Нежнее этих губ — лепестки роз. Печальней этих глаз — океан слез. Душою обниму — чувствую душой. Но телом — не смогу. Не мой. Не нужно так смотреть. Я тебе смерть…
До меня поздно доходит, что за какие-то вещи стоит разбить кому-то морду. Я в красках представляла, как выведу Роя на террасу и призову все свои воспоминания о приёмах боя. Едва ли смогу победить, но хоть попытаюсь. За все его «трахнуть», за каждый испуг... Растерянность не позволила действовать сразу, лишила речи. Но собирая по крупицам понимание, формируется готовность. И я хотела действовать. Пока не пришёл Тимоти. Растерянность, которую я познала с ним, пришибла, словно наковальня. Меня обожгло. Сначала я не поняла, что происходит, хотела поймать его взгляд, а меня поймали его губы. Я невольно отпрянула, но он удержал, подминая растрепанные от ветра волосы. — Лис-Лис-Лис! — Тим уткнулся мне в лоб и зашептал, словно заклинание или мантру. — Тимоти и Элис. Элис и Тимоти. Лис и Тим. Тим и Лис. На вечные-вечные веки! — Что ты делаешь? — я нахмурилась. У меня ухнулось сердце и взмокли ладони. — Ты же первая... — В смысле? — я вздернула плечами. Но Тимоти смотрел прямо и настойчиво. — Я не… — я отпрянула резче, чем бы хотелось. — У меня все еще мурашки по коже! — Тим чересчур нервно стал закатывать рукав куртки. — Посмотри! Посмотри, не отворачивайся! — Я ничего не сделала! Тимоти странно преобразился. Он перестал тянуть рукав и вернул его к запястью, отклоняя голову. Воротник куртки оттопырился, оголил нежную матово-белую шею. Он поднял руку и тягуче, словно лаская, провел тылом ладони от воротника своей кофты до края челюсти. В глазах читалась нескрываемая претензия. И какая-то дикая насмешка. — Ты же не пила у меня воду с шеи, как из источника воды в засушливый день, чтобы задеть. Не затыкала мне струю крови языком. — Что ты исполняешь? Какая кровь? Какой язык? — Я образно! — он выдохнул это вверх, в воздух, закатывая глаза. — Какие-то дебильные образы. — Ну, разумеется! — он усмехнулся болезненно и всплеснул руками. — Возможно, я задела тебя в порыве, случайно! — Случайно поцеловать парня в шею?! — Можно даже переспать случайно! Если тебя это удивляет! Тимоти ненадолго прикрыл глаза, как будто смирился с моим утверждением, выдохнул, но посмотрел на меня снова, исторгая взглядом нездоровый блеск. — Переспишь со мной? — брови его приподнялись, он пожал плечами. Я взмахнула рукой в негодовании, но так и замерла с открытым ртом. До меня поздно доходит, что за какие-то вещи, стоит разбить кому-то морду. В принципе, урок извлекла, можно бить, но это не Рой. Развернется, бросит меня здесь, а потом в новостях услышу, как парнишка лет двадцати трех не справился с управлением и разбился насмерть. Я отвернулась и спешно пошла с площадки вниз по пешеходным ступеням. Доберусь сама. Достаточно мне того, что происходит дома. Пусть делает теперь, что захочет. А я за него не в ответе. Хотя бы не спровоцирую. — Стой, прости! Прости меня! — он обогнал. Я зажмурилась от какой-то внутренней боли и почувствовала на плечах руки. — Прости. Я не хотел. Я никогда. Лис! Я такой дурак! Но что мне теперь делать? — он встряхнул меня совсем легко, почти нежно. — Я не смогу вернуться на исходную. Я уже почувствовал тебя. Я уже все представил. Как будет хорошо… — это звучало шепотом, так тихо, что я разбирала слова по губам. — Разве я, разве я… Наверное, он хотел сказать «так плох», но, видимо, смутился. Понурил голову, скрываясь за волосами, но плечи так и не отпустил. А потом я услышала