Хочешь спасти мою душу?

— Машину водишь? — у меня перед носом повисают ключи. — Поехали. Прокатимся. Мне уже нельзя за руль. Я зачарованно смотрю на покачивающийся брелок. Поднимаю глаза выше, Рой все еще мягко улыбается. — Заводи, — поджимаю губы и подрываюсь со стула. Я чуть не разрываю свою пижаму, пока пытаюсь из нее выбраться. Ноги не попадают в штанины джинсов, руки трясутся, как и вчера, после разговора с ним. Оранжевый челленджер тихо работает, когда я выхожу. Место водителя занято. — Ты гоняла уже на таком? — Рой с любовью гладит руль. — Смотри, просто зверюга, морда питбуля, а ревет, как дракон! — Он несколько раз нажимает на педаль газа, и я слышу этот рев. — «Рам-рам-рам». Чуешь какой? А как стартанешь, так сразу у горизонта очнешься, — он ведет ребром ладони вперед, вдоль трассы. — Лоу-у-у. И уже там. — Будет тебе «рам-лоу» — передразниваю. — Ну тогда вперед? — Вперёд. — Порядок? — Рой окидывает меня взглядом, видимо, проверяя сознательность. — Вот и проверим, порядок или нет. Сначала действую, потом думаю. Как-то так. Рой усмехается, отрывается от спинки кресла и уступает сиденье. Мы разминаемся близко друг к другу. Я помню его запах, который едва уловимо доносится ветром, и от него сердце сжимает тисками. Рой останавливает за плечо, но я скидываю прикосновение. — Поехали уже. Ремни, как у болида формулы один — застегиваются на середине живота, проходя по обоим плечам. И правда, не машина, а песня, чего только стоит звук переключения передач. Когда разгоняешься сильнее, спина вдавливается в сиденье, в ушах звенит ветер, и машина летит. Встречных нет — совсем редко. А за городом пустая, просторная трасса — восьмиполосная магистраль. Я перехожу на новый уровень, набираю обороты, стрелка спидометра почти на сто — не доходит, но если больше, боюсь, что не удержу. У кольца на аэропорт притормаживаю. Кресло для меня низковато. А я и не удосужилась его отрегулировать. Приходится тянуть шею, чтобы видеть дорогу. По прямой снова выдавливаю возможное — не для машины, для себя. Мне хватает ста. Но чуть-чуть увеличиваю, пока пусто. Неожиданно асфальт кончается. Начинает подкидывать и сносить. Ладони в мгновение становятся влажными, хочется снять куртку, которую надела из-за ночной прохлады и, видимо, зря. Впереди какая-то стройка. Бетонные плиты уложенные метра на два над головой окружают по периметру. Я снижаю скорость, но тупик предстаёт внезапно. Ручник. Дрифт. Визг шин. Бешеное сердцебиение. И тишина. Впереди только свет от фар, а вокруг темнота. Я глубоко дышу, чтобы успокоиться. Его голос разрывает пелену и я выплываю из тягучего болота какой-то бессознательности и пустоты. По-моему, я вообще не соображала, что делала. — Ты нас чуть не угрохала, крошка! — изрекает весело. Горло сдавлено. Кажется, если скажу хоть слово, будет один хрип. Мне иногда снятся вещи, которые исполняются. Увижу во сне море, а днем кто-то об этом заговорит или по телевизору покажут. Это, конечно же, полный бред — как показывают исследования, за ночь мозг перерабатывает информацию, которую уже где-то получил. Поэтому вся эта «вещесть» сна — не более, чем сведения, полученные на подсознательном уровне. Я покосилась на Роя. Где. в нем. я считала. сведения. об этом? Коричневая куртка — кожанка, как у меня, хоть и другого оттенка. Глаза. До боли красивые! До боли в самом глубоком месте груди. Уверенная поза с рукой на окне привлекает просто по умолчанию! Меня словно заперли в клетку. Отобрали все права. И — вот он сидит, а не дотронуться. Я словно стала умалишенной и бьюсь головой об стены, потому что не унять эту бурю внутри. Но никто не услышит, не ослабит надзор, не даст того, чего желаю. Порочное чувство, которое теперь приобретает для меня еще больше значения. Потому что оно неприемлемо! А запрещать мне нельзя ничего… — Видела фильм «Гонщик»? — Нет, — я с трудом разлепляю губы. — Там мужик есть, — Рой возится, разворачиваясь ко мне. — Джо Танто зовут. Его Сталлоне играет. Он, конечно, гонщик фейковый, но роль крутая, — он кладет руку на приборную панель и легко барабанит пальцами. — Теперь буду звать тебя Джо, — улыбка открытая и яркая, как солнечное утро, не вяжется у меня со всем происходящим. — Ну так что, Джо? Будешь говорить? Я наконец-то разжимаю пальцы и отпускаю руль. Еще не полностью осела пыль от моего заноса. Теперь определенно придется мыться. Чем хорош кабриолет с таким нелепым минусом? — Пофиг на все, — говорю тихо. — Я не отступлю. Предъявишь доказательства, тогда и поговорим, — я отстегиваю ремень, освобождаюсь, стягиваю с себя куртку и уже налегке, с этим самым пофигизмом, опускаю ручник. — Раз причина только в этом, то теперь не отступлю тем более, — я выжимаю сцепление и переключаю передачу. Ветер еще больше охлаждает пыл. И я полностью отдаю себе отчет.

