~•••~
Дни, что вяло тянулись, для Саске были омрачены новостью, жгучей, как отпечаток раскаленного железа на коже. Сложно было смириться с этой горькой истиной. Мысли кружили в голове, принося беспокойство и мучительные вопросы. Сквозь этот вихрь прокладывались внутренние укоры, что обрушивались на него самого, на Сакуру, на Итачи… С жестокой решимостью Саске впечатался кулаком в ствол дерева, словно пытаясь избавиться от внутреннего мрака. Трещина, пробежавшая по коре, словно эхо отозвалась в его душе. С той самой ночи Саске не видел ни Сакуру, ни брата, и это, возможно, было к лучшему. Не было желания видеть кого-то из них, ведь новая встреча наверняка бы усилила то режущее, томительное чувство, что не давало уснуть ночами. Когда же он стал таким? С удивлением осознавал Саске, когда сжимал кулаки до боли. Как будто слова Орочимару, произнесенные в далеком прошлом, вновь прозвучали в его ушах. «Любовь делает нас слабыми, Саске,» — шипящий голос Орочимару гулко отозвался в его разуме. — «Не дай этой слабости взять верх». Долгие года он удерживал под контролем свои чувства, оставался невозмутимым и хладнокровным. Но что же изменилось сейчас? Он не хотел признаваться себе, что его внутреннее равновесие смогла нарушить Сакура Харуно. Проще было отрицать это. Проще, но глубоко в душе он знал, что это неправильно. И по мере того, как бессонные ночи сменяли друг друга, понимание этого всё глубже проникало в сердце Саске. В сердце Саске тяжелело оседало раскаяние, что когда-то в порыве злобы он залез в голову Сакуре и увидел то, что желал бы вычеркнуть из памяти. Он был готов отдать многое, чтобы эти образы ушли, но шаринган оставался его личным проклятием, храня то, что было пыткой. Слова, брошенные в лицо Сакуре тогда — «с этого дня ты мертва для меня», — теперь всплывали в памяти. Он хотел бы забрать их обратно, но слова, как стрелы, ранили и улетели навсегда. Саске вспоминал тот момент, когда после долгой миссии вновь увидел её в кабинете Хокаге. Это воссоединение было как глоток свежего воздуха после новостей о гибели её отряда, которые погрузили в океан беспокойства. Но внутри что-то предательски защемило, когда Саске заметил легкую улыбку на лице своего брата в момент, когда Сакура вошла в комнату. Его глаза, как две черные бездны, проникали сквозь ткань действительности, нацеливаясь на куноичи. В тот момент в душе зародилось неясное предчувствие. Но он быстро отверг эти мысли, ведь облегчение от осознания, что Сакура цела и невредима, затмило всё плохое. Как оказалось, предчувствие его не обманывало. С каждым новым взмахом куная по тренировочному манекену, Саске снова и снова прокручивал слова, что Итачи бросил ему на прощание: «Ты удивишься.» Эти слова отгремели в его сознании, и в них, как в зеркале, отразилась вся глубина. Что могло быть хуже? Разве что только невозможность выкинуть из головы образы, что его мозг рисовал неумолимо и жестоко. Как живая река, поток воспоминаний неутомимо прокладывал свой путь через сознание Саске, обрушивая на него одну картину за другой. Каждая из них была ярче и насыщеннее предыдущей, но вместе с тем, болезненнее. В центре каждой — лицо Сакуры вместе с Итачи. Это было какое-то безмолвное предательство, тонкое, как лезвие ножа, проникающее сквозь плоть, достигая самого сердца. Они с Сакурой никогда не оформляли свои отношения в какие-то официальные рамки, но разве это имело значение? Три года были для него чем-то большим, что-то между ними точно было, несмотря на все непроизнесенные слова. Эта неосознанная близость, она была чем-то особенным, и Саске ненавидел себя за то, что не сумел удержать это. Теперь же, стоя посреди тренировочной площадки, окруженный вечерней тишиной, Саске ощущал, как бессилие сжимает его сердце. Сколько бы он не пытался отогнать эту тяжесть, она возвращалась, замедляя его движения, мешая сосредоточиться. С каждой новой картиной, мозг безжалостно рисовал ему, как Сакура улетучивается из его жизни, уходит к Итачи, и он не может ничего сделать. «Почему именно Сакура?» — молнией прошла мысль в его голове. Ведь было столько других, стольких, кто восхищался Итачи. Изуми, например, никогда не скрывала своих чувств. Но нет, Итачи выбрал Сакуру. Словно специально, чтобы ударить по Саске, чтобы разорвать его на части. Было это сделано нарочно? Или, что еще хуже, Итачи действительно полюбил ее? С этой мыслью Саске почувствовал, как его кипящая ярость достигает новой высоты. В его глазах плясали искры, и в каждом ударе по деревянному манекену звучал молот гнева, стремившийся сокрушить все воспоминания, все чувства, все, что связывало его с той ночью, когда он потерял все. Снова. Если бы не Итачи, могло ли всё сложиться иначе? В глубине души Саске был уверен — могло бы. В других обстоятельствах, он бы раскрыл свои чувства перед Сакурой, стал бы более открытым, более чутким. И она, непременно, простила бы его. Сакура всегда была такой… Но при наличии Итачи в её жизни, вся эта картина разбивалась на кусочки, словно хрустальный шар, брошенный на каменный пол. Горькая усмешка непроизвольно скользнула по его губам — даже здесь Итачи оказался впереди. Сжимая кулаки, Саске понял, что пора возвращаться в реальность, оторваться от этой неприятной темы и направиться на собрание клана. Однако даже эта мысль не приносила облегчения, а лишь добавляла масла в огонь его внутренних переживаний. Как только Итачи ушёл, в его жизни произошли изменения, которые нельзя было назвать приятными. Фугаку, глава клана, сообщил Саске, что теперь именно он является наследником клана. Это назначение не приносило радости, скорее, ощущение поражения окутывало его, как холодный туман. Он стал всего лишь заменой, запасным вариантом для своего отца. Он шёл по улицам Конохи, и каждый шаг был полон тяжести. Саске чувствовал, как его разум метается между прошлым, настоящим и будущим. Между Итачи, Сакурой, новыми обязанностями перед кланом, которые не очень-то и хотелось брать на себя. Не сейчас, не так. Каждый шаг к дому был всё более мучительным. В воздухе витал аромат свежести, обычно успокаивающие его, но сегодня они лишь усиливали горечь в его сердце.~•••~
Когда последние оранжевые и пурпурные оттенки залили небосклон, исчезая за краем горизонта, где-то в укромном месте в глубинах резиденции Учиха, собирались высшие представители древнего клана. Саске, уже осевший у длинного деревянного стола, изучал лица своих соклановцев, пропитанные гордостью и ожиданием, каждый из которых медленно выбирал себе место. Фугаку Учиха, глава клана, со всей своей величавостью занял почетное место во главе стола. В его движениях читалась непоколебимая уверенность, и даже простое мгновение его взгляда заставляло окружающих испытывать трепет и уважение. Справа от него расположились два старейшины. Их мудрые, слегка потускневшие глаза олицетворяли безмерную преданность клану и бесценный опыт. Место слева от Фугаку, когда-то предназначавшееся Итачи, теперь было занято Саске. Оно олицетворяло не только привилегии, но и огромную ответственность. Саске чувствовал, как на него обращены многие взгляды, и в каждом из них он искал ответ: был ли он готов стать настоящим преемником? Камин щедро дарил свет, мягко обхватывая пространство уютным теплом и делая лица присутствующих то яркими, то скрывая их в тени. Напряженная атмосфера наполнила воздух, и каждый из собравшихся, даже не произнося слов, понимал, что встреча обретет историческое значение для их клана. Когда последний Учиха нашел свое место, в комнате стало так тихо, что каждый треск дров в камине звучал как гром. Один из старейшин, мужчина с глубокими морщинами на лице и черными волосами, пронизанными серебристыми прядями, открыл встречу. — Мы здесь, чтобы обсудить будущее нашего клана, — начал он с ощутимой серьезностью. — Мир меняется, и мы должны быть готовы ко всем вызовам, которые он принесет. — Стало известно, что Данзо не теряет времени даром. Его интриги могут нарушить баланс не только в нашем клане, но и во всей Конохе. Он задумал что-то крупное, и это несомненно затронет нас. Мужчина средних лет, с густыми волосами оттенка темной