Зажги меня

      Информация, полученная Итачи, требовала незамедлительных действий. Опасность, нависшая над Конохой и Сакурой, перевешивала все другие задачи. Миссия по уничтожению Орочимару была внезапно отложена на второй план, уступая место более срочному делу. Итачи знал, что Цунаде поймет его выбор: хотя Орочимару и представлял угрозу для деревни, но сейчас более серьезную опасность нес Данзо. Этот выбор был для него не прост, но внутренний голос подсказывал, что именно так он сможет защитить своих близких и свою деревню от надвигающейся бури.       — Не думай, что мы закончили, Орочимару, — твердо сказал Итачи. — Ты ответишь за свои злодеяния. Но в данный момент…       — Ты хочешь поспешить на помощь, разумеется, — с иронией в голосе перебил его Орочимару, его улыбка была настолько характерна, что в ней могло скрываться всё что угодно, кроме доброты. — Но не думай, что сможешь так просто уйти.       — Чего ты добиваешься? — Учиха не отступал. — Какую цель преследуешь, затевая всё это?       — Мои стремления… они выше обыденного понимания. Моя жажда знаний, мои эксперименты… да, они могут показаться неприемлемыми для узкого круга умов, но они приносят результаты, которые невозможно игнорировать.       — Твои слова не имеют значения, Орочимару, — холодно ответил Итачи, не поддаваясь на провокации. — Ты пытаешься подчинить себе смерть, но скоро придёт тот час, когда ты сам столкнёшься с её неизбежностью, будь уверен.       Орочимару слегка нахмурился, его взгляд остро блеснул в полутьме.       — Видишь вокруг одни гвозди, когда ты молоток, — сказал он, пропитав свои слова ядовитой иронией. — Похоже, такая склонность к решительным действиям — родовая черта Учих. Однако, следуя этому пути, ты не достигнешь желаемого. Вскоре ты и весь твой клан на собственной шкуре почувствуете последствия. Если ты так жаждешь меня уничтожить, ну что ж, предлагаю тебе не медлить и действовать здесь и сейчас.       В следующее мгновение, Орочимару быстро сформировал несколько печатей, и перед ним возникло существо, мало похожее на человека. Оно имело две пары конечностей, но в остальном его внешний вид вызывал отвращение: мерзкие, извивающиеся щупальца, искривленное тело и глаза, полные злобы.       — К сожалению для твоей прелестной куноичи ты задержишься здесь надолго, — усмехнулся Орочимару, его глаза сузились от злобы. — Давай же посмотрим, сможешь ли ты справиться с моим творением. Итачи Учиха всегда отвечает за свои слова, ведь так?       Существо с ревом бросилось на Итачи, мощные щупальца растянулись в его направлении, пытаясь схватить его. Итачи, используя свою скорость и ловкость, увернулся от нападения. Он сосредоточил чакру в ладонях, готовясь к контратаке.       — Твои твари не остановят меня, Орочимару, — Итачи сделал быстрый рывок вперед, атакуя существо точными ударами.       — Это ещё не всё, Итачи-кун.       Орочимару стоял рядом с огромной колбой, наполненной молочно-белой жидкостью. Сосредоточенно нажимая на кнопки панели управления, он следил за процессом с интересом, свойственным ученому перед кульминацией своего эксперимента. Когда колба раскрылась, и вода хлынула на пол лаборатории, из неё выпало тело мужчины с практически белоснежной кожей. На мгновение показалось, что он мертв, но вскоре он начал кашлять, выгоняя из легких остатки жидкости.       Тем временем Итачи маневрировал среди узких столов лаборатории, уклоняясь от атак странного создания, которое беспрерывно атаковало его. Взгляд существа был пустым и безжизненным, словно в нем не было ни капли человечности, лишь слепое послушание своему создателю. Итачи, одним ловким движением куная, оставил на груди монстра кровоточащий след, на что тот отреагировал зловещим шипением, раздвоенный язык высунулся изо рта. Затем Учиха, метко метнув сюрикены, поразил сухожилия монстра, который упал на пол, теряя способность двигаться.       — Это была лишь разминка, — бесстрастно произнес Орочимару и подошел к лежащему на полу человеку, быстро и точно проведя кунаем по его горлу. Тело мужчины дернулось, но затем оно расслабилось, словно последние остатки жизни покинули его.       Итачи, наблюдая за этим краем глаза, чувствовал смесь отвращения и холодного спокойствия. Он знал, что Орочимару никогда не действовал без какой-либо цели. Учиха внимательно наблюдал за каждым движением Саннина, пытаясь разгадать его намерения.       Когда Итачи нанес решающий удар по чудовищу, Орочимару в это время завершал складывание очередных печатей. Итачи, повернувшись к нему, ощутил леденящий ужас. На полу мужчина извивался в агонии, а Орочимару держал в руках свиток, который, казалось, контролировал превращение.       Тело мужчины обволакивал пепел, возникший из ниоткуда, и с каждым мгновением его форма изменялась. Кожа становилась темно-синей, мускулы увеличивались в размерах, трансформируя его в мощное, устрашающее существо. Итачи, завороженный и одновременно шокированный, наблюдал за происходящим.       — Рад встрече со старым знакомым, Итачи-кун? — с усмешкой произнёс Орочимару.       — Какого чёрта? — прозвучал низкий, знакомый голос. Итачи узнал его. Невозможно. Этот человек был мертв. Он сам его убил. Ошибки быть не могло.       Мужчина медленно поднялся, стоя спиной к Итачи и лицом к Орочимару. В его взгляде читалось безмолвное восхищение, словно он был творением безумного учёного. Итачи же пытался сохранять хладнокровие, пытаясь осмыслить увиденное. Кисаме Хошигаки, живой и вполне реальный, повернулся к Итачи. На его лице не было никаких эмоций, но в глубине его взгляда скрывалось что-то непостижимое.       — Давно не виделись, Учиха, — голос Кисаме, только что вернувшегося из мира мертвых, звучал удивленно, однако его внимание быстро сфокусировалось на Итачи. — Не ожидал, что вернусь из Чистого мира, чтобы снова встретиться с тобой.       Итачи, с открытым удивлением на лице, взглянул на Орочимару.       — Эта техника… Техника Нечестивого Воскрешения, изобретение Второго Хокаге…       — Верно, — Орочимару гордо поднял подбородок. — Эта техника известна лишь избранным, и воспользоваться ею удавалось немногим. Сегодня ты, Итачи-кун, станешь свидетелем моего могущества и почувствуешь его на себе.       Орочимару поднес пальцы к подбородку, фокусируя взгляд на воскрешенном Кисаме. Хошигаки резко дернулся под воздействием чужой воли, а затем, скалясь, обернулся к Итачи.       — Он полностью под моим контролем, — с триумфом произнёс Орочимару.       Кисаме бросился в атаку, а Итачи мгновенно перешел в оборону. Учиха заметил, как Орочимару с наслаждением наблюдает за боем, словно это было именно то, ради чего он затевал все свои интриги. Несомненно, все разговоры были лишь способом выиграть время для подготовки к использованию этой техники.       Итачи сосредоточился, его шаринган ловко фиксировал каждое движение Кисаме. Противник был полон решимости, его удары были сильными и точными. Итачи уворачивался, затем переходил в контратаку. В один из моментов ему удалось поранить грудь Кисаме, оставив глубокий порез. Но всего через несколько секунд рана исчезла, окутанная тем самым пеплом, который ранее оживил Кисаме. Хошигаки взглянул на место удара, затем ухмыльнулся:       — Похоже, так ты меня не одолеешь.       Итачи понял, что противник обладает необычайной способностью к самовосстановлению. Это ставило его в еще более трудное положение. Он должен был найти способ одолеть Кисаме, не полагаясь на обычные методы боя.       Кисаме не медлил. Воспользовавшись мгновением нерешительности Итачи, он мощно ударил его ногой в живот. Итачи с силой отлетел на другой конец лаборатории, в воздухе раздался звук бьющегося стекла, и деревянные стеллажи обрушились под тяжестью его падения. Хошигаки, несмотря на свою ненависть к Орочимару за извлечение его души из Чистого мира, ощущал удовлетворение от возможности сразиться с Учихой. Внутри него кипела ярость, напоминающая раскаленную лаву.       — Помню нашу первую встречу, — начал Кисаме, вглядываясь в Итачи, который пытался восстановиться после удара. — Ты проник в одно из убежищ Акацуки, шпионил. Хоть тебя и раскрыли, но ты произвел впечатление на нашего лидера.       Каждое слово Кисаме было пропитано неприкрытой агрессией и желанием доказать своё превосходство. Кисаме усмехнулся, его взгляд стал более хищным.       — Знаешь, Итачи, уже тогда я хотел уничтожить тебя, — продолжил он. — Ты был угрозой для Акацуки. Тебя считали опасным… и это впечатляло. Но я всегда знал, что смогу победить тебя. Даже если придется восстать из мертвых.       — Ты проиграл мне. Дважды, — Итачи смахнул с лица выбиашиеся из хвоста пряди. — И твое воскрешения вовсе не твоя заслуга.       Воинственный рык Кисаме разрезал воздух, когда он бросился на Итачи. Но его мощный удар встретился с оранжевым барьером, защищающим Итачи. От силы невидимой защиты Хошигаки был отброшен назад. Итачи, окутанный броней Сусаноо, создавал непреодолимый щит. Зная, что эта техника требует много чакры, Учиха ограничился лишь рёбрами Сусаноо, бережно расходуя свои силы.       Настало время решительных действий. Итачи закрыл глаза, собравшись с мыслями, а затем, когда их открыл, его Мангекё Шаринган устремился на Кисаме, который пытался подняться.       — Аматерасу! — громко выпалил Итачи.       Глаза жгло, но он не отводил взгляда от Кисаме, который оказался окутан черным пламенем. Хошигаки издал глухой рык, падая на колени, пока пламя поглощало его. Итачи, игнорируя боль и усталость, сосредоточился, чтобы усилить пламя. Наконец, закрыв правый глаз ладонью, он почувствовал, как по щеке стекает горячая струйка крови.       Кисаме пал, а пылающее пламя Аматерасу продолжало своё неумолимое распространение, охватывая все вокруг. Итачи наблюдал за этим, уповая на эффективность своего приема. Чёрное пламя, не щадящее ничего на своем пути, становилось всеобъемлющим.       Внезапно взгляд Итачи упал на Орочимару, притаившегося в углу лаборатории. Змеиный Саннин с несгибаемым спокойствием извлёк свиток, начав быстро, но аккуратно вписывать на него символы. Итачи направил взгляд своего шарингана на него, и чёрное пламя мгновенно последовало за взором, стремясь охватить Саннина. Однако, когда оно было совсем близко, произошло невероятное. Итачи на мгновение замер в недоумении, пытаясь осмыслить происходящее. Действия Орочимару заняли всего пару секунд, но уже стало ясно: пламя Аматерасу, казалось бы непокорное и всепоглощающее, начало затухать, словно подчиняясь мистической силе символов на свитке.       Всего за несколько мгновений огонь Аматерасу, который казался несокрушимым, угас, оставив после себя лишь дым и пепел. Итачи с удивлением и недоумением наблюдал за этим. Ему было трудно поверить, что Орочимару так легко смог подавить эту технику. До сих пор никому не удавалось подобного. Даже сам Итачи не мог полностью гасить пламя Аматерасу, лишь направлять его.       В это время, в месте, где раньше лежал Кисаме, происходило нечто невообразимое. Его тело медленно воссоздавалось из пепла и пыли, словно время поворачивалось вспять. Каждая рана на теле Хошигаки заживала, восстанавливая его силу и мощь. И вновь перед Итачи стоял Кисаме, полный решимости продолжить битву. Его взгляд сверкал непреклонностью, а мускулы напряглись в ожидании нового сражения.       — Возвращаешься к старым приёмам? — саркастически усмехнулся Кисаме, его зубы сверкнули в улыбке. — Разочаровываешь, Учиха.       — Я отправлю тебя обратно в могилу, Кисаме, — безжалостно произнёс Итачи. — Туда, где твоё место.       — Твои слова ничего не стоят, Учиха, — с презрением бросил Кисаме. — Я восстал из мёртвых, чтобы закончить то, что начал.       — Восстал? Скорее тебя вытащили, — спокойно ответил Итачи, его взгляд пронзительно скользил по облику Кисаме, исследуя каждую его реакцию. — Наверняка это унизительно — быть возрожденным из Чистого мира только для того, чтобы служить чужим интересам.       Гнев исказил лицо Кисаме, слова Итачи точно попали в цель. В этот момент Орочимару появился рядом с ними. Итачи заметил, как Саннин предпочитал манипулировать другими, ловко играя на чужих страхах и слабостях.       — Достаточно разговоров, — с угрозой в голосе прервал Орочимару, собравшись сформировать серию сложных печатей.       Кисаме Хошигаки внезапно застыл, его дикие и бушующие эмоции словно высохли до последней капли. Глубоко внутри его бушующего сердца, огонь ярости и гнева был затушен, заменен холодным, безжизненным послушанием. В его взгляде осталась лишь пустота — нет воли, нет желания сражаться, только слепое подчинение воле Орочимару.       — Стихия воды: Великий водоворот!       Вокруг него начал формироваться гигантский водоворот, нарастая в размерах и силе. Водяной поток, вращаясь с ошеломляющей скоростью, устремился прямо к Итачи. Сам Кисаме оставался неподвижным в центре этого хаоса, будто олицетворяя глаз бури, не подверженный её мощи.       Итачи, понимая серьёзность момента, поспешил действовать. Вода, несущаяся на него со всей своей яростной силой, заставила его призвать Сусаноо в его полной мощи — не только рёбра, но и полноценный щит с оружием. Огромная, мистическая фигура встала между Итачи и водоворотом, готовая защитить его от неистовой стихии.       Когда водоворот с неистовой силой ударился о Сусаноо, вода, словно бурлящий гейзер, взметнулась вверх, обрушиваясь на защиту Итачи. Но барьер, созданный мистической фигурой, оставался непоколебимым. Мощные водные струи разбивались о преграду, не причиняя Учихе ни малейшего вреда.       Собравшись с силами после неудачной попытки атаки водоворотом, Кисаме готовился к новому, ещё более мощному приему. Он собирался использовать технику, требующую огромных затрат чакры, но благодаря способности, данной ему воскрешением, его чакра восстанавливалась с невероятной скоростью. Кисаме встал, разведя руки в стороны, и начал формировать гигантский водяной шар. Этот шар, скорее похожий на водяной пузырь, увеличивался в размерах, пока не достиг размеров, угрожая поглотить всё вокруг себя.       Итачи, наблюдая за формированием атаки Кисаме, не терял ни секунды. Он активировал Сусаноо, готовя его могучий меч к отражению атаки. Когда Кисаме выпустил свой водяной шар, он с неистовой силой устремился к Итачи. В момент столкновения с мечом Сусаноо, мощная атака Кисаме взорвалась, порождая колоссальный водяной вихрь.       Мощь столкновения была настолько велика, что даже стены лаборатории Орочимару не выдержали, начав обрушиваться. Обломки разлетелись, колбы с сомнительным содержимым разбились, вода смыла свитки, погружая всё в хаос. Покинув разрушающуюся и затопленную лабораторию, Итачи и Кисаме продолжили свою схватку на открытом пространстве, которое теперь стало ареной их битвы.       Кисаме возобновил свои атаки с ещё большей яростью. Он выпустил серии резких и сильных водяных струй, направляя их на Итачи с удивительной точностью и скоростью. Итачи, в свою очередь, ловко уклонялся и отражал атаки, используя свой шаринган, чтобы предвидеть движения Кисаме. В ответ он запускал серии огненных шаров, создавая дополнительное напряжение в битве, противопоставляя их водным атакам Кисаме.       Использование Сусаноо требовало огромного количества чакры, и Итачи знал, что его безупречная защита может вскоре ослабнуть. В его уме начал формироваться план — план, способный окончательно решить исход этого противостояния. Итачи понимал, что это его шанс победить казавшегося непобедимым Кисаме.       С каждым мгновением Итачи ощущал, как его силы иссякают, но его решимость стоять до последнего не давала ему сдаться. В его глазах, холодных, но полных решимости, сверкал огонек неугасимой воли. Когда Кисаме снова нацелился на него для очередной атаки, из ниоткуда, подкрепленный последними запасами чакры Итачи, появился меч в руках Сусаноо. Этот меч стал неожиданной картой в рукаве Итачи, о которой Кисаме даже не догадывался.       Кисаме, реагируя на изменения в боевой тактике Итачи, умело уклонялся от мощных ударов Сусаноо. Каждый размах его меча оставлял за собой лишь разрушенную землю и пыль. Орочимару, владеющий ситуацией, был убежден в своем триумфе. Секретная техника Воскрешения обещала Хошигаки бессмертие, восстанавливая любые повреждения. Орочимару, надеясь однажды подчинить себе Итачи, едва скрывал улыбку. Он помнил, как его планы насчет младшего Учихи были ранее сорваны, но теперь, казалось, судьба предложила ему второй шанс.       Но внезапный поворот событий оставил Орочимару в недоумении. Уверенность в своей непобедимости улетучилась, когда оранжевый меч Итачи пронзил грудь Кисаме. Боль не пришла, возможно, благодаря свойствам воскрешенного тела, но Хошигаки ощутил неприятное дежавю. Контроль Орочимару ослаб, и он обнаружил себя неспособным двигаться. Силы Кисаме утекали, словно меч поглощал его душу. Итачи, в свою очередь, был сосредоточен до предела, и напряжение было настолько сильным, что один из его глаз стал кровоточить.       Под мощным напором меча Сусаноо душа Кисаме Хошигаки была поглощена без остатка. Внутренний свет сущности, когда-то бурлящей в воине Акацуки, угас в бездонных глубинах оружия. Как только энергия схватки рассеялась, останки Хошигаки начали медленно превращаться в пепел, тлеющий от последних вспышек былой силы. С рассеиванием Сусаноо, вместо могучего воина осталась лишь безжизненная оболочка, когда-то извлеченная Орочимару из колбы.       Итачи, обессиленный после истощающего поединка, деактивировал свой шаринган. Он опустился на колени, каждый вдох пронзал его глаза жгучей болью, оставляя после себя ощущение глубокой усталости. Тишина, казавшаяся вечной после шторма битвы, была внезапно нарушена.       — Невероятно, — протянул Орочимару, голос его был пронизан удивлением и скрытым восхищением. В его интонации звучали нотки неверия, словно даже он не ожидал увидеть такой исход. — Что за сила скрыта в этих глазах. Однако, и цена такой силы велика. Думаю, когда я завладею твоим телом, я смогу найти способ.       Орочимару медленно, с явным предвкушением, начал приближаться к Итачи. Каждый шаг напоминал марш на похоронах, где последний аккорд еще не звучал, а эпилог битвы еще предстояло написать. В этом медленном приближении буквально сквозило обещание, что конец, который только что показался, на самом деле, был лишь очередным поворотом.       Орочимару, уверенный в том, что Итачи на грани сил, не смог скрыть своего самодовольства. Он подошел к Учихе, взглянул на его изможденное лицо, ожидая момента триумфа. Однако, в неожиданный миг, меч Сусаноо вспыхнул огненной волной, пронзив грудь Саннина. Взгляд Орочимару расширился от удивления. Постепенно, образ Итачи начал распадаться на ворон, разлетевшихся во все стороны. Мастерски исполненное гендзюцу обнажило слабость Орочимару — его самонадеянность. Настоящий Итачи стоял за спиной Саннина, холодно наблюдая за тем, как душа Орочимару начала покидать его тело.       Когда Орочимару осознал, что его время истекло, его голос звучал хрипло и обессиленно, но в нем всё еще слышалась та же изворотливость, которая всегда его отличала.       — Как… Как ты смог? — на последнем издании прохрипел он, вглядываясь в лицо Итачи, которое оставалось непроницаемым. — Ты ведь…       Итачи, почувствовав, как напряжение битвы уходит, медленно опустился на землю. Боль в глазах достигла апогея, став почти невыносимой. Он закрыл глаза, пытаясь хоть как-то облегчить страдания, но в этот момент его внимание было сосредоточено на сохранении последних остатков своей силы. Не замечая окружающего мира, Итачи не видел, как маленькая змея медленно уползла в густую чащу леса. Но в тот момент, все, что мог сделать Итачи, — это дать себе несколько минут покоя, ведь теперь ему предстояло найти Сакуру и отправится в Коноху.

