Принимать жизнь во всех её проявлениях означает принимать непредвиденное. А ребёнок — это концентрация непредвиденного. Ребёнок — сама непредвиденность. Вам не надо знать, что из него получится, что он принесет вам, и именно потому вы должны принять его. Иначе вы живёте лишь вполовину, живёте как человек, не умеющий плавать и плещущийся у берега, тогда как настоящее море только там, где оно глубоко.
«Вальс на прощание» Милан Кундера
Несколько часов сна полностью восстановили его силы. Нагини давно покинула его постель и свернулась на более теплом Поттере. Первым делом Темный лорд вытряхнул содержимое нескольких промасленных консервных банок и трансфигурировал мясо в подобие шустрого крупного кролика — маленькое извинение за потерянный вчерашний обед змеи. Нагини, словно кошка, игралась с бездушной имитацией жизни. Запасы продовольствия, сохраненные в пещере под стазисом, он призвал с одного из многих затопленных в проливе британских крейсеров в те несколько послевоенных лет, что обитал во Франции, время от времени проворачивая авантюры, после которых требовалось временно исчезнуть. А потом тяга к познанию повела его в глубь континента, и пещера была покинута. Сам он голода не испытывал. Это тело было не так зависимо от людских потребностей: оно меньше нуждалось во сне и пище. Море снаружи взъярилось штормом, столпы помутневшей пенной воды с остервенением бились в широкий вход пещеры, обессиленно стекали по прозрачной изнутри магической преграде. Темный лорд проверил целостность защитных чар и остался удовлетворен. Начать стоило с поиска ответов в скорбном разуме мальчишки. Он чуть ослабил на том чары, и Поттер тут же застонал, заметался по полу… Темный лорд подвел руку под его подбородок, но от касания мальчишку выгнуло дугой, тонкая корочка на шраме вскрылась, и выступающие алые капли крови растеклись, розовея, по мокрому от испарины лбу. Грязнокровка перестаралась с защитой? Или? Он отнял руку. Поттер выдохнул, сведенные судорогой мышцы расслабились, и напрягся вновь, чтобы рефлекторно отползти от того, чье присутствие вызывало боль. Мальчишка, не выходя из сна, забивался дальше в угол, приняв уже практически сидячее положение, но продолжал вжиматься в стену. Темный лорд коснулся распухшей оголенной щиколотки над растянутой резинкой заношенного носка, Поттер издал протяжный болезненный стон. Пальцы Волдеморта заскользили по ноге вверх, сопровождаемые захлебывающимися рваными звуками, мальчишка дернул ногой и закричал, переходя на какое-то поскуливание. Темный лорд был уверен, что на этот раз не из-за его близости. Он выпутал пленника из подраной мантии. Нога Поттера была багрово-черного цвета и сильно отекла. Волдеморт надавил на нее — из обнаружившихся тут же ранок начала сочиться густая черная жидкость, а от пальцев остались вмятины. Темный лорд вспорол когтем штанину до бедра, заражение пока только подобралось к колену. Волдеморт выругался, вчера ему было не до осмотра мальчишки, но такими темпами тот может сдохнуть раньше, чем он препарирует его мозг. Раньше, чем нужно Краучу для действия оборотки. Пленник, возможно заложник, возможно источник оборотного для каких-либо дискредитирующих акций, ему был нужен живым. Он перетянул ногу оторванной от испорченной мантии полосой ткани над зоной поражения и пошел инспектировать аптечку. Темный лорд не был целителем, но он не мог доверить свою жизнь никому, поэтому знал основы. Выше жгута чувствительность была сохранена, ниже — лишь там, где чернота перетекала в синюшность — при прикосновении Поттер орал будто бы его режут. Но сейчас было не до этой песни в исполнении поверженного врага, Темный лорд отключил передачу нервных импульсов в пораженной ноге и расслабил его мышцы. Рука обхватила челюсть мальчишки, надавливая и раскрывая ее, в рот потекла первая порция целебного зелья. Он отставил пузырек, приподнял голову Поттера и стал поглаживать нежное, не знающее еще бритья горло, чтобы стимулировать сглатывание. Все это пришлось повторить несколько раз, пока