вишни, уверенно кивнул: — Мои связи также это подтверждают. Данзо наращивает свои силы, собирая вокруг себя недовольных ниндзя, и даже пытался завоевать доверие клана Хьюга. Саске сосредоточенно следил за реакцией своего отца. Фугаку, хоть и сохранял внешнее спокойствие, не мог скрыть легкой тени беспокойства в своих глазах. — Мы не должны стоять в стороне! — воскликнул один из молодых Учиха. — Нельзя ждать, когда Данзо сделает первый шаг, мы должны опередить его. — Сила нашего клана в единстве, — мягко заметил другой старейшина. — Объединившись, мы способны отразить любую угрозу. Фугаку, величественно и медленно, поднял руку, тем самым пригласив всех к спокойному обсуждению. Он задумчиво закрыл глаза, словно на мгновение отделившись от реальности. — Я вижу ваше тревожное настроение, — начал он. — Однако, перед тем как принимать решение, нам необходимо ознакомиться со всей информацией. Данзо — коварный противник, и мы должны быть крайне осмотрительны. Однако, неожиданно мужчина с аккуратно подстриженными черными волосами и глазами, словно темные вороньи перья, пронзительно оглядывающими пространство, выдержал паузу, прежде чем проговорить: — Наши опасения касаются не только Данзо. Цунаде, несмотря на её выдающиеся медицинские способности и заслуги перед деревней, она кажется слишком уязвимой для роли Хокаге. Головы многих согласно кивнули. Саске уловил, как напряженные взгляды стрелой пронзили воздух, соединив мысли его соклановцев. Тема, казалось, давно уже поросла тайной и недомолвками. — Её известный вспыльчивый характер и пристрастие к азартным играм, — продолжил следующий Учиха, — влияют на её стабильность и предсказуемость. Мы не можем полагаться на её поддержку в критические моменты, тем более учитывая, что её отношение к нашему клану всегда оставалось… сдержанным. Преданность Цунаде Конохе не подлежит сомнению, но способна ли она оставаться объективной, рассматривая наши интересы? Фугаку, с неизменной серьёзностью, перевёл взгляд: — Цунаде — Хокаге. Вопреки всем её недостаткам, она была выбрана на эту роль. Тем не менее я согласен с мыслью о том, что нам следует сохранять бдительность и готовность к изменениям на политической арене деревни. Наш долг — защищать интересы клана Учиха, несмотря на любые трудности. Тишину пространства нарушил Якуми Учиха, человек, который до этого момента скромно удерживался от активного участия в дискуссии. Его длинные черные волосы ниспадали, слегка прикрывая глаза, а глубокие морщины на лице говорили о мудрости, завоеванной годами жизни. — Позвольте мне поделиться новостью, — мягко начал он, обращаясь к Фугаку. — Сегодня в архиве была совершена попытка кражи документов. Несмотря на попытки Хокаге утаить это событие, мне кажется, мы не должны оставаться равнодушными к данному инциденту. — О каких документах идет речь? — Деталей пока нет, однако, по словам моего информатора, похищение было предотвращено, — Якуми приостановился, позволяя этим словам на минуту окутать помещение. — Но есть еще один момент, — его глаза сжались, как бы подчеркивая важность следующих слов, — всего несколько часов назад Сакура Харуно была вызвана Цунаде и Джирайей. Как нам всем известно, ученица Хокаге является членом АНБУ. Вряд ли ее вызвали для обычного разговора. Вероятнее всего, речь идет о секретной миссии. При упоминании Сакуры, сердце Саске ударило сильнее. Спектр эмоций ослепил его внимание, мимолетно отражаясь в его тёмных глазах, заметках вспышек, пронзительных и таинственных одновременно. Якуми заметил эту реакцию, но сделал вид, что не заинтересован. Он продолжил: — Мне представляется, Фугаку-сама, что Цунаде скрывает от нас некую правду. Если текущий контекст не изменится, мы можем столкнуться с проблемами, которые затронут всю деревню. Тревога заполнила комнату, становясь все более плотной и осязаемой. Ощущение ответственности ложилось на плечи каждого, и все понимали, что время выбирать путь действий уже пришло. Вопрос только в направлении. — Нашему клану уже давно предписывают держаться в стороне от дел Конохи, и каждый раз сталкиваться с этим становится все сложнее, — начал Якуми. — Настал момент напомнить всем о нашей величии. Фугаку, со строгим взглядом, устремленным на Якуми, сказал: — Ты осознаешь, что это может вызвать гражданскую войну? Коноха станет уязвима, и другие страны постараются воспользоваться этим. — Коноха и так на грани. Почему мы должны поддерживать деревню, которая нас не ценит? — Якуми ответил, не сбавляя темпа. В комнате стало еще тише. Свет от камина мягко отражался на полированном дереве столов и стульев, создавая контраст с нарастающим напряжением. Атмосфера в помещении была настолько напряженной, что казалось, можно было нарушить её лишь одним крошечным движением. Хиро, старейшина с глубокими глазами и седыми, словно зимний снег, волосами, вдохнул глубоко, собираясь с мыслями, прежде чем проронить слова в этот наэлектризованный воздух. — Мы не можем противостоять проблемам извне, когда внутри самого клана произошёл разлад, — начал он. Все глаза невольно обратились на Фугаку. Его лицо, обычно спокойное и невозмутимое, в этот момент выражало скрытую боль и горечь. Эти эмоции как будто таяли под его кожей, ожидая выхода, когда Хиро, с тяжестью во взгляде, продолжил: — Итачи, твой старший сын и наследник нашего клана, откровенно пренебрегает его интересами. — Итачи всегда был… независим в своем мировоззрении, — Фугаку начал, и его голос, хоть и был полон достоинства, звучал устало, практически печально. Он продолжал, пытаясь удерживать взгляд присутствующих. — И всегда старался поддерживать благополучие Конохи в целом, вне зависимости от наших внутриклановых проблем. — Никто не спорит с этим, — Инзо, с легким усмешливым блеском в глазах, откликнулся. Он и Хиро обменялись кратким, но говорящим взглядом, перед тем как он продолжил: — Однако вопрос остается: не станет ли его преданность Конохе угрозой для клана в будущем? Фугаку, чьи глаза мгновенно омрачились, откинулся назад на спинку кресла. Напряжение, которое долгое время копилось в нем, словно пролило его волю, и его взгляд стал жестким и несдержанным. — Вы предполагаете, что мой сын может предать наш клан? — с его губ сорвался едва слышимый гнев. Инзо, непоколебимый, откликнулся с холодной уверенностью: — Он уже это сделал, Фугаку. Когда стал командиром АНБУ, когда отказался от свадьбы с дочерью Якуми, когда покинул квартал Учих и связался с ученицей Хокаге. Пауза, что повисла в помещении, была как пустой, бескрайний простор, оставляя каждого участника этого тяжелого разговора погруженным в собственные мысли. Фугаку вздохнул глубоко, в его глазах мелькнула усталость, смешанная с разочарованием. — Итачи — мой сын, — тихо произнес он, слова тонули в буре его внутренних противоречий. — Наши с ним разногласия не должны стать пищей для обсуждения вне стен нашего дома. — Хорошо, раз ты говоришь так, Фугаку. Однако что насчет твоего младшего сына? — задал вопрос Хиро и пронзительно посмотрел на Саске. — Я сижу перед вами, — тут же отозвался Саске, нахмурив брови. — Нет необходимости спрашивать отца, когда я самостоятельно могу дать ответ, хоть и ваш вопрос мне не совсем понятен. Он выглядел так, будто его слова были выкованы из стали, каждое слово было твердым и непреклонным. Он избегал взгляда отца, зная, что тот мог бы не одобрить его решимость, но без страха смотрел на старейшину. Звонкая усмешка прозвучала среди собравшихся — кто-то явно не одобрял его откровенности. Якуми с интересом следил за развернувшимся диалогом, его глаза словно засияли алмазами от любопытства. — Ты может быть и здесь, Саске, — начал Инзо, морщины на его лице словно рассказывали о длинной и непростой истории его жизни. — Но мы все помним, как ты покинул Коноху несколько лет назад. Леденящий молчание пронзил комнату. Фугаку, сжимая руки в кулаки, смотрел на Инзо, его глаза пылали гневом и беспокойством. Саске же вздохнул, в его сердце раздавались эхо старых воспоминаний и ошибок. — То, что было, осталось в прошлом, — мягко произнёс Саске. — Я вернулся в деревню и исправил свои ошибки. Я заслуживаю доверия своего