~•••~

      Как только Цунаде и Генма переступили порог кабинета Хокаге, Сенджу тут же заняла свое место за столом, её прямая осанка и выражение лица говорили о внутреннем напряжении, с которым она старалась справиться. Взгляд её был острым и цепким, в каждом её движении чувствовалась решимость и некая взвинченность.       — Нервничаете? — Генма, с неподдельным интересом и легкой долей беспокойства, решился поинтересоваться состоянием Хокаге, заметив её напряженность.       Цунаде на мгновение устремила на него строгий взгляд, как бы подчеркивая, что ей не по душе, когда её волнение становится предметом внимания. Однако, почувствовав поддержку в его словах, она немного смягчилась, решительно хлопнув по столу:       — Это собрание, безусловно, обещает быть настоящим испытанием. И время для него выбрано некстати! Данзо, без сомнения, попытается использовать это в своих целях, стремясь очернить меня и укрепить свои позиции, привлекая сторонников.       — Старейшины, я уверен, не примут его сторону. Все это понимают. Его попытки заручиться поддержкой не увенчались нужным ему успехом, — заметил Генма.— Кроме того, скоро мы ожидаем прибытие представителей из Скрытого Песка. Они несут личное послание от Казекаге.       Цунаде, на мгновение отвлекшись от своих тревог о предстоящем собрании, нахмурилась, задумчиво перебирая в уме возможные причины такого послания. В отношениях между Скрытым Листом и Скрытым Песком последние годы наступила эра мира и сотрудничества, и каждое послание от Казекаге могло нести в себе как важные новости, так и новые возможности для укрепления альянса.       — Интересно, что же заставило Гаару отправить шиноби именно сейчас. Убедись, что их прием будет на высшем уровне. Мы должны показать нашим друзьям из Песка всё уважение, которое они заслуживают, — добавила Цунаде, вновь обретая ту твердость и решительность, за которую её так ценили как Хокаге.       — Конечно, Цунаде-сама.       — А ещё, — её голос зазвучал немного мягче, но в нём по-прежнему чувствовалась твёрдость. — Если поступят какие-либо известия от седьмой команды или Джирайи, сообщи мне незамедлительно.       — Обязательно, Хокаге-сама, — подтвердил Генма, его голос был полон уважения и готовности к выполнению поручений.       — Можешь идти.       Когда дверь за Генмой закрылась, Цунаде на мгновение позволила себе отдохнуть от маски несокрушимости, которую она вынуждена была носить каждый день. Решение отправить Джирайю на миссию в Скрытый Туман, хоть и было продиктовано стратегической необходимостью заключения альянса с потенциальным союзником, но от этого легче не становилось.       Цунаде опустилась в кресло, чувствуя вес обязанностей, лежащих на её плечах. Глубокий вдох был полон не только усталости, но и озадаченности. Сидя в тишине своего кабинета, она не могла избавиться от ощущения одиночества, которое становилось всё сильнее с каждым мгновением.       В тот момент, когда взгляд Цунаде скользнул к окну, открывавшему вид на Коноху, ее сердце наполнилось бурей чувств. В душе боролись тревога и надежда — тревога за каждого жителя, за их безопасность и благополучие, и надежда на то, что все препятствия и испытания, которые ставит перед ними судьба, будут с честью преодолены. С каждым днем, который Цунаде проводила на посту Хокаге, она все острее чувствовала вес власти и ответственности, которую приходилось нести, принимая решения, от которых зависели судьбы людей.       Раздумья о пропаже Сакуры добавляли в ее сердце тревогу, которую она изо всех сил старалась скрыть под маской невозмутимости. Сакура для нее была больше, чем ученица; она была как дочь, чье благополучие вызывало в сердце Цунаде не меньшую тревогу, чем судьба всей деревни. В глубине души Хокаге отчаянно отказывалась допускать мысли о возможной утрате, каждый раз отгоняя мрачные предчувствия. Сидя в своем кабинете, окруженная стопками документов и отчетов, Цунаде пыталась сосредоточиться на текущих делах. Но ее мысли упорно возвращались к Сакуре, и любой звук за дверью мгновенно заставлял ее сердце замирать в ожидании новостей. В глубине души Цунаде отказывалась допускать мысли о том, что с Сакурой могло случиться что-то страшное. Каждый раз, когда в её голове возникали мрачные сценарии, Цунаде собирала всю свою волю в кулак.       Как только приближалось время начала собрания, Цунаде понимала, что ей необходимо собраться с силами. Невзирая на бурю чувств в своем сердце, она должна была продемонстрировать решимость и силу перед лицом вызовов, которые стояли перед ней как перед Хокаге. Напомнив себе о своей ответственности не только за судьбу Сакуры, но и за благополучие всей деревни, Цунаде находила в себе силы идти дальше. С чувством долга и непоколебимой верой в своих людей, она встала, готовая столкнуться с любыми трудностями, которые могли принести предстоящие дни, защищая Коноху и каждого ее жителя.