его голос и поняла, что никакой неловкостью тут даже не пахнет. — Наверное, я тебе так противен, что будь я единственным мужчиной на земле, ты все равно бы мне отказала. Что ж. — Тимоти усмехнулся, отпустил меня и расправил плечи. — Прости-прощай? — Он спрятал руки за спину и сделал шаг назад. — Ты пытаешься мной манипулировать? — Какая уж тут манипуляция!!! — Он согнулся почти пополам, выкрикивая это. — Куда уж мне! Ты же лучше увидишь мою смерть, чем дашь хотя бы шанс! — Что ты несешь! — Я зажмурилась, схватилась за лицо и сильно оттянула щеки вниз, собирая хоть какое-то благоразумие. — На что ты меня подбиваешь? Блин, Тимми! Я пытаюсь вести себя сдержанно. Ну, накосячила. Есть моя вина! Наверное, от страха обидеть. У меня просто гипертрофированное желание излечивать всех и вся! Поцеловала, как целуют рану — больное место, когда ударился, или когда прижигают ссадину и дуют на нее, чтобы больше не щипало. — Ты разодрала теперь до самого мяса… — Прости!!! Но если я дам шанс, и не получится? То что тогда? Ты расшибешь себе голову, а я буду всю жизнь переигрывать этот момент и думать, что лучше было задушить себя пуповиной матери и вообще не родиться? Тимоти отвел взгляд и глубоко вздохнул. — Тогда вины на тебе не будет, — ответил он почти спокойно, но губы поджались в тонкую линию, и я чувствовала безмерное напряжение и боль, которую сдерживал этот жест. Меня беспокоили мои мотивы. Но я все-таки поймала его за локоть, когда он отвернулся. — Не нужно меня держать. Ничего я не сделаю! — он вскинул голову с выдохом, посмотрел в небо. — Просто я люблю, и веду себя, как идиот... — Тимоти вдруг посмотрел на меня, казалось, что он пытался отыскать в моих глазах хоть что-то. — А ты любишь? Ты любишь? Того, о ком говорила? — На такое нельзя ответить определенно! В отличие от тебя, у меня слишком все сложно и неоднозначно! — Тогда зачем тебе это надо? — голос Тима заискрился и в нем отразились нотки надежды. — Я тебе говорю прямо! — он высвободился из моих рук, и я снова почувствовала ладони на щеках. Они были прохладными и аккуратно-легкими — совсем не такими, как у Роя. — Я люблю! — Зачем мне это надо? — задумалась я вслух, игнорируя признание. — Может быть, он напоминает мне отца… — Я тоже могу заботиться, как отец, если ты хочешь… — Тебе не кажется, что звучит очень странно? — я мотнула головой и освободилась. — Что странного? — Все это странно! Тебе сколько лет? — сказала и испугалась то ли от того, что это жутко походило на Роя, то ли от того, что подобные заявления задевают похлеще прочего, но попыталась прикрыться привычным: — Я хочу, чтобы ты был собой! — Просто мне нравится делать для тебя! — он вскинул руку, словно хотел показать что-то за этим взмахом. Показать, насколько он готов. — Что я смогу для тебя сделать? — Согласиться. — Ты бы подумал сначала о последствиях, я не такая благородная, как ты себе рисуешь. — Я думаю об этом долго. Год уже. Задай вопрос: почему ты пришла ко мне тогда и увидела тот раздрай? Спроси, Лис. — И что будет? — Просто спроси! — Ну хорошо! Почему? Почему? — Потому что ты мне напомнила ее! Разумеется, я не мог сказать сразу, что крышу снесло, как от водки! — в голосе зазвучали нотки истерики. — Попытался собрать прошлое! — Но это неправильно, что ты видишь во мне другого человека. — Я вижу только тебя! Теперь в тебе нет никого больше! Его голос зазвенел где-то наверху. Мне представился композитор-музыкант, который до профессионализма точно исполняет произведение и замирает в предпоследней