет. Понятие его доброты относительно: смотря, что считать таковой? — Малыш! — он нахмурено вглядывался в моё лицо. — Ты осознаёшь, на что согласился? Ты понимаешь, что это решение может быть ошибочным и травмировать тебя? — Я не знаю. Он видел, как трясутся мои руки. — Только давай без истерик. — С чего бы? — Я отвернулся, но его пальцы сжали мой подбородок, заставляя смотреть гитаристу в глаза. — Вот и я так же думаю. С чего бы так расстраиваться? — Вы ведь не так хотели закончить вечер? Кажется, он был искренне удивлён моему вопросу. Даже тронут. — Так ты считаешь это причиной для слёз? — прозвучало снисходительно. И мужчина рассмеялся. — Из-за меня? Я польщён. — Дай философски улыбнулся и покачал головой, закуривая. — Джин, у нас есть большой нюанс в несовпадении. Дело в том, что ты сейчас весь на эмоциях, а я просто хочу кон… сбросить напряжение. Ты не готов, малыш… Поэтому, давай на этом остановимся. Его поучительный тон возмущал неимоверно. Конечно, разница в шестнадцать лет располагала к тому, чтобы относиться ко мне как к ребёнку. Я отобрал у него сигарету, резко затушив в пепельнице, и отчаянно ухватив за пряжку ремня, потянул мужчину к себе: — Откуда тебе знать, к чему я готов, а к чему нет? Мне почти двадцать. Я не ромашка, Дай. Не завяну, и уж тем более не сломаюсь… Просто скажи… как тебе нравится. Я способный. — Ого! Да я и сам не ожидал, что мой дерзкий порыв сработает. Не отрывая глаз от моего лица, Дайске ждал, что я передумаю, был уверен, что это шутка. Он всё ещё оставлял мне путь к отступлению. Но я лишь прижался теснее. — Я не передумаю. Моя невинность сдерживала его темперамент, и я благодарен за терпение, которое Дайске проявил ко мне. Но потом, когда уже было с чем сравнивать, я понял, что в ту ночь он меня ни капельки не щадил, заставляя тело прочувствовать весь спектр его сексуального голода.***
Терпкий коктейль, взрывающийся на языке пузырьками тоника. Джин. Вонг. БиЛЛиДжин. Откуда ты вообще такой вылез? Ощущая внешние вайбы цинизма, мальчишка читал между строк и чувствовал себя не очень комфортно, наблюдая двойственность поведения гитариста: Дай развлекался тем, что корчил из себя быдло. И когда Джин понял это, он… разозлился! Неплохо, малыш! Воспитанный, образованный и… какой-то неиспорченный. Его одежда пахла цветочным кондиционером, и сам он был таким свеженьким, словно только что вышел из душа. Такой чистый, что пачкать жалко. И ведь не объяснишь, что всё это не ради дружбы или каких-то завязок в будущем. «Это проза, малыш. ПРО-ЗА. Ты не глупый и должен это понимать». Но мальчик смотрел такими влюблёнными и доверчивыми глазами, что заныло под ложечкой. И где-то глубоко внутри гитариста неожиданно и резко проснулась ответственность. К чёрту! …Возбуждение накатывало тяжёлыми волнами. Заалевшие от смущения щёчки и пухлые губки заставляли сдерживаться чуть дольше, и от этого тело напряглось так, что готово было разорваться на части. Рывком опуская руки к худым бёдрам, Андо вжал мальчишку в стену. Сексуальные фантазии об этом юноше не давали ему покоя. И вот, наконец… Оh, please… Открытие и провал года. Он, чёрт побери, никогда не был с мужчиной. И так волнуется и дрожит, как лист сакуры на ветру, вздрагивая от каждого прикосновения. Стоило подумать о перспективах заранее, но он — идиот, не думал. Джин вообще наивный в этих вопросах. Явно романтизирует ситуацию, не понимая, что это просто секс. И… искренне