~•••~

      Зал для проведения собраний постепенно наполнялся старейшинами Конохи. Солнечные лучи, щедро озарявшие улицы деревни, не могли пробиться сквозь плотно закрытые окна, оставляя внутри помещения ощущение прохлады и сырости, несмотря на весеннюю погоду. Старейшины по одному занимали свои места, обмениваясь осторожными взглядами и тихими разговорами. Помещение постепенно заполнялось, и вскоре стало очевидно, что среди собравшихся есть заметные отсутствующие. Места, предназначенные для старейшин клана Учиха, оставались пустыми, привлекая к себе все больше внимания. Это вызвало волну шепота среди присутствующих, каждый пытался предположить причины такого неожиданного пренебрежения протоколом.       Неявка представителей клана Учиха на собрание, на котором должны обсуждаться ключевые вопросы будущего Конохи, казалась знаком неуважения, или хуже того — предвестником надвигающихся бурь внутри деревни. Старейшины, в свою очередь, пытались сохранять спокойствие, но в глубине души каждый ощущал тревогу по поводу того, что такое поведение может означать для будущего Конохи.       Когда молчание, тягостное как утренний туман, наконец было нарушено, это сделал один из старейшин Конохи. Его голос, резкий и властный, разрезал воздух:       — Отсутствие представителей клана Учиха на нашем собрании никого не может оставить равнодушным. Их игнорирование такого важного события вызывает вопросы.       Мрачное одобрение встретило его слова, поскольку многие старейшины чувствовали обеспокоенность и недовольство данной ситуацией. Не успели эти чувства оформиться в ясное выражение мысли, как Данзо внес свою лепту:       — Не следует игнорировать возможные последствия такого поведения. Это может быть явным признаком того, что Учихи планируют переворот.       Когда Цунаде вошла в зал собраний, она тут же оказалась в эпицентре напряженного обсуждения. Её внимание привлекли слова Данзо, утверждавшего о подготовке Учихами переворота. Отсутствие старейшин Учих на собрании и само по себе уже вызывало у нее опасения, и она разделяла общую тревогу. Однако Цунаде не хотела спешить с выводами и считала важным лично выяснить причину их отсутствия.       — Перед тем как делать какие-либо выводы, я предлагаю отправить кого-нибудь из нас к Учихам с приглашением присоединиться к нам, — решительно заявила Цунаде.       Однако Хомура Митокадо, один из старейшин деревни, высказался против этой идеи:       — Цунаде, при всем уважении, я считаю, что такой шаг может быть воспринят как знак слабости. Их отсутствие уже говорит само за себя. Необходимо сосредоточиться на обсуждении мер, которые мы можем предпринять здесь и сейчас. Цунаде окинула Хомуру взглядом, полным несогласия, но в то же время она понимала, что ее предложение может быть воспринято как спорный шаг. Ее беспокоило отсутствие Учих, но ей также не хотелось, чтобы из-за этого возникли новые внутренние раздоры.       После недолгого замешательства, Кохару Утатане, одна из уважаемых старейшин Конохи, обратилась к Данзо с вопросом, который, казалось, витал в воздухе, но до этого момента никто не осмелился задать вслух:       — Данзо, мог бы ты объяснить нам всем, что послужило причиной созыва сегодняшнего собрания? Это вопрос, который, я уверена, волнует каждого из нас.       Медленно отодвигая стул, Данзо нарушил густую тишину комнаты резким скрипучим звуком, отчего некоторые даже поморщились. Встав в полный рост, он медленно перевел взгляд по собравшимся старейшинам, останавливаясь на каждом лице всего на долю секунды, словно пытаясь прочесть их мысли, прежде чем его взгляд упал на Цунаде. Хокаге сидела во главе стола, руки ее были переплетены вместе, и она казалась погруженной в глубокие размышления. Но когда она почувствовала на себе взгляд Данзо, ее реакция была мгновенной — она вздрогнула и вернулась к реальности, и в ее глазах можно было увидеть всплеск тревоги.       — Созвать это собрание меня побудило нечто большее, чем просто недовольство, — начал Данзо, его голос был ровным, но в нем чувствовалась твердость. — Это долг. Долг перед деревней, перед каждым ее жителем. Мы все прекрасно знаем о том, что мир шиноби балансирует на грани, а Коноха — не исключение. И, к сожалению, мне приходится констатировать, что человек, которому поручено оберегать нас от нестабильности, сам является ее источником.       Он остановился, позволяя своим словам утонуть в тяжелой атмосфере зала, его взгляд продолжал медленно скользить по лицам присутствующих. В глазах Данзо было нечто большее, чем просто уверенность — это было глубокое убеждение.       — Во время руководства Цунаде наша деревня столкнулась с беспрецедентными трудностями. И хотя некоторые угрозы нам удалось отразить, нельзя отрицать, что некоторые проблемы возникли как прямой результат её решений. Недостаточно обдуманные стратегии, её личные проблемы, все это в совокупности поставило под сомнение эффективность её управления. Наша безопасность оказалась под угрозой, и мы должны предпринять шаги до того, как станет слишком поздно       — Вы говорите об этом слишком абстрактно, — отозвался Хомура, его голос прозвучал сдержанно. — Нам нужны конкретные факты.       Уголки губ Данзо едва заметно поднялись в иронической улыбке, при свете зала его лицо казалось еще более изборожденным морщинами. Он взглянул на Хомуру с блеском в глазах.       — Фактов предостаточно, — бескопромиссно произнёс Шимура. — За последние месяцы в нашей деревне произошли события, которые не только всколыхнули души наших шиноби, но и поставили под вопрос способность Конохи защищаться. Террористический акт на ярмарке, убийства наших агентов АНБУ на границах, и, что особенно тревожно, проникновение вражеских ниндзя в наши архивы. Разве это не является достаточным основанием для сомнений в компетентности Цунаде?       На мгновение комната погрузилась в тяжелое молчание, полное невысказанных мыслей и ожидания. Хомура, не теряя своего спокойствия, вновь обратился с вопросом, но уже к Цунаде.       — Цунаде, что ты можешь ответить на это?       В эту секунду все взгляды были прикованы к ней. Цунаде, в которой кипели эмоции, невольно сломала карандаш в своих руках. Она аккуратно положила оба сломанных конца на стол и, подняв голову, встретила взгляды присутствующих.       — Я делаю и буду делать всё возможное. Во мне течет кровь первого Хокаге, и так же ярко, как и в нем, горит воля огня. Я с полной серьезностью отношусь к ответственности, которая лежит на моих плечах в эти непростые времена. Моя цель — защитить каждого жителя нашей деревни. Однако я также осознаю, что иногда, несмотря на все усилия и желания, вещи не всегда складываются так, как мы планировали       — Быть потомками великих не означает быть им равными. Меня искренне радует, что ты, хотя бы частично, признаешь свою неспособность удерживать ситуацию под контролем, — когда Данзо с сарказмом произнес свои слова, комната на мгновение обволокла напряженное молчание.       В комнате чувствовалось возрастающее напряжение. Старейшины обменялись взглядами, в которых мелькали сомнения и недоумение. Данзо стоял, поддерживая свой внешний вид спокойствия, но в его глазах таилась глубокая уверенность в собственных словах и целях.       Цунаде, столкнувшись с этим давлением, оставалась невозмутимой. В её взгляде теплился тот неугасимый огонь, который загорался всякий раз, когда перед ней вставали вызовы. Она вздохнула, твердо и решительно, словно собираясь с силами для ответа.       — Я признаю свои ошибки, но это не означает, что я отказываюсь от борьбы за наше общее благо, — слова вырвались из нее, наполненные страстью и непоколебимой верой в справедливость своего дела. — Каждое мое действие, каждое решение было направлено на защиту и благополучие Конохи. И если для этого требуется принять на себя критику и обвинения, то я готова это сделать. Но позвольте мне напомнить, что истинное лидерство не в безошибочности, а в способности преодолевать трудности и извлекать уроки из своих ошибок.       Данзо, ощущая, как обстановка складывается в его пользу, не упустил момент усилить давление.       — Твоя способность учиться на своих ошибках, безусловно, заслуживает уважения, Цунаде, но когда на кону стоит безопасность всей деревни, действительно ли стоит рисковать, опираясь на метод проб и ошибок? Нам необходим лидер, который способен предвидеть последствия своих действий, а не осваивать уроки, ценой этих самых ошибок.       Цунаде ощущала на себе тяжесть всех обвинений и подозрений Данзо, словно они физически давили на нее. Она знала, что должна отстаивать свою позицию с еще большей решимостью, но внутренние сомнения, усталость от бесконечной борьбы за стабильность и будущее Конохи, а также волнение за Сакуру, начали пробиваться сквозь ее невозмутимость.       — Я всегда ставила интересы Конохи превыше всего, — резко ответила она, стараясь скрыть свою усталость. — И даже если мои решения не всегда были идеальны, я делала их, руководствуясь заботой о нашей деревне. Я приняла на себя бремя Хокаге, зная о его тяжести, и не позволю никому ставить под сомнение мою преданность Конохе.       Она взглянула на Данзо, в ее взгляде читалось вызов. Старейшины замерли в ожидании его ответа, понимая, что этот разговор может решить судьбу не только Цунаде, но и всей деревни. Данзо, заметив колебания среди старейшин, готовился продолжить свою речь, но тут вмешался старейшина клана Хьюга, Хиаши.       — Прежде чем делать окончательные выводы, давайте всё же рассмотрим ситуацию под разными углами, — начал он, и его голос, спокойный и взвешенный, словно добавлял вес к каждому его слову. — Наша деревня не раз сталкивалась с испытаниями, и каждый Хокаге преодолевал их по-своему. Нельзя игнорировать, что множество трудностей, с которыми мы столкнулись, были вызваны обстоятельствами, находящимися за пределами нашего контроля или Цунаде.       Данзо сузил глаза, оценивая слова Хиаши. Он был готов возразить, но тут вступил в разговор старейшина клана Нара.       — Важно также помнить о том, что лидерство не только о критике и обвинениях, но и о поддержке и сотрудничестве, — медленно, но уверенно проговорил Нара. — Вместо того чтобы искать ошибки в решениях Хокаге, возможно, нам стоит подумать о том, как мы можем объединиться и работать вместе, чтобы преодолеть текущие трудности.       Данзо ощутил в себе всплеск гнева и недовольства, когда услышал слова старейшин Хьюга и Нара. Он не ожидал, что кто-то по-прежнему будет поддерживать Цунаде, особенно после того, как он так тщательно расставил все факты против неё. Его взгляд был тёмным, а голос, когда он вновь заговорил, прозвучал еще более резко и угрожающе.       — Рассуждения о единстве и поддержке звучат благородно, — начал он, — но мы не должны забывать об ответственности, которую несет лидер. Цунаде, несмотря на свое происхождение и звание, не смогла предотвратить кризисы, подрывающие основы нашей деревни. Нам нужен лидер, способный не только объединять, но и предвидеть, принимать мудрые и своевременные решения.       Он взглянул на Цунаде с явным вызовом:       — Время благородных слов и пустых обещаний прошло. Коноха нуждается в решительных действиях и настоящем лидерстве, способном обеспечить безопасность и процветание деревни.       Внутренне бурля от разочарования, Данзо оценивал обстановку с холодной расчетливостью. Он надеялся на беспрепятственное осуществление своего плана, но неожиданное сопротивление некоторых старейшин начало подрывать его уверенность. Чувствуя, что время работает против него, Данзо понял, что пришло время использовать свой скрытый козырь в рукаве.       — Понимаю ваши опасения, — начал он, его голос казался спокойным, но в нем чувствовалась едва уловимая агрессия. — Но мы должны смотреть правде в глаза. Конохе требуется лидер, который сможет предотвратить кризисы, а не просто реагировать на них.       Как только Данзо произнес эти слова, он резко приподнял бинты, скрывавшие его правый глаз. Блеск шарингана мгновенно привлек внимание всех присутствующих. Они смотрели, пораженные и ошеломленные, не в силах отвести взгляд. В тот момент, когда атмосфера в комнате достигла пика напряжения, Данзо произнес:       — Отныне вы все подчиняетесь мне!       В воздухе внезапно появилось что-то неуловимое, словно легкий туман, проникший сквозь стены и обволокший сознание каждого. Старейшины и Цунаде ощутили неведомое помутнение, мягко окутывающее их мысли. Было что-то гипнотическое в том, как их внутренний голос, казалось, замирал и уступал место новому, невидимому направлению. Это не было ощущением внешнего давления или вторжения; скорее, казалось, что сами они пришли к некому единогласному согласию, не задавая вопросов, не испытывая сомнений.       Казалось, что весь мир подстроился под новую реальность, где слова Данзо стали основой их действий и мыслей. Как магнит, его воля притягивала к себе их внимание и убеждения, незаметно переплетая их с его собственными намерениями. Ни один из присутствующих не мог объяснить эту перемену, так же как не могли они и сопротивляться ей.       Эта необъяснимая сила заставила всех взглянуть на Данзо иначе, как на неоспоримого лидера, чьи решения и указания теперь воспринимались как абсолют. С каждым его словом, каждым взглядом, уверенность в его правоте и необходимости следовать за ним укреплялась в сердцах и умах всех присутствующих. Данзо, наблюдая за изменениями в их поведении, скрыл свою внутреннюю улыбку за бесстрастным лицом. Он почувствовал, как власть и контроль над ситуацией возвращаются к нему, и его план начал осуществляться так, как он и предвидел.       — Все вы должны понимать, что Цунаде — худшее, что случилось с Конохой. Мы находимся в крайне уязвимом положении и сейчас должны действовать решительно — отстранить её от поста Хокаге, — Данзо обогнул взглядом помещение, хотел убедиться, что все внимают каждому его слову. — Я, как никто другой, понимаю всю ответственность и полностью готов взять её на себя.       Глаза Цунаде казались стеклянными, словно сквозь них она пыталась увидеть что-то недостижимое, тягостное и угнетающее, что окутало ее разум плотной пеленой мрака. Внутренний мир Хокаге был переполнен бурей эмоций, среди которых отчаяние и вина вились плетнями, удерживая ее в ловушке собственных мыслей.       — Данзо прав… — прорвалось из нее после мгновения молчания. Цунаде моргнула раз, а затем еще, будто пытаясь изгнать из видения то, что вцепилось в ее сознание невидимыми когтями. — Я не справилась, я подвела вас всех. Всю деревню… Каждого шиноби… Мне следует уйти с поста Хокаге немедленно. Я верю, что Данзо справится с этой задачей куда лучше.       Слова Цунаде стали для Данзо музыкой, мелодией его победы, которую он жаждал услышать с самого начала. Использование техники, несмотря на последующее головокружение, наполнило его ощущением глубочайшего удовлетворения. Это было чувство триумфа, сладостный привкус победы, которую он вырвал из пучины возможностей, теперь он стоял на пороге воплощения своей давней мечты в реальность.       — Сообщите всем кланам Конохи о решении Цунаде отойти от должности Хокаге, — произнес он, уделяя особое внимание моменту, как будто каждая буква весила на весах судьбы. — Пусть это известие распространится как можно скорее. Важно, чтобы каждый узнал о смене лидерства без исключения.       Данзо, стоя перед собранием старейшин, на мгновение погрузился в раздумья, прежде чем продолжить. Его следующие слова должны были заложить основу для его дальнейших действий в качестве Хокаге.       — Кроме того, — начал он, привлекая внимание каждого присутствующего, — необходимо подчеркнуть, что любое несогласие с решением о смене Хокаге будет воспринято не иначе как попытка дестабилизации ситуации в деревне.       Его глаза метали молнии, предвещая неприятности тем, кто осмелится оспорить его слова.       — Кроме того, — продолжил Данзо, — я располагаю неоспоримыми доказательствами заговора клана Учиха против Конохи. Они готовят переворот и уже совершили ряд преступлений против деревни. Я намерен принять самые жесткие меры для защиты нашей деревни и ее будущего.       Данзо остановился, ожидая реакции старейшин. Они посмотрели друг на друга, затем один за другим кивнули, подтверждая свое полное согласие с его словами.       — Разумеется, Данзо-сама, — ответил один из старейшин. — Мы гарантируем, что сообщение будет передано точно и четко. Каждый клан будет немедленно оповещен на счет Хокаге, а также о клане Учиха.       — Твоя предусмотрительность и решимость служат примером для всех нас, Данзо, — заключил Хомура. — Мы выполним все указания безотлагательно.       Данзо кивнул, удовлетворенный единодушием старейшин. Его планы начали приобретать реальные очертания, а каждое его решение приближало его к цели — утвердить себя как непреклонного и могущественного лидера Конохи.       Старейшины, один за другим, покинули зал совещаний, словно марионетки, следуя невидимым нитям предначертанного действия. В комнате опустилась полная тишина, лишь шаги удаляющихся старейшин отдавались гулким эхом. В этом молчаливом шествии не было места разговорам; каждый был поглощен размышлениями о предстоящих задачах. Скоро зал остался пуст, за исключением двух фигур: Данзо и Цунаде, которая все еще занимала место Хокаге.       Цунаде поднялась, ее движения были механическими, как будто она следовала чьей-то инструкции. Мысли в ее голове путались, создавая калейдоскоп чуждых ей рассуждений и вопросов. Внезапно осознание своего, казалось бы, предательства деревни ворвалось в ее разум с неожиданной ясностью, словно чужие слова были расписаны на чистой странице ее сознания. Как она могла отступить от своих идеалов? Как могла оказаться на этом пути?       Вопросы кружили в ее голове, не находя ответов. Цунаде чувствовала себя потерянной, как никогда ранее. Разочарование в самой себе и отчаяние от тяжести собственных решений обволакивали ее, оставляя безнадежное чувство пустоты. Она стояла на перепутье своей жизни, где каждый путь казался предательством того, кем она была раньше.       — Цунаде, — голос Данзо, холодный и непреклонный, пронзил тишину, вытаскивая Сенджу из ее мыслей. Подняв взгляд, она увидела его силуэт на фоне бледного света, пробивающегося сквозь оконные стекла.       — Меня стоит судить, — слова вырвались у нее с трудом, словно каждое из них весило тонну. Она подошла к окну и устремила взгляд на монумент Хокаге, где было и ее изображение. Этот вид, который когда-то наполнял ее гордостью, теперь стал источником боли.       — Каждый рано или поздно платит за свои ошибки, — раздался голос Данзо, полный неумолимой правды. Странно, но в этот момент она не ощутила ни малейшего отторжения к его фигуре, стоявшей за ее спиной. Скорее, в ее сердце пробудилось чувство уважения к его неуклонной решимости защитить Коноху.       — И я заплачу, — отвечала она, голос ее был решителен. — Я готова предстать перед судом и…       — Это лишнее, — оборвал ее Данзо. — Времени на суд нет.       Цунаде окутывала смятение, она словно плыла по течению, не понимая, как бурные воды подхватили ее так неожиданно и беспощадно. Внутри роились мысли, которые не складывались в четкую картинку. И только одно ощущение было ясным и отчетливым среди этого хаоса — острая, настойчивая боль.       Когда она попыталась сделать неуверенный шаг, мир вокруг внезапно потерял устойчивость. Но прежде чем она смогла осознать свое желание уйти, Данзо предотвратил это. С неожиданной для себя жестокостью и точностью движения он вонзил кунай в ее спину. Ощущение холодного металла, пронзившего ее, заставило ее сердце замереть, а дыхание — остановиться. Вслед за первым ударом последовал еще один, затем еще, и еще… Но в голове не возникло и мысли увернуться, защититься, залечить. Цунаде молча принимала удары, пока последний, особенно сильный, не поцелил прямо в сердце.

~•••~

      В тот момент, когда ночь окутывала мир своим мраком, Итачи остановился, позволяя тишине нашептывать ему о возможных угрозах. Незримый поток чакры, несомый ветром, заставил его сердце забиться в ожидании неизбежного столкновения. С ловкостью он скрылся за могучим стволом древнего дуба, превратив свое присутствие в лишь едва уловимый шепот среди лесных звуков. Время не располагало к длительной схватке; если перед ним был враг, Итачи хотел завершить противостояние быстро и тихо, не привлекая лишнего внимания.       Ночная пелена плотно окутала всё вокруг, и лишь редкие проблески луны, прорезающие облака, вносили каплю света в этот бездонный мрак. Активация шарингана стоила Итачи резкой боли, которая вспыхнула в его глазах, словно молния черном небе. В этот момент он был напряжен и сосредоточен, как никогда, готовый к любому развитию событий, которое могло последовать.       Но потом, к его собственному удивлению, он уловил в этой чакре слабый отголосок чего-то знакомого. Его напряжение на мгновение спало, однако привычка к осторожности заставила оставаться на чеку. Итачи ощутил, что его противник тоже почувствовал его присутствие и теперь неотвратимо сокращал дистанцию между ними. Решив, что пора действовать, он резко вышел из укрытия, в руках у него уже блестел кунай, готовый к возможной битве или защите.       Но вместо ожидаемого врага перед ним стоял Саске. Взгляды братьев встретились, и в этом мгновении между ними разверзлась пропасть полная боли, невысказанных слов и недопонимания. В глазах Итачи, где еще только что пылал шаринган, появилась тень смешанных чувств — удивления, облегчения и невысказанного вопроса. Кунай в его руке опустился, как и вся напряженность, которая до этого момента кипела в нем.       — Что ты здесь делаешь, Саске? — Итачи ещё несколько секунд вжимал его в дерево, а затем отстранился и опустил кунай.       — Тот же вопрос, — он отряхнулся и внимательно посмотрел на брата. — Твой глаз кровоточит.       — Неважно. Какая обстановка в Конохе? И что ты делаешь здесь?       — Сейчас там проходит собрание старейшин деревни, Данзо поднял вопрос об отстранении Цунаде. Меня, Наруто и Ямато направили на миссию по поиску… Сакуры. Мы разделились, чтобы ускорить поиски.       — Орочимару не солгал, — Итачи на секунду прикрыл глаза. Ему так хотелось, чтобы всё-таки это оказалось неправдой. Но реальность ударила пощечиной. — Это дело рук Данзо, Сакуру похитили по его приказу.       Саске немного растерялся от услышанной информации. Имя Орочимару побудило в нём не самые лучшие воспоминания. Какое отношение этот змей имеет ко всему этому? Определенно прямое. Ведь о похищении Сакуры было известно лишь команде семь, Цунаде, Джирайе и АНБУ из личной охраны Хокаге.       — Что еще он сказал? — Саске натянулся, словно струна. — И какого черта он вообще откровенничал с тобой?       — Сейчас нет времени на разговоры, Саске, — ответил Итачи. — Отправляйся обратно в Коноху, сообщишь информацию Хокаге. Я же отправлюсь на поиски Сакуры.       — Как ты найдёшь её? Ты знаешь, где сейчас Сакура? — младший Учиха нахмурился, слова Итачи звучали почти оскорбительно. Вернуться обратно? Ну уж нет.       — Со слов Орочимару, преспешники Данзо удерживают её в заброшенной лаборатории Орочимару в пару километрах отсюда. Однако это ещё не всё. Данзо собирается свергнуть Цунаде, и захватить власть сегодня. Поэтому ты должен отправиться в деревню немедленно.       — До Конохи отсюда часа четыре непрерывного бега. Сейчас к деревне ближе всего Ямато, я передам ему послание с помощью свитка, и он немедленно направятся туда. Что касается меня, я отправлюсь на помощь Сакуре вместе с тобой.       — Я справлюсь сам, Саске.       Когда взгляд Саске встретился со взглядом Итачи, в нем появилась серьезность и бескомпромиссность, которые казались почти осязаемыми. Итачи выдержал этот испытующий взор, внутренне взвешивая все «за» и «против» предложенного им плана. Он видел, как в глазах Саске разгорается отчаянная решимость, яростное желание спасти Сакуру, стать ее спасителем. Это вызвало в Итачи неожиданную вспышку ревности, но не столько к самой Сакуре, а к связи, которую Саске стремился сберечь. Невзирая на пропасть переживаний и разочарований, лежавшую между ними, Итачи понял, что слишком хорошо понимает Саске, возможно, даже лучше, чем Саске хотел бы допустить. И это осознание, признание их глубокой, хотя и довольно непростой связи, вызвало в Итачи сложную смесь эмоций, которые терзали его.       — Хорошо, поторопись. Времени мало.       Саске молча кивнул и, ловко достав из сумки небольшой свиток, осторожно развернул его. Его пальцы быстро сформировали необходимые печати, а взгляд был сконцентрирован. Чакра мгновенно оживила белоснежное полотно свитка, на котором начало проявляться послание. Как только задача была завершена, Саске аккуратно свернул свиток и вернул его на место.       Итачи, стирая кровь с лица тыльной стороной ладони, почувствовал зуд и жжение в глазах — побочный эффект активации шарингана. Это ощущение дискомфорта было малой ценой за использование такой мощной техники, но в его сердце горело что-то гораздо более мучительное, чем физический дискомфорт — тревога за Сакуру. Его беспокойство за её благополучие было так велико, что все остальные недуги казались ему пустяками.       Итачи кивком головы указал направление, и братья молчаливо двинулись к заброшенной лаборатории. Их шаги были настолько синхронными, что казалось, будто они слились с ночью, не оставляя после себя ни звука, ни следа. Молчание, окутывающее их, было наполнено тяжелыми мыслями и эмоциями, которые они не решались выразить вслух. В воздухе витало ожидание чего-то неизбежного, подобно тому моменту перед бурей, когда весь мир словно замирает в предвкушении предстоящего катаклизма.       — Я знаю, — прервал молчание Саске. — О тебе и Сакуре.       Вероятно, для Саске сложившаяся ситуация выглядела как предательство, хоть и их с Сакурой отношения едва можно было назвать таковыми. Итачи остро ощущал, как этот момент изъедал Саске изнутри, находя отражение в его еле заметно измененном голосе, взгляде, полном молчаливого упрека и скрытой боли. Такой взгляд был настолько выразительным, что казалось, слова были излишни. Итачи не испытывал удовлетворения, видя, как боль раздирает сердце младшего брата, но он осознавал, что именно Саске сам поставил себя в ситуацию, последствия которой теперь ему приходится принимать. Жизнь полна непредсказуемостей и иронии, собирая вместе людей в самых неожиданных обстоятельствах, заставляя их переосмысливать свои поступки и чувства.       — Даже не попытаешься объясниться? — голос Саске был на удивление спокоен, однако сквозь эту спокойствие прорезалась тонкая нить обиды.       — Если ты ждешь извинений, Саске, то их не будет. Извиняться мне не за что, как и Сакуре, — Итачи продолжал смотреть прямо перед собой, но даже не глядя на брата, Саске мог заметить легкую складку между его бровями, предательски выдававшую волнение Итачи. — Это не было каким-то планом. Просто так сложилось — я влюбился. Влюбился и не стал противиться этому.       — Вот так просто? — слова Саске были пропитаны горечью, ровно как ты его сердце, слушая Итачи.       — Нет, это было совсем непросто, — в этих словах было что-то большее, чем простое признание. Это было откровение о том, как сложно порой бывает принять свои чувства, особенно когда они возникают неожиданно и в самый неподходящий момент.       — Каждый момент, проведенный рядом с ней, только укреплял моё понимание, что я не хочу её терять.       Саске, чувствуя, как его спокойствие начинает сменяться гневом, встретил взгляд брата.       — Из всех девушек ты выбрал её, — в его голосе зазвучали нотки раздражения, — ты ведь знал, что было между мной и ей. Но ты всё равно позволил себе приблизиться.       — А что было между вами? — Итачи мрачно усмехнулся. — Это нельзя назвать отношениями.       — Заткнись, Итачи. Ты ничерта не знаешь, — огрызнулся Саске.       — Ты всегда начинаешь злиться, когда не можешь доказать свою правоту.       — Я не собираюсь ничего тебе доказывать, брат, — последнее слово специально было сказано с пренебрежением. — Просто хочу понять твои мотивы. Хотел задеть меня? Или просто поддался желанию поиметь свою подчиненную? Знаешь, а ведь ходят слухи, что ты…       Итачи схватил Саске за грудки, грубо припечатал его в ближайшее дерево. Саске почувствовал как резкий удар вышиб воздух из легких.       — Попробуй сказать еще хоть одно слово, и я не посмотрю на то, что ты мой брат, — угрожающе произнёс Итачи. Он был на взводе, и терпение его готово было лопнуть в любую секунду.       — Не делай вид, что наши кровные узы имеют для тебя значение, — голос Саске заметно понизился и был схож с рычанием. — Ты в очередной раз наплевал на это, когда позволил себе приблизиться к Сакуре.       — А где был ты? — Итачи сильнее вжал брата в крону. — Где ты был, когда она нуждалась в тебе? Когда она шла на дно, совсем одна? — глаза его пылали. — Пока ты был занят копанием в собственной голове, её съедало чувство вины и одиночества. И тогда я сделал то, чего все эти годы ваших якобы отношений не сделал ты — оказался рядом, протянул ей руку. Она заслуживает большего, пойми ты это. Хватит вести себя, как обиженный ребенок, это выглядит жалко.       Саске свирепо смотрел на Итачи, тяжело дышал. Он внимал каждому слову, что гвоздём вонзались в душу. Что он делает? Зачем говорит эти мерзкие слова? Саске закрыл глаза, хотелось встряхнуть самого себя, но Итачи, кажется, справился с этим куда лучше.       — Кажется, ты не совсем понимаешь, что происходит, — продолжил Итачи, отступив на шаг назад. — Данзо начал действовать, это может вызвать дестабилизацию, другие деревни не оставят это без внимания. Сакуру схватили и вместо того, чтобы спешить к ней, я должен выслушивать твои глупые упреки.       Саске медленно открыл глаза, в которых мелькнуло осознание. Он вздохнул, пытаясь отбросить обиду и сконцентрироваться на словах Итачи.       — Ты прав… Прав! — сказал Саске резко. — Это неподобающее поведение. Не будем терять время из-за моей глупости.       Братья вновь продолжили путь, каждый думал о своём, пока Саске вновь не нарушил молчание.       — Я не хотел всё рушить.       — Вот только разница в том, что ты это понял слишком поздно. Можешь ненавидеть меня ещё больше, но я скажу правду: ты сам разрушил всё. Теперь же прими последствия собственных выборов, не пряча голову в песок.       На время Саске замолчал, вдумываясь в слова брата. Они были горькими, но они были правдой. И, возможно, ему действительно стоило это услышать.       — Знаешь, ненавидеть тебя всегда было проще, чем признать факт, что я тебе завидовал. Любимчик отца, окончил Академию экстерном, стал командиром АНБУ… А теперь… Теперь у тебя есть то, что я так необдуманно потерял. И с этим смириться пока слишком сложно.       Оставшаяся часть пути прошла в молчании. Любые слова казались лишними в этот момент. Хотя каждый из них был погружен в свои раздумья, свои переживания, их совместная цель — найти Сакуру — объединяла их.

