Хочешь спасти мою душу?

Ярко-красный закат расстилает перистые облака по горизонту, тонкой линией без начала и конца. Дорожная пыль поднимается от машин, и камни, вылетающие из-под колёс, долго скачут неведомо куда. Дом окружён полями, редкими деревьями и деревянным забором в четыре балки — к нему примыкает такой же длинный и бескрайний соседский. Неподалёку бар, куда стекаются жители городка. Белый сайдинг. Терраса просторна — помещается круглый стол и четыре старых стула, отрытых на чердаке, — бонус от предыдущих хозяев. Фыркает жеребец. Рамлоу выходит, замечая гостей, москитная сетка запоздало хлопает вслед. Торс лоснится потом. Дыхание сбито. Гнилое дело — заниматься после попоек — сердце подводит. Но нужно прийти в форму. Слишком долго длился его отходняк. Он вытирает полотенцем шею слева и справа, пытается разглядеть против солнца девушку на коне. Рамлоу никого не ждёт и знакомств не водит. Все знакомства в городке ограничиваются только бутылкой. Красной. С чёрным ромбом. Которая едва ли смогла напеть этой девчонке, где его искать. Да и зачем? Пока он хмурится, напрягая зрение, девушка спешивается и привязывает коня к забору. Сначала кажется, что перед ним Джо. Но, спустившись по ступеням, Рамлоу видит незнакомую брюнетку. У него самого бегает по загону две кобылы гнедой масти. А жеребец девчонки совсем не плох. Чёрный, сверкающий, как и её волосы под шляпой. — Добрый вечер, мистер Палвер. — Ну, привет! — Рамлоу закидывает полотенце на плечо и рассматривает девушку внимательнее. Видимо, познакомиться они все же успели. Вопрос только где? Точеная фигура — талию обхваченную ремнем, можно взять так, что ладони сомкнутся. Все узко обтянуто — джинсы скрываются в высоких сапогах. Только клетчатую рубаху треплет ветер. Процесс опознания запускается, но не достигает и середины. Рамлоу хмыкает, понимая, что такую сложно было бы позабыть, но цепочка никак не замыкается. — И чего? — напирает он, чтобы держаться невозмутимо. — Хотела увидеться. — Со мной? — Рамлоу приподнимает брови и невольно прикладывает ладонь к груди. Видимо, сияние торса окончательно ослепляет гостью: девушка опускает взгляд в землю и шоркает ножкой. Кажется, она даже краснеет, прячется под полями ковбойской шляпы. И, очевидно, следом лишается и дара речи. Молодая — не старше, чем Джо. Брок едва сдерживает утомлённый выдох. — Как звать? — вопрошает он, склоняя голову набок. — Саманта. — Саманта, — словно смакует. — Сэм, значит. Он успел позабыть наставление какого-то пьянчужки в баре, который по-свойски подсел, ничуть не смутившись недружелюбного вида. «С такими габаритами, тебя захомутают, не успеешь левым глазом моргнуть, здесь таких ценят! — мужичок загремел посудой, спотыкаясь о лавочку, но уселся и навёл на Брока палец. — И не думай, что я не вижу, что тебе моргать нечем! Это вообще не аргумент». В баре, завсегдатаями которого являются только заядлые алкоголики, Рамлоу действительно стал свежим куском мяса, который не разодрали только потому, что кусок был слишком зубастым. Первых трех он положил, не выпуская бутылку из рук — дал кулаком по голове первому, второму, излишне шебутному, поставил подножку — тот и загромыхал костями по деревянному полу. Третий получил случайным взмахом бутылки, когда Рамлоу пригубил живительной влаги и неловко взмахнул рукой. Остальных унесло, видимо, сквозняком, и рассадило за столики подальше. Едва ли они догадались, что могучее тело потеряло ориентир и оступилось от заигравшего в голове алкоголя. Больше никто не вознамеривался покушаться на его одинокую фигуру в углу. Рамлоу усмехался в стол, сидел, опираясь предплечьями, пил байцзю и поглядывал из-под бровей пьяным осоловелым взглядом на очередную разборку повздоривших мужиков, которые теперь на него только косились. Жевал сушеную рыбу. Но нечто свежее, мускулистое и вполне рентабельное, привлекло и Саманту, которая увидела в нем героя боевика. — Я тебя помню. Глаза твои помню. И фигуру. И вот это вот выражение, — Брок щурится, говорит тихо. Ему понятно, что существует подтекст, но пока не поддаётся разгадке. Наверное, он окончательно утопил свой мозг агента в байцзю и засушил его вместо рыбы. Порой Рамлоу засыпал в баре прямо так, на столе, вскакивая к утреннему закрытию, грабастая куртку со спинки стула и, не разбирая дороги, плелся к выходу. А Саманта смотрела