беспокоится, что не оправдал ожиданий прожжённого монстра. Тебя, Дай. Смотри, он сейчас расплачется, ибо уверен, что испортил тебе ночку. И ты сам виноват, мог бы найти кого постарше. — Только давай без истерик. — С чего бы? Ну, Андо-сан, покажи ему класс. Тебе же всё равно. В чём проблема? Прочитай нотацию, опусти сразу на дно, чтобы понял. И трахни его. Или что, жалко стало? Да, закури. У тебя это получается лучше, чем выбирать любовников. И выпуская изо рта клубы сигаретного дыма, гитарист мечтал о холодном душе. Только сначала надо отправить пацана баиньки. На диван. — …Я не ромашка, Дай. Не сломаюсь. Скажи, как ты любишь. Я способный. И это уже ни в какие ворота, ибо малыш только что к чертям собачьим разбил все его благие намерения. В этих распахнутых глазищах захлебнуться можно — столько там чувства. Да, Джин, смотри на меня. Рука прошлась вдоль позвоночника вниз, проникая в выемку штанов, прямиком между ягодицами, и Джин прогнулся навстречу, вплетая ладонь в длинные волосы любовника. Губы тут же раскрылись в томлении, и Дай нетерпеливо коснулся их языком, смакуя. Зелёный чай и молочный шоколад — вкус, который не перебить даже проклятому алкоголю. — Не проси остановиться. Не смогу. Пряжка поддаётся не сразу. Дай ощущает, как дрожащие пальцы, выпуская его затылок, тоже хватаются за ремень джинсов, вынуждая упереться членом в напряжённый пах. Это заставляет мужчину замереть в удивлении: когда тот успел возбудиться? А Джин вдруг опускает руку, неуверенно касаясь его выпирающей ширинки. В глазах вопрос и безумие… Мнёт с желанием, облизывая губы. Он и правда, способный. Остаётся лишь со стоном прижать мальчишку к себе. И, чёрт подери, терпения уже не хватает, потому что упругая попка в ладонях так хорошо… ему подмахивает. Уже не робко. А парень млеет, задыхаясь, сходит с ума, повторяя движение. Активнее. Жёстче. Подхватив Джина под колени, гитарист несёт его в кровать. Чужой сердечный ритм синхронизируется с биением собственного пульса, сковывая тяжёлым давлением низ живота. — Сними! — Что? — из-за шума в ушах, Дай не сразу понимает, что от него требуется. — Сними их… Оторваться от губ лишь на секунду, чтобы помочь в просьбе избавить Джина от штанов, и буквально вдавиться пряжкой в его голый живот. Заставить обхватить себя ногами, с удовольствием просовывая ладонь между аккуратных ягодиц. Это становится почти неконтролируемым. — Дай, — осевший голос разносится мурашками, пульсируя в висках. От звука расстёгиваемой ширинки у Джина вырывается стон. Потом ещё, когда гитарист, вновь трётся о его промежность. Неготовую. Напряжённую. Рука тянется к внутренней стороне бедра, оглаживает, ставший влажным, член. — Ещё! Мальчик хочет его… Словами не описать, что это за чувство. Пальцы опускаются ниже. В голове осознание, что его там ещё никто не касался. Это важно? Кусая губы, юноша замирает от ощущения холодной влаги лубриканта, его колени невольно сдвигаются. Хотелось бы продлить мгновение, но Дай не сдерживается. Парень с шипением втягивает в себя воздух. Ему больно. Сжав ладонь гитариста, он выгибается, запрокидывая голову. Красивый… как же я тебя хочу! Впиваясь губами в податливый рот, Андо медленно разводит пальцы внутри чужого тела. Мальчишка вскрикивает, распахнув глаза. — Дыши ровнее, — похоже на рычание голодного хищника. Тугой. Слишком тесный и волнующе горячий. Пальцы проникают осторожно, но как можно глубже; замирают, Дайске выдерживает