~•••~

      В зале совещаний царила звенящая тишина, разрезаемая только тяжелым дыханием Данзо. Он оставался один, не уделяя внимания безжизненному телу Цунаде и медленно распространяющемуся багровому пятну под ней. Его взгляд был прикован к живописному виду на деревню Коноху сквозь окно. В этот момент он казался отстраненным от всего происходящего, словно оценивал будущее, которое он начинал формировать своими руками.       Использование Котоамацуками далось Данзо нелегко. Эта мощная техника требовала значительных ресурсов и чакры, и только благодаря клеткам Первого Хокаге, вживленным в его тело, Данзо мог воспользоваться шаринганом. Техника была настолько истощающей, что повторное ее применение возможно было лишь через месяцы. Впрочем, у него ещё будет возможность подтвердить или опровергнуть это.       Данзо часто задумывался о том, как часто Шисуи Учиха, владелец этого дара, мог прибегать к такому воздействию. Устранение Шисуи, одного из самых потенциально опасных шиноби клана Учиха и потенциальной угрозы для Данзо, было неотложной задачей. Шимура разработал план, который исполнил с хирургической точностью, однако в своих расчетах он не учел одну деталь — что эта операция потребует жертвы еще одной жизни. Сейчас, однако, последствия этого действия отошли на задний план.       В тени, сгущающейся в углах просторного кабинета, появилась фигура шиноби, словно призрак, мгновенно привлекая внимание Данзо.       — Данзо-сама, все подготовления завершены, — заявил мужчина. — Шиноби из Скрытого Камня уже на месте. Они ждут ваших дальнейших указаний.       — Это произошло даже скорее, чем я ожидал, — размышлял Данзо, утопая в своих мыслях. — Не возникло ли препятствий со стороны старейшин Учиха?       — Всё прошло по плану, тела уничтожены.       — Превосходно, — уголки губ Данзо искривились в холодной усмешке. А теперь касательно оставшихся Учих… Они скоро получат обвинения. Естественно, они попытаются возразить. Но старейшины кланов уже предупреждены, и любое вмешательство с их стороны будет воспринято как акт поддержки восстания против Конохи. Учиха будут уничтожены.       Эти слова звучали как приговор, отрезая любую надежду на милость или справедливость.       — Все должно идти как по маслу, — тон Данзо стал еще более сдержанным, насыщенным ожиданием. — Сегодня на кону стоит слишком много, и у меня нет места для ошибок.       — Я осознаю, Данзо-сама.       — Нет, — его усмешка была наполнена едкостью, когда он обернулся к шиноби. От такого внезапного изменения в его голосе в воздухе вибрировала напряженность. — Ты еще не понял всей серьёзности ситуации. Если сегодня что-то пойдет не так, если мы не сможем обуздать клан Учиха, то это будет наш конец… К этому моменту я шел слишком долго, и не могу позволить разрушить мой план.       Взгляд Данзо был полон мрачного пламени, его худое лицо казалось еще более заостренным, как будто каждая черта подчеркивала непоколебимость его решения.       Шиноби вздохнул, словно собираясь с силами, прежде чем прервать молчание:       — Возникла непредвиденная ситуация. В ходе операции по нейтрализации АНБУ на границе мы столкнулись с одним из них. Шиноби по имени Ямато. Его мы ликвидировали, однако среди его вещей нашелся свиток. Один из моих подчиненных смог разгадать печать, и из этого свитка мы извлекли массу информации. Среди прочего… есть данные, которые вам не понравятся.       — Не томи, говори всё как есть! — приказал Данзо.       — Учиха Итачи жив. Он вместе со своим братом отправился на поиски ученицы Хокаге.       — Как это возможно? — Данзо едва сдержал гнев.       — По нашим данным, Ямато, Учиха Саске и Узумаки Наруто были направлены на миссию по поиску Харуно Сакуры. В какой-то момент они разделились. Затем Ямато получил информацию о встрече Саске с Итачи, и они, по всей видимости, объединились. Также говорилось, что Орочимару был повержен, и перед этим он рассказал Итачи о вашем сотрудничестве и планах.       — Чертов змей! — невольно вырвалось у Данзо.       Его разум уже лихорадочно искал пути решения возникшей проблемы, понимая, что предательство Орочимару обернулось для него двойным ударом, который мог подорвать все его тщательно спланированные действия.       — Этот свиток… он служит средством обмена информацией на расстоянии во время миссии. Мы должны использовать это в своих интересах, — размышлял вслух Данзо, его глаза приобрели хищный блеск. — Если мы сможем перехватить сообщения, это даст нам преимущество. Мы сможем не только отслеживать их движения, но и вводить в заблуждение, посылая ложную информацию.       Шиноби внимательно слушал, в его голове уже начали складываться планы по реализации этой задачи.       Данзо на мгновение позволил себе улыбнуться, вопреки всем невзгодам, которые принесла ему предательская игра Орочимару. Этот непредвиденный оборот событий, хоть и вывел его изначальные планы из строя, открыл перед ним дверь к давно желанной мести — возможность уничтожить Итачи Учиху, врага, тень которого долгие годы тяготела над ним. И сейчас, когда перед ним встала эта заманчивая перспектива, Данзо был полон решимости действовать без посредников. Он жаждал закончить эту давнюю вражду своими руками, ощутить сладость мести и окончательно разделаться с проклятием клана Учиха.       — Поступим следующим образом…

~•••~

      Изуми бесцельно блуждала по дому, время от времени останавливаясь у окна. Она наблюдала, как ветер беспощадно качает голые ветви деревьев, словно пытаясь выразить всё то беспокойство, что царило в её сердце. Чувство неизбежных перемен витало в воздухе, и она не могла отделаться от мысли, что сегодняшний день изменит всё. Клан Учиха был готов к конфронтации, но сама Изуми еще не готова встретить это лицом к лицу. Мысль о возможном противостоянии с собственной деревней жгла её изнутри. Но так ведь нужно?..       Она прикрыла глаза, прислонившись лбом к холодному стеклу окна. Война была последним, чего она хотела. Страх перед ней разрастался в душе, подобно неконтролируемому пожару. Война сама по себе была ужасной, но еще хуже было осознавать, что в ней придется сражаться с теми, кого она считала близкими, с теми, с кем она выросла и которых любила. То, насколько её отец был настроен крайне решительно, ввергала Изуми в глубокую тревогу. Даже Фугаку-сама, несмотря на все свои обязанности и роль в клане, старался действовать с осторожностью, стремясь избежать кровопролития. Но её отец… Его непоколебимость и решимость, с которыми он готовился к предстоящему, были для Изуми чем-то новым и пугающим. Никогда прежде она не видела его таким — таким неумолимым и полным решительности подойти к краю пропасти, за которой начиналась бездна войны.       Сердце сжималось от тяжести предстоящих событий. Она всегда мечтала о мире в Конохе, о дружбе между кланами, о гармонии. Но сейчас все её мечты казались такими недостижимыми. Она вздохнула, пытаясь найти в себе хоть каплю силы и мужества, чтобы принять то, что неизбежно предстояло.       Изуми стояла, утопая в своих мыслях. Слова отца, которые говорили о приоритете клана, всегда были для неё непреложными. Но глубоко внутри себя, она молилась за мирное решение конфликта. Мысль о том, что ей, возможно, придется стать противником Сакуры или Итачи, вызывала нестерпимую боль. Они оба были для неё значимыми, несмотря на все разногласия и обиды.       Итачи… Его имя было выгравировано в сердце Изуми уже не меньше пятнадцати лет, огоньки теплых чувств и скрытых надежд вспыхивали при каждой мысли о нем. Жестокость судьбы, обрекающей любить того, кто не способен ответить взаимностью, казалась ей невыносимой. Она размышляла о том, что же привлекло Итачи в Сакуре, что заставило его сердце склониться именно к ней. Изуми искала ответы, но они ускользали от неё. Не могло быть всё дело лишь во внешности — Итачи никогда не был тем, кто ценит только оболочку. Видимо, он увидел в Сакуре что-то особенное, что-то, чего так не хватало ему.       С каждой секундой недоумение и горечь от неразделённого чувства лишь нарастали, обволакивая её сердце жгучими путами ревности. В глубине души Изуми осознавала, что никогда не сможет соперничать с Сакурой, не способна заставить Итачи увидеть в ней то, что он нашёл в другой. Эта реализация, подобно камню, упала на её душу, оставив глубокий шрам разочарования. Она понимала, что любовь не подчиняется логике или выбору; она приходит независимо от желаний и намерений. Но эта мысль не утешала, а лишь углубляла чувство одиночества.       Когда море волнующих размышлений и тревожных мыслей наконец улеглось в её сознании, Изуми открыла глаза. Взгляд её вышел за пределы холодного стекла, и она заметила, как к их дому подходят члены клана Учиха. Она почувствовала внезапное ускорение пульса, подсказывающее о важности предстоящего сообщения. Без промедления Изуми спустилась вниз, отец уже стоял в дверях с тяжелым взглядом уставившись на пришедших.       Наконец, один из членов клана, с серьезным и напряженным лицом, прямо сказал:       — Данзо стал Хокаге.       Эти слова обрушились на Изуми с разрушительной силой удара молнии. Мир вокруг словно потускнел, земля ушла из-под ног, окутав её смятением и охватив страхом. Её взгляд, полный тревоги, нашел отца. Лицо его было омрачено тенью отчаяния и беспокойства.       — Как это возможно? — возмущенно воскликнул Якуми, голос его колебался на грани недоверия и откровенного возмущения. — Ведь для назначения Хокаге необходимо одобрение старейшин. Могли ли все старейшины деревни действительно поддержать такое решение? Представители нашего клана никогда бы не допустили подобного…       — Ситуация такова, что никто не видел Хиро и Инзо с момента их отправления на собрание, — прозвучал ответ, насыщенный тревожными подтекстами. — Их отсутствие расценили как довольно «красноречивую» позицию клана.       На мгновение Якуми замер, словно статуя, пытаясь уложить в голове услышанное. Он осознавал, что исчезновение старейшин не было случайным событием. Новость о Данзо, объявленном Хокаге, казалась ему абсурдной и невозможной. Каким образом Данзо смог осуществить такой переворот? Неужели он действительно смог склонить на свою сторону всех старейшин?       В тот момент, когда Якуми только собирался ответить, прерывающий звук шагов привлек внимание всех присутствующих. К ним направлялась группа членов Корня, а еще одна такая же группа двигалась дальше по кварталу, прямиком к поместью Учиха.       — Якуми Учиха, — начал агент Корня, заняв позицию напротив, — по приказу Данзо-самы вы объявлены арестованным. Вас и других членов вашего клана обвиняют в заговоре против Конохи.       — Я не признаю власть узурпатора! — решительно заявил Якуми, его голос звучал вызывающе и непреклонно.       — Ваша преданность принципам похвальна, но бесполезна, — холодно ответил агент Корня, не сводя взгляда с Якуми. — Приказы Данзо-самы не обсуждаются, они исполняются.       — Клан Учиха — один из столпов этой деревни, — твердо сказал Якуми, его голос звучал вызывающе. — Мы отказываемся принять такие безосновательные обвинения. Убирайтесь с территории нашего квартала.       — У нас иные указания, — лаконично ответил агент Корня.       В этот момент к группе Корня присоединились еще около сорока шиноби в темно-красных одеяниях, лишенных каких-либо символов принадлежности к деревням. Их стойкая и решительная поза говорила о готовности немедленно начать сражение.       — Видимо, Данзо устроил крупную игру, — промолвил Якуми. — Клан Учиха не допустит его власти. Изуми, ты знаешь, что делать.       Без малейшего колебания Изуми достала из кармана дымовую бомбу и бросила ее прямо в сторону врагов. Густой дым окутал всё вокруг, создавая иллюзию непроходимой стены. Сложив печати, Изуми произнесла:       — Стихия Огня: Возрождение Феникса.       Из плотного дыма вырвалась мощная огненная птица, пронзая воздух ослепительным светом и невероятной силой. Она взмыла вверх, создавая в небе светящийся ореол. Этот момент стал сигналом к действию для остальных членов клана Учиха. Изуми, сжимая в руках свои саи, почувствовала прилив сил. Страх перед неизвестностью, боязнь потерять близких — всё это никуда не делось. Но вместе с этим в душе родилась решимость. Решимость бороться с врагом, защищая свой клан была непоколебимой. Она была готова к предстоящему противостоянию.