ноте, интригуя, томя. Фраза Тимоти прозвучала этой нотой, и я невольно замерла сама, ожидая кульминации. Новый поцелуй перестал быть нежеланным, хотя разум по-прежнему оставался чист, как стеклышко. Наверное, мне надоело сопротивляться, или я просто выдохлась от переизбытка эмоций. Но если подумать, то осторожность, с которой Тимоти касался меня, заронила зерно сомнения. Когда он отстранился, проверяя, произошел ли контакт, я устало вздохнула. — Тимми, ты меня прости, конечно… Но я жутко хочу в туалет… Тим посмотрел по сторонам, пряча руки в карманы куртки, словно это могло бы придать больше отрешенности и скрыть то, что он засмеялся. — Да. Я тоже! Доставка чая. Ну? — Ну? Мы помолчали. — Останься со мной хотя бы сегодня. Не важно, что будет завтра. Останься, словно согласна… — Тимоти поджал губы и несколько раз беззвучно повторил: — Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста… Словно просил не меня, а умолял небо. Эта его отрешенная поза с чуть согнутой левой ногой, с руками в карманах, но с мукой на лице, делала его каким-то беззащитным. Как будто я вершу правосудие, а он ждет, смилостивится ли судья. — Так не делается. — Сделай для меня. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста. — Мы пожалеем об этом! — Пожалуйста! — Я уже сталкивалась с подобным — капли слишком мало, чтобы напиться. Тебе не хватит! — Я не буду докучать больше. Клянусь. — Не смотри на меня так, Тимми. Это плохо, очень плохо! Не ставь меня в такое положение… Изменений не происходило ни в лице, ни в жестах. Но когда я сказала: «Ну хорошо, хорошо, ладно!», с Тимоти словно свалилась не просто непосильная ноша, а произошло воскресение его души. Он посмотрел исподлобья, покусал губу, сдерживая улыбку, развернулся и зашагал в сторону насаждений. — Туда нельзя, там… — Туалеты все равно закрыты, — он развел руки в стороны, поворачиваясь ко мне, но так и продолжая идти. — Мы околеем, если здесь останемся! — Сольемся воедино. — Я убегу раньше. — Тебе в соседние кусты сначала.***
Мы подъехали к моему дому когда уже светало. Рой обратил на нас внимание и ненадолго замер со спортивной сумкой в руке, которую ставил в машину. Но, впрочем, вида не подал, тут же отвел взгляд. А вот мне пришлось напрячься пока я шагала мимо него. Я слышала, что Тимоти так и не уехал — мотор продолжал тихонько работать, но я боялась обернуться, чтобы увидеть его реакцию. Подстава в лице Роя на горизонте — меньшее, чего я ожидала сейчас. Когда все происходит скачками, я не успеваю думать. А если не думаю, то выдаю какую-нибудь ерунду. Неделя его пребывания у нас закончилась. Я поняла, что упустила вчера возможность пообщаться с ним в последний раз. Как будто поводов видеться у меня тьма, чтобы совсем не жалеть этой потери. Рой облокотился на машину, скрестив ноги. Его черные футболки отличались только эмблемами каких-то малоизвестных брендов на рукаве. При утреннем солнце шрамы отливали бордово-красным сильнее, чем обычно. Я уже чувствовала, что он сейчас отмочит что-нибудь глубокомысленное относительно увиденного, но Рой приподнял руку и едва уловимо преградил мне дорогу, призывая остановиться с каким-то спокойно-серьезным взглядом. — Ты патлатого-то пригласи. Невежливо так, крошка. Он подвез. Ты накорми. — Ты шутишь или издеваешься? — шикнула я. — Какие уж тут шутки? Его едва ветром не сносит! — ответил он тихо, в тон мне. — Может, я сама разберусь, кормить или нет? — Конечно, разберешься, — Рой ухмыльнулся и отлип от машины, собираясь было открыть дверцу. — Только