клана. Инзо медленно поднялся со своего места, позволяя взгляду своих старых, но острых глаз устремиться прямо в душу Саске. Его голос стал глубже, словно тени прошлого говорили через него. — Саске, — начал он, и комната словно погрузилась в затишье, — ты вернулся к нам, и ты ищешь понимания и доверия. Но помни одно: ты Учиха. Твоя семья — это твоя крепость и твое слабое место одновременно. Твой брат, Итачи, оставил глубокий след в истории нашего клана, и не все эти следы мы можем назвать гордостью. — Я знаю о бремени, которое я несу из-за прошлых ошибок моего клана, — сказал Саске. — Просто помни, Саске: каждое твое действие отражается на всем клане. Не дай своему имени быть омраченным ошибками прошлого. Надейся на лучшее, но будь готов к худшему. И не разочаруй нас так, как сделал это твой брат. — Довольно, — раздался строгий и непреклонный голос Фугаку, разрывая пелену напряжения в комнате. Он вставил, тщательно осматривая всех присутствующих, будто своим проницательным взглядом умел пробудить в них сплетенный из страха и уважения узел. Взгляд его на минуту задержался на сыне. — Пора обратить внимание на более весомые вопросы. Саске прочувствовал гнетущий взгляд отца, и ему показалось, что в темных глазах Фугаку промелькнуло что-то большее, чем обычное неудовлетворение. Сожаление, быть может? Ответ оставался неясным, и, воистину, оставался лишь предметом догадок, ибо Фугаку был мастером скрывать свои чувства. — Завтра состоится собрание, которое инициировал Данзо, — после тяжелого молчания начал Инзо, сложив руки в замок. — Ожидаются все старейшины Конохи. — Вероятно, он будет стремиться убедить старейшин, что Цунаде не способна занимать пост Хокаге, и, похоже, у него есть на это основания, — продолжил Хиро, уронив взгляд на скрученные пальцы. — И, конечно же, он выдвинет свою кандидатуру на этот пост. В зале повисла томительная тишина, в которой каждый присутствующий словно ощущал приближение нечто неизбежного. Фугаку, все еще с поднятыми бровями, глядел на Хиро, анализируя каждое слово, произнесенное старейшиной. — Мы не позволим этому произойти, — негромко, но твердо произнес Фугаку. Саске, внимательно слушая разговор, чувствовал, как внутри него растет тревожное предчувствие. Он понимал, что завтрашний день может принести кардинальные изменения в судьбах многих людей, и это не обязательно будут изменения к лучшему.~•••~
Когда эхо шагов уходящих членов клана затихли в коридоре, в таинственном полумраке комнаты остались только Фугаку и Саске. Свет свечей мягко колебался на стенах, отбрасывая длинные тени и подчеркивая задумчивость на лице главы клана. Фугаку был настолько погружен в свои мысли, что казалось, он даже не заметил, как Саске остался, отделившись от толпы. Наконец, он поднял покрасневшие от усталости глаза, и его взгляд встретился с темными, полными непоколебимой решимости глазами Саске. — Тебе не стоило дерзить старейшинам, Саске, — сказал он таким утомленным голосом, словно каждое слово было для него тяжестью. — Если ты теперь наследник клана, то должен быть примером: мудрым, рассудительным. Тебе уже девятнадцать, пора осознавать, что каждое твое решение несет в себе последствия. — Эту роль мне передал Итачи, — парировал Саске, его голос звучал обиженно, но твердо. — Но разве ты сам не желал этого? — Фугаку скрестил руки на груди, его глаза искали ответ в лице сына. Саске замолчал, его сердце стучало в груди, как защемленное в тисках сомнений. Действительно ли он хотел этого? Нет, он не жаждал этой роли, но обстоятельства изменились, и теперь, когда Итачи ушел, он занял его место и чувствовал себя подавленным. Ведь он не более чем замена, лишь тень своего брата, преследующая его в каждом решении, каждом движении. — Я никогда не стремился к этому, отец, — с трудом выдавил из себя Саске. — Ты выбрал меня не потому, что видел во мне достойного наследника. — Старейшины правы, — сказал Фугаку без тени компромисса в голосе, внезапно вставая из-за стола. Он медленно прошелся вдоль стены, останавливаясь перед грандиозным гербом клана Учиха, утопая в его символике. — Старший сын предпочел деревню клану. Младший ушел к нашему врагу на целых три года. Хоть ты и вернулся, но тебе плевать, как и Итачи! — Но я здесь теперь, — бурно воскликнул Саске, чувствуя, как недовольство растет в нем как пламя. — Тогда мне было всего тринадцать, я стоял на распутье. — Это не оправдание, — резко ответил Фугаку, а потом с горечью добавил: — Где я допустил ошибку, воспитывая вас? — Я не ищу оправданий, отец. Ты всегда требовал от нас лишь беспрекословной преданности клану. Но если бы ты хоть раз попытался увидеть во мне не только Учиху, но и Саске, ты бы понял, почему я ушел из Конохи. Саске стоял, голова его была опущена, а в душе раздавалось эхо разочарования и облегчения. Разочарование, что его никогда по-настоящему не пытались понять, боролось с облегчением от освобождения от тяжести долгих лет молчания. — Возможно, для изменений уже слишком поздно, — произнес Фугаку тихо, — но я стремлюсь понять. Скажи мне, Саске, что же толкнуло тебя на путь одиночества? — Ты никогда не пытался слышать меня, отец. Ты прав, слишком поздно — с этими словами он повернулся и ушел, оставив Фугаку стоять среди мерцающих теней, которые колебались от пляски пламени свечей. Оставшись один, Фугаку смотрел в пустоту, образовавшуюся после ухода Саске. Он думал о своих сыновьях, о выборе, который они сделали, и о будущем клана Учиха. Его мысли были переполнены сомнениями и вопросами. Он гадал, стали ли его строгие убеждения и неуклонное следование традициям тем фундаментом, на котором держался клан, или же они превратились в препятствие, оттолкнувшее от него его собственных сыновей. Но в его сердце не было ответов, лишь груз невысказанных слов и нераскрытых чувств, затерянных в тени прошлого.~•••~
После напряженного собрания клана, Саске вышел на улицу, чувствуя, как каждая клетка его тела стремится к свежему воздуху. Похоже, он пробыл в том затхлом помещении вечность. Ощущение тяжести и усталости от давивших обсуждений медленно сменялось освежающим ощущением ветра, проникающего сквозь ткань одежды. Пройдясь по мощеной улице квартала Учиха, он ощущал под своими подошвами холод камня. Его мысли были все о том, что узнал на собрании. Да, клан действительно размышлял о перевороте, и хотя Саске не хотел признавать влияние своего брата на свои взгляды, он не мог отрицать, что Итачи был прав. Хотя клан и был его семьей, многие его члены были готовы к кровавым действиям ради власти. Эта мысль наполнила сердце Саске тревогой. Что будет с Конохой? Что станет с его товарищами? — Саске, — окликнул его нежный голос, и отвлек его от раздумий. Перед ним стояла Изуми. Её обычно яркие глаза казались померкшими, они больше не искрились. Она выглядела словно сломанная веточка на грозовом ветру, её облик озабоченности и печали говорил о многом. — Как прошло собрание? — начала она, но глубоко в её глазах читалась другая беспокойствующая её тема. — Сносно, — уклончиво ответил Саске, чувствуя, что рядом с ней его стена неприступности начинает трещать. — Что-то еще? — Угу, — Изуми кивнула, взгляд её устремился куда-то в сторону, но затем она нахмурилась и продолжила решительнее: — Я только что вернулась с миссии и слышала, что Итачи ушел. Это так? — Да, — кратко подтвердил Саске. Она вздохнула, глаза её наполнились блеском слез. Она смогла сдержать их, но горечь была явно ощутимой. — А куда он ушел? — в голосе её звучало искреннее беспокойство. Он молчал, ведь ему надоело, что вечно все разговоры сводились к Итачи. Жгучий раздражительный вихрь внутри него становился все сильнее, но он скрыл это, поддерживая свой внешний спокойствий вид. — Изуми, не усложняй все еще больше, — решительно произнес Саске. — Иди домой, отдохни. Не дожидаясь ее ответа, он, с напряженной спиной и слегка склонив голову, быстро удалился, оставив Изуми стоять среди усиливающихся теней наступающего вечера. Его шаги были решительными, но в сердце поселилось нечто более мягкое, чем только что испытанное раздражение. Мягкий снег покрывал улицы Конохи, переливаясь под лучами от