вслед, подсчитывая выручку в кассе. И томилась. Она желала, чтобы он не просто отбивался от зачахлых пьянчуг, отвоевывающих территорию, а пришёл с автоматом наперевес, взял кассу, взял в плен… Вот только не слишком заманчивым было количество купюр в руках. Саманта выдыхала, мирилась, пока ожидания не довели её до мокрых трусов. А сейчас потому и пришла, что уже получила свое, желанное. Ещё в баре. Когда не осталось больше посетителей. Кроме одного. Рамлоу, наконец, вспоминает это откровенное: — Хочешь трахнуться? Подплыла, потерлась ногой о колено, и Брок поднял поплывший взгляд, реагируя. — У тебя шлюшки есть или ты себя предлагаешь? Саманта выхватила его бокал с китайской водкой вместо ответа, выпила залпом и утерла рот тылом ладони. Брок прикрыл глаза, улыбка растянула губы. Он налил себе снова, поднес бокал ко рту и смерил девушку взглядом. — Невмоготу, да? — еле шевелил губами, но протрезвел сразу, как Саманта двинула бедром стол и села на колени поверх. Она вырвала напиток из рук и опрокинула в себя, чтобы дойти до кондиции. А потом поцеловала. С диким остервенением. Рамлоу повержено поднял ладони после. Он сощурился и спросил иронично: — Ты не влюбилась, часом, девочка? И почему-то сейчас хочется спросить то же самое: «Ты не влюбилась?» Словно эти слова на подкорке, язык хочет повернуться раньше, чем успевает среагировать мозг. Рамлоу протягивает руку, трогая щеку девушки. Аккуратно. Проверяет реакцию — не приснилось ли? — Конь-то хороший, — говорит. — Подарю. Пальцы скатываются ниже и сжимают шею, подтягивая голову вверх. По привычке, вспоминая что-то старое. — Как нашла? — Ехала следом! — хрипит, но словно умоляет, получая желанное, сдаваясь в плен. Рамлоу скалится — странное чувство будоражит естество. Подобное было когда-то. Лет пять назад, может. Когда девицы менялись едва ли не ежечасно. А потом, после Джо — сломалось. Он учился трогать так, чтобы не оставлять синяков, обнимать так, чтобы не захрустели ребра. И пусть прошла лишь пара недель, этот урок он запомнил. Да с ней и нельзя было иначе. Теперь его руки могут не только сворачивать шеи молниеносно и резко. И пусть у Джо не было оргазма, но невесомые касания (ювелирно точные!) которые доводили её тело до мурашек, могут поспорить теперь даже с лёгкостью прикосновения ветра! А ещё это отцовское, будь оно неладно! «Ты был бы хорошим… Им». Когда не можешь уже трахать, как раньше, где-то и с силой, где-то шантажируя. Когда хочется накрывать одеялом, чтобы ноги у неё не мерзли. И когда рот переполняется словами: «Эй, ты какого хрена босиком шляешься? Куда на балкон в одной майке?!» — Сэм, мать твою! Ты хотя бы сопротивляйся! — он отпускает ее и пожимает плечами. Ненадолго повисает тишина. Хрена с два теперь будет как раньше. Не будет ни любви, ни той звериной похоти, которая и была для того лишь чтобы не склеивать себя снова. Но девушка не торопится следовать совету и не двигается. — Не хочу. — Такая же бестолковая! — бурчит под нос Рамлоу и добавляет громче: — Брось ты это дерьмо! — Как будто надо ему больше всех, вразумляет, уговаривает! — Трахнулись разок, че воду мутить? Вроде не дурочка. — Не дурочка, — в голос Саманты прокрадывается нотка надменности, она приподнимает бровь. — Я ведь добровольно. «Нет, не Джо», — Брок поправляет себя, потому что вспоминает, как умеет она скулить, распевая его имя на все лады. Он понимает, что такую не укротишь, если сама не захочет. Вот только не его имя она распевала, а псевдоним, под маской которого Рамлоу прячется с момента своей фиктивной гибели. И как хорошо, что Джо никак его не называла. А эта зовёт «Мистер Палвер», от чего челюсть сводит. Пусть он привык, но здесь, в одиночестве, снова стало коробить. Пусть он привык, но в телефоне ещё хранится фото. Единственное фото, которое он позволил себе хранить. Со вспышкой, разрезавшей темноту. С такими же, как его, глазами рядом. Что-то в мозгу поскрипывает. Расставляется. А может, оно и верно. Теперь уж без разницы, кто рядом есть, кого нет. Главное, не в одиночку. Так вроде говорится? Добровольно ж. — Не дадут без бабы остаться! — словно возмущается, снимает широким махом полотенце с плеча и указывает на дверь. — Я не пью с сегодняшнего дня. Чай, кофе? Ну вперёд, раз добровольно! — с губ срывается дерзкий смешок. — Сэм. — Брок шагает в сторону дома. — Я подумаю, чтобы тебя оставить.