~•••~

      Сакура медленно приходила в себя, ощущая пронзительный холод, который вырвал её из полуобморочного состояния. Она осторожно открыла глаза, морщась от резкого света, который освещал комнату. С каждым разом, когда она теряла сознание, внутри неё зарождалась надежда, что следующий обморок продлится дольше, чтобы она могла избежать присутствия в этой душной крошечной комнате.       Когда её зрение наконец сфокусировалось, она увидела свои дрожащие колени. С её чёрных штанов стекала вода, образуя лужу на холодном полу. Влажные пряди волос облепили её лицо, принося смешанные ощущения прохлады и дискомфорта. Каждая капля воды, скатывающаяся по коже, напоминала о реальности её пленения.       — Доброе утро, солнышко, — прозвучал насмешливый голос Като. Сакура стиснула зубы от отвращения. Мужчина, не скрывая издевательского отношения, опустился на корточки перед ней, легко касаясь её бедра одной рукой, а в другой удерживая кунай. — В этот раз ты была без сознания дольше обычного. Мне уже стало скучно ждать.       Сакура не издала ни звука в ответ. Её мысли и слова уже столько раз наполнялись гневом и презрением к этому человеку, что казалось, не осталось ничего, что она могла бы ему сказать. Она решила стойко переносить его издевательства в молчании, сохраняя в себе ту крошечную искру сопротивления и надежды, которая всё ещё теплилась в её сердце.       — Снова молчишь? — Като, с ледяным выражением лица, поднес кунай к подбородку Сакуры, пытаясь заставить её поднять голову. Но куноичи упорно сопротивлялась, отказываясь поддаваться на его угрозы. — Не волнуйся, у меня есть способы заставить тебя говорить.       Сакура отреагировала лишь хмыканьем. Её взгляд безразлично скользнул по лезвию куная, затем перешел на руку Като. На ней, на видном месте, красовалась татуировка в виде Óни — символа, который она уже видела ранее. Это был тот же самый символ, что украшал тело шиноби, убившего Ино. Она была уверена в этом, ошибки быть не могло. Сакура ощутила, как её лицо невольно изменилось при этом открытии, а в груди забилась тревога.       — А, вижу, ты узнала эту татуировку, — заметил Като, уловив реакцию.       — Уже встречала одного подонка с такой же, — отозвалась Сакура, стараясь сохранять спокойствие, хотя внутри её переполняли болезненные воспоминания.       Като улыбнулся холодной, самодовольной улыбкой, улавливая волнение Сакуры.       — Конечно, встречала — его голос звучал насмешливо и провокационно. — Жаль, что он не смог выполнить задачу до конца. Но не волнуйся, ошибки его мы исправим.       — Кто вы такие? — внезапно и резко спросила Сакура. Она задавала этот вопрос уже не первый раз, но каждый раз четкого ответа так и не получала.       — Мы просто шиноби, которые не могли мириться с политикой своей деревни, — ответил Като, его голос был абсолютно спокойным, но в нем чувствовалась сталь.       — Отступники из Скрытого Камня, — с презрением произнесла Сакура, недвусмысленно выражая свое отношение.       — Отступники? Нет, не совсем так, — Като покачал головой, словно отмахиваясь от этого термина. — Мы не отвергали свою деревню. Мы просто ждали подходящего момента для перемен. И вот, он наконец настал. Как только Данзо станет Хокаге…       — Данзо? Хокаге? — слова вырвались у Сакуры с недоверием и отвращением. Её глаза пронзительно впились в Като. — Это никогда не произойдет.       Като вдруг рассмеялся, и его смех был таким жестким и холодным, что у Сакуры появилось ощущение тошноты. Мысль о том, что Данзо мог стать Хокаге, казалась ей абсурдной и устрашающей.       — Всё скоро изменится, не только в твоей Конохе, но и в Иве. Эти перемены неотвратимы.       Речь оборвалась из-за громких голосов за дверью. Спор на повышенных тонах достиг ушей, но разобрать слова было невозможно. Като внезапно встрепенулся, на его лице отразилось что-то похожее на беспокойство, будто что-то пошло не по плану. Он внимательно прислушался к голосам, затем бросил на Сакуру взгляд, который лишь усугубил внутренний дискомфорт. Затем он быстро покинул комнату, оставив за собой слова:       — Не скучай. Скоро вернусь, и мы продолжим наш разговор.       Сакура наблюдала, как дверь закрылась за Като, оставляя её одну в мрачной тишине комнаты. Как только его шаги стихли в коридоре, она начала искать способ освободиться. Без доступа к своей чакре это было непростой задачей. Она аккуратно пошевелила конечностями, проверяя ремни, сковывающие движения рук и ног. От движения рана на руке неистово ныла, но Сакура, хоть и с трудом, отмахнулась от боли, сфокусировавшись на главной цели.       Она заметила, что Като, ранив её, случайно повредил один из ремней. Ремешок теперь казался ослабленным, и Сакура поняла, что при достаточных усилиях она сможет его порвать. Это казалось простым решением, но учитывая её ослабленное состояние и травму руки, задача обретала новый уровень сложности.       Собрав волю в кулак, она начала тянуться к ремешку, стараясь максимально использовать оставшуюся силу. Каждое движение причиняло боль, но в глубине её сердца росла надежда на свободу. Сакура знала, что ей нужно действовать быстро и решительно, пока Като не вернулся. Она сжала зубы, сосредоточившись на задаче, и снова потянула руку, прикладывая всё больше усилий, чтобы разорвать ослабленный ремешок. После нескольких безуспешных попыток, Сакура наконец смогла высвободить одну руку. Процесс этот был крайне болезненным, и чтобы не издать ни звука, она крепко зажала губы, до тех пор пока не почувствовала вкус крови во рту. Несмотря на боль, она не могла позволить себе сдаться или остановиться — слишком многое было на кону.       Теперь, когда одна из её рук была свободной, Сакура приступила к следующему этапу своего плана — ослаблению оставшихся ремней. Куноичи постоянно оглядывалась на дверь, опасаясь возвращения Като, что только добавляло нервозности действиям. Она чувствовала себя гончей, которая бежит за своей свободой.       Сакура, вздыхая от облегчения, наконец освободилась от последних ремней. В момент, когда она поднялась на ноги, полная решимости найти выход к свободе, за дверью раздался шорох. Сердце Сакуры на мгновение остановилось — инстинктивно она поняла, что Като возвращается. Ее глаза расширились от опасения. Найти бы оружие, да только кроме чёртового стула в комнатушке ничего не было.       Дверь резко распахнулась, и в проеме появился Като, на лице которого застыло крайне яростное выражение. Видимо, что-то пошло не по его плану.       — Куда-то собралась? — Като грубо спросил, его глаза сузились. — Как же невовремя. Нам не дали с тобой как следует поиграть, поэтому придется закончить все быстро.       С этими словами он атаковал, резко и беспощадно. Сакура, хоть и была обессилена, пыталась сопротивляться, но её движения были замедленными, и каждый удар Като оставлял на её теле новые синяки и раны. Она старалась отбиваться, однако её удары были слишком слабыми, чтобы остановить его.       Като, казалось, наслаждался каждым моментом этой неравной схватки, подводя её к завершению. Когда он уже поднес кунай к горлу Сакуры, готовясь нанести решающий удар, в коридоре внезапно раздались громкие крики и звуки боя. Като на секунду отвлекся а шум за дверью. Этот момент отвлечения стал для Сакуры шансом. Она собрала в себе последние силы и смогла нанести удар. Звуки боя за дверью усиливались, свидетельствуя о том, что кто-то приближался к их местонахождению. Сакура, понимая, что это может быть её шанс на спасение, попыталась использовать каждую секунду, чтобы как-то усилить свои позиции в схватке с Като. Она выбила кунай из его руки, однако в ответ она получила мощный удар в живот, от которого согнулась пополам, ощущая острую боль.       Внезапно тяжелая дверь комнаты с оглушительным треском вылетела из своих петель. Взрывная волна от удара, раздавшегося за дверью, была такой силы, что снесла не только дверь, но и повредила стены. Свет из коридора хлынул в комнату, озаряя сцену столкновения. Перед глазами Сакуры внезапно потемнело — сильный удар и истощение сил дали о себе знать. Всё вокруг казалось размытым и нечетким, но в последний момент перед тем, как потерять сознание, она заметила, как высокая фигура ворвалась в комнату и схватила Като. Фигура двигалась с такой скоростью и ловкостью, что Сакуре было сложно разглядеть, кто это был. Её голова пульсировала от боли, и ей становилось всё труднее сосредоточиться. Она пыталась удержаться на ногах, но её колени подкосились, и она медленно начала падать на пол, все еще пытаясь понять, что происходит. Сакура почувствовала, как кто-то крепко и надежно подхватил её.       — Сакура? — голос Итачи проник в её сознание, звуча его был как музыка, возвращающая к жизни.       — Ты нашел меня, — едва слышно прошептала она, её голос был слаб и уставший, но в нем звучала благодарность, когда она обвила руки вокруг шеи Итачи.       — Я рядом, — прозвучал голос Итачи, проникновенный и полный решимости, в то время как он нежно проводил рукой по её волосам. В его взгляде, когда он бережно осматривал её израненное лицо, читалась не только боль, но и глубокое беспокойство за её благополучие.       В каждом его движении отражались гнев и отчаяние, рожденные от осознания, что он не смог защитить её вовремя. Итачи окутал её лицо самым ласковым поцелуем, в то время как его душа наполнялась тяжёлым гневом и непоколебимой решимостью отомстить за причиненную ей боль.       — Я уничтожу их всех, — произнёс он холодно и решительно.       Сакура не нашла в себе сил ответить. Она медленно закрыла глаза, сдаваясь усталости, и понемногу скатилась в бездну бессознательного состояния. В комнате стихла суматоха, и в дверном проеме появился Саске, его лицо исказилось глубоким гневом и беспокойством.       — Выведи её отсюда, — коротко приказал Итачи, взглянув на зашевелившегося неподалёку шиноби.       Саске в тот час оказался рядом с Сакурой, аккуратно положил её руку себе на шею, и с легкостью подхватил её на руки. Всю дорогу на верх он не смотрел на неё, словно боялся, что этот образ запечатлится в его памяти навсегда. Наконец, свежий вечерний воздух ударил в лицо. Саске подошёл к высокому дубу неподалёку. Он как можно более бережно опустил Сакуру так, чтобы её спина уперлась о крону дерева.       Без лишних раздумий Саске снял с себя утепленный жилет и накрыл им обессилевшую куноичи. Затем он заметил кровоточащую рану на ее руке и быстро достал из поясной сумки свиток с медицинскими принадлежностями. Он раскрыл его одним движением и начал осматривать раненую руку Сакуры. Сразу было ясно, что рана серьезная. Саске нашел антисептик, зубами снял пробку с бутылки, затем смочил кусок бинта и начал обрабатывать рану.       — Будет больно, но нужно срочно обработать, — будто бы для самого себя произнёс Саске, ведь Сакура была в бессознательном состоянии.       Осторожно взяв израненную ладонь Сакуры, он приложил к ней смоченный бинт. Её тело вздрогнуло от боли, и она издала тихий стон. Саске продолжал ухаживать за раной, наложил повязку и аккуратно закрепил её, стараясь сделать это как можно бережнее.       Когда он перешел к обработке раны на лице, Сакура неожиданно пришла в сознание. Её глаза медленно открылись, она инстинктивно попыталась отодвинуться, но замерла, когда увидела перед собой Саске и поняла, что в безопасности.       — Саске? — её голос был хриплым и слабым. — Ты… Что ты тут делаешь?       — Тише, дай мне закончить, — ответил он, стараясь аккуратно отработать рану, но Сакура внезапно напряглась и села.       — Где Итачи? Что случилось с Като и другими шиноби? — волнение Сакуры было ощутимым. — Он сказал, что Данзо станет Хокаге… Он причастен к этому и…       — Сакура, успокойся, — попытался утихомирить её Саске, но его голос звучал слишком твердо. Заметив её тревогу, он смягчил тон. — Тебе надо оставаться спокойной. Я должен закончить обработку раны на лице, поэтому не шевелись.       — Теперь ты знаешь каково было мне обрабатывать ваши с Наруто раны после ваших стычек, — тихо проговорила Сакура, её голос звучал сипло, но в нем слышалась благодарность. Она прислушалась к просьбе Саске и старалась не двигаться.       Хотя каждое прикосновение к ранам вызывало боль, она стиснула зубы и старалась не думать об этом. Саске, сосредоточенно наклонившись над её лицом, тщательно обрабатывал порез на щеке. Он взял новый кусок бинта, смочил его в антисептике и аккуратно приложил к ране. Сакура непроизвольно вздрогнула от боли.       — Спасибо тебе, — сказала она, когда он закончил.       Молчание нависло между ними. Саске оставался сосредоточенным и молчаливым, в то время как Сакура медленно приходила в себя.       — Сакура, прости меня, — внезапно сказал Саске, в его глазах заметно мелькала боль. — За то, что я сказал тебе тогда, у тебя дома. Прости за все.       — Странное время для таких разговоров, — ответила Сакура без следа обиды, лишь с ноткой удивления в голосе. — Когда мы разберемся с этим, мы должны поговорить. Без криков и обвинений. Как взрослые, — продолжила она, смотря на Саске прямо в глаза, в её взгляде читалось искреннее намерение разрешить их недопонимания.       — Поговорим, обещаю, — Саске кивнул, а на губах затесалось подобие улыбки.       Взгляд Сакуры, скользнувший по лицу Саске, вдруг устремился вдаль. Следуя за ним, Саске повернулся и увидел, как Итачи быстро приближался к ним.       — Итачи… — едва слышно прошептала Сакура. Она встала, не обращая внимания на головокружение, и обняла Итачи, когда он подошел достаточно близко.       — Аккуратнее, не нужно резких движений, — ответил Итачи, поддерживая её, чтобы она не упала. Он нежно прикоснулся губами к её виску и прошептал: — Прости меня, Сакура.       Сакура слегка отстранилась, чтобы взглянуть ему в глаза.       — За что? — спросила она.       — За то, что я так долго тебя искал, — Итачи осторожно приподнял её подбородок, чтобы лучше рассмотреть её лицо. В его глазах пылала ярость. — Как ты себя чувствуешь? Что они тебе сделали?       — Мне ввели блокатор чакры, — Сакура коснулась пальцами того участка шеи, куда укололи препарат. — Я не могу использовать какие-либо ниндзюцу.       Говорить об очевидных телесных повреждениях Сакура не стала. Итачи внимательно смотрел на неё, изучая каждую деталь, и от этого его взгляд становился всё темнее. Он молчал, но было ясно и так, что он зол, и в первую очередь не себя.       — Допрашивали? — снова спросил он.       — Поначалу да, хотели узнать о Конохе, но потом это стало похоже на игру, — голос сел, Сакура прокашлялась.       Сакура обернулась, Саске стоял рядом, сунув руки в карманы штанов и просто наблюдал за ними со стороны. При других обстоятельствах Сакуре стало бы неуютно, но сейчас она лишь снова уткнулась лбом в грудь Итачи, почувствовав слабость.       — Нужно решать, что делать, — отозвался Саске, поддавшись вперед.       — Ты пытался связаться с Ямато? Какая обстановка в деревне? — Итачи взглянул на брата, придерживая Сакуру ближе к себе. Он видел, что Саске старательно избегает смотреть на них.       — Да. Ответа не было, — Саске наконец поднял глаза и смотрел на Сакуру. Она выглядела откровенно плохо, и от этого в сердце бушевала тревога. — Мы не можем стоять здесь, нужно отправляться в Коноху. Сакуре срочно нужна помощь Цунаде.       Итачи с согласием кивнул. Ситуация была ясна: Сакуре необходима была помощь, и это было очевидно даже для тех, кто далек от медицины. Она из последних сил пыталась сохранять стойкость, однако в её взгляде, полном замешательства, и на израненном лице, Итачи без труда угадывал глубокую боль. Но даже в такие моменты его мысли не оставлял Данзо, его намерения и до какой степени он готов был идти ради своих амбиций. Итачи осознавал, что мнения в деревне разделились, и не все поддерживают Данзо.       — Да, — кивнула она, а потом неуверенно взглянула в сторону лаборатории. — Что насчёт них?       — Они ликвидированы, — тут же ответил Итачи.       Больше вопросов Сакура не задавала, на них просто не осталось сил. Когда Итачи подхватил её на руки, она тоже молчала, ведь прекрасно понимала, что не сможет передвигаться по крайней мере сейчас.       После нескольких часов напряженного пути они решили сделать остановку. Инициатива исходила от Итачи, чьи опасения за состояние Сакуры усиливались с каждым прошедшим часом. Он осознавал, что каждая минута на вес золота и им крайне необходимо было достичь Конохи, чтобы обратиться за помощью к Цунаде, но также понимал, что без короткого перерыва они рискуют не дойти вовсе.       — Как ты себя чувствуешь? — осторожно спросил Итачи, усаживаясь рядом с Сакурой.       — Лучше, — ответила она не слишком уверенно, чтобы успокоить Итачи. Хотя улучшение было не столь значительным, оно действительно имело место быть, по крайней мере, дрожь, казалось, отступила. Слегка нахмурившись, она добавила: — Не смотри на меня так, в этом нет твоей вины. Прежде всего, я — шиноби.       — Тебе нужно хотя бы немного поесть, — ладони Итачи сжали её осунувшиеся плечи, и Сакура неуверенно мотнула головой. — Я знаю, что не хочется, но ты же сама понимаешь, что это необходимо.       Саске, который стоял до этого момента молчаливо держался в стороне, будто вынырнул из тени. Он оказался рядом с Сакурой и Итачи, достал из поясной сумки свиток, и распечатал его. Мгновение спустя в его руках оказалась фляга с водой и порция консервированных овощей. Сакура подняла глаза на Саске, она никогда не видела его взвинченным, таким обеспокоенным, и она не знала, как реагировать на это.       — Спасибо, — тихо сказала Сакура и приняла из рук Саске продовольствие.       Сделав несколько глотков воды, она отложила флягу. Прохладная вода ощутимо спускалась по пищеводу, утоляя внезапно проснувшуюся жажду. Повертев банку с овощами в руках, Сакура не спешила приступать к ней. Ей нужны были силы, но пища — это не совсем то, что может помочь. От одной мысли, что нужно было поесть, начинало мутить.       После небольшой паузы, Сакура подняла взгляд на Итачи и Саске. Она пыталась подобрать слова, однако они будто застряли в горле.       — Спасибо вам обоим, — начала она. — Без вашей помощи я бы не справилась.       Итачи мотнул головой. Ему совсем не нравилось то, что Сакура благодарит его, однако он сдержанно коснулся её руки. Саске же просто кивнул. Было сложно понять, какие эмоции сейчас он испытывает. Если ранее по лицу Саске можно было что-то прочесть, то сейчас привычное отчуждение и хладнокровие взяли вверх. Лишь спустя некоторое время, он сказал:       — Думаю, еще двадцати минут отдыха будет достаточно. Задерживаться не стоит.       Саске отошёл в сторону, уселся на землю и прислонился к спиной к дереву. Сакура с тяжелым ощущением в груди смотрела ему в след. Не нужно было долго думать, чтобы понять, что Саске не хочет находится рядом с Итачи и ней. Она и сама не знала, почему этот факт так сильно откликается в ней. Оставалось лишь надеяться, что как только они с Саске спокойно поговорят, её сердце успокоится. И его тоже.       — Ему необходимо время, — тихий голос Итачи вернул её к действительности. Его способность видеть насквозь не переставала удивлять. Он точно понимал о чём она молчала.       — Знаю, просто… — начала она, но так не найдя подходящих слов, чтобы выразить многогранность своих чувств. Слова будто замерли на её губах, оставив мысли висеть в воздухе.       Внимательно изучив лицо Итачи, Сакура тут же спросила:       — У тебя очень раздражены глаза, сколько раз ты использовал Мангекё?       — Достаточно для одного дня, — коротко ответил он. Конечно, такой ответ Сакуре не понравился.       — Что произошло на твоей миссии? Как вы вышли на мой след?       Итачи коротко изложил то, что произошло на миссии, разговор с Орочимару и последующий бой с Кисаме Хошигаки.       — Что? — услышав имя старого противника, Сакура чуть ли не подпрыгнула на месте. Её лицо тут же исказилось болью, Итачи бережно придержал её за талию, успокаивая. — В голове не укладывается. Орочимару был куда более серьёзным противник, чем мы думали. Использование такого рода техники… Если бы он создал армию восставших шиноби и направил её на Коноху?       — Думаю, если бы Орочимару хотел этого, он бы уже предпринял нечто подобное. Тем более, он больше не представляет угрозы. Сейчас нужно решить проблему с Данзо.       — Данзо, — сквозь зубы процедила Сакура. — Като сказал, как только Данзо станет Хокаге, все изменится не только для Конохи. Какова вероятность того, что он сможет каким-то образом убедить старейшин?       — Не убедить, а скорее заставить. Он давно играет в политические игры, — голос Итачи оставался спокойным, но в его глазах сквозила тревога. — Сакура, пообещай мне не геройствовать. Ты не в состоянии сражаться сейчас.       — Но я не могу просто сидеть сложа руки в случае чего, — начала Сакура, но Итачи перебил её.       — Если ты переусердствуешь, это может стоить тебе жизни. Ты ведь прекрасно понимаешь это.       — Лучше умереть сражаясь, — Сакура поджала губы.       — Лучше вообще не умирать, Сакура, — отрезал он.       — Ты должен был следовать прямиком в Коноху, а не тратить время на меня, — прошептала Сакура, отводя взгляд, словно пытаясь скрыть волнение в своем сердце. — Моя жизнь практически ничего не значит по сравнению с тем, что происходит в деревне.       Итачи смотрел на нее внимательно, словно пытаясь прочесть страницы ее души, скрытые за тихими словами. С уверенностью, он взял ее за руку, и его голос прозвучал твердо и убедительно:       — Твоя жизнь имеет значение, особенно для меня. Мы вместе найдем выход из этой ситуации. Я обещаю.       Саске неспешно подошел к ним, прерывая непростой разговор. Остановившись рядом, он обратился к Итачи и Сакуре:       — Мы должны выдвигаться. Каждая минута важна. — Согласен, — Итачи кивнул. — Нам нужно как можно скорее добраться до Конохи.       Сакура с трудом поднялась, опираясь на Итачи. Её взгляд пересекся с взглядом Саске, но он тут же отвернулся.       Собрав вещи, которые были рассредоточены по лагерю, Саске взял в руки свиток. Его пальцы провели по запечатанному краю, прежде чем он развернул его. Глаза его пробегали по строкам, и его лоб морщился от концентрации. Внешне он выглядел спокойным, но каждый его жест выдавал внутреннее напряжение.       — Ямато доложил всю информацию, — сказал он, складывая свиток. — Сейчас в Конохе идет собрание. Ситуация напряженная, но пока под контролем. Также он направил отряд АНБУ для поддержки.       — Не будем медлить. Всё же у меня нехорошее предчувствие, — отозвалась Сакура.       Саске, взглянув на неё, с легким укором в голосе добавил:       — Помни, Сакура, — его взгляд задержался на её бледном лице, — не стоит бросаться в огонь. Послушай Итачи.       Она сжала губы, словно пытаясь подавить в себе желание возразить. Эти слова вновь напомнили ей о временах, когда она чувствовала себя беспомощной и ненужной, словно возвращаясь в прошлое. Но Сакура знала — она изменилась. Она никогда не будет прежней слабой Сакурой.