фонарей, создавая атмосферу тихой, спокойной зимы, которая была в резком контрасте с бурей, царившей в душе юноши. Что-то внутри Саске, тонкая, едва уловимая струнка, напряглась и подтолкнула его в направлении к Наруто. Возможно, это было инстинктивное стремление к тому, кто всегда каким-то образом освещал тьму в его душе своим неутомимым оптимизмом и необъяснимо ярким светом. Веселые крики и смех, исходившие из различных уголков деревни, служили напоминанием о тепле, что можно найти даже в самых холодных и темных моментах, если знать, куда смотреть. Саске, с облегчением вздохнув, почувствовал, как некоторая тяжесть начала покидать его сердце по мере того, как он направлялся к дому своего непредсказуемого и давнего товарища. Саске медленно вздохнул, ощущая, как в его душе бушует вихрь чувств. Впитывая прохладный вечерний воздух, его легкие словно освобождались от давящей тяжести минувших событий. Подняв взгляд, он устремил его к горизонту, где последний свет дня еще боролся со сгущающимися тенями. Звезды были еще невидимы, но он чувствовал их присутствие. Они напоминали ему о брате, об Итачи, который казался ему таким же далеким и непостижимым. Саске был замкнутым человеком и лишь изредка давал волю своим чувствам. Жгучие воспоминания о брате, ревность, чувство неполноценности и даже мимолетные моменты нежности — все это таилось внутри него. После ухода из деревни, погружения в сумеречный мир Орочимару, эти тени в его душе только усилились. Отношения с близкими людьми словно запутались в лабиринте его внутренних штормов. Наконец, он оказался у дома Наруто. Это было скромное жилище с простым деревянным фасадом и небольшим садом перед домом. Саске на мгновение остановился, вспомнив прошлые бурные деньки. Как же давно он не переступал порог этого дома… Подойдя к двери, он осторожно постучал, а уже через минуту на пороге появился и сам хозяин жилища. — Саске? — удивлённый голос Наруто прозвучал звонко, едва уловимое тепло мелькнуло в его глазах, когда он увидел старого друга. Быстро собравшись с мыслями, он сделал шаг в сторону, приглашая гостя внутрь. — Проходи. Как только Учиха вошел, его взгляд инстинктивно оглядел несколько запущенную комнату. Неуловимое раздражение по его лицу промелькнуло и тут же скрылось, будто Саске сделал усилие, чтобы проигнорировать три пустые коробки от лапши и случайно пролитую жидкость на столе. Саске лишь слегка кивнул в ответ, ведь беспорядок вокруг действительно не имел значения в этот момент. Он медленно опустился в кресло, на спинке которого покоилась ярко-оранжевая куртка, и продолжал молчать. Тяжелый чёрный взгляд, устремленный в никуда, тихо говорил Наруто о том, что что-то не так. — Давненько же ты здесь не был, — нарушил тишину Наруто, и сел напротив друга на пол, скрестив ноги. — Навеивает воспоминания. — Последний раз, когда я здесь был, мы чуть не разнесли половину твоего жилища, — с грустью в голосе и тонкой усмешкой на устах произнес Саске. Атмосфера в комнате постепенно насыщалась воспоминаниями, хорошими и плохими. Наруто уловил грусть, промелькнувшую в глазах Саске, но не стал заострять на этом внимание. Он спокойно продолжил: — Неважно, что между нами произошло, Саске. Я всегда считал тебя своим лучшим другом. — Вот именно, — приглушенным голосом сказал Учиха, сцепив руки, и словно завороженно смотрел на них. — Сколько бы я ни делал, ты никогда не отворачивался от меня, хотя должен был послать меня к черту. — Эй, настоящие друзья так не делают, — твердо возразил Наруто, его взгляд стал более проницательным и добрым. — У нашей команды было множество тяжёлых моментов, но я хочу верить, что мы можем оставить это позади. — Ты в это действительно веришь? — спросил Саске, в его голосе звучала горечь и лёгкое сомнение. — Верю, — без колебаний ответил Наруто, его голос звучал твёрдо и уверенно. — Мне бы хотелось, чтобы всё вернулось, как было раньше: ты, я, Сакура и Какаши-сенсей. И я знаю… Знаю, что у вас с Сакурой есть проблемы… Ты ведь из-за этого здесь? — Узумаки умолк, будто не хотел задевать слишком личную тему. — Наруто, — начал Саске, его взгляд устремленный в голубые глаза друга был пропитан неизмеримой тоской, — я сделал столько ошибок. В комнате, освещённой бледными лунными лучами, напряжённое молчание висело в воздухе. Сквозь полуприкрытое окно пробивался прохладный ветерок, играющий с занавесками, даря краткое облегчение от угнетающей атмосферы. — Поговори с ней, — просто и честно отозвался Наруто. — Откройся перед ней. Сакура… Она всегда была тебе ближе всех, она всегда тебя понимала. Саске, как будто осел, прокручивая в уме моменты, каждый из которых, как ржавый гвоздь, вонзался в сердце Сакуры. — Я причинил ей столько боли. Она не заслуживала всего этого. И я не думаю, что она сможет простить меня. Я и сам себя не прощу и не буду просить её об этом. Как странно, что понял я это только сейчас. Наруто, взгляд которого не покидал лица друга, медленно наклонил голову назад, уткнувшись взором в потолок. — Сакура не может долго злиться, — проговорил он тихо. Уголок рта Саске слегка поднялся в горькой усмешке. Если бы Наруто знал о прошлых действиях Учихи, его неосуждающая доброта не была бы такой несокрушимой. В глазах Саске мелькнуло что-то сломленное. Может, часть его даже желала этого осуждения, наказания за нанесённую боль. — Ты её любишь? — неожиданный вопрос Наруто был задан так просто, но оглушил Саске, заставив его на мгновение потеряться в мыслях. Он вспомнил тот проклятый разговор с Сакурой, когда она, опечаленная и разбитая, сказала, что он ее не любит. Он также помнил, как на мгновение застыл, не в силах возразить, и как, даже не пытаясь скрыть своего безразличия, просто подтвердил ее слова. Даже не обратив внимания на то, как прямо на его глазах разбивается на куски ее сердце. Что такое любовь, в конце концов? Быть всегда рядом с тобой? Защищать от всех бурь и невзгод? Дорожить каждым мгновением, проведенным вместе? Он не предложил ей ничего из этого. И все же в глубине его сознания что-то невыносимо щемило от мысли, что он потерял ее. Что он больше никогда не увидит улыбку, озаряющую ее лицо при его появлении. Что все тепло, которое она когда-то дарила ему, теперь направлено на Итачи! И тут, погрузившись в размышления, он понял, что, возможно, это было что-то похожее на любовь. Огонь, который он постоянно пытался подавить, но который теперь, с осознанием своей потери, вырывался наружу в виде жгучей ревности и глубокого, горького сожаления о невозможности что-либо изменить. Было ли это испытание, острое, как нож, страдание, пробудившее его сердце, не желающее смириться с этой печальной реальностью? Саске долго молчал, но каждая его клеточка кричала от безысходности и затаенной боли. Боль, которую он долго приглушал в тени собственных страхов и укоров совести. — Да, — произнес Саске, собираясь с мыслями и подбирая слова с удивительной осторожностью. Затем его голос стал еле слышным, — Именно поэтому я должен отпустить её. — Саске… — Знаешь, Наруто, это так странно, — Саске устало упер локтями в колени, взгляд его был прикован к невидимой точке на полу. Спускающиеся локоны волос как завеса скрывали выражение его лица, но не могли полностью заслонить эмоции, что выдавал его голос. — Говорить об этом всем. Я всегда держал всё в себе, ведь демонстрация своих чувств для меня приравнивалась к оголению собственных слабостей. Но сейчас внутри что-то щелкнуло — и вот я здесь, выворачиваю себя наизнанку. — Это что-то, что тебе давно следовало сделать, — Наруто ответил с теплом. — Бесконечно держать всё в себе, думаю, невозможно, не так ли? — Ты прав… невозможно… — прошептал Саске, слова его были настолько тихими, что они едва достигали слуха, плавая в воздухе. — А что касается Сакуры… Если ты любишь её, ты должен продолжать бороться, — мягко посоветовал блондин. — Я не помню, чтобы ты когда-либо боролся, — усмехнулся Саске, в его улыбке была какая-то тень печали, но также и благодарность. — Во-первых, это совсем другое, — тут же ответил Узумаки. — А во-вторых, я всегда знал, что она любит тебя, и поэтому я отошёл в сторону. Так бы у тебя