Мама

Когда-то давно во врата на Молехе вошли двое: мужчина и женщина, всегда стоявшие рядом. Адам и Ева нового мира, которые стали Императором, объединившим враждующие остатки человечества и направившим их на путь возрождения утраченной звёздной империи, и Императрицей, ни в чём не уступающей возлюбленному супругу. Но было единственное, в чём она Его превосходила: она была самым добрым, милосердным, отзывчивым и сострадательным существом в разобщённой галактике, где каждый первый лицемер и эгоист а каждый второй либо фанатик, либо дикарь. Ей было предначертано умереть или ожесточиться настолько, что её имя стало бы проклятым, но… *** Холодно. Нет, не пол в лаборатории, на котором она лежала… сколько? день, неделю, больше? Холод поселился в её сердце, после того, как ей сообщили о том, что случилось. «Двадцать гестационных капсул были теперь разбросаны по всей галактике.» Двадцать сыновей, которых она с трепетом ждала, потеряны для неё. Не помня себя, наплевав на запреты супруга, она примчалась в лабораторию с ужасом осматривая пустоту на месте капсул, которые она совсем недавно гладила, ощущая биение жизни за корпусом. Она чувствовала силу каждого из своих сыновей и с нетерпением ждала мига, когда наконец сможет увидеть их. Супруга Императора подолгу говорила с ними, даже пела им, словно обычная женщина, которой она и сама стала, когда приняла на себя роль их матери, готовая одарить каждого своей безграничной любовью. Теперь же чёрное отчаяние пожирало её разум. — Ты должна уйти отсюда, — прозвучал голос Императора. Она с трудом подняла голову, но взглянуть на супруга у неё не было сил. — Почему? — слеза прокатилась по божественному лицу. Рядом с ним она могла не скрывать свою печаль. Бессмысленно. Его не трогало её горе, ведь сам он считал их лишь оружием в будущей войне. «Не привязывайся к ним, » — часто советовал он, бесстрастно глядя на воркующую с капсулами супругу. — Почему их отняли у нас? Почему ты ничего не сделал? Почему ты пошёл на эту проклятую сделку?! — отчаянно выкрикнула она, выпрямляясь во весь рост, глядя супругу прямо в глаза. Ей одной был не страшен его божественный гнев, который она уже готовилась испытать на себе, но… Ничего. Он всё также смотрел на неё, ожидая, когда женщина успокоится. — Неужели они не дороги тебе? Они — твоя плоть и кровь, и ты отдал их, расплатился ими. Как ты мог? — она рыдала перед своим царственным супругом, в глазах которого на миг мелькнула тень печали. — Так должно. Он ушёл, вновь оставив её одну. Он выражает подобие привязанности, если так можно говорить, по-другому: в мимолётном звоне соприкосновения двух латных перчаток на поле боя, в нежном сплетении двух могущественных разумов. Он один, но их всегда двое. Она тяжело вздохнула, будто держала на плечах весь горный массив, под которым была скрыта лаборатория, и медленно поднялась на ноги, в последний раз окинув взглядом огромный зал. Ей не позволят самостоятельно найти своих сыновей, но она не оставит их. *** В составе армады Императора Человечества в Великий Крестовый Поход отбывал в числе прочих лёгкий корабль «Стрела Артемиды». Императрица собиралась покинуть Терру вместе со своим супругом, чтобы наконец встретиться со своими сыновьями. Она сидела на открытом балконе своих покоев, меланхолично глядя в небо. Где-то там, на далёких звёздах сейчас её родные. Императрица часто слышала их мысли, чувствовала их страдания как свои и старалась утешить, являясь им во снах. — Светлейшая госпожа, корабль готов. — Спасибо, Кира, — Императрица даже не обернулась на вошедшую без стука служанку. — Госпожа? — она не одно десятилетие находилась при Императрице, которая забрала её к себе совсем малюткой. Кира изо всех сил старалась угадывать настроение своей могущественной повелительницы, тонко чувствуя грань дозволенного, и за последние десять лет не было случая, когда она ошиблась. Маленькая женщина понимала, что её госпожа чем-то опечалена, но сейчас служанке следовало помочь ей облачиться в доспехи, так как машинный дух брони требует времени, для реактивации после резкого пробуждения. Кроме того, чтобы обеспечить правильную экологическую защиту, необходимо произвести некоторые соответствующие ритуалы, во время которых Кира часто рассматривала Императрицу. Черты её лица были мягкие, задумчивые. Её кожа светилась благородной белизной, её глаза — светло-серые, а волосы — цвета старого серебра, ниспадающие густыми волнами ниже спины удерживала простая тиара, родная сестра короны-венца Императора, из металлических листьев, убирая пряди с лица, чтобы не мешать сражаться. Скорее практичная, чем царственная. В противовес своему супругу Императрица облачалась в более скромное серебро. Те же самые символы Единства Терры и имперского дворянства, что украшали их броню, троекратно украшали и её. Суставы её лёгкого доспеха не рычали грубым промышленным рёвом массово производимой брони легионеров, а урчали песнь более старых и совершенных технологий. В них она казалась изящным тонким лезвием, оставляющим позади себя лишь смерть. На стойке дремала огромная двуручная боевая коса Иал’яла, выкованная в незапамятные времена. Кира всегда боялась даже приближаться к чудовищному оружию, а потому, закончив с доспехами, почтительно склонилась и отошла. — Столько лет прошло с того дня… — пробормотала она, — Расскажи мне о своей матери, Кира, — произнесла Императрица чуть громче. Девушка смущённо опустила глаза. — О… я помню немногое. Только длинные волосы, запах… каких-то цветов и песня, — Кира запнулась, — Простите, Светлейшая Госпожа, но это всё. Отец писал, что она умерла вскоре после того, как вы забрали меня, — память смертных была недолговечна. Но Императрица, казалось, была удовлетворена ответом. — Они помнят обо мне лишь это… Она помнила каждого из них: гордые, яростные души. Примут ли они её? Она ещё раз взглянула в небеса и закрепила Иал’ялу за спиной: — Нам пора. Звёзды зовут.