~•••~

      После долгого и тяжелого пути через густые леса и возвышающиеся горные хребты, группа из Саске, Сакуры и Итачи, наконец, приблизилась к пределам Конохи. Сакура, хотя и выглядела измотанной, продолжала шагать, опираясь на Итачи, который осторожно и заботливо поддерживал её. Саске, преодолевая свои собственные сомнения и беспокойство, шел рядом, изредка бросая на них косые взгляды.       Остановившись, Итачи настороженно замер, внимательно прислушиваясь к окружающей среде. Саске и Сакура тут же последовали его примеру, осторожно осматриваясь вокруг.       — Что случилось? — спросил Саске, инстинктивно приготовившись к бою.       Перед ними появилась группа шиноби в черных масках АНБУ. Они остановились, и один из них вышел вперед.       — Учиха Итачи, Харуно Сакура, Учиха Саске, — начал он, — по информации Ямато, вас послала Хокаге-сама для поддержки. Но, похоже, вы справились без нас.       Их напряжение немного спало. Сообщение от Ямато подтверждало, что Коноха отправила отряд АНБУ на помощь. Однако почему это заняли так долго? По подсчетам, отряд АНБУ должен был встретиться с ними как минимум час назад.       — Дорога заняла больше времени, чем планировалось, — заметил Итачи.       — Верно, — капитан отряда тут же ответил на своего рода замечание. — У нас возникли некоторые… препятствия. Однако как только мы справились, отряд тут же поспешил к вам. — Насколько мне известно, вы, Итачи-сан, пребывали на другой миссии… — начал другой шиноби, однако не успел договорить, как его прервали. — На поиски Харуно Сакуры были отправлены ваш брат, Узумаки Наруто и Ямато.       — Не думаю, что сейчас самое время отчитываться. Требовать от меня каких-либо объяснений — прерогатива Хокаге, — тон Итачи не терпел возражений.       — Конечно, — шиноби ответил кротко, можно было проследить нотку недовольства в его голосе.       — К тому же, если вас отправил Ямато, он должен был ввести вас в курс дела.       — Нам известно об Орочимару, а также об их связи с Данзо.       — В координатах 40 градусов северной широты находится заброшенная лаборатория Орочимару, где по приказу Данзо удерживали Сакуру, — проинформировал Итачи. — Все шиноби ликвидированы, а на лаборатории я наложил печать. Отправьте туда группу для осмотра и поиска возможных следов вражеской активности.       — Я отправлю часть отряда для разведки. А остальные помогут вам вернуться в Коноху. Харуно Сакуре, кажется, срочно нужна помощь, — сказал АНБУ. Сакура нахмурилась. Такой акцент на её состоянии был куноичи не по душе.       — Какова ситуация в Конохе? — спросил Саске.       — Собрание старейшин завершилось. Хокаге-сама сейчас занимается укреплением безопасности. Обстановка под контролем, — ответил АНБУ. Он обернулся к двум другим шиноби: — Выдвигайтесь по указанным координатам и проведите осмотр лаборатории.       Остальные АНБУ остались с троицей, готовые сопроводить их обратно в деревню. По мере приближения к Конохе, ландшафт вокруг медленно менялся. Леса становились менее густыми, а воздух — теплее и свежее. Однако, несмотря на знакомую красоту окружающей природы, в воздухе витало невидимое напряжение. Саске, Итачи и Сакура, сопровождаемые шиноби, двигались с осторожностью, каждый погруженный в свои мысли. Лес, обычно полный жизни, казался странно молчаливым, словно чувствовал надвигающуюся бурю.       Итачи, внимательно наблюдавший за шиноби, заметил несколько странностей в поведении АНБУ. Они избегали прямых взглядов, держались довольно вальяжно, чтобы быть эффективной поддержкой в случае нападения. Иногда они перебрасывались тихими фразами, которые больше походили на скрытые пароли.       — Как давно вы служите под командованием Ямато? — спросил Итачи, пытаясь нащупать их реакцию.       Один из шиноби АНБУ, на мгновение замешкавшись, ответил:       — Мы были переведены к нему недавно. Ситуация в деревне требует дополнительных мер безопасности. Вы, как никто, должны это понимать.       — Я не припомню, чтобы в отрядах АНБУ были кадровые перестановки в последнее время, — продолжил Итачи холодно. Он замедлился, находящаяся рядом Сакура — тоже. Саске тоже почувствовал эту перемену настроения.       — Вы занятой шиноби, такая мелочь могла запросто ускользнуть от вашего внимания. Возможно, нас назначили именно в тот момент, когда вы были на миссии.       Итачи ничего не ответил, он продолжал и дальше обдумывать ситуацию, наблюдать за шиноби. Он пересекся взглядом с Саске, и судя по его выражению лица, брат тоже был насторожен.       Сакура, несмотря на своё истощение, также почувствовала что-то неладное. Она внимательно наблюдала за АНБУ, заметив, как они переглядывались между собой и краем глаза следили за Итачи, который шёл впереди. Сакура почувствовала, как Итачи сильнее сжал её руку. Этого было недостаточно, чтобы причинить боль, но хватило, чтобы ощутить его напряжение от ситуации. Сакура и сама не до конца понимала, что происходит, Что-то казалось ей неправильным, будто пазл не подходил к общей картине. Ей очень хотелось, чтобы все эти мысли оказались лишь домыслами и не соответствовали действительности. До Конохи оставалось совсем немного, Сакура уже мысленно представляла, как она увидит Цунаде, поговорит обо всем, что случилось, и наконец отдохнет и наберется сил. А потом, потом все наладится… По крайней мере, в это хотелось верить.       Из мыслей Сакуру вырвали летящие в её сторону, в также в Итачи и Саске, сюрикены. Итачи успел молниеносно среагировать и отбил их. Саске также справился с атакой в свою сторону и, как и Итачи, моментально приблизился к Сакуре, закрывая её собой. Троица с напряжением взглянула вперед — перед ними находились всё те же члены АНБУ.       — Какого чёрта? — крикнула Сакура.       — Я был с вами не совсем честен, — шиноби снял свою маску АНБУ и отбросил ее в сторону. Лицо было совершено незнакомым как Сакуре, так и остальным. — Мы действительно выполняем приказ Хокаге. Данзо-сама не может допустить вашего возвращения в Коноху.       — Данзо? — Саске спросил со сквозящим гневом в голосе.       — Данзо-сама теперь Хокаге, — объявил шиноби. — И вот его приказ: очистить Коноху от потенциальных угроз. А вы и есть непосредственная угроза.       В этот момент из-за деревьев появились еще больше шиноби. Их сложно было сосчитать, но Сакуре показалось, что их не меньше двадцати. Все они были без каких-либо либо опознавательных знаков, только лишь красная экипировка, схожая с той, что носил Като и остальные его преспешники.       Итачи стал перед Сакурой, его глаза сверкали холодным огнем. Он быстро оценил ситуацию, понимал, что им нужно действовать решительно и быстро. Итачи бросил взгляд на Саске, кивком дав понять, что его приоритет — защита Сакуры. Саске кивнул в ответ.       — Саске, Сакура, будьте готовы, — произнес он твердо.       Саске кивнул, выхватив свой меч. Сакура, хоть и была истощена, собрала оставшиеся силы, готовая защищаться. Итачи бросил на неё быстрый взгляд, отчего Сакура сжала челюсть до такой степени, что стало больно. Хотелось бы ей иметь хоть каплю той твердости, что была у Итачи. В голове пронеслась мысль, что противников слишком много, а они не в самой лучшей форме. Но Сакура не хотела и не собиралась сдаваться.       В следующий момент началась жестокая схватка. Сюрикены и кунаи летели во все стороны, шиноби сражались с невероятной яростью. Итачи отражал атаки по меньшей мере пятерых шиноби одновременно, в то время как Саске и Сакура дрались спина к спине, отчаянно защищая друг друга. Битва была неравной, но они продолжали сражаться, зная, что их жизни и судьба Конохи висят на волоске.       С каждым движением, глаза Итачи мерцали убийственным красным, предвещая неминуемую беду для противников. В одном из своих маневров, Итачи даже Аматерасу, вызвав пламя, которое поглотило нескольких вражеских шиноби, собирающегося нанести удар Сакуре. Огонь, чернее ночи, не просто горел, а, казалось, пожирал все на своем пути, оставляя лишь пепел. Но большого преимущества это не дало — на смену павшим прибыли ещё шиноби.       Саске использовал Чидори, он пустил разряд молнии по мечу, отбивая атаки и наоборот, атакуя. Стало очевидно, что основной удар хотят нанести на Итачи, учитывая какое количество атак летит ежесекундно в его сторону. Хоть и Саске тоже было несладко, но по крайней мере у него была возможность отбивать атаки и защищать Сакуру. Она сражалась из последних сил. Даже в таком состоянии, она держалась на ногах, отбивала удары с таким неистовым огнём в глазах, что у Саске перехватило дыхание. Картинка той беспомощной и слабой девочки из прошлого быстро перерисовалась в другую — ту, которую Саске видел сейчас. Почему он так долго не замечал этих изменений в ней? Они множество раз сражались плечом к плечу, когда были командой 7, и только сейчас заметил, как сильно она изменилась. Саске вдруг остро осознал, что хотел бы видеть ее в безопасности, далеко от битв и бед. К сожалению, сейчас это было невозможно.       В самый разгар битвы, один из шиноби оказался воспользовался преимуществом, собрал чакру в своих руках и произнес:       — Стихия Земли: Разрушительный Вихрь!       Мгновение спустя, из-под земли взорвался мощный столб грязи и камней, устремившись прямо к Сакуре.       — Осторожно! — крикнул Саске, в последнюю секунду отталкивая Сакуру в сторону от направления атаки.       Сакуру отбросило на несколько метров. От удара по всему телу пронеслась боль, заставляя девушку на мгновение потерять ориентацию. Кашель вырвался из груди и приносил новую волну боли, и её грудь сжималась от ушиба. Но сейчас не было времени на боль; она должна была встать.       Поднимаясь на ноги, Сакура взглянула на поле битвы. Итачи продолжал отчаянно сражаться, но видно было, что его силы таяли. Врагов становилось все больше и больше. Внезапно её взгляд остановился на месте, где только что находилась она сама, и где теперь лежал Саске. Его тело бездвижно лежало на земле.       — Черт… — пробормотала она, бросаясь к нему, забыв обо всем на свете, кроме его безопасности.       Сакура упала на колени рядом с Саске. Она быстро осмотрела его в поисках повреждений. Она обнаружила два перелома ребра, множество ушибов и травму головы, из-за которой Саске, казалось, потерял сознание. Её руки дрожали, пытаясь оказать первую помощь, но каждое движение было затруднено страхом и беспокойством. Она должна была сделать все возможное, чтобы спасти его.       Сакура, трясущимися от напряжения руками, пыталась оказать первую помощь Саске. Она сосредоточилась, вызывая медицинскую чакру, но её силы были на исходе, и каждое её движение было тяжелым и неуверенным. Она ощущала, как с каждой секундой её чакра угасает, оставляя её все более и более бессильной. Сакура понимала, что в её нынешнем состоянии она не в силах оказать Саске необходимую помощь. Это осознание заставляло её чувствовать себя еще более уязвимой и беспомощной.       Слезы стекали по её щекам, капая на лицо Саске. Сакура упрекала себя за свою слабость, за то, что не смогла защитить его. «Это все из-за меня,» — мысленно повторяла она себе. В её сердце росла боль, смешанная с виной и отчаянием. «Я должна была быть сильнее, я должна была увернуться…». Эти мысли крутились в её голове, усиливая боль и безысходность, которые она чувствовала. Сакура сжала кулаки, понимая, что единственное, что она может сделать сейчас — это продолжать сражаться, даже если для этого останется совсем немного сил.       Внезапно, один из вражеских шиноби, использовав момент слабости Сакуры, схватил её и резко оттащил в сторону от Саске. Она боролась с ним, пытаясь вырваться из его хватки, но её силы были на исходе. Шиноби, понимая, что Сакура всё ещё может представлять угрозу, даже будучи на грани сил, нанес ей точный удар в шею, оглушив её. Сакура попыталась сопротивляться, но её глаза быстро потускнели от неожиданного удара, и она осела в его руках, потеряв сознание.