не было шансов, будь я настойчивее! Тонкий, едва ощутимый ком занял место в горле Саске, почти парализуя его способность произносить слова. В его взгляде, устремленном в пространство, мелькнуло что-то более глубокое, чем просто раздумья. Словно касаясь невидимых струн, внутренний взор Учихи останавливался на скрытой боли, которую Наруто, возможно, испытывал все эти годы, наблюдая за тем, как Сакура взирает на Саске с нежностью и теплотой. Но всё же, несмотря на всё, Узумаки сохранял верность своим чувствам и приязни, оберегая их от наружного мира с доблестью и смелостью. — Возможно, именно по этой причине я также должен отпустить, ведь в её жизни появился человек, который… — слова Саске оборвались, а взгляд стал стеклянным и отсутствующим. С каждым медленно произнесенным словом его голос слегка дрогнул, — Который, несомненно, лучше меня, иначе и быть не может… — О ком речь? — в глазах Наруто заискрился интерес, отражающий смесь недоумения и любопытства. — О моем брате. — Итачи тут каким боком? — сначала Наруто был в замешательстве, но вскоре в его глазах мелькнуло осознание, и он пересек путь от шока к бурной реке вопросов. — Подожди-подожди, Итачи и Сакура вместе?! Он умолк, давая время обоим дать волю своим мыслям, которые бурлили и путались в голове. Сакура и Итачи — эта неожиданная пара создавала в воображении Наруто непривычный образ, но если это делало Сакуру счастливой, то пусть так и будет. Но сейчас его главная задача — помочь другу пройти через этот тяжёлый период и найти новый путь для себя. Саске медленно поднял руку и потер висок, словно пытаясь прогнать бурю мыслей, проносящихся в его голове. Наруто, наблюдая за ним, почувствовал прилив дружеской теплоты к своему другу. Слишком много времени прошло, слишком многое они пережили вместе, чтобы упустить возможность поддержать его в такой ситуации. Тихий стук в дверь нежно прервал момент спокойствия, оберегавший двоих друзей от внешнего мира. Наруто, чьё внимание было направлено на Саске, медленно поднял взгляд и, обменявшись с ним кратким, но вместе с тем понимающим взглядом, двинулся к входу. Слегка приоткрыв дверь, он увидел лицо Ямато, временного капитана Команды 7, временами заменяющего Какаши в его отсутствие. — Вы оба здесь, — начал он, бросая беглый, но острый взгляд на Саске. — Нам нужно немедленно отправиться. Срочное задание. — Что произошло? — спросил он, глаза его были настороженны, но голос оставался ровным. — В Лесу Смерти нашли тела наших АНБУ, — Ямато перевёл взгляд с одного на другого, — но одного среди них нет. Мы боимся, что он был похищен. Наруто, уже начавший надевать куртку, встрепенулся: — И кто это же это? — Сакура, — произнёс Ямато с оттенком тревоги в голосе. Молчание окутало комнату. Наруто и Саске обменялись взглядами, в которых читалось одно и то же чувство — решимость и тревога. Воздух вокруг наполнился напряженностью, сердце каждого из них стучало нарастающим ритмом. — Времени у нас мало, — продолжил Ямато, — нам нужно двигаться как можно быстрее. Каждая минута на счету. Трое шиноби, чувствуя вес ответственности на своих плечах, вышли из квартиры. Ночной воздух Конохи был прохладным, звёзды мерцали на небосклоне, словно множество глаз, следящих за их каждым движением. По мере того как они удалялись от дома, острые чувства, вызванные новостью, стали набирать обороты, готовя их к новому испытанию. — Мы найдём её, — уверенно сказал Наруто.~•••~
Сакура не могла сосчитать, сколько именно часов прошло в беспокойном ожидании, прежде чем тот мрачный шиноби вновь появился в её поле зрения. Она так жаждала погрузиться в сон, чтобы, хоть на миг, избавиться от этого мучительного напряжения, но её организм, казалось, боролся с усталостью из последних сил, не давая уйти в забвение. Её несколько отчаянных попыток сконцентрировать чакру каждый раз завершались острым, пронзительным жжением, разливающимся по всему телу. Подтянув колени к груди, Сакура сморщилась от неприятного звона цепей. Железные кандалы впивались в щиколотку так, что каждое движение превращалось в испытание. Однако этот дискомфорт был лишь слабым отголоском по сравнению с жестоким воздействием блокатора чакры. Обхватив себя руками, Сакура пыталась найти хоть каплю утешения в своём одиночестве. Но даже теплота своего собственного тела казалась ей чужой. С каждой минутой рутина ужасающего ожидания становилась всё более и более невыносимой. Скудные лучи света, проникающие в темницу через небольшое окошко, казались ей сейчас каким-то жестоким издевательством. Ведь свет нес в себе надежду, но в её текущей ситуации надежда казалась всё более удаляющейся. Шаги, зловещим эхом отдаваясь в холодных коридорах, всё приближались и приближались, пока не смолкли вблизи тяжёлой двери. Затем последовал мерзкий скрип усталых петель двери, раскрывающей свои тайны. И вот, мужчина стоял перед ней, возвышаясь над её уязвимостью. Сидя на полу, Сакура могла лишь взглянуть на него снизу вверх, моля свой организм обрести хоть каплю сил для отпора. В её глазах смело читалась неприязнь и бессилие. Сакура ощущала каждой клеточкой своего тела опасность, что таил мужчина. Она чувствовала, как с каждой его порченой мыслью, её невидимые оковы становятся всё теснее. — Ну что, немного собралась с мыслями? — его голос был холодным, как лед. — Я ничего не скажу тебе, придурок, — отрезала Сакура, отворачивая свою голову в сторону, словно пытаясь избежать его взгляда. — Во-первых, моё имя Като, а во-вторых… тогда нам придётся поговорить в более приятной обстановке, — слова сквозь зубы вырвались у Като, как яд. Мужчина схватил Сакуру за руку, его пальцы были как холодное железо. С неожиданным рывком он поднял её, но куноичи не была готова так просто поддаться. Она собрала остатки сил и попыталась дать отпор, но её удары были лишены прежней энергии. Като громко выдохнул, его терпение явно подходило к концу. С одним быстрым, решительным движением он лишил её сознания. Сакура обмякла, словно кукла без ниток, в его холодных руках. Сакура очнулась, открыла глаза и тут же яркий свет ослепил её, отчего пришлось зажмуриться. Пошевелить руками было практически невозможно, ведь кисти были крепко зафиксированы у подлокотников неудобного деревянного кресла. То же самое было и с ногами, отчего конечности затекли и неприятное покалывание пронеслось по телу. Однако тут же все прежние ощущения сменились резкой болью. Сакура открыла слезящиеся глаза и увидела нависшего над ней Като с нездоровым блеском в глазах. — Доброе утро, красавица, пора просыпаться, — мужчина провёл лезвием по девичьей щеке. Сакура почувствовала, как кровь устремилась вниз по шее. Комната, в которой Сакура оказалась, была окутана ярким, почти безжизненным светом, отражающимся от голых стен. В этом стерильном освещении все казалось обезличенным, лишённым тепла. Сакура сидела в самом сердце этого белоснежного пространства, напротив неё возвышалась массивная дверь, словно стальной заслон отделяющий её от внешнего мира. Пространство вокруг было лишено каких-либо уютных деталей — не было ни окон, ни украшений, только голые стены с печатью времени в виде потрескавшейся краски. И в этой голой атмосфере особенно жутко выделялись темные бордовые капли на стене, засохшие следы прошлых страданий, которые в этом стерильном свете казались ещё более угрожающими. — Знакома с этой вещицей? — Като зажал между пальцами апмулу с прозрачной жидкостью и поднес ее к лицу Сакуры. Она не без труда узнала в этом препарате сыворотку, которую когда-то ввела шиноби Песка. Сакура тут же поняла, что Като и остальные шиноби побывали в её кабинете в госпитале. — Что это такое, милая? — елейным голосом спросил шиноби, от этого тона Сакуре стало не по себе. — Скажешь мне, м? Сакура продолжала смотреть в одну точку, поджав губы и сжав ладони так, что ногти впивались в кожу. мысль наполнила её страхом и гневом, но она удерживала себя в руках, не позволяя эмоциям взять верх. Каждая клетка её тела была напряжена, готова к неведомому. Сакура подняла глаза полные злости на ухмыляющегося Като и резко произнесла: — Пошёл к черту. Такой ответ, кажется, слегка потешил