***

Все произошло за два дня до свадьбы мамы с моим отцом (с тем, кто считался отцом, до этого времени — Клайвом Вентором). Как, наверное, бывает со многими — по глупости. А еще — по пьяни. Свадьба и брачная ночь прикрыла интрижку. И попробуй теперь догадайся! Почему после этого Рой остался другом семьи? Пойди разбери их отношения! Может, они с отцом не были друзьями вовсе. Папа тоже был военным. Работал над большим проектом. Что-то «супер секретное, рассказывать нельзя и все такое»… А я и не интересовалась. Больно надо было, когда кипит кровь и тянет на очередную гулянку с мальчиками «не старше, чем года на два». Это теперь даже смешно. Потом произошел взрыв в лаборатории. Отец погиб, хотя тело опознать не получилось, потому что нечего было опознавать. Рой пострадал в своей войне и исчез на этот год. Мне пришлось стать взрослой. Взять ответственность частично и в отношении Ника, чтобы дать матери опомниться. Она заболела. Подхватила пневмонию, потому что организм был ослаблен постоянными недосыпами и переживаниями от горя. Вылечилась, но ничего не проходит бесследно. Я нацеживала себе кофе. Аппарат зашумел, оповещая, что закончилась вода, и приготовление завершено. Выключив его, я взяла стеклянный графин с напитком, обернулась и наткнулась на Роя. — Плесни и мне, Джо, — он грузно уселся на стул, опираясь на столешницу. Выглядел уставшим и потрепанным. Наверное, вчерашнее общение с матерью вытянуло соки. Я разлила кофе по чашкам и подсела рядом. Придвинула стул, задела колено Роя своим. Я бы хотела и вовсе втиснуться коленями меж его ног, чтобы расстояния не осталось. Но взгляд оповестил, что Рой контролирует ситуацию и не позволит. Несмотря на строгость, улыбка была мягкой, чуть хитрой, с прищуром глаз. Я не стала настаивать и сдвинула ногу в бок. Отпила кофе из чашки. — Её ты любил? — поинтересовалась будто бы отрешенно, но затрепетало все нутро. — Зачем спрашиваешь? — Не надо задавать вопросов, просто ответь! — Зачем, Джо? «Потому что я ревную!» — хотела сказать. Но, вероятно, это было понятно и так. — Просто ответь, и мне станет легче. Про неё ты сказал, что её можно понять? Почему её можно понять? — Потому что она ненавидит меня не только за свою слабость, — Рой ухмыльнулся. Очевидно, он почувствовал, что я опять лезу на рожон. А ответ не пощадит моих ушей. — Я плохой, Джо. Стоит тебе узнать, как и ты меня возненавидишь, и не увижу я больше этого восхищения в твоих глазах, нежности и твоего нескрываемого обожания. Придержи лошадей, детка. Чтобы не стало больно. — Больно тебе или мне? — я приподняла брови в негодовании. — Больно повсюду! — он склонился ко мне ближе, заглядывая прямо в душу. — Ты совершенно не знаешь, с чем имеешь дело. — Так расскажи! — Хватит с тебя новостей. — Что ты за человек такой? Ты расскажи, а я сама решу — ненавидеть тебя или нет! Разве ты не этого и добиваешься? Чтобы я возненавидела и не смотрела, обходила стороной? Чего же ты тогда боишься? Дорожишь моими нежными взглядами? — Я не боюсь ничего. — Знаю, — я нахмурилась. Чувствовалось, что он сказал это лишь для того, чтобы оттолкнуть. — Я не верю в это, запомни. Что у нас есть связь. — Помнишь, мы говорили про очевидные вещи? — Я предъявлю тебе то же самое, не думай, что мне нечего ответить! — Ладно, допустим, — Рой понизил голос, в глазах появился зловещий огонек. — Допустим, ты мне тоже нравишься. Допустим, у меня на твой счет есть плохо контролируемые желания. Потому что ты хороша! И потому что провоцируешь меня с самого начала! — Рой снова дотронулся до косы, которую я не успела расплести с ночи, и склонил голову на бок. — Кто же от такой откажется? А ещё ведь наверняка неизвестно! — он вздернул плечами. — Это же твой козырь, верно? И что теперь? Мы рискнем с тобой, чтобы удовлетворить свои желания? Ты потом вскроешь себе вены, а я застрелюсь, потому что трахнул собственную дочь? М-м? — Я с ума схожу… — прошептала. Глаза намокли, я захлопала ресницами, чтобы согнать слезы. Мне нужен поцелуй, как кофе, чтобы взбодриться. И пусть в нем будет горечь от сомнений и страха. После признания Роя даже с пометкой «допустим» у меня кончилось всякое обладание. Уперла ладони ему в колени и приподнялась, не отрывая взгляда. Поцелуй и правда горчил чужой влагой с привкусом кофе. Колол щетиной и разламывал по кирпичикам стену. От ладоней стиснувших талию оборвалось дыхание. Притянутая на колени, я забыла обо всех предостережениях. Конвульсивно сжавшиеся бедра оповестили, что жаждущему не хватит лишь капли — мне нужен целый колодец! Но сразу, как мое тело меня выдало, Рой разорвал поцелуй и шумно выдохнул. — Да твою же мать!!! Я подлетела в его руках, Рой подскочил вместе со мной, задевая стол локтем, сдвигая его, опрокидывая чашку с кофе, которая тут же разбилась и растеклась чёрной лужей по белому кафелю. Рой поставил меня на ноги, развернулся и, не сказав больше ни слова, вышел из кухни. Чуть позже я услышала, как хлопнула входная дверь и завелась машина. Я со стоном осела на пол, попадая ладонью на осколки, ранясь. Лужица стала наполняться необычным бордовым узором. А я наблюдала за этим со вселенским упрямством, не пытаясь остановить кровь. Мне подумалось, что вскрыть вены — не такая уж высокая плата за постель с ним.