~•••~

      Итачи ощущал, как каждый момент этой схватки все больше истощает его силы. Усталость накапливалась, словно тяжелое одеяло, обволакивая его с каждым движением, каждым ударом. Путь к этой кульминации был исписан испытаниями — схватка с Кисаме, разрушение лаборатории Орочимару, и теперь — этот истощающий бой, высасывающий из него остатки жизненной энергии. Удары противника начали достигать его, оставляя на коже рассечения, а меч врага пронзил плечо, оставив жгучую боль.       Тревога за Сакуру и Саске заглушала болевые ощущения. Подняв взгляд, Итачи искал в море вражеских лиц знакомый розовый цвет волос. Его сердце на мгновение замерло, когда он увидел Сакуру, лежащую без сознания, с врагом, готовым нанести удар, над ней. Неподалёку был и Саске, также обездвиженный. Эта картина пробудила в Итачи новую волну ярости.       Сила, кипевшая в нём, прорвалась наружу, превращая каждый удар в смертельный вихрь, который ничто не могло остановить. Противники, попавшие в радиус его ярости, мгновенно исчезали, не оставляя следа. В этот критический момент его гнев достиг апогея, поскольку каждая прошедшая секунда могла стать роковой для его близких. Хоть отношения с братом и были сложными, но забота о Саске глубоко укоренилась в его сердце. Что же касается Сакуры, то слов не хватало, чтобы описать тот калейдоскоп чувств, что он испытывал к ней. Слова о том, что Учиха любит однажды, но любит так, что это чувство становится их проклятием, когда-то казались ему пустыми. Теперь же он стал ярким тому подтверждением. И если любовь — это проклятье, то он готов окунуться в его глубины, даже если это значит плыть против течения.       Вновь призвав Аматерасу, Итачи вызвал вихрь черного пламени, которое, подобно волнам разрушения, обрушилось на противников. Этот момент стал переломным — охваченные мрачным огнем, враги исчезали один за другим, как призраки, растворяясь в ночной тьме. Пламя, глубокое и неудержимое, стало последней гранью, отделяющей Итачи от его стремления защитить тех, кто был ему дорог.       Однако цена такой мощи была высока. Внезапно, острая боль, как нож, пронзила левый глаз Итачи, разливаясь по голове нестерпимым жаром. Это было словно удар молота, настигший его за чрезмерное употребление Мангекё. На мгновение мир вокруг потускнел, зрение в левом глазе затуманилось, окрасившись в цвет крови, а в ушах зазвучал звон, перекрывающий даже крики охваченных безжалостным огнем противников.       Это состояние на миг сбило Итачи с толку, сделав его уязвимым перед лицом непрекращающейся угрозы. Но в глубине сознания неустанно звучал напоминие о том, что Сакура и Саске в опасности. Поэтому Итачи двинулся к ним, протирая кровь, струящуюся из-под ладони. Ему предстояло пройти всего несколько метров, однако они казались бесконечностью.       Вдруг враги как будто замерли на месте, прекратив свои атаки. Их взгляды синхронно устремились в одном направлении. Итачи, готовясь отразить следующий удар, также направил свой взор туда, где, наперекор его ожиданиям, появился неожиданный гость. Несмотря на болезненное жжение в глазах и плывущее зрение, Итачи узнал надменные черты лица того, кто стоял за всем происходящим.       — Сколько шума ты наделал здесь, Итачи Учиха, — раздался его голос.       Данзо медленно, с изяществом хищника, продвигался вперед, ступая через безжизненные тела своих последователей, которые теперь устилали землю. Взгляд Итачи скользнул по мрачному пейзажу разбросанных, окровавленных тел на этой поляне, окруженной лесом. Хотя вид этой жуткой картины не вызвал у него внешнего волнения, в душе зародилась терзающая боль от осознания — эта кровь, даже враждебная, оказалась на его руках. Счет павшим давно потерялся в его памяти, а сколько еще предстоит убить — он не хотел даже думать.       — Не мог представить, что ради власти ты решишься на такое, Данзо, — сквозь язвительную усмешку проговорил Итачи, его слова были пропитаны едкой сарказмом.       — Мои действия продиктованы необходимостью будущего Конохи, — отвечал Данзо, его голос звучал с непоколебимой убежденностью, словно он без тени сомнения верил в собственные слова.       В тот миг, когда Итачи наблюдал за Данзо, пробирающимся сквозь ряды павших подчиненных, он осознал: это та самая кульминационная встреча. Все битвы, что шли до этого, каждая капля пролитой здесь крови, словно предвещали этот момент.       — Вижу, ты на грани, — медленно произнес Данзо, приблизившись и остановившись в шаге от Итачи. — Ты сам лучше всех понимаешь, что это конец. Конец для тебя, твоего клана, для неё… — Его взгляд на мгновение скользнул в сторону Сакуры.       С каждым ударом сердца Итачи ощущал, как время ускользает, словно песок сквозь пальцы. Вокруг них царила напряженность, густая и осязаемая, подобно предрассветному туману, обещающему непредсказуемое будущее. Глубоко взглянув в глаза Данзо, Итачи пытался разгадать их, найти в них хоть намек на человечность или сомнение. Однако перед ним открылась лишь бездна холодного расчета, в которой отражалось его собственное истощенное отражение, обрамленное мрачным величием леса и последними красными лучами уходящего дня.       — Ты заблуждаешься, Данзо, — тихо произнес Итачи, и его слова, несмотря на сдержанную интонацию, разрезали тишину. — Разве ты и вправду веришь, что твои деяния останутся безнаказанными? Если не я, так другой, кто по-настоящему предан Конохе, обязательно встанет на твоем пути.       Данзо издал звук, похожий на скрипучий смех, который заставлял кожу покрываться мурашками от неуловимого беспокойства, что распространялось в воздухе. Медленно, он протянул руку к повязкам, скрывавшим его лицо, и аккуратно начал развязывать их, открывая тем самым взгляд на глаз, который всегда оставался скрытым. В этот момент у Итачи на мгновение перехватило дыхание, его кулаки бессознательно сжались.       — Откуда у тебя шаринган? — выдавил из себя Итачи, чувствуя, как в его груди вздымается волна негодования.       — Слишком долго я позволял вашему клану диктовать условия жизни деревни, — прозвучал ответ Данзо, его голос был низким, грудным, словно звучал из-под земли, неся в себе многолетнюю накопленную злость.       — Твоя жажда власти привела тебя к краже того, что принадлежит только Учихам, — Итачи, не отводя взгляда от глаз Данзо, продолжил, его голос наполнился холодом. — Ты украл силу, которую никогда не сможешь по-настоящему понять и обуздать.       Данзо, встретив взгляд Итачи, ухмыльнулся, его лицо выражало искаженное самодовольство.       — Понимание? Власть не требует понимания, только контроля. И я обрел контроль, который Учиха держали в своих руках слишком долго.       — Ты перешагнул черту, Данзо. Ты по-настоящему обезумел.       — Черта? — Данзо сузил взгляд, его шаринган мерцал в темноте, словно живой. — В этой войне за будущее Конохи нет места чертам. Только меры и контрмеры. Ты слишком молод, чтобы понять, какие жертвы иногда необходимы для высшего блага.       Все предыдущие испытания померкли перед новым. Итачи сталкивался с опасностями, переживал моменты, когда смерть казалась неизбежной, но никогда ранее не ощущал такого ошеломляющего замешательства. Стоя перед Данзо, он как будто утратил всякую уверенность в том, как действовать дальше.       Данзо начал свою атаку, и в его движениях читалась размеренность, неторопливость. Ему хотелось насладиться этим моментом, вкусить сладость предстоящей победы над Итачи, которого он считал слишком истощенным для настоящего сопротивления. Величие Итачи как противника не вызывало сомнений, но даже его неисчерпаемая, казалось бы, чакра имела предел. Сознательно Данзо приказал своим подчиненным не добивать Итачи — он жаждал окончить эту схватку своими руками. В его глазах это было не просто устранение препятствия на пути к власти; это был символ окончания борьбы с Учихой, которого он считал постоянной угрозой своим амбициям, как кость, застрявшая в горле.       Это было не просто желание победить — Данзо хотел подчеркнуть свое превосходство, окончательно доказать свою мощь, уничтожив Итачи. Его действия были холодно рассчитаны, каждый его шаг и удар отражали стремление не просто победить, но и демонстрировать свою власть, подтверждая статус непревзойденного стратега и воина.       Каждому наступлению Данзо Итачи противостоял с благородством и непоколебимой стойкостью, даже когда чувство уязвимости пыталось овладеть его разумом. Все внутренние бури, все те сомнения, которые захлестнули его ранее, словно рассеялись, как только он перевел взгляд на Сакуру и Саске, когда вспомнил о своей семье, о клане, о Конохе. В его душе не нашлось места для страха; там царила непреклонная готовность идти до конца, защищая те ценности и ту деревню, к которой его сердце принадлежало полностью.       Сейчас его главная задача — найти способ победить Данзо, чтобы затем протянуть руку помощи Сакуре и брату. Однако Итачи осознавал, что путь к победе будет тернист и сложен. В этом противостоянии, где ставки выше, чем когда-либо, он не мог позволить себе ни малейшей ошибки. Он знал, что каждое его действие, каждый выбор должен быть обдуманным и точным, как удар меча шиноби, целящего в самое сердце.