шиноби, и Като низко рассмеялся. Эхо его клокочущего отвратительного смеха обогнуло комнату. Так же внезапно он и стих, а лицо обрело настолько серьезное выражение, а глаза блеснули желанием сделать больно. Он резко достал кунай и всадил его в руку своей пленницы, а затем с садистским удовольствием провернул кунай на 45 градусов. Сакура закричала от боли, из глаз брызнули слёзы. Ей было так больно, как никогда ранее. С усилием она открыла глаза и уставилась на свою кисть, которую пригвоздило лезвием к деревянному подлокотнику. Зрелище было отвратительным. На полу уже образовалась лужа крови, которая разрасталась с каждой секундой, каждой каплей, стекающей вниз по древесине. — Не тот ответ, который мне хотелось бы услышать, — произнёс Като протяжно. — Однако у меня есть подозрение, что это что-то интересное. Легко проверить. Он стремительно оказался совсем близко с Сакурой, крепко схватил за волосы, приподняв её голову. Глаза Като, широко раскрытые с безумным блеском, изучали бледное лицо. — Ты мне всё расскажешь. Расскажешь куда дела свитки, расскажешь, что задумала Цунаде. У нас действительно много времени. — Я не скажу ничего, — ослабшим голосом произнесла Сакура. — Делай, что хочешь, но… Фраза прервалась новым вскриком. Като сделал ещё один поворот куная, усугубляя рану, затем принялся наклонять лезвие то вправо, то влево, будто для него это была какая-то игра. Сакура даже не пыталась сдержать рыдания, что вырывались из горла. Рука пульсировала настолько сильно, что ей было плевать на то, что Като получает удовольствие от созерцания её страданий. — Знаешь, было довольно неприятно, когда Учиха поцелил кунаем мне в руку, — отчужденно произнёс Като, устремив глаза на свою ладонь, а затем переместил взгляд на куноичи. — И в этом была его ошибка. Ведь этим глупым жестом он показал, что ты что-то для него значишь. Сакура старалась привести дыхание в порядок. Сложно было абстрагироваться от боли. Она отчаянно попыталась сконцентрировать немного чакры, но и эта попытка не увенчалась успехом. — Но сейчас его здесь нет, — Като недобро оскалился, присел на корточки перед Сакурой. — И мы можем сделать с тобой всё, что захотим. Девчонкам бывает довольно сложно в плену. Нетрудно было догадаться, что Като имел в виду, и от этой мысли к горлу поступила тошнота. — Когда шиноби Конохи придут, они сотрут вас в порошок, — прорычала Сакура, до боли прикусив нижнюю губу. — Боюсь, даже если ваши шиноби явятся сюда, ты этого уже не застанешь. Знаешь, мне нравится, как ты кричишь, — Като приблизился совсем близко. Кончик его языка скользнул по раненой щеке Сакуры, слизывая кровь. — Сладкая… Ощущение отвращения, как холодная волна, прокатилось по Сакуре, мгновенно заполнив все пространство вокруг. Она вздрогнула, пытаясь отстраниться. Закрыв глаза, она старалась отыскать в себе остатки силы, чтобы восстановить утраченное дыхание, которое упрямо скрывалось в лабиринтах её грудной клетки. Слёзы, как горячие ручейки, напирали на глаза, но она отчаянно боролась с ними, не желая допустить их предательского вторжения. В этот момент каждая клеточка её существа жаждала убежать прочь отсюда, унести её в безопасное убежище, где не было бы места угрозам и страхам. Её сердце билось громкими ударами, словно эхо в бездонной пустоте этой холодной комнаты. Сакура вновь открыла глаза, сталкиваясь с жестокой реальностью, которая безжалостно держала её в своих холодных объятиях. Я выдержу…~•••~
Уже почти неделю Итачи отсутствовал на миссии, подробности которой были известны лишь ему и Пятой Хокаге. Всё, что было связано с Акацуки требовали строгой секретности. При прощании с Сакурой он лишь обещал скоро вернуться, большего он сказать ей не мог, как бы ему не хотелось. Это была не первая миссия ранга S в его карьере — в его боевом арсенале их было более пятидесяти, но кто ведёт счет в этой бесконечной борьбе? Однако, что-то в этот раз было иначе. В глубине души зарождалось странное, неприятное чувство, как будто тонкая нить предчувствий вибрировала в такт угрозы. Итачи отмахнулся от этой неопределенной тревоги. Не было времени для волнений, когда каждый шаг мог стать решающим. Но это чувство не отступало, оно кишило в его сознании, оставляя горький осадок предвидения. Прошмыгивая сквозь зелёные заслоны леса, он двигался беззвучно, как тень. Он делал привалы лишь в случае крайней необходимости, время было величайшим врагом. Сколько раз он был близок к исполнению плана, но каждый раз что-то вставало на пути. Спустя ещё час дороги, Итачи замедлился, а вскоре и вовсе остановился. Он был далеко от родной Конохи, на границе страны, которую все знали как Страна Рисовых полей, однако ходили слухи, что теперь она именуется по-другому. Страна Звука — именно так назвал её Орочимару, когда подчинил своему влиянию даймё и де-факто управлял ею. Итачи знал, что как только он пересечет границу, его обязательно встретят шиноби Орочимару, поэтому он был предельно осторожен. Однако вот уже он продвигался вглубь Страны Звука, которая мало чем отличалась пейзажем от родной страны Огня, к его удивления никакой чужой чакры совсем не чувствовалось. Итачи нахмурился, отсутствие охраны, специализированных отрядов разведки начали вызывать вопросы. Актуальные секретные данные, полученные Конохой, гласили, что Орочимару покинул Акацуки и теперь обитает здесь. По идее, это место должно охраняться, тогда почему же никто не встречается на пути? Возможно потому, что Орочимару сам хочет, чтобы Итачи беспрепятственно прошёл… Но зачем? Добравшись до подножия горы-ориентира, Итачи направился на восток. Пройдя четыреста метров, он пересек невидимую границу и остановился. Активировав шаринган, он обвёл взглядом окружающие скалы и землю под ногами. Его взор уловил слабые следы чакры, что вёл в укромное убежище. Следуя по этому слабому, но чёткому следу, Итачи углубился в заросли, скрывающие вход в не примечательное подземелье. Проникая всё глубже, Итачи ощущал, как тяжёлый влажный воздух наполняет коридоры. Отголоски его шагов разносились по тёмным проходам, создавая иллюзию нескончаемости переплетений коридоров. Лишь слабое мерцание факелов на стенах сопровождало его на этом пути в неизведанное. Шаринган в его глазах пульсировал, с каждым шагом он чувствовал, как приближается к сердцевине змеиного гнезда. Наконец, после многочисленных поворотов и переходов, коридор расширился, открывая вход в огромное помещение. Это была лаборатория Орочимару, без сомнений. Стены комнаты были украшены странными символами, а посередине стояли столы, усыпанные флаконами с неизвестными жидкостями и древними свитками. Стойки с таинственными пробирками и реактивами занимали большую часть пространства. На некоторых из них лежали странные органы и образцы тканей, тут и там Итачи замечал склянки с змеями, парящими в какой-то жидкости. Он осмотрелся, и его взор уловил странный алтарь, возможно, место для каких-то тёмных экспериментов, или чем ещё промышляет Орочимару. — Итачи-кун, какая встреча. Итачи посмотрел в сторону и увидел человека с настолько белой кожей, что она отдавала синевой, восседающего за длинным столом, заваленом многочисленными свитками и формулами. Чёрные длинные волосы скрывали половину лица, но даже так было заметно как сильно человек походил на змею. Итачи стиснул рукоятку куная в руке крепче, его глаза были нацелены на собеседника как холодное лезвие. — Орочимару, — процедил он, продвигаясь вглубь мрачной лаборатории. Его шаринган беспокойно вихрился, готовый отследить любое внезапное движение. Огромные прозрачные колбы с бессознательными телами внутри вызывали леденящий ужас. — Ты всё никак не угомонишься со своими экспериментами. — Наш мир — это одно большое поле для экспериментов, не так ли? — Орочимару усмехнулся, его глаза блеснули холодным светом. — И всё же, что привело тебя ко мне? Мы не виделись почти три года. Сколько уже раз за последние годы этот хитрый змей ускользал из его рук в самый последний момент, оставляя после себя лишь холодный ветер и разочарование? С каждым разом в сердце Итачи зарождалась новая порция решимости, которая несла его через бури и