«Nobody loves no one»
Wicked game (slowed & reverb)
На кухне темно и так спокойно. Холодно от открытого окна, но почему-то эта атмосфера идеально описывает состояние Юнги. Если бы он владел временем, то его часом было бы, наверное, пять утра. Пора, когда спит весь город, а бодрствуют лишь влюбленные или же люди с разбитым сердцем, не способные заснуть и ворочащиеся в страданиях на своей кровати. Только вот он ни одно, ни второе. В его сердце места для любви просто нет. По крайней мере, Мин чувствует себя именно так. Но каждая его затяжка о нём и каждая царапина на теле о нём. Каждая слеза, что скатывается невольно, и каждое призрачное прикосновение на коже тоже. О нём. Юнги так сильно боится случайно вспомнить его имя или голос, нежные руки и родные объятия до мурашек. Так боится задохнуться собственными воспоминаниями, однажды не проснувшись от накрывшей его боли. Он так сильно не хочет признаться в том, что любит его до сих пор и любил всегда, на самом деле. И в ту ночь, когда прибежал в следственное отделение, и когда холодным острием оставлял на хрупкой своей коже глубокие алые лепестки. Юнги любил его каждую секунду, пока кислород поступал ему в лёгкие и даже когда пришлось заменить тот сигаретами. Ночной город по истине прекрасен. Такая привычная меланхолия и тишина, они договорились быть едиными всегда. Темнота тому свидетель, она оберегает их. Накрывает собой, словно чёрной мантией, а остальных просит оставить их наедине. Юнги запрокидывает голову, медленно выдыхая ментоловый дым. Его глаза устало прикрыты, а кончики чёрных волос едва заметно приподнимаются на холодном ветру. Скорее всего, ему бы диагностировали бессонницу, вместе с кучей других психических расстройств, но парень ни за что не пойдёт к врачу. Не осмелится сделать это снова. Да, ему сложно слышать о том, как сильно он тонет, как стремительно смешивается с сырой землёй, становясь таким же неживым и безобразным. Ведь диагноз — своего рода приговор и принять его способен далеко не каждый. Плевать, насколько плохо тебе самому, ведь слышать это от чужого человека гораздо хуже. Как тяжело, наверное, твоё состояние, если скрывать его больше не получается... Насколько важна честность? Можно ли быть честным с самим собой? Признаться себе в своей боли, позволить ей корнем разрастись в своём теле, в каждом его сантиметре. Пусть та оплетет сосуды, заключит в свой вечный плен сердце, не оставив тому свободного места. Юнги болезненно зажмуривается, кладя ладонь себе на грудь. Ощущает каждый медленный удар сквозь тонкий слой одежды. Удивительно, что оно всё ещё бьётся. Что не умерло даже в тот момент, когда глаза встретились с другими. Его глазами. Мин думал, что не выдержит и навсегда потеряет все свои чувства до последнего. Хотя так оно и было. Эта зима длится так долго. Юнги даже не уверен, что ещё недавно была осень, ведь ему словно всё одинаково. Одинаково холодно, одинаково пусто и одиноко. Ничего не меняется, может стать только хуже, но легче — никогда. Слишком привычное состояние, равносильное коме. У него тоже никаких рефлексов и всё, что он делает, — безучастно моргает, давно находясь в своём мире. Да, в том самом, где нет совсем ничего, а темнота царит там каждую секунду. Такая судорожная затяжка. Юнги вдохнул в себя дым так, словно только проснулся после кошмара и начал загнанно дышать. Сам не знает, почему это было настолько отчаянно и жалко. Он словно падал вниз в том самом сне, а тело его подало сигнал мозгу о том, что нужно резко проснуться, чтобы убедиться, что этот парень ещё жив. Забавно, его собственный организм думает, что он умер. — Что-то поздно ты спохватился, — выдыхает Юнги, вдруг начиная покашливать. Что там у него с лёгкими даже представить страшно. И Мин не представляет этого, потому что ему всё равно. Он спокойно травит себя, словно палач приближает свою кончину, решая, сколько сигарет выкурить сегодня. Хотя зачем обманывать? Юнги уже давно потерял счёт. Небо впереди такое тёмное, без единой звёздочки. Чувство, будто засосало в чёрную дыру, а жалкие уличные фонари пытаются имитировать привычное свечение сверхновых. Всё вокруг ощущается таким неуютным, но чертовски родным. Мин вновь затягивается, смотря в бескрайний омут и задерживая дыхание. Окно открыто нараспашку. При виде его начинают потеть ладони, а в голове желание забраться на узкий подоконник и балансировать. Играть в страшную игру, доверившись делу случая и узнать, суждено ли умереть уже сегодня. Мысли о суициде давно не посещали в той привычной форме. Не было этой навязчивой идеи в голове, но сейчас это ощущается всё сильнее. Наверное, ему снова становится хуже. Главное, чтобы никто этого не понял. Парень медленно моргает, ощущая чудовищную боль в горле. Его уже который час обдувает сквозняком и почему-то очень тяжело отойти. Вместо этого Юнги смотрит в черноту прямо перед собой, не в состоянии отвести взгляда. Так завораживающе. Он совершенно отчётливо видит в ней себя. Оба смотрят друг на друга без лишних слов, всё и так понимая, и читают всё, что прячется в самых глубинах. Юнги является ценителем искусства и если нормальные люди платят целые состояния за понравившиеся им картины, он может тихо наблюдать это каждую ночь. И ни с кем не хочется делиться. Только наоборот. Оставить это время лишь для себя одного и чтобы никто-никто больше не видел. Парень вновь прикрывает глаза, позволяя холоду согреть его напоследок. Дышит настолько глубоко, насколько позволяют ему ещё не загнившие лёгкие. Ощущает запах сигарет совсем рядом и вдруг приоткрывает рот, судорожно выдыхая. Снова напомнило ему кое-что. Если бы он только знал, что с Юнги стало. Если бы только видел, как сильно сломал его. Если бы только заглянул в эти пустые глаза, почему-то до сих пор помнящие его взгляды. Мин вновь ощущает горячую слезинку, быстро скатывающуюся у него по щеке. Не смахивает её, вместо этого задыхается. Ему не хватает воздуха и дело ведь даже не в этих сигаретах. Юнги перекладывает свою дрожащую руку с сердца на горло. Пытается хоть немного успокоиться, выветрить приевшийся к его губам табак, что хранят тот до сих пор, словно его поцелуи. И если его тело вспоминает свою первую любовь вот так, то он на самом дне, ниже падать уже просто некуда и хочется закричать настолько громко, чтобы разорвать собственные связки, уничтожить себя всего изнутри к чёртовой матери одним лишь нечеловеческим, страшным, замучившимся звуком, чтобы кости потрескались от боли, а из ушей потекла кровь и сердце остановилось, не выдержав. После мёртвым телом свалиться в тёмную бездонную пропасть, позволив забыть себя полностью и не вспоминать никогда больше. Отдаться всепоглощающей темноте, где нет абсолютно ничего, только пустота и холод. Но Юнги молчит, не произнося ни звука. До сих пор стоит здесь, у окна. Только вот он совсем не один, с ним ещё двое: Вечная боль. Вечное одиночество...