смотри, чтобы его не снесло раньше. А то ты со скуки да от безысходности. А тебе потом нож под ребра от ревности. Или чего хуже, себя еще порешит. — Что ты собираешь? — я сжала зубы и дернула его за руку. — Он мой друг, он сам ко мне приехал... — Тихо-тихо, полегче немного! — Рой ухватил меня, подавляя мой эмоциональный взмах. — Чего ты так разнервничалась? Мне не нужно ничего объяснять! — он улыбнулся, дотронулся до моей косы, которую я заплела еще там, чтобы не трепало волосы. Поправил. — Будешь ты еще передо мной оправдываться! — Ты ничего не знаешь! — Ночью слышал, — сказал он намного тише, игриво щурясь. Склонил голову набок и едва уловимым касанием стукнул кулаком мне в подбородок слева — этакий дружеский жест. — Просто не провоцируй пацана без надобности. Плавали. Знаем. — Он сам спровоцировался! Я здесь не при чём! — я зажмурилась и повела головой. — Тогда посмотри на него под другим углом. Только причеши маленько, — Рой сложил руки на груди, посмотрел в землю и шире расставил ноги, как будто собирался исторгнуть прощальное наставление. — Мать не дергай излишне. Надо будет — звони. Расскажешь, чё там у нас с тобой. Если захочешь. А можешь выкинуть к херам. Вон, гляди, как смотрит! Он мне щас, кажись, морду набьет, если я тебя еще и приобнять попытаюсь. Давай, не тупи. Слишком много секретов. Не справилась с одним, не сможешь и с остальными. — Знаю я твой секрет. — Да? — он усмехнулся многозначительно. — Хорошо. Звезда тебе. — Мне в лоб легко ткнулся палец, Рой развернулся и раскрыл дверь, а я отступила. — Как звать-то? — Кого? — Принца на коне. — Зачем тебе? — Ты мне имя скажи! — Тимоти, — я поджала губы. — Тимотео, значит, — переиначил Рой. — Эй, Тимо! Паркуй жеребца! — Он подал знак рукой. — Что ты делаешь? — Может быть, жизнь пацану спасаю, — с наигранной серьезностью заметил Рой. — Ты такой добрый, капец просто! — съязвила я. — А ты такая злая, ну вся в меня! — он распростер руки. — Давай, не расстраивай папочку. Поиграли во влюбленных и хватит. У меня нет личной жизни и быть не может. Ты напомнила мне об этом, когда убежала. Будь девчонкой, только границы знай. А то этот не вывезет. Слишком уж хиленький. Рой притянул меня как-то неожиданно, я почувствовала отпечатавшийся на макушке поцелуй. На затылке ненадолго задержалась ладонь, когда он посмотрел в глаза. — Все-то ты знаешь! — буркнула тихо. — Естественно! — Рой подмигнул. Быстро. Быстро. Все происходит слишком быстро. Я не успеваю реагировать… — Очки у меня, — ляпнула я невпопад, когда Рой отвернулся. — Оставь себе. Он уселся за руль и одарил меня своей дебильной улыбкой уже оттуда. Видимо, я придала его очкам больше значения, чем он сам. Где уж тут уязвимость и желание скрыться от людей, когда самомнение зашкаливает до уровня «бог». Челленджер завелся, заревел. Рой дал мне отсылку тройным газом «рам-рам-рам» и молчаливым жестом повел ребром ладони от себя. Изобразил губами последний слог. Он намекнул мне уже тогда… Снова захотелось увести его в темный угол и отпинать. Машина уехала, а Тимоти остановился возле меня на байке и заглушил мотор. — Я ничего не понял, но я здесь. — Пошли, кормить тебя буду, — я отвернулась, подавляя дикое желание гавкнуть на него. — Это он? — кинули мне в спину вопрос, словно гранату. — Ты идешь или как? — указала рукой на дверь и вошла в дом. — Спрашивает, как будто жаждет обрушить свою самооценку до недр земли! — забурчала себе под нос, открывая холодильник и выуживая оттуда приготовленную индейку. Папочку надо слушаться!