битвы в надежде довести начатое до конца. И вот, наконец, этот момент настал — Орочимару стоял всего в нескольких шагах от него, не убегая и не скрываясь в тенях как прежде. Что же изменилось? — Как дела у Саске-куна? — ехидно спросил Орочимару. — Уверен, он уже несколько раз пожалел о том, что вернулся в Коноху. — Нет, — коротко отрезал Итачи. Орочимару низко засмеялся и резко улетучился в темные уголки лаборатории, оставляя Итачи в пустой тишине, наполненной лишь шумом капающей воды и далёким эхом своего смеха. Итачи быстро осмотрел лабораторию, и его взор уловил странный механизм на одном из столов. Это было что-то вроде капсулы, в которой, возможно, проводились эксперименты над живыми существами. Казалось, что Орочимару уже ничем не сможет удивить, но каждый раз он находил все более изощренные способы. — Откуда тебе-то знать, Итачи-кун? Сдается мне, с того времени, как я впервые встретил Саске, почти ничего не изменилось, — зловеще протянул Орочимару, его голос отражался от стен лаборатории, создавая эхо. Итачи не собирался отвечать на явную провокацию. Он молниеносно оказался рядом с Орочимару, шаринган быстро выцепил его на противоположной стороне лаборатории, но вместо настоящего Итачи нашёл лишь клона, который рассеялся в воздухе. Где же прячется настоящий? Итачи нахмурился, снова Орочимару за своё — ускользает, стоит только подойти. — Саске был способным и упорным юношей, и что немаловажно — таящий в себе столько необузданной злости. И казалось, кто как не старший брат может помочь, дать совет, обратить такое желанное внимание? Но ты, Итачи-кун, был слишком занят, — голос Орочимару раздался по лаборатории. Итачи вновь обернулся, просканировал шаринганом, но нигде не увидел Змеиного Саннина, и в этот момент, будто появившись из-под земли, Орочимару возник перед ним с дежурной хитрой усмешкой. — Для чего ты здесь, Итачи-кун? — Орочимару облизнул губы раздвоеным, точно у змеи, языком. — Дай, угадаю, Цунаде вновь отправила тебя убить меня? Казалось, этот факт лишь забавлял Саннина. Сложно было представить, что когда-то Пятая Хокаге и преступник ранга S были в одной команде, прикрывали спины друг друга, а теперь находятся по разные стороны. Итачи прекрасно понимал указ Цунаде, который в своё время дался ей нелегко — какое бы прошлое их не связывало, Орочимару слишком опасен для деревни и не остановится ни перед чем, чтобы осуществить свои гнусные планы. — Ходят слухи, что ты ушёл из Акацуки, — отстраненно начал Итачи. Саннин хищно улыбнулся, прищурив свои пронзительные глаза. — Скажем так, цели Акацуки меня больше не занимают, — произнес Орочимару, в его голосе звучала легкая нотка презрения, словно он отвергал нечто недостойное его внимания. — Поэтому Цуна может вычеркнуть меня из списка. Итачи оставался невозмутимым, его глаза — два ледяных омута — не отражали ни малейшего беспокойства. Его лицо было как отшлифованный мрамор, ни на миг не изменяя своего безмятежного выражения. — Это не имеет значения, — промолвил он с бесстрастным холодом в голосе. — Ты остаешься угрозой, вне зависимости от твоих отношений с Акацуки. — Твои глаза видят многое, но ты всегда был слепым, Итачи-кун, — с ухмылкой проговорил Орочимару, его змеиный взгляд скользил по помещению, будто искал что-то интересное в сырой мгле лаборатории. — Ты не понимаешь, что мир шиноби сам по себе — угроза. И я лишь пытаюсь привнести в него новые ноты… ноты вечности. — Твои эксперименты не принесут ничего, кроме страданий. Орочимару рассмеялся, его смех разносился по лаборатории, наполняя её ещё более мерзким холодом. — Ты всё ещё так наивен, — зловеще прошипел он, протягивая слова. Итачи не собирался тратить время на бессмысленные разговоры. Он знал, что единственный способ завершить эту дискуссию — устранить Орочимару. — Это конец, Орочимару, — сказал Итачи, делая шаг вперёд. — О, не так просто меня уничтожить, Итачи-кун, — слова Орочимару смешались с холодом, царившим в помещении, и плавно скользнули по воздуху. Он внезапно исчез, словно вода, поглощённая жаждущей землёй, оставив после себя лишь отголоски гулкого смеха, разбившиеся об стены лаборатории. Итачи быстро обернулся, ожидая нападения. В мерцающем свете, он почувствовал присутствие Орочимару — чёрный, холодный взгляд, что скрывался в мраке. Итачи развернулся, его кунаи, сверкая, был готов отразить атаку. Однако Орочимару стоял в углу комнаты, его лицо было спокойным, словно лёд. — Цунаде неплохо постаралась, отправив тебя сюда, пока Данзо занимается своими мерзкими делами, — с иронией произнёс Орочимару, медленно прогуливаясь вдоль рядов своих ужасающих экспериментов. — Такое внимание к моей скромной персоне… мне льстит. — О чём ты? — Итачи пошёл к нему, но Орочимару вновь растворился в воздухе. — В Конохе недостаток информации, как я вижу, — зловещий голос раздался сбоку. Итачи резко повернулся и увидел Орочимару за своим столом. — Цунаде так хочет избавится от меня, однако ещё немного и избавятся от неё. Данзо многое продумал и многое сделал, чтобы воплотить свою задумку. — Что ты знаешь о его планах? — спросил Итачи, подозревая очередную ловушку, но не имея другого выбора. — О, я помогал ему, — с усмешкой отозвался Орочимару, его расслабленность была взывающей, словно речь шла о банальном чаепитии. — Почему ты рассказываешь мне об этом? В какие игры ты играешь? — Итачи, осторожно двигаясь вперёд, пытался прочесть мысли Орочимару. Ответа не последовало. Только молчаливое внимание в глазах Орочимару. Помещение вновь погрузилось в молчание, лишь гулкий тиканье часов напоминало о неумолимо текущем времени. Итачи чувствовал, что каждая секунда может стать решающей, и ему нужно было действовать быстро. Он знал, что каждое его движение наблюдается глазами противника, и любая оплошность могла стать фатальной. Он взглянул на Орочимару, пытаясь прочесть что-то в его лице, но тот оставался непроницаемым, как зеркало. — Что за игра у тебя на уме, Орочимару? — повторил Итачи, его голос звучал уверенно, несмотря на холод, пронизывающий воздух. Орочимару взглянул на Итачи, его глаза заблестели новым светом, несущим в себе что-то зловещее и непостижимое. Словно вода в бездонной пропасти, его взгляд скрывал глубины замыслов, которые Итачи пытался расшифровать. Орочимару взглянул на Итачи, уголки его губ слегка приподнялись в иронической усмешке. — Игры? Я лишь наслаждаюсь моментом, Итачи-кун, — произнёс он с уверенностью. — Но раз ты так настаиваешь, расскажу тебе кое-что. Он встал и подошел к одной из колб, в которой плавало что-то неопознанное, мутное создание. Его глаза внимательно изучали Итачи, словно проникая в самую суть его сущности. — Данзо и я… давай скажем, у нас с ним были общие интересы, — продолжал Орочимару, его голос звучал сдержанно, но в каждом слове чувствовалась угроза. — О, как много можно достичь, когда объединишь усилия. Но, как и всегда, великие планы требуют времени. Итачи терпеливо ждал продолжения, но внутри его кипела буря. Орочимару вновь обратил на него свой взгляд, его лицо было непроницаемым. — Данзо стремится к власти, к полному контролю над Конохой, а я… я лишь стремлюсь к открытиям, которые изменят этот мир, — сказал он, его глаза блеснули при мысли о предстоящих экспериментах. — Ты безумец, — процедил Итачи, — твои эксперименты принесли лишь смерть и разрушение. Орочимару засмеялся, его смех отражал всю бездну его безумия. — Итачи-кун, как же ты наивен. Этот мир сам по себе полон смерти и разрушения. Я лишь пытаюсь отыскать путь к новому порядку, — его слова звучали убедительно, но в глазах горело что-то страшное, безумное. Змеиный Саннин взглянул на Итачи, его глаза отражали холодную рассудительность, а на устах так и играла зловещая улыбка. Он встал, медленно прогуливаясь вдоль лаборатории, каждый его шаг отмерял пространство мрачного помещения, словно часы, отсчитывающие время до неведомого события. — Видишь ли, Итачи-кун, я всегда думаю наперёд. Пока интересы Данзо совпадали с моими, я помогал ему, — произнёс Орочимару с тоном, в котором чувствовалась нотка иронии. — И что изменилось? — поинтересовался Итачи, чуть поднимая бровь. — Многое, — ответил