Бакет и Вонка

      После того, как Элизабет неожиданно для самой себя уснула на полчаса, прошла неделя. Девушка до сих пор не понимала, как ей угораздило вот так просто взять и уснуть. После того случая она теперь тщательно следит вечером за часами, чтобы лечь спать до двенадцати ночи. И надо сказать, что теперь никакого непредвиденного сна не случалось, да и мозг работал по-другому, правда сумасшествия поубавилось. Элизабет уже начала задумываться, не из-за отсутствия ли нормального сна её отец вёл себя как сумасшедший.       За эту неделю произошла ещё кое-какая вещь — Майк начал замечать, что Виолетта всё чаще занимает его мысли. С этим фактом он обратился к Чарли. Но Чарли ему толком помочь не смог, поэтому на помощь пришла Элизабет, дающая инструкции по работе женского, что испокон веков оставался загадкой для мужчин, мозга.       Не смотря на то, что сейчас одиннадцать утра, сегодняшний день уже выдался довольно успешным: было придумано четыре идеи и три рецепта, Чарли редко смотрел на неё с упрёком из-за схожести с отцом. До возвращения Макса и Дженнифер осталось три недели, что тоже не могло не радовать, ведь Элизабет уже успела привязаться к этим двоим и сейчас уже жутко скучала.       Сейчас она шла из «Цеха соков» к себе в комнату, чтобы переодеть испачканные в вишнёвом соке блузку и юбку из-за неожиданного сбоя в машине и последующем выбросе сока. После поворота влево ей оставалось дойти до лестницы и спуститься на один этаж, где уже будет коридор с жилыми комнатами людей, и тут справа, из ответвления коридора, послышалось весёлое приветствие.       — Здравствуй, Элизабет!       — Привет, пап! — Машинально ответила ему она, не сбавляя скорости шагов.       Только тут до неё дошло, кто с ней только что поздоровался. Резко остановившись, она круто повернулась. Перед ней стоял он, её отец собственной персоной, тепло улыбаясь, словно и не было этих двух с половиной лет. Её глаза округлились, рот приоткрылся от шока.       — П-п-папа?!       — Да, это я, — немного грустно улыбнулся он.       И так бледная кожа Элизабет стала ещё бледнее. Она почувствовала, как мир качнулся перед глазами, затем всё стало темнеть, голова закружилась, и, наконец, всё погрузилось в кромешную тьму.       Вилли поймал дочь в футе от бетонного пола, предотвратив таким образом её от сотрясения мозга. Он взял дочь на руки и понёс в больничный отсек.

***

      Элизабет открыла глаза, в которые сразу ударил белый свет. Больничный отсек фабрики. Именно здесь, в этой больнице, в родильном зале, она сделала свой первый вдох.       Сколько она уже здесь лежит? То, что произошло перед тем, как она потеряла сознание, просто не могло быть! Это невозможно! Её отец умер больше двух лет назад, она своими глазами видела, как закрывали крышку гроба, как опускали в земельную яму, отец не мог ожить спустя такое время. Он мог просто ей померещиться, ведь у её мамы тоже было такое — она видела то, что очень хотела увидеть.       Справа послышался шорох. Элизабет повернула голову в его сторону, вздрогнула, пискнула и молниеносной скоростью вжалась в стену, обхватив колени руками. На стуле посетителя сидел её отец и смотрел куда-то в никуда, но после её действий он словно пришёл в себя.       — Оу, Элизабет, ты проснулась! — Улыбнулся он доброй улыбкой, но потом обратил внимание на положение дочери. — Элизабет, с тобой всё хорошо?       Она смотрела на него, как на приведение. Собственно, таковым он сейчас для неё и являлся.       — Т-т-ты. Ты же ведь это… Т-там, внизу. Я же сама видела!       Взгляд Вилли стал грустным.       — Да, это так. В принципе, это само собой разумеющееся, что ты в замешательстве, но я бы не хотел разговаривать об этом. Ладно?       Элизабет кивнула, но всё ещё сидела вжавшись в стену, находясь в полутора метрах от восставшего из мёртвых. Вилли вздохнул и снова погрузился в свои мысли.       Элизабет любила папу, а он относился к ней с такой теплотой и лаской, с которой, кажется, не относился больше ни к кому, даже к любимой жене. Он вёл дневник, благодаря которому Элизабет узнала о скорой смерти отца. Тогда она нашла дневник на письменном столе в его комнате, пока он принимал душ. В дневнике Вилли писал, что чувствует свой приближающийся конец, и когда он вышел из душа и спросил у дочери, что случилось, она обняла его и начала плакать. Но быть рядом с ним до самого конца она не смогла, его нашли умпа-лумпы лежащим на своей кровати с самым умиротворённым выражением лица. И вот сейчас отец появился из неоткуда, такой же, как и тогда. Создавалось впечатление, что свою смерть он подстроил, в гроб положили куклу, а сам он скрывался всё это время. Но это было очень сомнительно, ведь от кого-кого, а от собственной дочери ему скрываться было незачем.       Прошло где-то пятнадцать минут. За это время Элизабет немного успокоилась и расслабилась. Теперь она просто сидела в кровати вытянув ноги и рассматривала, должно быть, глюк собственного мозга. Его похоронили в его привычной одежде, но без перчаток, броши, цилиндра и трости, что сейчас, за исключением броши, находились в шкафу Элизабет. Именно без этих четырёх элементов одежды Вилли сейчас находился.       Ещё через пару минут она пришла к выводу, что глюк это, или не глюк, а сейчас её отец сидит рядом. Собравшись с духом, Элизабет встала с кровати.       — Дочь, ты куда? — Спросил Вилли.       — Пойдём, мне ведь нужно отдать тебе твои вещи…       Они дошли до её комнаты в молчании, вот только Элизабет всё косилась на отца, чтобы убедиться, что он никуда не денется. Но тот послушно шёл рядом с ней, разглядывая то пол, то стены, то потолок, чтобы не упустить ни одного изменения за время своего отсутствия, но изменений, как таковых, не было, кроме новых конфет и машин и общего бюджета фабрики.       Открыв дверь, Элизабет прошла к своему шкафу. Открыв дверцу, она взяла коробку, вытащила из неё цилиндр и протянула его Вилли. Тот взял его в руки. Элизабет словно бы ждала, когда цилиндр проскользнёт сквозь руки отца и упадёт на пол, доказывая, что отец — иллюзия, но этого не произошло. Цилиндр оказался у него на голове. Достав маленькую коробочку, она её открыла и вытащила перчатки из латекса. Отдавая их папе, она случайно коснулась его руки. Настоящая, немного прохладная, какая и была при жизни. Элизабет открыла другую дверцу шкафа, где были вешалки, и достала оттуда трость. Оставалось только одно. Она подняла руки к воротнику рубашки, чтобы снять брошь, но её остановил отец.       — Не надо, Элизабет. Оставь её себе.       — Но ведь она твоя…       — Считай, что уже нет. Я же вижу, что эта брошь тебе нравится.       Элизабет простояла немного в смятении, а потом быстро подошла к папе и обняла его. «Прилипнув» к горячему телу, она только теперь до конца осознала, что умерший человек, которого она так любила, сейчас вернулся, стоит рядом с ней такой же, как и тогда. Настоящий. Вилли немного не ожидал внезапных обнимашек, поэтому на пару секунд впал в ступор, но затем тоже обнял родную дочь.