он выпаивал нужные дозы, затем Темный лорд вернул свое внимание поврежденной конечности. Острые когти прошлись вдоль плоти, оставляя глубокие борозды, вязкая черная жидкость потекла на пол, увлекая за собой практически растворенные мышцы. По пещере разлился приторный сладковатый запах. Через пару минут остались только изъеденные кости под лоскутами кожи. Спасать было нечего. Костную ткань можно было восстановить, но плоть во всем ее разнообразии — мышцы, фасции, сухожилия, сосуды и нервы — маги в таком объеме наращивать не научились. Восстановить, срастить поврежденный участок, но не воссоздать утерянную конечность. Судя по всему, геройская нога пала жертвой яда, присущего паукам, превращающих жертву в питательный коктейль. Да, он вспомнил отчеты Крауча, в лабиринте были акромантулы этого свидетельства человеческого грехопадения, великанского выродка. То, что Поттер был еще жив, было либо результатом его необъяснимой удачи, либо что-то сдерживало распространение яда, либо паук не успел ввести полную дозу. Режущее заклятье отхватило пораженную ногу над жгутом, и теперь в разводы черноты на полу стали пробиваться толчками струи артериальной крови и медленно покидающая тело кровь венозная. Темный лорд сдавил сомкнутыми в кольцо длинными пальцами бедро и повел то на себя, убеждаясь, что этой зоны яд не достиг. Потом разодрал вторую штанину и сдернул носок, взял окровавленной рукой палочку, взмахнул ей, сотворяя в воздухе серебристую стопу, а за ней голень и колено — зеркальное подобие здоровой ноги, и аккуратно опустил вниз, совмещая плод запретной магии с обрубком. Протез примкнул к ране, перекрыв кровотечение, сращиваясь с плотью. Волдеморт продолжил осмотр, подлечил рассеченную вену на руке и убрал заклинанием следы произошедшего. Он подошел к выходу из пещеры. Небо прояснилось, шторм улегся, пропитанная насквозь кровью мантия упала к его ногам, обнажая высокую, неестественно худую и бледную фигуру, расцвеченную алыми лепестками свежих пятен крови и незамеченных ранее более темных, подсохших с ночи, когда он нес Поттера. Затем единым движением прошел сквозь магический барьер и вспорол воду как клинок, не оставляя за собой брызг. Море растворило его гнев, сдерживаемый, пока он вынужденно занимался мальчишкой, море смыло с него следы неуместного милосердия, море напомнило, что его вечность требует срочной работы. Он вернулся достаточно спокойным, чтобы первое же его вторжение не уничтожило разум Поттера. Тот лежал в углу, укрытый как одеялом змеей, хотя наоборот, это она устроилась на единственном источнике тепла. Мальчишка был бледен, но лихорадки уже не было. Накинув на себя чистую старомодную мантию из тех, что оставил здесь полвека назад, Темный лорд согрел постель, и его верная спутница неохотно распустила узор колец и текуче уползла, оставив их вдвоем. Поттер опять реагировал на его присутствие. Теперь, когда явных ран не было, Волдеморт понял, что прикосновения к телу для мальчишки не так для того болезненны, как к голове. Шрам реагировал на него. Как Дамблдор сказал в подсмотренном воспоминании после уничтожения его крестража? Вложил частицу себя? Передал знание парселтанга? Как? Темный лорд скинул с Поттера заклятье сна и ворвался в его разум, как только тот открыл глаза. Горло Поттера под его рукой заходило ходуном, но обездвиживающее заклинание не позволяло мальчишке ни дергаться, ни орать, отвлекая от просмотра. Темный лорд пересмотрел разговор с Дамблдором, вернулся ранее, к гибели своего крестража, наблюдая как одновременно с мучительной потерей телесности его молодой копии в руки убийцы впитываются чернила из дневника, бледнея и растворяясь. Кажется, судьба его крестража стала ясна. Но ведь Дамблдор сказал, что это случилось в ту роковую ночь. Младенческие воспоминания оказались слишком зыбкими, чтобы что-то выяснить, а сам он помнил лишь всепоглощающую боль и ужас вкупе с желанием оказаться как можно дальше от проклятой детской. Темный лорд разорвал контакт. Замысловатый пасс палочкой, и в