~•••~

      Сознание к Сакуре вернулось резко, будто кто-то встряхнул её. Едва она обрела вертикальное положение, как почувствовала на спине холодное прикосновение лезвия. Перед её глазами развернулась картина напряженной схватки: Итачи и Данзо, воплощение двух миров, боролись друг с другом, в то время как оставшиеся в живых шиноби лишь наблюдали, не вмешиваясь. Повернув голову, Сакура увидела Саске, все еще в бессознательном состоянии, рядом с ним — шиноби, с трудом держащийся на ногах, явно неспособный оказать реальную угрозу.       — Не двигайся, — прозвучало из-за её спины. — Вскоре Данзо-сама отправит тебя вслед за твоей наставницей в Чистый мир. Она подтвердила своё прозвище Легендарной неудачицы.       Губа Сакуры дрогнула от напряжения, она крепко сжала её зубами, стараясь удержать на грани предательские слезы. Внутри всё замерло от оцепенения, и даже угроза холодного лезвия, упирающегося в её спину, не вызывала ничего, кроме полного отрешения. Воздух был пропитан запахом крови, вызывая приступы тошноты. Она понимала — их шансы на выживание крайне малы. Сама она была на пределе сил, Саске нуждался в срочной медицинской помощи из-за травмы головы, а Итачи, его чакра на исходе, и, казалось, его глаз находился в критическом состоянии.       В глубине души Сакура ощущала, как тонкие нити, удерживающие её воедино, на грани того, чтобы ослабнуть и позволить ей рассыпаться, как крупицы песка, рассеянные ветром. Сакура задавалась вопросом, обладает ли она вообще желанием снова собирать себя, сомневалась, найдет ли в себе силы для этого. После утраты Ино ей едва ли удалось встать на ноги, но сейчас, после всего пережитого, она сомневалась в своих силах. Сакура выдохнула, словно пытаясь изгнать из себя тяжесть, но вместо этого лишь обнажила боль и страх, затаившиеся в глубине. Боль от потери Цунаде окутала её, как ледяной покров, оставив лишь пустоту вместо теплоты, которую она когда-то испытывала, находясь рядом с наставницей. Теперь, когда её не стало, Сакура ощущала себя еще более одинокой и беззащитной перед лицом надвигающейся бури.       Мысли о деревне, о каждом её жителе, чьи лица она знала наизусть, лишь усиливали её боль. Коноха всегда была для Сакуры больше, чем просто домом; она была её миром, который она стремилась защитить любой ценой. Но сейчас, когда тени угрозы нависли над ним так явственно, она чувствовала себя маленькой и бессильной перед лицом судьбы.       Из-за спины донесся едва уловимый шорох. Сакура мгновенно напряглась. Шиноби за её спиной тоже что-то почувствовал, но его реакция оказалась слишком медленной — мощный порыв ветра отбросил его в сторону. И вот уже следующее мгновение Сакура увидела, как к ней приближается группа шиноби из деревни Песка, один из которых шел прямо к ней, в то время как другие начали окружать оставшихся бойцов Данзо.       — Сакура-сан, помните ли вы меня? — обратился к ней мужчина. Его черты лица казались знакомыми, но в тот момент Сакура едва могла собрать мысли воедино. — Мы виделись, когда вы прибыли в Сунагакуре для лечения Канкуро-сана. Меня зовут Тайши.       С некоторой неуверенностью Сакура кивнула, признавая знакомство. Слова Тайши казались искренними, но опыт последних часов научил её крайней осторожности. Ведь как могла она безоговорочно доверять, учитывая все, что произошло? И более того, присутствие шиноби из Суны здесь, в этих обстоятельствах, было полным неожиданностью.       — Почему… Почему вы оказались здесь? — выдавила она сквозь неуверенность.       — Мы направлялись в Коноху по заданию от Казекаге-сама, — начал Тайши, его голос был спокоен, но в нем чувствовалась определенная тревога. — Как только мы приблизились к Скрытому Листу, стало ясно, что происходит что-то неладное. Звуки схватки донеслись до нас еще до того, как мы увидели вас.       — Данзо захватил власть в Конохе, — перебила его Сакура, едва сдерживая эмоции. Голос её был сдавлен, словно каждое слово преодолевало барьер в горле. — Подробности мне неизвестны. Мы тоже направлялись в Коноху, но…       Она остановилась, пытаясь обрести силы для продолжения. Внутри неё бушевала буря: страх за друзей, за деревню, за будущее, которое казалось таким туманным и неопределенным.       — …но наткнулись людей Данзо, — завершила Сакура, собравшись с духом. — Ситуация в Конохе критическая.       Тайши внимательно наблюдал за Сакурой, его взгляд на миг стал мягче, наполнившись искренним сочувствием. Слеза, несмотря на все старания Сакуры удержать её, скользнула по щеке, и она прикусила губу, борясь с навалившимся на неё валом эмоций. В её груди разгорался огонь от ноющей боли и несправедливости ситуации, а также от злости — злости на Данзо за его действия, на себя за бессилие перед лицом происходящего. Ей казалось, что если бы не её пленение, возможно, все развилось бы иначе.       Шиноби из Песка подошли к месту схватки с измеренной осторожностью, внимательно осматривая поле боя. Их появление не осталось незамеченным — последние воины Данзо, ещё способные к сопротивлению, мгновенно переключили на них своё внимание, бросившись в нападение.       — …Вы меня слышите? — слова Тайши мягко проникли в её оцепеневшее сознание, заставив её встрепенуться от неожиданности. — Вам нужно отсюда уйти, вы же ранены.       — У вас есть медицинские средства? — голос Сакуры дрогнул от напряжения, в то время как она обвела взглядом Тайши, исследуя его на предмет наличия аптечки.       — Кое-что найдется, — отозвался он.       — Дайте их мне, пожалуйста, быстрее, — Сакура протянула руку и мгновенно оказала в своих руках небольшой мешочек медицинских средств.       Сакура, бережно опустившись на колени рядом с Саске, осторожно разложила содержимое аптечки перед собой. Её глаза быстро окинули каждый предмет, ища средство, способное принести облегчение. Среди медицинских инструментов и бинтов её внимание привлекли ампулы с прозрачной жидкостью, знакомые ей как обезболивающие и стимулирующие растворы. Эти препараты могли не только снять боль, но и вдохнуть в Саске новые силы, пусть и на короткое время. С непревзойденной точностью, которой Сакура обучалась на протяжении многих лет, она ввела один из препаратов в вену Саске в надежде на улучшение его состояния.       — Тебе скоро станет лучше, — прошептала Сакура, нащупывая участившийся пульс Саске.       Сакура внимательно пересматривала содержимое аптечки, когда взгляд её зацепился за небольшую баночку с пилюлями. С неподдельным интересом она выхватила её, с легкостью открутив крышку. Моментально её окутал насыщенный аромат лекарственных трав, напоминающий о бескрайних полях Суны. Эти солдатские пилюли стали основой для собственной разработки Сакуры под бдительным руководством Цунаде. Раздумья оставались позади; ситуация требовала немедленных действий. С небольшой долей сомнения она высыпала себе в ладонь горсть пилюль и, глубоко вздохнув, отправила их в рот.       Проглотить их оказалось не так-то просто. Вкус был настолько ужасен, что Сакура могла бы клясться, будто жует саму землю, или того хуже. С большим трудом подавив приступ тошноты, прижимая руку к рту, она пыталась сосредоточиться на будущем действии препаратов. Не прошло и нескольких минут, как она ощутила легкое покалывание в кончиках пальцев — верный признак начала действия препарата. Полученное преимущество было невелико, однако даже это малое преимущество было лучше абсолютной беспомощности.       Взгляд Сакуры скользнул вдаль, где на расстоянии нескольких шагов развертывалась схватка, от исхода которой зависело будущее — будущее их деревни, будущее тех, кого она нежно хранила в своем сердце. Она осознавала, что нельзя допустить, чтобы Итачи в одиночку боролся с таким грузом ответственности, не могла остаться в стороне и лишь наблюдать.       — Тайши-сан, не оставляйте Саске одного, — прошептала Сакура, чьё сердце обдавало холодом при мысли о предстоящей битве.       Тайши посмотрел на неё, в глазах его мелькнуло сомнение.       — Вы понимаете, насколько это рискованно? Вам нужно отступить. Здесь слишком опасно, а вы ранены.       — Нужно сообщить вашему руководству о том, что здесь происходит. Они должны знать о ситуации, — настаивала она, голос её дрогнул, но был полон решимости.       Тайши кивнул, его взгляд смягчился.       — Я уже отправил сообщение Казекаге-сама еще до того, как мы вступили на это поле боя, — его голос был спокоен и уверен. — Не волнуйтесь, помощь будет организована.       Сакура сжала кулаки, в них теперь пульсировала не только сила восстановленной чакры, но и непоколебимая решимость действовать.       — Будьте осторожны, Сакура-сан, — последние слова Тайши звучали уже вслед удаляющейся фигуре куноичи.       Каждый шаг, приближая Сакуру к сердцу схватки, пронизывал её тело всплеском адреналина, разгоняя кровь быстрее, острее. Страх лишь скользил по краям её сознания, не находя там пристанища. В её груди горела только одна цель — остановить Данзо и его замыслы. Готовность сражаться рука об руку с Итачи, защитить деревню от предательства, подталкивала её вперёд, сквозь сомнения и опасения.       Воспоминания о Цунаде, о возможной участи остальных, вызывали волну боли и отчаяния. Хотелось кричать, плакать, мчаться со всех ног в деревню, лишь бы убедиться, что всё это неправда. Но будь это так, Цунаде ни за что бы не позволила Шимуре бесчинствовать.       Достигнув почти самого эпицентра, Сакура поймала на себе взгляд Данзо. Он, со всей присущей ему высокомерностью, сформировал ряд быстрых печатей и выпустил в её сторону острую струю ветра, словно пытаясь отогнать её, как мешающую муху. Похоже, он уже решил, что она не представляет для него угрозы. Но Сакура ловко уклонилась, продолжая сокращать расстояние между ними, кунай в её руке был готов к бою. Её взгляд был прикован к Данзо, но тут она заметила нечто, что заставило её замереть.       — Шаринган? Как это возможно… — шепот сорвался с её губ, когда она с удивлением уставилась на глаза Данзо, которые явно не должны были обладать такой силой.       Едва Сакура успела осознать происходящее, как Данзо уже метнул новую атаку, вынуждая её отступить на несколько шагов назад. В то же время Итачи пытался найти брешь в обороне Шимуры, но тот с изяществом уклонялся от каждого удара. Внезапно, Данзо вновь сложил руки в печать, и вокруг него начал формироваться купол. Полупрозрачные стены медленно опускались к земле, словно пытались изолировать их битву от остального мира.       Однако Сакура не была готова уступать без борьбы. Её недавно восстановленная способность к манипуляции чакрой, хоть и оставалась слабой, предоставила ей крошечное преимущество. Сконцентрировавшись, она ускорилась, и в последний момент, выполнила изящный кувырок, который вывел её из зоны поражения. В этом движении было что-то отчаянное и безумно рискованное. Она чувствовала каждую мускулу, каждую вибрацию воздуха вокруг. Внутри Сакуры бушевала буря эмоций — от неуверенности до непоколебимой решимости встретиться с опасностью лицом к лицу.       Сакура быстро поднялась на ноги и мгновенно оказалась рядом с Итачи. Её взгляд перехватил его — в его глазах читалась не столько укоризна, сколько молчаливый вопрос: «Разве я не просил тебя уйти?». Но Сакура не могла принять этот немой упрек. Как она могла покинуть его в такой критический момент? Она схватила его за руку, её пальцы крепко обвились вокруг его ладони. Со стороны этот жест мог показаться проявлением отчаяния, страха или слабости, но на деле Сакура передала ему несколько целебных пилюль — единственное, что она могла сделать, чтобы помочь. Силы у Сакуры были на исходе, и она понимала, что залечить раны Итачи своей чакрой у неё не хватит сил, а Данзо и подавно не даст им такой возможности. Итачи, восприняв молчаливый жест Сакуры, кивнул ей в знак благодарности, его глаза на мгновение засветились признательностью.       — Ты, — произнёс Данзо, его голос звучал насмешливо и презрительно, обращаясь к Сакуре. — Лучше бы ты подождала своего времени. Но раз ты так стремишься встретиться со смертью…       — Она не умрёт сегодня, — отрезал Итачи.       — О, как же ты ошибаешься.       В следующий момент они уже были полностью поглощены боем. Сакура и Итачи двигались с удивительной синхронностью, словно два лепестка на ветру, вихрем накрывая Данзо своими атаками. они пытались действовать слаженно, Итачи использовал базовые техники, пытаясь найти слабые места в защите Данзо, а Сакура старалась поддерживать его. Но из-за ограниченных ресурсов их атаки были не такими мощными, как обычно. Данзо, с другой стороны, демонстрировал буд-то бы непроницаемую защиту.       В какой-то момент Сакура попыталась изменить ход битвы, решив на рискнуть и совершить неожиданный выпад в сторону Данзо. Она надеялась, что это отвлечет его внимание и даст Итачи возможность атаковать. Но Данзо быстро распознал этот маневр, и оказался за спиной куноичи. Она оказалась в ловушке жестких рук и холодной стали у её горла.       — Ты думала меня удивить? — его слова были полны яда. — Ты ещё более жалкая, чем Цунаде.       — Пошёл ты, — прорычала куноичи.       Данзо усилил свой захват, прижимая Сакуру ещё ближе к себе. Её шею щекотало его тяжелое дыхание, а острое лезвие угрожающе касалось кожи.       — Ну, Итачи, что ты замер? — с иронией и хрипом в голосе произнёс Шимура, исказив лицо в причудливой усмешке. — Почему не нападаешь?       Итачи стоял, словно окаменевший, с белеющими от напряжения сжатыми кулаками. Левый глаз так сильно кровоточил, что кровь то и дело стекала вниз по лицу. Его взгляд, наполненный яростью, не отрывался от искаженного лица Данзо, который с наслаждением наблюдал за внутренней борьбой Учихи. В глубине души Итачи бушевала буря, он был на грани, понимая, что для Данзо не составит труда причинить боль Сакуре, и он был готов на всё, чтобы этого не допустить.       Сакура собрала в себе остатки воли, пытаясь направить чакру по изможденному телу, однако оно казалось неподвижным, словно превратилось в безжизненную марионетку, невольно следующую командам жестокого кукловода. В её взгляде на Итачи сквозило столько всего: извинения за собственную слабость, молчаливый крик, отчаянный призыв к действию.       Небольшое движение пальцев руки Сакуры не ускользнуло от внимания Итачи, его шаринган уловил каждую деталь. В его взгляде промелькнул миг неодобрения, прочтенный Сакурой как знак того, что её попытки самостоятельно изменить ситуацию могут быть неуместны. Однако ведь ей нужно было действовать, ведь сдаваться перед лицом безумия не входило в её правилах.       Сакура сжала губы, её взгляд стал ещё более сосредоточенным. Вокруг будто не было никого, кроме них троих в этом куполе. Они были погружены в вакуум, изолированный от всепоглощающего хаоса, посеянный Данзо. Это стало для Сакуры и Итачи личным адом, и виновником всего этого безумия был один-единственный человек. Старик, чья жажда власти не знала границ, решил, что путь к монументу Хокаге ему угодно вымостить телами своих же соплеменников, шиноби родной деревни. Такой порядок вещей недопустим и должен быть прерван.       — Учихи, — произнес Данзо, исказив лицо в презрительной гримасе. Сакура почувствовала, как его захват усилился, стал железным. От боли ей хотелось вскрикнуть, но она лишь тихо всхлипнула, скрывая свои страдания под маской невозмутимости. — Вы — гнойная рана этой деревни! Рано или поздно вы приведёте Коноху к упадку.       — Слышать подобное от тебя, человека, который разжег этот конфликт, — это вершина цинизма, — отреагировал Итачи, его голос звучал на удивление холодно и спокойно, как зимний ветер. На его лице не отразилось ни малейшего движения, но Сакура инстинктивно чувствовала, что он находится на пределе своих эмоциональных сил.       — А ты, ученица Пятой Хокаге, ничего не понимающая девчонка, которая из легкомыслия вступила в АНБУ, — продолжил Данзо, увеличив давление лезвия до такой степени, что Сакура невольно зажмурилась, стараясь сохранить хоть какой-то остаток самообладания. Итачи мгновенно сделал шаг вперёд, но был остановлен жестким предупреждением Данзо: — Осторожно, Итачи, я так легко могу перерезать ей глотку.       Итачи, не осмелившись игнорировать угрозу Данзо, остановился. Это мгновенное решение оказалось более болезненным для Сакуры, чем любой физический удар. В глубине своего сердца она молча умоляла Итачи не сдаваться, продолжать борьбу. Для неё, собственная жизнь казалась мелочью по сравнению с тем, что могло быть потеряно или спасено в результате этого столкновения. Однако Итачи, несмотря на свою преданность Конохе и непоколебимую волю делать все для её благополучия, не мог смириться с мыслью о страданиях Сакуры. Его решение было принято.       В этот решающий момент, когда каждая секунда тянулась как вечность, Итачи осознал, что не позволит Сакуре умереть, ни за что на свете. Его взгляд на Данзо был полон непреклонной решимости, а в его сердце горело пламя, готовое сжечь любые препятствия на пути к её спасению.       — Не слушай его, — возразила Сакура. — Делай, что должен, Итачи.       Данзо, не терпящий возражений, резко дёрнул за волосы куноичи, заставив её голову наклониться назад. Лезвие его куная скользнуло по нежной коже шеи, оставляя за собой острую боль и тонкую царапину. Удар был рассчитан точно — не настолько глубокий, чтобы стать смертельным, но вполне достаточный, чтобы её боль была ощутимой.       — Всё та же решительность, выбрасывающаяся напоказ бездумно и безрассудно. Ты слаба, — его слова были полны презрения и унижения.       Итачи, наблюдая за тем, как кровь начала медленно струиться по шее Сакуры, почувствовал, как его сердце наполняется всепоглощающим гневом. Рана на её теле стала физическим отражением боли, которую он испытывал внутри. Этот момент был тем самым поворотным пунктом, когда скопившаяся ярость переполнила его, разрушая последние барьеры сдержанности.       — Ты перешел все границы, Данзо, — холодно проговорил Итачи, каждое слово пронзало воздух как лезвие. Его поступь стала увереннее, и он сделал шаг вперед, несмотря на предупреждение старика. — Это будет твоей последней ошибкой.       Сакура вывернулась из хватки, отталкивая от себя мужчину, однако тот не желал отпускать куноичи. Она сконцентрировала чакру в ладони, формируя острый скальпель, и готовилась нанести удар. Но Данзо оказался в выигрышном положении, он сумел заблокировать удар. Итачи тут же оказался рядом, его атаки были осторожными, чтобы не задеть Сакуру, которую Шимура удерживал.       — Надо было избавиться от тебя раньше, — злостно прорычал Данзо. Он отошёл на несколько шагов назад, одной рукой он прижал острие к горлу Сакуры, другой — удерживал ладонь со сконцентрированной чакрой куноичи таким образом, что она не могла её пошевелить.       Когда рядом с ухом Сакуры прозвучал хрип, её губы непроизвольно дрогнули. Поворачивая руку то влево, то вправо, она вдруг вспомнила, как Като манипулировал её конечностями с аналогичной безжалостностью. Разница заключалась лишь в том, что теперь Сакура находила странное удовлетворение в том, что Данзо разделяет её боль. Она была готова идти на все, чтобы наказать его, пускай даже ценой собственных мучений. Ненависть, пылающая в её сердце, становилась ледяным анестетиком для души, приглушая физическую агонию.        Сакура будто потеряла над собой контроль, причиняя себе боль снова и снова. Она почувствовала еще один приступ боли, после которого последовал толчок. Её тело, откинутое в сторону, так и не коснулось земли — Итачи успел подхватить её.       — Его… — с хрипом произнесла она, слабо указывая рукой на Данзо, стоящего позади. — Нужно остановить… Со мной всё будет хорошо… Пожалуйста, Итачи.       На грани сознания, Сакура боролась с манящей тьмой, которая обещала спасение от боли и усталости. Всё вокруг становилось нереальным, и мир в её глазах терял форму, превращаясь в туманное пятно. Сон казался ей сладким убежищем, но звучащий в глубине души голос Итачи не давал ей уйти.       — Не закрывай глаза! — его слова, проникнутые тревогой, эхом отдавались в её сознании. Его голос, обычно такой решительный, теперь звучал особенно истерзанно, словно сам Итачи находился на грани.       Мир сузился до этого кровавого поля, где жизни и смерти переплетались в трагическом танце. Вокруг начали раздаваться голоса, но Сакура была слишком слаба, чтобы различить их. Она лишь ощутила, как кто-то осторожно поднял её на руки, унося прочь от места битвы. Когда Сакура почувствовала, как её уносят вдали от эпицентра сражения, её мысли окутало тягостное чувство. В каждой из них витала тяжесть, испещренная отчаянием и непоколебимой волей. Глубоко в душе она осознавала, что прибегла к последнему и самому крайнему из возможных решений. Решение пожертвовать собственным благополучием в попытке остановить Данзо было для неё одновременно и спасением, и тяжким бременем.       С каждым тяжелым вздохом, Сакура чувствовала, как ее жизненная энергия тихо ускользает, постепенно отдаляя ее от ощущения реальности. Но вместе с угасающей жизнью растворялось и тяжелое бремя, которое она несла на своих плечах — бремя глубокой ненависти. Ненависти, направленной не только против Данзо и его сторонников, но и против самой себя за неспособность защитить близких, за каждую потерянную возможность оказать помощь. Теперь, когда она стояла на пороге вечности, казалось, что избавилась от этих тяжелых оков. Однако взамен пришло другое ощущение, не менее мучительное, но новое.       Сакуру охватывала буря чувств, в центре которой вихрила вина перед Итачи. Любовь к ней, несомненно, обрушит испытания из-за принятых ею решений, что лишь утяжеляло дыхание. Мысль о том, что её действия могут нанести ему неисцелимую рану, делала этот груз почти невыносимым. И все же, маленький голосок в её сознании упорно шептал, что Итачи будет лучше без неё, что она подобна сломанной игрушке, потерявшей возможность к восстановлению.       — Не закрывай глаза, прошу тебя…       Слезы, горячие и беспощадные, бесконтрольно скользили по её щекам, оставляя на коже мокрые следы. Каждый кашель разрывал её на части, а с каждым стоном, вырывающимся из глубины души, её сердце казалось лопалось от боли.       В зеленых глазах медленно тлел огонек жизни, оставляя после себя пепелище. В её утомленном сознании мелькнула мысль, что покинуть этот мир, находясь рядом с любимым, может быть не самым плохим исходом. Множество раз она размышляла о смерти, убеждая себя в готовности к ней, но в этот критический момент желание жить, желание бороться за каждую секунду рядом с Итачи, оказалось куда сильнее.       Веки Сакуры отяжелели, словно налились свинцом, а каждая клетка ее тела вопила от нестерпимой боли. Она изнывала от стремления заглушить этот бесконечный дискомфорт, найти убежище в тихой гавани вечного покоя, где боли больше не существует…       На лице Сакуры замерла утомленная улыбка, а из уголка глаза скатилась последняя слеза. Рядом с ней мягко опустилась фигура, и словно через пелену она уловила знакомый тембр голоса. Это не был Итачи, но уже и не важно, чьи именно слова терялись в пространстве, уносимые ветром. Все звуки вокруг слились в один сплошной ровный шум, обещающий забвение, а ноющая боль начала медленно утихать.       Ладонь, которую до этого момента так тепло и крепко держал Итачи, постепенно расслабилась, словно последние нити, связывающие ее с этим миром, обрывались одна за другой…