Орочимару, его взгляд стал задумчивым. — Данзо пошёл слишком далеко в своём стремлении к власти. Он готов на многое, чтобы стать Хокаге. Он самый настоящий безумец. — Тебе это должно было понравиться, — заметил Итачи, — Разрушение Конохи — это же часть твоих планов. Орочимару вновь надел свою маску безразличия. — Да? — прошептал он, окидывая Итачи ледяным взглядом. — Разве разрушение — это всё, что я хочу? Мои амбиции гораздо сложнее, Итачи-кун. Молчание опустилось на помещение, наполняя его напряжённым ожиданием. Итачи понимал, что за словами Орочимару скрывается глубокий смысл, что-то, что открывает настоящие мотивы его действий. Он чувствовал, что Орочимару скрывает от него что-то важное, что-то, что может изменить ход беседы. — Помни, Итачи, — произнёс Орочимару, — мир не делится на чёрное и белое. И Коноха, которую ты стремишься защитить, скрывает в себе тайны и противоречия, которые могут стать её концом. Спроси себя, стоит ли она того? Итачи взглянул на Орочимару, его слова задели что-то в его сердце. В глубине души он знал, что Коноха не идеальна, но его верность деревне была несокрушимой. Он не мог позволить Орочимару разрушить её, несмотря на все тёмные тайны, которые она скрывала в своих глубинах. Орочимару заметил колебание в глазах Итачи, и его улыбка стала ещё шире. Это была игра, в которой каждый шаг мог стать решающим. Он знал, что Итачи не уйдёт, пока не получит желаемое, и был готов продолжить свой манипулятивный танец до тех пор, пока не достигнет своих целей. Итачи стоял в глубоких раздумьях. Слова Орочимару вращались в его уме, создавая вихрь вопросов и внезапно возникших сомнений. Глаза Учихи сузились, его сердце начинало пульсировать с новой, горячей решимостью, которая разгоралась с каждым словом саннина. — Она стоит того, Орочимару, потому что там живут те, ради кого я готов на всё, — сказал он твёрдо. — Чтобы защитить их, я должен уничтожить угрозы, такие как ты и Акацуки. Орочимару поднял бровь, его хитрые глаза сузились в притворном задумчивом выражении. — А что насчёт угрозы, которую представляет твой клан? — сказал он, слова его были как ледяной ветер. — Учихи всегда отличались своим норовом. Не удивительно, что Данзо хочет избавиться от вас. — Вижу, ты хорошо осведомлен, — отметил Итачи, его голос был спокойным, но в глазах блестело что-то острое и твёрдое. Орочимару удовлетворённо ухмыльнулся, его интерес к Итачи, казалось, не имел границ. — Я не позволю тебе реализовать свои планы, Орочимару, — твёрдо произнёс Итачи, каждое слово отражало его несгибаемую решимость. Орочимару приблизился к Итачи, их лица были на расстоянии вытянутой руки. Глаза змеиного Саннина сверкали в темноте лаборатории, как два ледяных фонаря. — Посмотрим, — прошептал Орочимару, его дыхание было холодным, как ледяной ветер в предверии бури. — Наверное, тебе трудно здесь стоять и вести со мной беседу, ведь твоя милая розоволосая подчинённая находится в опасности? — с неприкрытым весельем произнёс Орочимару, чётко понимая, что эта уловка сработает. Лицо Итачи на мгновение потемнело, его шаринган засветился угрожающим свечением, и в следующий момент он уже оказался за спиной Легендарного Саннина. Орочимару издал низкий смех, ощущая острие куная у своего горла. — Не пытайся обмануть меня, Орочимару, — с нескрываемой угрозой произнёс Итачи. В этот момент тело Орочимару превратилось в множество маленьких извивающихся змей, которые мгновенно расползлись в разные стороны помещения. — Вы все лишь пешки в этой игре, — Саннин материализовался неподалёку, скрестив руки на груди. — Ты считаешь себя умным человеком, не так ли, Итачи-кун? Так почему ты не видишь очевидного? Неужели чувства затмили твой холодный ум? Однажды, я преподал твоему брату урок, что любовь лишь делает нас слабее, глупее. Итачи подавил в себе всплеск гнева, его взгляд был твёрдым, как сталь. Он знал, что слова Орочимару нельзя воспринимать близко к сердцу, но они всё равно нашли свой путь в его внутренний мир. — Ты ошибаешься, Орочимару. Чувства делают нас сильнее, — тихо произнёс Итачи, — они дают нам причину для борьбы. Орочимару усмехнулся, но в его глазах промелькнуло что-то неуловимое. Возможно, в глубине души он понимал, что Итачи прав, но признавать это он, конечно же, не собирался. — И всё же, Итачи-кун, ты здесь, в моей лаборатории, вместо того чтобы защищать своих близких. Что это, если не слабость? — произнёс Орочимару, его глаза злобно сверкали в полумраке помещения. Итачи почувствовал, как его сердце на мгновение сжалось от волнения. Вдруг слова Орочимару не были пустым вымыслом? Вдруг Сакура действительно находилась в опасности? Он с трудом подавил волну беспокойства, взгляд его стал ещё более стеклянным. — Откуда ты знаешь о Сакуре? — его голос был сдержанным, но в его тоне чувствовалось гневное напряжение. — Не буду скрывать очевидного, Итачи-кун. Это я дал идею Данзо похитить вашу милую Сакуру, чтобы выпытать у неё информацию о Хокаге, Конохе и прочих ваших маленьких секретах. Она была слишком близка к Хокаге, чтобы пренебрегать такой возможностью, — раздался холодный смех Орочимару. Итачи сжал кулаки. Каждое слово Орочимару было как укол, напоминающий о его неспособности защитить тех, кого он любил. Однако, он не позволил себе потерять контроль. У него была миссия, которую нужно было выполнить. — Ты заплатишь, Орочимару, — процедил Итачи сквозь зубы. Орочимару лишь хихикнул в ответ, его глаза сверкали злобной радостью от удачно выбранного угла для удара. — Ах, как мне нравится видеть, как ты пытаешься сдерживать свой гнев, Итачи-кун. Но помни, время играет против тебя. Каждая секунда может быть решающей для твоей милой подчинённой. Итачи был в ярости, но он знал, что не может позволить себе потерять контроль. Он должен был найти способ остановить Орочимару и выяснить, где Сакура. С каждой секундой, проведённой в этой лаборатории, его тревога за неё лишь усиливалась. — О, как удивительна и горька ирония судьбы — оба брата околдованы одной и той же куноичи… Ученица Цуны, она унаследовала характер своей наставницы? — в голосе Орочимару звучали оттенки издевки и насмешки, а в уголках его губ играла злорадная усмешка. — Если да, то ей не поздоровится сегодня ночью. Вряд ли она предаст Коноху и откроет какую-либо информацию, а исполнители приказов Данзо не упустят шанс избавиться от ученицы ненавистной Хокаге. Но перед этим они хорошенько повеселятся. Итачи почувствовал, как его челюсти стиснулись от гнева. Мозг вопреки его воле рисовал живописные картины последствий слов Орочимару, отчего сердце болезненно сжималось, как будто железные пальцы сдавили его в холодном объятии. — И что же ты собираешься сделать теперь? — Орочимару вновь появился перед Итачи, его глаза пронзительно уставились в глаза Учихи. — Попробуешь убить меня или поспешишь на помощь Конохе и своей драгоценной куноичи? Слова Орочимару были как лезвие, они резали воздух, оставляя в сердце Итачи глубокий след. Он знал, что каждая секунда на вес золота, но перед лицом такой угрозы, как Орочимару, он не мог просто уйти. Орочимару снова разразился насмешливым смехом, как будто читал его мысли. — Судьба любит играть с нами, Итачи-кун. Она сплела тонкую нить, связывающую тебя, твоего брата и эту девушку. Неужели ты думал, что сможешь обойти её хитросплетения? — Орочимару весело хлопнул в ладони, его глаза искрились злорадством. — Ах, как сладко будет наблюдать, как ты выбираешь между желанием защитить свою любимую и обязанностью перед деревней. Итачи отвёл взгляд, его глаза быстро окинули помещение, в поисках какого-то выхода из этой дилеммы. Он чувствовал, как время неумолимо тикает, каждый звонкий удар секундной стрелки был как укол в сердце. Он знал, что должен принять решение, и принять его быстро, иначе последствия могут быть невосполнимыми. В мыслях тут же возник образ Сакуры: её красивые большие глаза, которые, возможно, сейчас наполнены слезами. На самом деле, решение он принял молниеносно, как только услышал слова Орочимару. Те, кто посмел сделать Сакуре больно, подписали себе смертный приговор — они будут гореть в пламени Аматерасу.