паузу. Надо, чтобы Джин привык. Затем так же назад … Парень под ним начинает дрожать, вцепившись в растягивающую промежность руку, стараясь задать ей иной темп, ещё более аккуратный. Гитарист старается не думать о том, как уже через несколько минут это узкое нутро сомкнётся вокруг его члена. И напряжение, спиралью копившееся внизу живота, начнёт стремительно разворачиваться. На уровне ощущений уже понятно, что достаточно просто пару раз толкнуться, но Дайске не может позволить себе кончить вот так. Рвано вдыхая, мужчина ловит ртом воздух, и пальцы с хлюпающим звуком выскальзывают из тела. Собственный член пульсирует, вздымаясь из расстёгнутой ширинки, и Андо отвлекается, заставляя себя снять джинсы и полностью раздеться. Он смотрит в глаза, доверчивые и такие испуганные. Зрачок заполняет радужку, делая взгляд распахнутым и глубоким. Предельно медленно, с тяжёлым рыком, сохраняя хладнокровие и игнорируя ногти, вцепившиеся в его плечи, гитарист толкается вперёд. Осознание, что Джин ещё не готов, достигает мозга не сразу. Но. Даже если он закричит. Это уже не имеет значения. Сейчас. Громкий вскрик разбивает тишину. Джин часто и с напряжением дышит. Андо наклоняется к нему, ощущая губами солоноватую влагу. Главное. Аккуратно. Выдохнуть и держать себя в руках. Дай не двигается, ощущая, как по лицу стекают капли пота. Кажется, он находится в этом положении уже слишком долго. А мальчишка вдруг подаётся всем трепещущим телом, смещая положение члена, и от внезапно острого ощущения перехватывает дыхание. Они оба замирают. — Как… — Гитарист целует напряжённые губы и отстраняется. Их соединяет лишь тонкая ниточка слюны. Вместо ответа Джин приподнимается, неосознанно сжимая его внутри и стискивая лодыжками бёдра. Андо толкается тазом, входя до конца, останавливается и закидывает ногу любовника себе на плечо. Подаётся назад и снова входит, чувствуя дрожь в каждой напряжённой мышце. — Пожалуйста… Ему чертовски некомфортно сейчас. Не спеши. Ты ведь можешь потерпеть ещё немного, Дай? А ногти врезаются в спину, прижимая. Джин открывает глаза. Не отталкивает. Не кричит. Едва заметно кивает, разбивая в хлам самоконтроль гитариста, не отводя почти сумасшедшего взгляда от глаз, устремлённых на него. РАЗРЕШАЕТ. Только не зажимайся, малыш. Гитарист наклоняется к его лицу, целуя висок, скулы. Губы. Его движения размеренные, осторожные, неспешные. Джин через силу расслабляется. Дайске шумно вдыхает через стиснутый рот. «Всё!» — говорит его обезумевший взгляд. Тормоза сорваны. Пальцы впиваются в разведённые бёдра. И с первыми резкими толчками голова стремительно пустеет. Глубже. Сильнее. Он чувствует, как ладони Джина почти душат его, обнимая за шею, как тугие мышцы обволакивают член. И Андо позволяет внутреннему зверю вырваться на свободу. Он погружается в бездонный омут распахнутых глаз, зажав подбородок мальчишки ладонью, и не вслушиваясь в его судорожные вскрики, растворяется в бешеном темпе, толкающем его за грань реальности.***