комнате появилось три источника света — ровно и устойчиво светился камень в фамильном кольце, тусклый и пульсирующий свет исходил от головы Нагини, Поттер светился так, что резал глаза — аура вокруг головы мальчишки рвано сокращалась, все время меняя очертания, то меркла, то вспыхивала. Волдеморт откинулся на стену рядом с ним и прикрыл глаза, свет за смеженными веками потихоньку терял интенсивность, пока действие заклинания распадалось. Он знал, что вернуть себе осколки души невозможно. Единственным известным путем было отказаться разом ото всех них, признать то, что он пошел противоестественным путем и сожалеет об этом. Но Темный лорд был жив только благодаря своей предусмотрительности. Однако Волдеморт был уверен, что крестраж из дневника не был разрушен, а присоединился к той неведомо каким образом попавшей в младенца части его души. Слились ли они или находятся в антагонизме? И что сделало это возможным? Желание жить его шестнадцатилетней версии, или… сострадание двенадцатилетнего ребенка, безжалостно его убившего. Кто водил рукой мальчишки в тот момент? Убивать Поттера было нельзя. Да что там, его нельзя было возвращать, нельзя было позволить бежать, нельзя было позволить ввязываться из-за тупости в авантюры. Теперь мальчишка был одним из залогов его бессмертия, и потому он должен быть неуязвим. Абсолютно неуязвим. Темный лорд взглянул на скрюченную бессознательную фигурку в углу, потом освободил один из длинных оружейных ящиков в хранилище и, увеличив, подвесил его между полом и потолком пещеры, переложив туда Поттера. Вокруг своеобразной колыбели замкнулась защитная сфера. Повреждать структуры мозга легилеменцией он больше не хотел, но должен был знать все. Трансфигурировав рядом кресло, Волдеморт сплел свои пальцы с пальцами Поттера и повел того по мягким волнам контролируемого сна, перелистывая страницы жизни от рождения, какие-то мимолетно, другие — пристально вглядываясь. Через несколько часов он выпустил руку более не дергавшегося от его прикосновений мальчика и ввел того в стазис. Те несколько лет, что он успел просмотреть, привели его в недоумение. Не поведением маглов, те вели себя как обычно: боялись, но проверяли границы дозволенного, создавая наказаниями иллюзию контроля. Не лучше и не хуже тех, кто был в его собственном детстве. Впрочем, эти знали о природе племянника с его рождения, поэтому чулан, пусть маленький, но свой личный, появился у Поттера гораздо раньше, чем Том смог добиться персональной комнаты в приюте. Удивило его другое, как быстро угасало в мальчишке желание мстить, казалось бы, должное цвести под воздействием крестража. Но Поттера хватало лишь на то, чтобы иногда дерзить. И ладно бы эта постыдная слабость была следствием регулярных наставлений Дамблдора, но старик вовсе игнорировал его. Мальчишка слонялся по захолустному городку без всякой охраны, если не считать тех полукнизлов, которые крутились регулярно вокруг него и принадлежали незнакомой ведьме, живущей поблизости под видом одинокой старухи-кошатницы. И никто, никто ни разу не пытался его ни похитить, ни убить, ни проклясть. Почему Дамблдор не растил героя? Он знал про крестраж и намеренно оставил этого потенциального нового Тома без помощи? Без доступа к средствам связи, его людям, без возможности колдовать и контактировать с чем-либо магическим. Он ждал его возрождения именно в мальчике? Какие иные причины могли быть, чтобы ослаблять оплот светлой стороны? Какие иные причины были для того, чтобы полукровный, но все же отпрыск известной не нищей семьи ходил в обносках и был лишен соответствующего возрасту воспитания? Какие причины для того, чтобы он не знал ни одного ровесника, не говоря уже о взрослых магах? Почему бы его не воспитывали хотя бы в лояльной Свету семье? Но Дамблдор изолировал мальчишку и дал ему распробовать все прелести магловского сиротства, будто сознательно провоцировал крестраж. Похоже, он все-таки знал, с самого начала, с той ночи. Но почему же это не сработало? Ни тогда, ни два года назад?