Мама

Ей наконец позволили прийти. Столько лет она ждала этого мига, а теперь не желала, чтобы он наступал. Императрица осторожно приоткрыла дверь и тенью скользнула в зал. «Его зовут Хорус.» Он поднялся с поверхности Хтонии, местонахождение которой ещё не было утеряно, и располагалась она в относительной близости от Терры. С неё к Тронному миру даже порой прибывали корабли, перевозившие тех, у кого было достаточно денег, чтобы навсегда сбежать с умирающего мира. Власть разделили между собой многочисленные банды, которые постоянно сражались друг с другом за сферы влияния. Это называлось Закон Клинка — сильные выживали за счет слабых, чтобы рано или поздно погибнуть в междоусобных войнах. Средняя продолжительность жизни в бандах не превышала нескольких месяцев. Она знала это, потому что знал Хорус. Острый слух воина уловил невесомые шаги женщины. Величественный титан с бронзовой кожей обернулся к вошедшей и настороженно замер. Он был похож на своего Отца. Слишком похож, чтобы принадлежать ей. Она вдруг поняла, почему ей не разрешили увидеть его сразу же. *** У него были серые глаза — возможно, случайный остаток её генного материала. А вот спокойный, уверенный взгляд лидера, равных которому нет — его собственная черта. Как ни удивительно, но в этом стальном взгляде сейчас мелькнуло лёгкое смущение, словно Хорус не знал, как себя повести. Однако это длилось лишь миг, а затем он едва заметно дёрнул уголками губ и кивнул — самое большее выражение почтения, что можно ждать от гордого воина. «Она подобна мне, но иная, — говорил Отец, и Хорус не до конца понимал его, — Она всегда безмерно любила вас, но в этой любви её сила, а не слабость». В этот момент в голосе Императора слышалось нечто неуловимое. Может, тепло? Впрочем, вряд ли Он на такое способен. «Ты не похож на неё, однако в тебе её часть, её наследие, так же, как и Моё. И она долго ждала этой встречи. Не разочаруй её». И теперь вид женщины поверг Хоруса в недоумение. И правда — иная. Но все же одной с ним крови, и это чувствовалось. В сравнении с Императором она хотела казаться скромной и даже хрупкой, но серебряный доспех не скрывал её величия, сквозившего в каждом её взгляде и движении. — Ты первый из моих детей. Я счастлива видеть тебя, — она первая нарушила молчание. Она не стала говорить, что Хорус не только найден прежде других, но и всегда был первым в Его замыслах. Она любила своих сыновей одинаково, и слова этой любви не требовались. Императрица порывисто шагнула вперёд, взмахнув руками, желая обнять вновь обретённого сына. Хорус попытался избежать странного подобия боевого захвата, но мимолётного взгляда Отца хватило, чтобы он замер, принимая неожиданную ласку. Тонкие, хрупкие пальчики зарылись в волчью шкуру, висевшую на спине Хоруса, с надеждой прижимая его ближе к серебряному панцирю, за которым билось любящее сердце. Несмотря на металл доспехов, мать окутывала его теплом и удивительным покоем. Наконец, он решился ответить, осторожно сомкнув руки на спине женщины, ощущая её улыбку. Значит, он всё сделал правильно. Миг нежности, обыденной для смертных, но удивительной для небожителей. Отстраняться не хотелось. Её сын, живой и повзрослевший, пусть и выросший вдали от Терры, был дороже всех грандиозных планов Императора, всех чудес и богатств Галактики. Она знала, какое место отведено Хорусу в замыслах его отца, знала, какие надежды на него возложены и страдала от того, что у него не будет выбора. Никогда. Император любил только Человечество своей странной, нечеловеческой любовью, и, если для Него сыновья оставались лишь оружием — драгоценным и совершенным, но всё же лишь оружием, то матери были дороги именно её дети. — Расскажи мне, как ты жил, — попросила она, когда молчание слишком затянулось. — Я ведь совсем тебя не знаю. Хорус усмехнулся: уж о чём, а о бандитской Хтонии, где каждый, имевший хоть каплю мозгов, был кровавым убийцей без моральных принципов, жаждущим лишь власти и удовлетворения своих эгоистичных потребностей, этому светлому созданию с прекрасными глазами рассказывать совсем не хотелось. — Я помню тебя, — осторожно проговорил он, — Ты приходила ко мне во снах, пела что-то … — примарх нахмурился, пытаясь вспомнить слова колыбельной, звучавшей для него в самые тёмные и страшные ночи. Она улыбнулась еще теплее и запела: — Пусть бушуют жестокие ливни, Пусть стенают ветра над землёй, Я зажгу огни именем жизни, И тогда вы вернётесь домой, — нежный чистый голос ласкал слух, убаюкивая вечно бушующую жажду сражений и побед в душе примарха. Эта песня звала к очагу спокойствия, и каждый в зале понимал, что в реальности такого очага никогда у них не будет. У них нет дома — только Империум, нет семьи — только армия, нет жизни — только война. ***Из дневника Киры*** 234.805.М30. Хтония произвела на меня гнетущее впечатление. Сложно представить, как этот мрачный и жестокий мир мог оказаться началом пути совершенного воина, которому суждено вести армии для завоевания лучшего будущего для человечества. Великий полководец сейчас — великий правитель в будущем. Так говорила о нём Госпожа. И всё же Хорус остался для меня загадкой. Его образ скорее пугает, чем вселяет надежды. Наверное, я не в силах дать ему то описание, которого он заслуживает. В нём есть нечто непостижимое, так же, как в Госпоже. И в то же время он совершенно иной. Благоговение, трепет и какой-то инстинктивный, почти животный страх — вот что я ощущаю. Порой мне кажется, будто он знает всё, о чём, я думаю, стоит ему лишь взглянуть на меня. Он знает толк в войне, это мне уже довелось услышать, но, что самое удивительное, война для него — не самоцель. Благородный сын моей Госпожи считает её последним средством, а благодаря блистательным ораторским навыкам и вовсе способен заставить склониться перед собой, не сделав ни единого выстрела. Древнетерранский философ писал, что: «Лучшая битва — та, которой не было.» Сейчас «Стрела Артемиды» отправляется дальше, к другим планетам, на которых Госпоже предстоит встретиться с другими своими сыновьями, и о них расскажу позднее. А пока я тревожусь и надеюсь вместе с Госпожой. Как знать, насколько Галактика окажется благосклонна к прочим Её детям?