Болело всё. Будильник, заведённый на шесть тридцать, и сердитый голос: «Ещё пять минут, бля», заставили меня снова вспомнить эту жизнь. Утро всегда генерирует коллапс похмельного прозрения. Ненавижу это время суток. Помню чувство растерянности, когда попытался сесть в кровати, непонимающе глядя, как взъерошенный и не выспавшийся Дай скидывает в чемодан вещи. И перебирая в памяти ночные события, я мысленно застонал, забираясь обратно под одеяло. История, которая… закончилась? — Good morning! Ты это… можешь остаться… спать. Номер проплачен до обеда, так что… располагайся. Группа собиралась ехать дальше, и меня об этом предупреждали. — Идея так себе… Он пожал плечами и улыбнулся, мол, как хочешь. Но во всей фигуре читалось, что ему больше нет до меня никакого дела. Дайске даже не смотрел в мою сторону, и это означало лишь одно — я должен уйти отсюда и как можно скорее. — Ты в порядке, Билли Джин? — А сейчас «л» прозвучала очень смазано. — Конечно, — но я не был, почти поддавшись панике. Осознание. Мне сделали одолжение, и я не могу ни просить, ни, тем более, навязываться. Я не имел права жаловаться, и обязан нести маску благодарности, ничего не требуя взамен. Как в песне: «Расстались гордо мы; ни словом, ни слезою…» И это вдруг… оказалось больно. В общем, пообещав себе поразмыслить позднее, я решительно откинул одеяло. Дай не должен заметить, что я чем-то расстроен. — Не беспокойся, я долго не пробуду. Дашь пять минут? Пожалуйста, — поднимаясь с кровати, я поморщился — последствия ночных бдений давали о себе знать. — Я рад, что… — Чёрт, даже наклоняться больно. Смогу ли я вообще сидеть? Свои трусы я подобрал по пути в ванную. — Спасибо, Дай. — За что thank you? — в очередной раз удивился он, разглядывая мою скрюченную фигурку. — За гостеприимство. — Сильно болит? Видимо, он догадался об этом по обнажённому страданию на моей заднице. Но попыток утешить не предпринял. В его тоне вновь проявилась снисходительная вежливость. Я прямо ощутил, как иронично выгнулась его бровь, когда он спрашивал. — Переживу. Как победить это неприятное чувство, такое обидное, скользкое? Ну, типа, мной воспользовались и это нормально, я же сам очень хотел, но собственное отражение в зеркале вызывало желание разрыдаться. Растерянный и жалкий. «Сompletely used». Я заставлял себя не смотреть. Завтрак в отеле начинался с семи утра, и честно сказать, я надеялся, что когда выйду из душа, то Дайске уже не застану. Но доверял ли он мне, чтобы оставить в номере одного? Или будет ждать эти проклятые пять минут, пока я свалю? — Закажи себе еду в номер, Билли Джин, — невозмутимо. Через дверь. — Я оплачу. — Дальше повисла длинная пауза, прежде чем он продолжил снова: — Слушай, я понимаю, что тебе сейчас… ну… не очень хорошо. Если я могу как-то компенсировать… Внутри у меня тут же засвербило всепрощением, дурацкой надеждой и желанием убедить и себя, и его, в том, что со мной всё хорошо. Честно сказать, я не надеялся, что моё состояние его как-то волнует. — О чём ты? Я в порядке, — как был голый, я вылетел из душа. Но осёкся, встретившись с его недоверчивым взглядом. Полнейшая чушь. — Жалеешь? — Нет. — Чем помочь? Не помню, чтобы когда-нибудь видел его таким серьёзным. — Мы ведь больше не увидимся? — решительно вскинув голову, я снова встретил его взгляд, нахмуренный и тёмный. — Чем я сейчас могу тебе помочь, Джин? — Ты ведь можешь не быть таким холодным? Хотя бы те несколько минут, пока я ещё здесь… Дай, я ни о чём не жалею, но, пожалуйста… — И это всё? — Да. — Crazy! — произнёс гитарист, хмыкнув. — Открой ящик, там, в столе обезболивающее найдёшь и крем с лидокаином. Воспользуйся. Станет легче. Мне надо сходить на завтрак… Да не стой столбом… вон телефон, — проговорил он с раздражением, — звони в ресторан, закажи себе хоть кофе, пока ждёшь. Раньше полдесятого я никуда не уеду. Бля, всему учить надо! — Обними меня?